Сеанс оздоровления. Армейский юмор

           Прапорщик Зверев собрался на «светский раут». Так он высокопарно называл свои регулярные визиты в женское полковое общежитие. Это крепкое немецкое здание из красного кирпича, 19 – го века постройки, было домом родным для всех незамужних «вольняшек» полка. Поваров там, официанток, продавцов, прачек, бухгалтеров.

           Очень активно набирали в советское время на службу в Германию вольнонаёмный женский персонал. Да и сами девушки стремились попасть туда всеми силами души и стараниями крепких молодых тел. Мир им хотелось посмотреть, «длинный рубль» ухватить, личную жизнь устроить наконец. Ещё бы её, женскую мечту было не организовать, когда на одну вольнонаёмную даму приходилось несколько десятков алчущих мужских глаз. Крепких служивых тел, месяцами томящихся от безделья тестикул. Так что длиннохвостые павианы в военной форме денно и нощно увивались вокруг полковых женских общежитий.

           Вот и прапору Лёньке Звереву ни с того ни с сего пофартило. На дискотеке снюхался техник пехотной роты с какой – то кралей, и отлетела душа его в выси горние От восторгов обретённой любви. Во дни, когда у подруги соседка по комнате уходила на смену в прачечную, Леонид ошивался на освободившейся территории. Солидно прибывал он в гости к даме своего сердца. Непременно с ликёром «Амаретто» для цветка души своей, с закуской вкусной, сладостями разными заморскими. Ну и себе, понятное дело, юноша прихватывал бутылочку бренди в немецком варианте. У немцев только машины получается делать хорошо, а вот баб и спиртное не умеют они являть на свет Божий.  Не дошли ещё до высокого стандарта качества в этих весьма тонких вопросах.

          Тот «бренди» под названием «Gold corn» явно делался из зёрен, выросших на жуткой помойке, десятилетиями уже как заброшенной. Вкус у него рвотный, голова утром после употребления сего пойла превращалась в тяжеленный церковный набат, избиваемый изнутри каким – то злым звонарём. Один был прок от этого страшного зелья – очень низкая стоимость, что в глазах солдат и прапорщиков ощутимо перевешивало все иные недостатки. Зарплаты у служивых низших чинов были всё – таки не офицерские, а что голова погудит, то пустяк, не впервой. Пройдёт, куда денется, она, та голова. Чему в ней болеть, это же всего лишь кость, шутили вояки…

           - Петька, чтоб тут без залётов комнате, пока я на светском рауте,  - грозно предупредил Лёня соседа по комнате, такого же прапорщика, старшину роты.
           - Короче, дисциплину не безобразь, пока я вальсировать буду, даму свою нюхать, лелеять и вожделеть.
          - Смотри, не задохнись от запаха своей шмары, - лениво ответил друг Пётр. Он роскошно развалился на кровати, приканчивал уже вторую банку немецкого пива и обильно заедал вожделенными чипсами жидкое солодовое лакомство. Предвкушал парень завтрашний выходной день.
         - В глаз дам, - с притворной угрозой в голосе произнёс прапорщик Зверев.
         - Ты уходить на свои рауты будешь, дверь закрой, а я отрублюсь скоро. Вернёшься спозаранку – не шебурши сильно, хоть перед единственным выходным высплюсь.
         - Вернусь я, вернусь. Только устрою тебе, вражине, строевой смотр в пять утра. С подъёмом по тревоге !
         - Давай брателло, иди уже. Только не подкачай звание советского прапорщика ! Пусть всё, что нужно работает у тебя, как двигатель танка ! Ствол ночью чтоб твёрд был всегда и боеприпасы в норме. Не осрамись, друг ! Вот прямо от души желаю тебе того !
         - Тебе за меня печаль малая, это ты баб боишься. Петька, не нажирайся ты как свинтус вульгариус. Завтра у нас в комнате будем делать ПХД, отгенералим уже всё наконец.
        - Ну, это как выйдет, - возразил с позёвыванием Петя, - давай, иди  раутуй, светский лев хренов. Но смотри у меня, без фанатизма !

        Ушёл друг Лёнька, а Петрухе не спалось. Ни в одном глазу не было сна. Да и пиво кончилось, а душа, ожившая после пары литров хмельного напитка, требовала продолжения банкета. Пошёл Петя побираться по комнатам офицерской общаги и в одной ему несказанно повезло.  Отдали молодые лейтенанты страждущему прапорщику полбутылки недопитой немецкой бормотухи. Ну той самой, которая из «золотого зерна». Не пошла такая шняга у молодых офицеров, вот они на водку и перешли. Гадость выбросить хотели, а тут страждущий прапорюга как нельзя кстати по общаге бродил, жалом по сторонам водил.

      Так что оприходовал Петюня в одну харю весь приличный остаток пойла. Даже не покривился. Ему ли привыкать ? Техником роты он не один год прослужил, даже антифриз пить научился без последствий. Что несомненно свидетельствовало о его высокой квалификации мастера.

      Уморённый и размягчённый «бренди», Петька незаметно для себя отдался наконец в лапы Морфея… Только вот среди ночи очень уж ему по малой нужде захотелось. Пиво на выход постучалось. Аж проснуться пришлось парню от нестерпимости позыва. Только стал он приподниматься в кровати, как вспомнил вдруг о пустой бутылке, на полу валявшейся. Мягкость тела от обильного возлияния, общая расслабленность членов сами подтолкнули Петькины мозги на простое, но такое гениальное решение – использовать  тару в качестве ночной вазы.

     Выполнив миссию справления малой нужды, товарищ прапорщик добросовестно завинтил бутылку крышкой, чтобы не очень пахло. Потом аккуратно поставил ёмкость возле кровати и опять умиротворённо откинулся в глубокий сон.

      Вторая часть «марлезонского балета» состоялась под утро, когда друг Лёнька вернулся домой Весь умиротворённый после ночи в неге любви, обтисканный и зацелованный сверху донизу. Тоже приговоривший бутылочку гадости «Gold corn». Томление души и опустошённость тела, особенно тестикул, требовали от Лёньки немедленно «догнаться», навести ещё больше замутнённости разума в преддверии оживляющего сна. Ищущий взгляд товарища прапорщика с роковой неизбежностью упал на заветную, полупустую бутылочку. В полутьме утра не разглядел Лёнька, что цвет жидкости какой – то не такой, подозрительный уж очень.

      Хватанул он с пола бутылку, сделал мощный глоток, потом второй… Поперхнулся, всё понял наконец и выплюнул содержимое ротовой полости бурлящим фонтаном пены. Но только то Лёнька изверг из себя, что пришлось на второй глоток, ибо первый уже нашёл покой в утробе незадачливого влюблённого прапорщика. Рёв его запенённого рта был страшен, громкий мат изрыгался оттуда высотой с небоскрёбы какого – нибудь мирового финансового центра.

       Петруха в ужасе проснулся, вылупил на друга изумлённые глаза. Хоть и с похмелья был, но ситуацию оценил быстро и тут же скорчился от приступа дикого смеха. Не в силах остановиться, он катался по кровати, дико хохоча при этом.

      - Петька, да чего же ты творишь, козёл траханый ? Чего ржёжь – то, конь педальный ? Ты специально что ли другу такое подсуропил, чтобы я так согрешил ?
      - Лёньк, - кое – как ответствовал Петруха, всё ещё изнывая от веселья, не в силах справиться с приступом хохота, - ты же мне  спасибо большое должен сказать. Ты ведь на халяву прошёл оздоровавливающий сеанс уринотерапии. Фунфырь с тебя, дятел !
      - Я тебя сейчас оздоровлю, окроплю твоей же «святой водичкой», - крикнул Лёня в ярости и схватил было бутылку, но как - то внезапно остановился. Запал у него пропал что ли.
      - Да поставь ты её уже, - с продолжающимся нутряным гоготом выдавил из себя Пётр.

      Лёнька, оглушённый произошедшим, некоторое время ещё отплёвывался, после чего без сил рухнул на кровать, как подкошенный острым серпом сноп. Дотянулся рукой до чайника с холодным чаем, опростал его до дна. Закусил заваркой, перебил противный вкус «лекарства» от дружеских щедрот.

      - Вот каким пальцем тебя делали, скажи ты мне, чудище болотное ? – c усталостью в голосе спросил он у друга.
     - Обыкновенным, народным. Чего ты, Лёнька, злишься – то на меня ? Разве сам про пользу уринотерапии не читал, сейчас ведь только об этом и пишут ? – хитрая улыбка опять побежала по Петькиному лицу.
     - Да читал какую – то хрень, - буркнул друг, - но не от тебя же такую подляну получать.
     - Ну а чего ты ко мне в бутылку полез ? Это по – товарищески разве ? Обпить меня хотел, обсосать, лишить друга предмета первой необходимости ?
     - Да ладно, я же по совести если что. Сбегал бы завтра, вернул бы.
     - Вот и сбегаешь, брателло. Теперь уже ты мне большой пузырь должен. За собственное оздоровление по модному методу !

       Незаметно для себя, болтая из последних сил, ребята провалились в сладкий предутренний сон…

       Проснувшись, друзья вскладчину сбегали в магазин. Радостно опохмелились нормальной водкой «Smirnoff». Польского контрабандного разлива, конечно, но в сравнении с немецкой дрянью то был просто чудесный нектар. Прошлись по душе хорошим баночным пивком. После чего незадачливые товарищи прапорщики со рвением устроили в своей уютной комнатке настоящий парко – хозяйственный день. Крепко, насыщенно, по - армейски.

      Вынесли наружу кровати, вытряхнули одеяла, выбили матрацы, поменяли бельё, отмыли с мылом полы. В шкафах прибрались. Хлопнули ещё по малой и остаток вечера смотрели какие – то боевики, больше не позволяя себе лишнего. Потому как утром в понедельник полковой развод, служба, новая трудовая неделя. Фитилей от командиров в интимные места тела получать им совсем не хотелось…

      Лёнька потом, по прошествии недолгого времени, сам на пьянке рассказал полковому братству о произошедшим. За язык его уж точно никто не тянул. Народ он хотел посмешить, выставить Петьку редкостным гадом, негодяем и вообще подонком...
      
      После Лёнькиного повествования  о случившемся всеобщему веселью подвыпившей публики не было предела. К Петьке же  произошедшее намертво прилепило забавную кличку «уринотерапевт».