Ложь не антитеза правды. Ложь её схема

Они подчинялись загадочной неизбежности и уходили по одному – те, кто пел, взывал или грезил о свободе. Страстный поэт, музыкант и художник Виктор Цой – «Перемен требуют наши сердца!... Мы ждём перемен!» Романтичный Игорь Тальков – «Я завтра снова в бой сорвусь. Но только знаю, что вернусь пусть даже через сто веков в страну не дураков, а – гениев…» «…как ты смогла себя отдать на растерзание вандалам, …Россия?» Скептичный поэт-диагност Илья Кормильцев – «Круговая порука мажет как копоть. Я беру чью-то руку и чувствую локоть. Я ищу глаза и чувствую взгляд, где выше голов находится зад. … Здесь суставы смяли, чтобы сделать колонны. Одни слова для кухонь, другие – для улиц.» Кормильцев сухо констатировал статус кво – и оказался прав. Теперь это очевидно.

Это было время добровольного ухода поэтов в небытие. И никому не приходило в голову, что предвещают эти смерти. Теперь мы знаем, что не только взбунтовавшийся Децл, но и милый мягкий Мурат Насыров были убиты, а активист-просветитель, талантливый автор социальной сатиры Дмитрий Быков чудом остался жив после покушения. Оппозиция частью уже или почти убита, частью зачищена, узник и жертва Алексей Навальный вымазан подлейшей ложью с головы до пят лично Президентом РФ. Выясняется, что на этой самой личности буквально пробы ставить негде: виртуозный имморализм, сноровка и бесшабашность успешного киллера, фантастические сексуальные девиации… и всё ли нам уже известно? Пить кровь убитого щенка – до каннибализма всего шажок…

 Живём теперь с этим. Видимо, для того, чтобы наконец-то отрефлексировать реальность двадцатого столетия, требуется с головой погрузиться в виртуальную реальность 21 века. По пальцам всех, в стране живущих, пересчитать бесчисленные разновидности химически чистой лжи, которая сопровождает нас последние сто лет. Ложь лежит в основе существования России, бывшей республики в составе СССР. А патамушта во лжи существовать легче. Ложь – не антитеза правды, ложь – её клише, предельно упрощённая схема, которую легко истолковать в нужном идеологическом ключе.

Я тут пересматривала шедевр Лиозновой «Три тополя на Плющихе». Невероятная глубина и честность каждого кадра, каждой реплики в подлинном масштабе постсталинизма – вспомнилась «Земляничная поляна» Бергмана, фильм Лиознову вдохновил, но – ни грамма компиляции. Смотрела и вспоминала абсолютную, хоть и высокопрофессионально сделанную, пошловатую ложь «Штирлица». Еще посмотрела шедевр Рерберга – да, не Кончаловского, а Рерберга, «Дворянское гнездо». Чего только не украл у Рерберга Никита Михалков в «Неоконченной пьесе…» и «Обломове»! А до этого (или после) – уже у Хамдамова в «Рабе любви»! И как долго Михалков числился превосходным режиссёром! Зато теперь – во всей красе «бесогонства» тихонечко сходит с ума…

Лиознову награждали за «Штирлица». «Три тополя…» даже на Московском кинофестивале не был представлен. Настоящее искусство, честными усилиями творца, в любой момент становилось подстилкой идеологии. 80-е обнадёживали-обнадёживали, но – не было иной точки опоры, кроме разнокалиберной лжи. Каждый лгал безотчётно и другим, и себе, поскольку стержнем существования каждого являлась государственная идеология. И для меня сейчас очевидно, что и теперь никакого иного стержня у творческого человека в России нет. Одни поют дифирамбы, другие шлют проклятия, но всё по-прежнему зиждется на этом фальшивом стержне. Оппозиция привязана к нему, как коза к колышку – и оттого столь неубедительны искренние метания союзников Алексея Навального. Они добиваются правды, но их правда – та же упрощённая схема жажды «справедливого возмездия» здесь и сейчас. А посему – та же ложь беспомощной надежды на упрощённую схему чьего-то, вполне себе сказочного, существования.

Пока писала этот текст – раздался телефонный звонок. Последний (и единственный) раз такое случилось в два часа ночи лет двадцать назад. Беру трубку и слышу жалобный голос незнакомца – Мама, я попал в аварию. Я в больнице. – Так, так, - оживлённо отреагировала я. – Это насчёт «срочно пришли деньги»? – Да я правда в больнице, - настаивал некто. – Как зовут? – веселилась я. – Саша. – Да ну?! – восхитилась я. – То есть, Паша. – Увы, – разочаровала я собеседника, – моего сыночка зовут иначе. Фантазируем дальше! – А что вы издеваетесь? – спросил некто. – Может, я номером ошибся! – Возможно, – рассмеялась я. – Но почему у вас два имени? – Некто повесил трубку.

Как-то в тему получилось…