Игры и игрища

Я человек не азартный, и не люблю всякого рода игрища. Кроме, разве что, брачных.
 
В детстве, помнится, ни одна подобная затея ничем хорошим не заканчивалась. В какой-то момент двор обязательно взрывался воплями: «Не было гола! Был офсайд!», после чего начиналось кровопролитие, и я кидался разнимать спорящих, с криком: «Не корову ж проигрываем!».
 
Мне, крупному и неповоротливому, нравилось растаскивать мелкую, азартную шелупонь, бормоча им про корову и осознавая всю бесполезность своего бормотания. Поскольку азарт всегда жаждет крови, и пока не слизнёт хотя бы капельку, не утихомиривается.

А я к крови относился и отношусь крайне отрицательно, особенно к своей, неконтролируемо вытекающий. И потому предпочитал стоять на воротах, хоть и вратарь из меня, прямо скажем, был, как из портянки валенок.

Мне и в дальнейшем не раз случалось пользоваться той самой «коровой». И последний раз это было в Турции. Когда я ещё совсем молоденьким сорокалетним юношей, имел идиотизм согласиться на участие в ватерпольном матче.

Соревнование проходило под патронажем «ол инклюзив», и спонсором на нём выступала смесь ирландского виски «Джеймсон» с турецким пивом «Эфес», оглушительным как своим названием, так и свойствами.

Только мы с приятелем, ударенные «Эфесом», жарой и «Джейсоном», подошли к бассейну, как наперерез нам кинулась аниматорша из Пензы, с вопросом: «Не желаете ли поучаствовать?».

- С удовольствием! – откликнулись мы, не вдаваясь в подробности. Ибо кто ж станет отказывать девушке в крайне выразительно врезающихся шортиках?
- Конечно, поучаствуем!

И милая пензенка протянула нам ватерпольные шапочки, которым, я, признаться, даже умилился, так как четыре года натягивал на себя точно такие же.

- Надевайте и окунайтесь! – игриво сказала нам пензенка.
И мой приятель, раздув грудную клеть, кокетливо поинтересовался:
- Окунаться куда?
- В воду, – так же кокетливо ответила ему аниматорша, и приятель мой сдулся.
А мне пришлось его подбадривать.

- Да не дрейфь, - сказал я, - ща мы мигом всех выиграем. Я ж ватерполист!
- Но я-то пианист... - напомнил мне товарищ шёпотом.
Но я уже напяливал на его бритый череп юниорскую шапочку, подвязывая её под носом тесёмками.
 
– Отныне и ты - ватерполист! – посвятил я товарища в водные спортсмены.
А на сомнительное:
- Но там же вроде плавают…
Ответил:
- Плавать – вторично. Главное здесь – шапочка. Она ж на тебе хорошо держится?
Вот и отлично! - столкнул я товарища в бассейн, и тот пошёл ко дну топориком.

- Ты в порядке? – выудив за шапочку, спросил я утопленника.
- Да-а-кха-кха... – заперхал он и, обдав меня фонтаном соплей, заверил матом, что победы нам не миновать.

Воодушевлённый неизбежным триумфом, я отбуксировал новоиспечённого голкипера к воротам и помог ему зацепиться скрюченными лапками за перекладину.

- Вот так стой, и отбивай, - сказал я ему.
- Чем?
- Руками.
- Так у меня ж нет рук!
- Тогда, чем получится, – подытожил я инструктаж, и уплыл знакомится с нашими противниками, от вида которых, у меня мгновенно сжалось всё моё предчувствие.

Противники оказались здоровенными, сорокалетними мужиками.
Точно кони, раздували они свои массивные ноздри и поигрывали буграми трапециевидных мышц.

- Здорово! – поприветствовали они нас в моём лице, так как лицо моего приятеля было занято добыванием кислорода из воды и воздуха.

– Играем - трое на трое! Два - в игре, один - в воротах. Потом меняемся… Васёк, давай к ним третьим!..

И детина с квадратной челюстью, вспорхнув над водой, затмил на мгновенье солнце, и в два гребка оказался у наших ворот.

- Я Вася! – протянул он свою лапищу моему, висящему на перекладине, приятелю. И тот, попытавшись её пожать, предсказуемо ушёл на дно.

- А вы... вообще... кто? – услышал я свой сдавленный голос. - Ватерполисты?
- Да какой там… То есть были когда-то в сборной, но давно уже не играем…   

А потом начался матч.
Кони сходу ринулись вскачь. Мне голову прилетел мяч. И я подумал: «нужен врач!».
А Вася проревел:
- Ты чё не ловишь?! Я ж те пасую?!
«Так это был пас!» - понял я и окончательно опечалился.

А всё, что происходило далее, больше всего напоминало кино про акул-убийц, где вода то и дело окрашивается кровью растерзанных жертв.
Так меня ещё никогда не мутузили!

Беспомощно шевеля лапками, я болтался, мотался и барахтался, как недобитый таракан в унитазе.
Это было не поло, а настоящая борьба - отчаянная борьба за жизнь, в которой я не успевал перехватить ни мяч, ни воздуха.

Хищные твари казались вездесущими. Они отплёвывались мне в лицо, лупили меня своими ногами-ластами, хлестали плавниками-лапами, сминали конскими телами, и тыкались оскаленными мордами.

Вода вокруг меня бурлила и пенилась. Пред глазами вздымались пузыри. В ушах стоял рёв и рокот...
Я трижды закашливался до синевы, дважды - до обморока, и на десятой минуте игры уже совершенно ясно ощущал себя идущей на нерест горбушей, чётко осознающей, что это путь в один конец.

«Вот сейчас изолью свои молоки и сдохну!» – понимал я, и где-то подспудно даже желал этого.
 
В голове безостановочно булькала кипящая каша слипшихся в комочки мыслей:
«Я не ватерполист, я - идиот!.. Сдохнуть не от работы, а от отдыха!.. Ненавижу Пензу и короткие шортики!.. Выживу - брошу пить!.. Меня опознают лишь по плавкам!.. Нет, и по не опознают – их сорвали!.. Мамочка, где ты?!.. Кто-нибудь дёрните пробку и слейте воду!!.. По-мо-ги-те!!.. Боженька-а-а-а-а!!!..»

И ОН услышал.
ОН смилостивился, и что-то там кому-то сделал с очком. Я так и не понял, что именно - то ли вырвал, то ли не засчитал...

До меня донеслись лишь крики: «Очко-о-о-о! Здесь было очко-о-о!.. Не было тут очка-а-а-а!..».
И пока кони искали утерянное, я всплыл кверху пузом и, пробормотав: «Не корову ж проигрываем», огляделся.
Приятеля на воротах не было...
Лишь у бортика колыхалась на воде его белая шапочка...
 
«Вот и поиграли...» – мгновенно похолодел я всеми внутренностями, но тут вдруг вода вздыбилась и шапочка вынырнула, явив под собой знакомое раскрасневшееся лицо с изумрудными разводами дорогих моему сердцу соплей.

«Слава те Господи!» – благодарно глянул я на небо. Затем пошевелил конечностями... и, убедившись, что хребет мой цел, не обращая внимая на вывернутое плечо и искривлённую шею, медленно и без всплесков погрёб к бортику.
 
А тайна пропавшего очка, так и осталась невыясненной.