Золотая змея

  В детстве весь мир выглядит по – иному. Больше всего Жолдас, когда был маленьким, любил смотреть на солнце через прищуренные глаза. Стоило  прижмурить и так узкие глаза, как от солнца во все стороны брызгают веселые разноцветные лучики. Казалось, протяни руку- и вот они, такие разноцветные, ослепительно сверкающие всеми цветами радуги. Его Родина- маленький пыльный полустанок, затерявшийся в бесконечной казахской степи, благодаря этому нехитрому приему раскрашивался и становился волшебным, как в тех сказках, что рассказывала ему мать на ночь.

  Раз -прижмурил глаз,  и их приземистый дом , сложенный из саманного кирпича и обмазанный глиной , обливался золотыми, красными и синими лучами. Пустой  двор мгновенно раскрашивался зелеными полосками. Да и весь крошечный аул из трех домов,  обожженный яростным солнцем становился местом, где происходили чудеса.
А на маму лучше было смотреть , когда она стояла против солнца- вокруг нее повисало тогда целое облако лучей. Мать он считал необыкновенной красавицей, потому что лицо у нее было круглое, как луна. Можно было бы и не украшать ее лучами, но в них она вообще становилась волшебной  пэри. Вечером, после ужина,  мать садилась на стул возле его железной кровати с забавными блестящими шариками на спинке, раскрывала толстую книжку в потрепанном рыхлом переплете и читала почти выученные наизусть сказки. Жолдас слушал ее голос и, прищурив глаза, смотрел на тусклую, засиженную мухами, лампочку без абажура, что висела под закопченным потолком. От нее тоже разбегались лучи, но они были слабым подобием солнечных. Лампа дарила только золотистые лучики, и почти не было видно цветных. «Видимо, лампа жадная,- думал мальчик,- надо дождаться завтра и посмотреть на солнце. Оно никогда не прячет разноцветные лучи».

  Потом Жолдас нашел дорогу. Вернее дорога была всегда- она была как нитка, которая связывает их аул с миром. Ее две длинные блестящие серебром руки протянулись куда-то в неведомую даль. Несколько раз в день по ней пробегали пассажирские поезда, намного чаще отдышливые паровозы, пыхающие черным угольным дымом, таскали по ней грузовые составы.

  В тот день Жолдас в поисках  заплутавшего барана подошел к дороге ближе обычного , по привычке рассматривая округу через прищуренные глаза, он вдруг с изумлением увидел, как один из его лучей оторвался от пучка и пропал без следа в ближайшей рельсе. « Так вот почему ты такая блестящая»,- подумал Жолдас. Он подошел поближе к рельсам, хотя мать ему это строго-настрого запрещала, посмотрел вдоль блестящей руки. Ему даже показалось, что оторвавшийся лучик запрыгал по ней куда-то вдаль.

  Вечером Жолдас спросил мать:
  -Куда идет эта дорога?
  -В большой город, сынок.
  - А если идти в другую сторону?
  -Там другая страна, Россия.
  -Мама, а кто придумал поезда?
  -Какой-то умный человек,- мать была занята, она месила тесто на лапшу.
Запыленной мукой рукой она поправила черные  волосы, выбившиеся из-под цветастой косынки.
  -Давай с тобой поедем на поезде.
  -Ох, сынок, да где же денег взять на билет? Нашей пенсии за твоего погибшего отца еле-еле хватает на месяц, чтобы купить что-нибудь приходится занимать у дяди Абзала. – Глаза матери стали набухать влагой. – Откуда же я знала, что так моя судьба сложится, хорошо, что еще брат твоего отца помогает, а работу здесь и не найдешь. Вот придет осень, продадим баранов и купим тебе школьную форму, тетрадки и портфель- в первый класс пойдешь.

  Жолдас обвел глазами единственную комнатку их дома: две железные кровати, покрытые старыми одеялами, посередине на вытертом ковре стоял маленький столик , вокруг него  лежало несколько подушек непонятного цвета, да пара сундуков раскрашенных  тусклыми цветами  притулились около  стены. Нищета лезла из всех углов их скромного жилища.

  -Ты, сынок, учись. Вот выучишься, пойдешь на работу, заработаешь много- много денег и купишь нам билет на поезд, чтобы мы уехали из этого проклятого места. – В голосе матери послышалась беспросветная тоска.- Иди, сходи, посмотри баранов.
На улице уже сгущались темно-сиреневые сумерки, в опрокинутом куполом небе ярко засветились золотом звезды. В овчарне глухо возились бараны, устраиваясь на ночь, слышно было , как они переступали копытцами по выбитому глиняному полу. Оттуда же тянуло сухой шерстью и кизяком.  Со стороны степи уже ставший прохладным ветер нес горьковатый запах высохших трав. Жолдас вскарабкался по сучковатой лестнице на крышу овчарни и стал глядеть в степь. Она накрывалась уже по краю  черной первородной тьмой, на ее границе иногда смутно возились какие-то тени, вроде бы иногда даже вспыхивали крошечные огоньки. Жолдасу мама рассказывала, что в степи живут хищники: лисы, волки и шакалы. Вот последних мальчик боялся больше всего. Он до боли в глазах пытался разглядеть тлеющие желтым огнем точки, подумав о том, что как хорошо, что у них есть двор, обнесенный таким крепким забором, через который ни один зверь не перепрыгнет.

  Мальчик развернулся в другую сторону: там степь  по краю тоже уже затянулась чернотой, но как острыми  ножами ее разрезали чуть отблескивающие в свете звезд две стальные нитки дороги. Жолдас сел на неровной тростниковой крыше, свернув ноги калачиком, и стал смотреть на эти волшебные серебристые линии. Вот слева появилась еле заметная светлая точка, за ней послышался звук приближающегося поезда. Снизу под прожектором проглянули глаза фар, они светили намного тусклее. За тепловозом покорно потянулись вагоны и цистерны, привычно выстукивая ритм.
-Это темный поезд, - подумал мальчик. Мама ему объяснила, что поезда бывают разными: грузовыми и пассажирскими. – Что же можно перевезти в таком огромном количестве вагонов? Даже если погрузить туда их дом, овчарню, сарай – все равно останется много места. Впрочем, если даже засунуть в поезд большой дом дяди Абзала с постройками и дом его старшего сына, все равно еще останется место.
Во дворе раздался стук щеколды, Жолдас вздрогнул, послышались крадущиеся шаги.
  -Балжан, ты дома,- гость чуть приоткрыл дверь дома, и на него упала тонкая полоска света.
  «Дядя Абзал пришел», -облегченно выдохнул сжавшийся от страха мальчик.
  -Дома, дома,- из глубины комнаты послышался веселый голос матери,- проходи,
 Абзал,- голос зазвучал уже поближе.
  -Вот проведать вас пришел. А где же Жолдас? – мужчина уже переступил порог, его голос зазвучал глуше, он снимал сапоги.
  -Наверное сидит по своей привычке на крыше, дорогу рассматривает.
Дверь захлопнулась, отрезав золотистый луч, и  двор опять накрыла тьма, окружив кольцом тускло светящееся занавешенное окно, как будто жадно пожирая даже крохи света.

  Мальчик снова оглядел округу: светились два окна в доме дядьки и одно в доме его старшего сына. Еще одна лампа горела возле дороги там, где стояла маленькая беленькая будочка обходчика. Мальчику показалось, что тьма вот-вот задавит крошечную лампочку возле дороги, но та продолжала как ни в чем ни бывало светить, выхватывая кружок с двумя рельсами.
-Дорога ведь как струны у дутара,- подумал Жолдас. - Наверное, это струны степи: едут поезда- и это как музыка.
  Из дома донеслись стоны матери. В душе мальчика глухо заворочалась ненависть, но справа снова засиял  звездочкой вдали огонек.
  -Вот она, золотая змея, - обрадовался мальчик,- она никогда не опаздывает, приползает в одно и то же время. - За огоньком вкрадчиво издалека прилетел звук.
В этот раз через степь, громыхая сцепкой вагонов, летел пассажирский поезд. Вот он приблизился настолько, что стало видно, как мощный прожектор безжалостно режет белым лучом тьму, пробивая себе в ней  дорогу. И как отблески этого яркого луча, замелькали по бокам поезда квадратные окошки, сливаясь в непрерывную череду светящейся чешуи. Жолдас пытался представить себе, как внутри сидят люди, как –то они ведь придумали причину, чтобы поехать куда-то. Вот Жолдас, например, еще никуда не ездил, хотя мама и говорила, что есть большие города и большие села, а не такие крошечные как их полустанки, куда и воду-то привозят в цистерне раз в неделю. А все остальное: соль, сахар и муку-  закупает дядька Абзал, когда едет на своем мотоцикле Урал в район.
  - Вот вырасту, буду учиться хорошо и стану как дядька смотрителем дороги,- мстительно подумал мальчик, покосившись на притихший дом.- А ведь кто-то управляет золотой змеей, - холодея даже от такой мечты,  подумал он. – Вот бы мне стать погонщиком змеи- мать называла его машинистом.- Мальчик с сожалением проводил вдаль затухающие золотые отблески, все более погружающиеся во тьму. Налетел запоздавший порыв воздуха, потревоженный змеей. Он теперь пах восхитительно: креозотом, горячим маслом и сожженным углем из вагонных титанов.
В овчарне завозились опять бараны, один даже что-то проблеял во сне, крыша постепенно отдавала ночи накопленное за день тепло. Тьма тоже хотела погреться, ей было тоскливо. Поддакивая ее настроению издалека послышался еле слышный вой шакала. Тьма сгустилась настолько, что казалось, ее можно было резать ножом. Распахнулась дверь, уронив на выбитый двор золотую полоску света, из нее шагнула темная мужская фигура.
  -Смотрю, Балжан, все у вас хорошо, пойду посмотрю дорогу, сейчас по расписанию московский пойдет. И ты …это… прекращай баловать мальчишку. Нечего ему сидеть мечтать, пусть читать учится, вот осенью свезу его в район, отдам в интернат, там таких же оболтусов с дальних стойбищ привезут, ну и своего младшего сына тоже отвезу. Он у меня в 8 класс пойдет,- в голосе дядьки послышалась гордость,- а потом пусть на машиниста идет учиться. Что может быть почетнее – водить составы по степи, уважаемым человеком станет. А мне приятно- сын в люди вышел.
На спине Жолдаса, под тонкой тканью застиранной рубашки, остро проступили лопатки, а из стиснутых зубов послышалось какое-то шипение. Впрочем, в темноте видно ничего не было, а звуков мужчина, увлеченный своей речью, не услышал.
Дядька зашагал к калитке, громко, по- хозяйски, бухая тяжелыми сапогами.
-Сынок, пора домой, ужин уже готов.- Ласково позвала Балжан.
-Мам, я еще на московский посмотрю и приду.
-Ну давай, а то холодно уже.- И вправду, из накрытой тьмой степи уже крался холодный ветер.
  Московский надо было дождаться обязательно. С ним у мальчика было связано очень много. Это была не просто золотая змея- это была золотая змея из далекой Москвы. Жолдас старательно представлял страну, в которой растет много-много изумрудной травы и много деревьев. Это получалось с трудом, потому что много травы он видел только весной, а много деревьев он не видел вообще, в их месте не росло ни одного дерева. Он их видел только на картинке.
  -Я сам стану машинистом,- вдруг неожиданно зло подумал мальчик.- И это моя мама будет мною гордиться, и вся степь будет знать, что это Жолдас, сын Балжан ведет московский поезд из страны, в которой деревья растут также тесно, как трава.
В последний день августа дядька подъехал к их дому, когда тревожно-розовая полоса встающего солнца только проклюнулась над горизонтом. Она пыталась разогнать тьму, что обречённо цеплялась за другой край неба. Позади дядьки , нахлобучив синий круглый шлем на голову, гордо сидел его младший сын. Он свысока глядел, как двоюродный брат, поеживаясь от утреннего морозца, еще сонный и не совсем понимающий, что происходит, садится в люльку.
  -Балжан, вещи-то положи в багажник, а стой , я сам.- С этими словами дядька спрыгнул с седла мелко дрожавшего мотоцикла и, распахнув зев спрятанного под запасным колесом багажника, закинул туда дорожную сумку мальчика.
Женщина пыталась плотнее запахнуть серый шерстяной платок, но руки ее вдруг как будто потеряли всю силу и безвольно упали вдоль тела, из глаз потекли крупные слезинки, к ним присоединилось всхлипывание, которое переросло в тоненький вой.
Дядька нахмурился, а его младший сын и вовсе презрительно скривился.
  -Ты чего? Замолчи немедленно, сама должна понимать, что без учебы никак не обойтись. Прощайся.
  Эти слова произвели обратное действо: Балжан кинулась к сыну и, подхватив его из коляски, стала исступлённо целовать, заливая потоком слез.
Жолдас бы и сам заревел в голос, но он вспомнил, что он мужчина, да и лучики – друзья его порядком удивили. Видимо от навернувшейся слезинки они вдруг брызнули особенно ярким снопом.
  -Мать, я выучусь, стану погонщиком золотой змеи и заберу тебя отсюда. Мы с тобой поедем в дивную страну, где растут деревья, так же густо, как трава.- Все это Жолдас неожиданно выдал очень серьезно, даже пытаясь подражать басу взрослого мужчины.
  -Ха-ха-ха, - дядька засмеялся. – Буквы сначала выучи.
  -Куда тебе до нас,- все же встрял его младший сын. – Ваш удел - вечно баранов пасти.
  Видимо дядька понял, что они оба уже хватили лишка, и слова какие-то неправильные вылетели в этот свежий чистый утренний воздух, поэтому он чуть поддал газа и сделал вид, что трогается.
Балжан почти уронила сына в люльку, а дядька Абзал выдернул из- под него другой синий шлем, сунул его в руки мальчику и крикнул:
  -Одевай.
  После, не дожидаясь, задернул на него сухо загремевшую коричневую дерматиновую полость и, подняв лихо пылевой смерч, резко газанул с места.
После золотой змеи дядькин Урал был второй страстью Жолдаса, но до этого момента он только один раз ездил с матерью и дядькой на нем в соседнее стойбище, тогда умер дед матери. А теперь , окаменев сердцем, он, зарывшись с носом  под накидку, зло смотрел на пыльную, стелившуюся под колеса отчаянно тарахтевшего мотоцикла, дорогу. Немного оттаял только тогда, когда через четыре часа они въехали в застроенный двух- и трехэтажными домами городишко. И, о чудо, там даже росли деревья. Вдоль дороги и во дворах мелькали бурые от пыли реденькие кроны, но все же это были деревья.
  Возле выкрашенного вылинявшей синей краской двухэтажного кирпичного здания дядька остановился. Заглушив мотор, он вылез из седла и, обойдя мотоцикл, вытащил Жолдаса из коляски, младший сын соскочил сам. Дядька крепко стиснул заскорузлой ладонью руку мальчика и двинулся к рассохшимся дверям, за ним привычно потянулся, нагруженный сумками его сын.
  Спальня для малышей, куда отвел Жолдаса старый русский сторож, была большой и бесприютной. Широкие окна таращились бесстыже на улицу, прикрытые по краям застиранными, почти белыми занавесками. Стены были недавно побелены, а полы лаково сверкали свежей темно-коричневой краской, которая стыдливо пыталась прикрыть старые оспины и щербинки на неровных досках. И пахло ею же: непривычно и поэтому очень тревожно. Не было уютного запаха родного дома, запаха чуть скисшего овечьего молока, прогоревшего кизяка и бараньего жира.
  -Сюды вещи клади,- сторож указал на примостившуюся между кроватями белую неуклюжую тумбочку. И запоминай свою койку, третья от стены. Как разложишь вещи, так и спускайся вниз, сейчас все ребята в классах, учителям помогают, завтрева уже начнем учиться.- Он подмигнул непривычно большим водянисто-голубым глазом и потопал в коридор.
  На приоткрывшуюся дверь класса обернулось сразу несколько детских лиц, таких же как и у Жолдаса круглых и с миндалевидными глазами. А учительница, молодая девушка лет двадцати пяти,  показалась мальчику настоящей красавицей. Жолдас с ужасом осознал, что она может даже равняется по красоте его матери. И на ней была черная юбка и белая блузка, поверх которой была накинула черная, вышитая затейливым узором бархатная безрукавка, оттого мугалым казалась ужасно торжественной.
  «Матери такую же безрукавку куплю, как вырасту»,- подумал он тут же.
  Мальчик важно прошел через класс, сел на первую парту перед замершей у черной гладкой доски учительницей.
  -Здравствуйте, апай. Я Жолдас.
  -Здравствуй, Жолдас. Меня зову Роза Танзиевна. Ты приехал учиться у нас? – Учительница улыбнулась и стала еще прекраснее.
  -Да, мать сказала, что пора учиться. Ты научишь меня быть погонщиком золотой змеи?
  - Наверное нет.- В классе повисла пауза, девушка прикусила губу, пытаясь понять слова Жолдаса, и вдруг ее как озарило.- Ты говоришь про поезда?
Учительница сразу выросла в глазах мальчика. Он с достоинством кивнул.
-Я дам тебе ключи от дома, где учатся погонщики золотой змеи. Так пойдет?
Жолдас важно кивнул:
  -Я буду стараться. Я готов прямо сейчас начать учиться.
Тут уж весело рассмеялись ребята сзади.
  -Все знают, что учиться можно только с завтрашнего дня, с 1 сентября, - весело выкрикнула девочка с множеством мелких косичек.
  -Это верно,- серьезно кивнула головой учительница. – Но ради тебя мы нарушим правило. Бери мел,- она показала на белый кусок, лежащий на узкой полочке под доской,- мы научимся писать слово «поезд». Через полчаса мучений на доске появилось несколько коряво выведенных пляшущими буквами  одинаковых слов, которые с усердием написали все ребята, находившиеся в классе. А давешняя девчонка еще похвалилась:
  -Я еще год могу написать, на календаре, в юрте, видела.
Она немного подумала, а потом довольно уверенно вывела под словами «1977»
  -Молодец, Айгуль, -похвалила учительница.

  А Жолдас подумал: «Зазнайка». Тут внезапно в коридоре раздался заливистый звон.
Учительница прислушалась и улыбнулась, увидев вытянувшиеся от удивления лица детишек.

  -Это наш сторож дядя Сережа зовет нас нас на обед. А с завтрашнего дня он нас так будет звать на уроки.
  Вечером мальчик лежал в своей кровати, он перед сном вспоминал такой богатый событиями день. « Надо матери рассказать будет про рыбный суп, мы такого никогда не варили, потому что у нас нет рыбы, и нет консервов. Вот бы мать привезти сюда и угостить ее макаронами по – флотски и красным компотом», - он еще хотел подумать про стальные руки, что качают золотую змею, но провалился в глубокий спасительный детский сон.
  А с утра на самом первом уроке учительница им рассказала про буквы, они были старательно выведены на большом плакате позади учительского места. «Эти буквы тоже построились  как змея, только не золотая, и я их обязательно выучу», - и Жолдас впился глазами в прекрасную мугалым, которая старательно чертила на доске какие-то палочки.


  Через восемь лет, в начале лета, Жолдас возвращался на родной разъезд в машине рембригады. В его сумке были только вещи, он очень хотел показать матери аттестат, где были только хорошие оценки, но его забрали в приемной комиссии железнодорожного техникума. Шофер дядя Василий, крепкий мужик лет сорока пяти, круглолицый, с  волосами русого цвета, спрятанными под серой кепкой, уверенно крутил широкий, гладкий, черный руль ЗИЛа, уворачиваясь от колдобин- асфальта эта дорога отродясь не знала. Жолдас сидел в кабине, а в кунге гоготали трое ремонтников.
  -А ты как, парень, узнал, что мы поедем в эту сторону?
  -Дядя Сережа, наш сторож в интернате, посоветовал. Так и сказал: «Сбегай в рембригаду, может, машину в вашу сторону пошлют». Год учебный закончился, а дядька мой не приехал, не знаю, что случилось, может мотоцикл сломался. А больше никак к нам не добраться.
  -Ну вот, видишь, как повезло, что у нас наряд на ремонт путей на сегодня выдали. Довезем в лучшем виде.- И шофер, повернувшись к  парню, весело подмигнул.
  -Дядь Вась, а ты как стал водителем?- парень утер вспотевший лоб, несмотря на утро было уже жарко. Под колеса стелилась щедро покрытая серой бархатной пылью дорога, по обеим сторонам которой распахнулась еще не выгоревшая до конца степь, прильнувшая на горизонте к вечному синему небу. Глаза Жолдаса перебегали с одного зеленого островка на другой, а перед глазами вставали густые леса, такие, какими их нарисовали в школьных учебниках.
  - Да вот как-то в жизни так пришлось,- водитель криво ухмыльнулся. И ни разу не пожалел: и работа интересная, и зарплата хорошая. Оно ведь как в жизни: нашел занятие по душе, вот , считай, стал счастливым.
  -А я мечтаю машинистом стать, документы в техникум сдал. Выучусь, тоже буду по степи ездить.
  -Это хорошо, что у тебя есть мечта. Оно ведь как: когда есть у человека мечта- это как крылья за спиной. А кто у тебя на разъезде? Я там только два дома- то и видел.- Сменил водитель тему.
  -Нет, там три дома. Мать у меня там живет.- Жолдас поглядел на светло- голубое небо, прищурил по привычке глаза, но нет: друзья- лучи давно уже не приходили к нему в гости. «Наверное с того момента, как я научился читать», -с непонятной тоской подумал он.
  -Мать, наверное, красавица.- Дядя Вася как- то странно ухмыльнулся.
  -Самая красивая в степи,-Жолдас восхищенно покачал головой,- да судьба у нее не сложилась: вышла замуж за отца, а он был обходчиком, уважаемым человеком. Погиб отец в буран, через три дня только нашли. Теперь я буду о ней заботиться.
  -Я через день назад поеду, приторможу возле твоего дома, если что надо будет, скажешь.

  Возле странно уменьшившегося родного дома Жолдас выскочил из кабины, махнул рукой пропылившей дальше машине и шагнул к калитке. Мать почти выпала ему на руки из дверей дома, облив его сразу потоком слез.
  -Жить не могу, такая тоска у меня здесь,- она била себя кулаком в грудь.- Как ты уехал, все одна и одна.
  -Мать, я в техникум поступил, через три года буду машинистом поезда, тогда заберу тебя. –Парень растерянно гладил ее такую хрупкую и беззащитную по спине, внезапно осознав, что она ему стала по плечо.
  -Давай уж забери, а то я старею, а родственники твоего отца наглеют. Уже и старший сын Абзала к нам как к себе домой ходит, а там, глядишь, и младший начнет сюда бегать, его дальше-то учиться не взяли.- Мать беспомощно смаргивала крупные капли слез с острых коротких ресниц. – Работать вызывают к себе в дом.

  Балжан наконец-то отлепилась от сына и подошла к столу, на котором стояла самодельная электрическая плитка, она хотела опять варить свою вечную лапшу, надо было угостить чем-нибудь сына.
  А Жолдас сжимал и разжимал кулаки. На скулах заиграли желваки.
  -Я каждый год приезжал на лето, почему ты молчала?
  -Так чем мне ребенок поможет?- материн синий фартук, которым она утирала глаза, стал уже совсем мокрым.
  -Через день дядя Василий назад поедет, собирай вещи, уедем с тобой в город.- Жолдас как отрубил слова.

  -Да как же баранов бросим, дом, вещи. –Балжан оглядела убогую комнатку, перевела взгляд на сына и подивилась, как он вырос: уже появился пушок над верхней губой и голос загрубел, стал совсем мужским.
-Как-нибудь устроимся, снимем комнату, а этот мусор и вещами назвать трудно, баранов дядька заберет, не переживай, пусть подавится,- и парень злобно посмотрел в сторону дома родственников.
  Через день, Жолдас подсадил мать в кабину  остановившегося у калитки ЗИЛа, сам закинул тугой узел в кузов и ловко запрыгнул следом. Сквозь желтую завесу пыли он видел, как из большого дома выскочил дядька Абзал, он что-то кричал вслед, махая руками. Но парень только прижмурил глаза, на мгновение снова увидев брызнувший  блестящий пучок разноцветных лучей.
  -Значит я все сделал правильно,- подумал он.
В городе, у ворот базы, дядя Василий притормозил. Жолдас вывалился из кунга с узлом пожитков.
  -И куда вы теперь, - шофер, выставив в открытое окно подрагивающей на низких оборотах машины затянутый в синий клетчатый рукав локоть левой руки, в  раздумьях уставился на Балжан, которая вышла из кабины и встала рядом с сыном.
-Попробую на первое время в интернате пристроиться, а потом найдем квартиру. Оба с руками- выживем.- Жолдас с любовью посмотрел на ставшую неожиданно низенькой мать.
  -Подождите здесь,- Василий пригладил жесткие пшеничные усы, я сейчас гавриков высажу и ко мне поедем, пока у меня поживете. Жена у меня умерла давно, дом хороший, даже сад есть. Мать старая, почти слепая, так вы пока и будете приглядывать за ней, а я вам хорошую комнату выделю. Идет?- он пытливо глянул на Жолдаса серыми глазами,  признав его главой семьи.
  -Согласны, дядь Вась, только у нас денег не очень много.
  -Договоримся. Много не возьму.
  Вечером этого же дня в доме Василия ужинали уже все вместе. И гости , и хозяева немного стеснялись, им было очень непривычно такое многолюдие. Во главе стола сидела, торжественно выпрямив спину, бабка Агафья, мать Василия. Она , почуяв подспорье в виде Балжан, воспряла духом  и по старой привычке уже принялась командовать. А мать Жолдаса, отчаянно краснея, ставила на стол глубокие косушки, до краев налитые ярко-красным борщом.
  -Я вашей бабушке говорю, что не готовила никогда борщ, вот и не знаю, что получилось,- лепетала Балжан.

  Ее обрывала бабка низким голосом.
  -А под моим руководством нельзя плохо приготовить, я ведь хоть и не  вижу, но запахи чувствую хорошо, и нюх меня не подводит.
  -Да не спорьте,- Василий взял ложку, - я сейчас попробую и все скажу.
Все с ожиданием уставились на хозяина, а тот , проглотив несколько ложек, откинулся на спинку стула:
  -Не, ничего не скажу, потому что слов нет. Очень вкусно, я лучше есть буду.- И он снова заработал ложкой.
  За столом как рухнула стена. Все как-то перестали стесняться и занялись борщом, который и вправду оказался хорош. А после чая Жолдас почему-то подумал, что такого тепла даже в доме родного дядьки не видел.
  Наутро он встал пораньше, ему не терпелось исполнить свою детскую мечту: дотронуться до золотой змеи. Василий уже не спал, сидел на кухне и деловито намазывал на толстый кусок сероватого хлеба каймак, черпая его из пол-литровой банки. Перед ним дымилась огромная кружка с крепким чаем.
  -Садись, сынок, сметана очень вкусная, мажь. – Он приглашающе махнул рукой на стул напротив. Вот позавтракаю и пойду на работу. А ты куда?- Он пытливо уставился на парня.
  - На станцию пойду, на тепловоз посмотрю, а потом насчет работы узнаю.
  -На станцию сходи, работать тебе с ними, погляди,- хозяин, увидев стеснение парня, отложил свой кусок, встал, налил чай для Жолдаса в высокую кружку, набухал туда щедро три ложки сахара и поставил ее перед гостем.- А матери твоей работа есть- у нас в управлении уборщица уволилась, вот мать твоя пусть устраивается.- Василий замолчал, занявшись бутербродом.
  -Дядька Василий, - сквозь смуглую кожу парня проступил румянец,- а сколько за постой возьмешь, а то вчера так и не договорились.- Жолдас почему-то почувствовал неловкость.

  Дядька тоже почему-то застеснялся.
-Да я бы не взял ничего, мне, понимаешь, за матерью пригляд нужен, но ты же гордый и независимый, вон как круто все повернул. Так что,  пятерку плати, на том и сойдемся,- он припечатал свои слова громким хлопком по столу, накрытому цветастой клеенкой.

  После завтрака , пройдя через тенистый заплетенный виноградником двор, мужчины вышли на пыльную улочку, щедро залитую ярким солнцем. Василий тщательно прикрыл дощатую калитку, выкрашенную зеленой краской, и махнул рукой вправо.
  -Шагай туда, потом направо, там по запаху и найдешь станцию. Но идти не близко, с два километра будет. Давай, до вечера.- Он крепко пожал Жолдасу руку и , развернувшись, пошагал налево.

  На станцию Жолдас входил как в храм. Струнами дивного инструмента переплелись в яростном танце блестящие рельсы, ослепительно сверкающие на солнце. Сверху их прикрывали тугие жилы проводов, повисшие на крепких столбах. А далеко за  перроном стоял длинный грузовой состав, во главе которого стоял он- красавец тепловоз. И все лишнее вдруг исчезло- он шел к своей мечте. Раз- и спрыгнул с плит перрона на щебень, два-  пошел, чуть увязая в каменном крошеве, три- не выдержал, срываясь на бег.
Рядом тепловоз показался огромным. Он , как и все его собратья, был одет в зеленую шкуру.
  -Вот ты оказывается какой, змей,- в глазах Жолдаса засветилось неподдельное счастье.
  Парень протянул руку и положил ее на горячий железный бок, ощущая, как эта огромная туша шевелится внутри, как дрожат ее органы, перекачивая немереную мощь по венам-трубам.
  -Эй, чего тебе надо,- вдруг услышал он. Медленно оторвав руку, Жолдас повернулся к кабине тепловоза и увидел молодого мужчину лет тридцати, выглядывающего из дверей.
  -Пришел посмотреть на тепловоз вблизи, я в техникум поступил, железнодорожный.- Голос Жолдаса крепчал с каждой минутой, но в глазах что-то защипало, позорно готовясь капнуть на щеку. Парень готов был к тому, что его прогонят
Однако мужик вдруг белозубо заулыбался и приглашающе махнул рукой.
  -Ну раз коллега, беги сюда, из рубки дам посмотреть.
А парень как прирос к такому понятному щебню под ногами, сил двинуться вперед почему-то не стало.

  -Иди- иди, - весело рассмеялся машинист, и обернувшись что-то сказал в кабину.
Медленно – шаг, потом – второй. Вот блестящий поручень, чтобы вскарабкаться наверх. А вот рубка: так, наверное, ощущают себя всемогущие боги. Жолдас вошел в кабину, растерянно поклонился давешнему светловолосому машинисту и его рыжеволосому помощнику, которые с улыбкой смотрели на парня.
  -Давай знакомиться: я Валера, а это- машинист ткнул себе за спину,- Ромка.
  -Жолдас, меня зовут Жолдас.- И, уже не сдерживаясь, парень шагнул к консоли, на которой  мигали и переливались цветные диоды.
  -Как будто из детства они перебежали сюда,- подумал он.
  Глаза Жолдаса жадно прикипели к простору степи, что призывно выглядывала из-за переплетения проводов и мешанины столбов. Он ощутил, как за его спиной подрагивает, как свернутые крылья, от нетерпения неизмеримая мощь змеи, готовая по мановению руки погонщика рвануться в свою стихию и , подхватив тяжелые вагоны, потащить их вдаль.
-Я приду к тебе, степь, на змее, скоро приду.