Воробушек на ладошке. Глава 7

                РАДОСТИ И БЕДЫ ОБИТАТЕЛЕЙ ДОМА

    Скоро Новый год! Витрины магазинов уже в огоньках. Снег капустно хрустит под моими новыми валенками.
     Снега невообразимо много! Некоторые машины, оставленные хозяевами не в гараже, превратились в белые трёхметровые  башни на колёсах.

     Идёшь, идёшь – и вдруг парок поднимается. Посмотришь, а в снегу круглая дыра.  А на дне дыры, на тёплом люке, собака спит: клубком свернулась – и не холодно ей.
      Солнце за пару часов быстро перескочит низко над горизонтом из рощицы в рощицу – и опять ночь. Мороз крепчает – даже птичек не видно: все попрятались по чердакам.
     Пройдёшь по улице десять минут: чёлка, мех шапки, ресницы  опушатся инеем. В носу колет. Щёки становятся белыми и твёрдыми. Губы шевелятся с трудом.  Пальцы в варежках сжимаются в кулачок. Значит, минус 42 - актированные дни, однако -и школы закрыты.
     Дети довольны, но им скучно. Придумываем игры, репетируем новогодние сценки.
Но дети всё равно вяло-ленивые или раздражённые.
 
     Таня! Таня! Таня… Сегодня перед обедом суета поднялась: крики, визги… В коридоре  у столовой мышка вдоль стены бежит.
    Девчонки пищат. У мальчишек, как у котов, глаза округлились. А Танюша догнала серую. И ногой наступила – раздавила!  Может, за Лося отомстила?
    Визги громче. Олюшку стошнило.

- Зачем ты её? – кричу я Тане уже совсем не педагогически.

     Девочка  смотрит с рассеянной, но гордой улыбкой, будто дракона убила, а не малюсенькую мышку…

    На тихом часе я пошла к психологу. Мудрая женщина. Тоже Татьяна. Вздыхает понимающе:
- Знаешь, им иногда не диагнозы надо ставить, а просто дать поспать. Одному, не в куче, побыть наедине. Они и в шестнадцать  беспомощны, как дети. Потому что на всём готовом.

- Да, - соглашаюсь. – Одежду сами не стирают – вот и не берегут. Не умеют готовить, шить. Их выпускают с электрочайником, парой килограммов  крупы и сахара и двадцатью тысячами рублей.

    Татьяна добавляет скорбно:
- И идут они либо в бабушкину квартирку, которую частенько отнимают бессовестные риэлтеры, либо в общагу, где воют от одиночества. А Таня… У неё диагноз: нестабильная психика. Плюс педагогическая запущенность, да и многое ещё. Ей таблетки положены два раза в год. Она ведь как в капсуле живёт: не контактная. Ко мне сюда приходит – и спит на диванчике.

   Психолог вздыхает, а я фантазирую. Мечтаем о Кабинете, где дети  сами могли бы себе готовить,  шить, мастерить. А на работу  в кабинет пригласить счастливых бабушек, чтобы не урок это был, а ОБЩЕНИЕ.  Бабушки бы между делом сказки рассказывали, загадки загадывали…

- Да-да-да, - подхватываю я. – У хантов очень интересные загадки. Вот например: Ни рук, ни ног, а не выследишь и не догонишь? Что это?

    Татьяна пожимает плечами.
- Рыба это! – смеюсь я.

   Татьяна тоже смеётся и подхватывает игру:
- Семь отверстий под водой, а это что? Ни за что не отгадаешь!
- А вот и знаю - рыболовная сеть!

    Возвращаюсь к детям и слышу, как мальчишки говорят про рыбалку. На Севере это очень важное дело! Байки травят. То про муксуна в два медвежьих следа длиной.  То про рыбалку-охоту. Заинтересованно прислушиваюсь.

   Оказывается: весной, когда кислорода подо льдом мало, щуки к полыньям жмутся – дышат. А  прилетающие утки садятся в полынью. Хищницы щуки их хватают зубами за лапы. Уткам взлетать тяжело – тут-то и стрелять надо! Тебе и дичь, и рыба сразу.

    Это Колька бает: глаз выпучил, который не под чёлкой, и вещает малышам. А те, раскрыв рты, слушают.

   Рыбы в северных реках хватает: щуки, лещи, окуни, язи…  Да и благородные нельма с муксуном попадаются. Кто из детдомовских северян успел пожить в стойбище,  помнят нежный вкус только что пойманного, слегка присоленного, белого, тающего во рту деликатеса.

    Скоро ужин. А я сижу у старших девочек и дорисовываю Свету и Варю. Такие подружки, что я их даже рисую вместе.

- Как портрет делить будете? – спрашиваю.
- Комнату в общаге дадут – на стенку повесим, - смеются, но с грустью.

    Летом они уходят из детского дома – выросли. За Свету я не боюсь: её ничем не взволновать. Лицо круглое. Улыбка такая, что щёки подпирают глаза – чёрные агаты. Улыбка – её обычное состояние. Вот сейчас сидит на кровати, откинувшись спиной на ковер,  голова как раз посередине, в центре коврового узора. И лучи орнамента расходятся от её головы. Если её позолотить – выйдет древняя языческая богиня.

    Руки у Светы всегда заняты: то носки вяжет, то косы плетёт.  Все маленькие девчонки причёсаны и заплетены Светой.

- Тебе надо в педагогический идти, - советую я.

    Она с улыбкой качает головой:
- Тётя нас в ПТУ на поваров устроит. Говорит, что хоть сыты будем.

    Варя, соглашаясь,  кивает.
Она совсем другая: худенькая, порывистая. Волосы очень прямые, чёрные, длинные. Когда Варя спешит, волосы, как крылья, топорщатся за спиной. Повадками, профилем, угловатостью движений она похожа на ворону.

    На Руси ворон не любят, а на Севере – другое к ней отношение. Ворона Весну несёт на хвосте, покровительствует женщинам. По древней легенде была она белой когда-то, с людьми жила. Как-то раз улетела, наклевалась падали – и стала чёрной.  После зимы, как появится первая ворона в небе над городом – жди поворота к теплу.
    Даже праздник на Севере такой есть – «ВУРНА  ХАТЛ» - «Вороний день»…

    С Варей недавно история была. Как выпускница, проходила она медкомиссию в поликлинике – для документов. Среди врачей был и гинеколог. Никто ей, бедолаге, никогда про это ничего не объяснял.  Выбежала из кабинета в истерике, подумала, что с ней совершили самое страшное, о чём девчонки порой шептались с оглядкой. Два дня от психолога не выходила, плакала. Еле-еле  Татьяна  её валерьянкой отпоила.

    Варя, белая моя ворона, не успела ещё горя наклеваться – всё ещё впереди. Я читала, что ежегодно из детских домов выпускают пятнадцать тысяч детей. В вузы поступают семь процентов, в ПТУ – семьдесят процентов. А двадцать процентов не учатся нигде. Но если она вместе со Светой, то ей полегче будет.  У Светы  хотя бы тётя есть.

      Иллюстрация из интернета.

      Продолжение на http://proza.ru/2021/06/23/873