Сказание об Анжелике. Глава II

Авторы  Ольга и Дмитрий Лейбенко

II
Зачем мне это? Есть в этом что-то несправедливое. Зачем эта сила вмешивается в мою жизнь, если я обречён на поражение?
Вряд ли я узнаю освобождение, если никто на Земле его ещё не нашёл. Но для чего я попал в этот вечный плен? Я примерно знаю, что полагается использовать для освобождения. Вино, ненужные знакомства, работа… Но я почему-то уверен, что это не спасение. Забыться – смогу, забыть – нет. Думаю, что только испачкаю себя, и только. Если бы я мог быть уверен, что через столько-то лет это пройдёт, но ведь нет. Нет такой уверенности.
Ты можешь представить себе такой ужас, когда я натыкаюсь на сведения о таких несчастных. Стоит мне наткнуться на упоминание, что кто-то любит уже десять, двадцать, тридцать лет, и безнадежно, у меня холодеют пальцы, Я предвижу свою судьбу. И главное, может то, что я не понимаю, за что мне такая мука и зачем. Я не могу понять, зачем это Природе? Ведь это куда больше похоже на месть. Понимаешь, я не вижу в этом позитивного смысла. Может, ты поможешь найти его? Понять в чем тут дело? Если бы: хоть какой в этом смысл? А так?
Хуже всего, что я знаю – ты не поможешь. Огонь вспыхнул, я не в состоянии ничего сделать. Пока я не выгорю изнутри, это не остановится. И чем сильнее человек, тем дольше и сильнее ему страдать. Я осознаю, что у большинства это проходит за считанные месяцы или недели, но я очень ясно ощущаю, такая судьба мне не достанется.
За что? За то, что я придавал духовной стороне жизни больше значе-ния, чем животной. За то, что стремился быть человеком более, чем скотом, и теперь я оказался беспомощным в данном вопросе, с которым некое знакомятся лет с тринадцати? Или может такие как я это эксперимент, или пример через негатив, или ошибка Природы и она с каким-то наслаждением изводит нашу породу? Или именно, чтобы использовать нас как негативный пример «как не надо жить», при этом и нам напоминая, чтобы мы не забывали, что человек элементарное животное, с теми же самыми органами, и что об этом только и стоит думать. Чем ещё объяснить мотивацию её действий? Ладно я, но ведь тебе, пожалуй, это неприятно. Я-то хоть, не на уровне ума, но где-то, в каких-то мечтах, о чем мечтать я не смею, но и в этих надеждах, которые не внутри, но крутятся где-то извне, вокруг меня, хоть убей ты меня на месте, я надеюсь, что ты мне улыбнёшься. А ты? Ведь кроме досады, ты наверно ощущаешь тень вины за то, что происходит со мной, и ведь чем больше я стараюсь открыть тебе своё сердце, тем яснее ты убеждаешься, что эта казнь растянута на годы. Но вспомни, тебе же известно это лучше, чем мне, и боги иногда проявляли каплю милосердия к простым смертным. А ведь я не простой смертный. У меня бессмертная любовь. Или вы караете так, дерзнувших полюбить Вас. Но ведь я же не знал кто ты, поверь.
Безумец? Возможно. Но если бы я ничтожно возомнил, что могу обуздать любовь, я был бы безумцем наверняка.
Если бы мы не встретились в октябре так случайно, если бы нас не столкнул случай, Судьба, я бы не смел подойти, и Это прошло бы мимо. Зачем ты заговорила со мной, зачем не отвернулась тогда, как отворачиваешься сейчас? Не допускай и мысли о том, что я упрекаю тебя за жестокость. Как бы я смел указывать богам, как им развлекаться? Я тебя позабавил, и с меня довольно, так? Ты подарила мне две встречи, и я четко представляю, как слегка приподняв бровь и, глядя в сторону, ты говоришь:
– Отдать за это жизнь и судьбу, разве это так много?
Разве я посмею что-то возразить? Тебе- то известно, что нет.
***
– Ты не откроешь моё безумие людям? Ты никому не скажешь? Помни, то, что знают больше чем двое, известно всем. Знай, если ты скажешь хоть одному человеку, узнают все. Я, разумеется, не могу ни требовать, ни просить, но я все же умоляю, не говори никому. Если сочтёшь возможным.
***
Я понимаю, что кажусь тебе дураком, круглым как колобок, но пойми же, пожалуйста, когда ты смотришь мимо меня, сквозь меня смотришь и не видишь, от этого мои мысли скручиваются как кинолента в огне.
Ты просила прощения. Я ничего не…? Ты имеешь право распорядиться своей жизнью. Поступив так, ты распорядилась моей. Шарф Айседоры Дункан замотался за колесо и, ну ты знаешь, что произошло. Виновато ли колесо? Вряд ли. Шофер? Шарф? Сама Айседора? Не знаю. Если кто и виноват, так это Есенин, что он не уследил за ней. Имел ли он такую возможность, не знаю, и даже не знаю, в его ли присутствие это произошло. Обязан был – да.
Хотела ли сделать машина то, что сделала? Маловероятно. Я хочу сказать, что в том, что моя судьба замоталась за колесо судьбы, нет ничьей вины, я имею ввиду нас. Я никогда не мечтал болтаться в петле любви с высунутым языком и лицом сине-черного цвета, а ты, я знаю, никогда не мечтала меня прикончить. Нет преступного умысла, нет и вины. Не так ли? Мы же не инквизиторы.
***
Хуже всего то, что ничто не может поколебать мою любовь, ведь даже на все твои недостатки, если бы они у тебя были и я их увидел, на все проявления слабости человеческого образа, я бы смотрел равнодушно, понимая, что это просто прихоть богини, принявшей человеческий образ, и что она намеренно пытается показаться несовершенной, чтобы её не распознали.
***
…Что мне делать? Ты же веришь, я теперь не могу не видеть тебя. Если тебе невыносимо, прикажи убиться. Ты же знаешь, я выполню любой твой приказ. Я не знаю, что придумать другое. Я ведь сам не рад, поверь, что так получилось. Как мне теперь поступать? Скажи, что мне теперь делать? Я буду делать все, что ты скажешь, как мне от этого избавиться. Послушай, может, ты знаешь, как это назад раскрутить, как сделать так, как будто ничего не было, как будто мы не сидели на скамейке, я не дотрагивался до твоей руки, не прикоснулся губами к твоим губам, не нёс тебя на руках. Что мне сделать, чтобы это забыть? Как сделать, чтобы этого не было?  Как мне забыть о нашем разговоре, о котором я дал слово молчать до смерти? Я буду молчать всегда, и после смерти никто не узнает ничего. Но как мне забыть то, что забыть я не могу? Я вообще неважно забываю, а как мне быть с этим? Как я могу забыть все твои фразы, как я могу забыть твои слёзы? Мне что палец себе, может, отрубить, или вообще руку? Может, когда я себя искалечу, мне будет яснее понять, что калеке вовсе не на что рассчитывать? Но, боюсь, и это не поможет. Господи, неужели ты думаешь, что я на что-то рассчитываю? Любой расчет яснее ясного показывает полную безнадёжность. Я могу только бесконечно пересчитывать и повторять все фразы, которые ты мне сказала. Я не имею права их записать, но повторять же я их  могу, правда? Ведь этого же ты мне не будешь запрещать? Ведь правда не будешь?
***
Ты утверждаешь, что ты не Богиня. Я, конечно, верю, что ты говоришь то, что думаешь, но ведь если ты уверена что ты не Богиня, ты как простая смертная можешь ошибаться, что ты не Богиня, в то время как ты ею являешься.
***
Время запуталось в искорёженных колёсиках и замерло. Моё время. А твои часы ушли вперёд. В этом всё дело.
***
Любить до смерти, что за глупость? Даже пар, вырывающийся из чайника, никуда не может исчезнуть, он только перерождается в новое состояние, в новых реалиях. Как же может любовь, вместе с душой оторвавшаяся от тела, исчезнуть? Сгусток воли и боли, закольцованной в отчаяние энергии, не может рассыпаться и исчезнуть вместе с ненужными уже молекулами. Ты прости меня, пожалуйста. Может, я всё-таки нарвусь, и перестану к тебе подходить. Только знаешь, если есть что-то кроме этого, я хочу, чтобы ты знала, я не смогу забыть, оторваться от своих мыслей не смогу, если меня не унесёт куда-нибудь в космос, я буду возвращаться к тебе. Я буду оберегать тебя, поддерживать. Прости меня, но душа моя не сможет тебя оставить. Я это чувствую. Хорошо, если я ошибаюсь, но если нет, пожалуйста, прости меня за это, не прогоняй меня, не вызывай священнослужителя, я не причиню тебе вреда, я буду оставаться твоим смиренным рабом.
***
Мне понятно, что многое может тебя не устраивать, но многое можно изменить. Например, взять самое простое, одежду. Она действительно не богата, но это только потому, что я никогда не придавал значения тряпкам. Для меня наоборот, особый шик в том, чтобы встреченный по одёжке, провожался по уму. Для меня это скорее маскировка, но стоит тебе пожелать, я как павлин сброшу блёклые перья и облачусь в брачный наряд с пятиметровым разноцветным хвостом. Я умею носить приличные костюмы, если хоть что-то тебя не устроит, тебе стоит только сказать, я всё откорректирую. У меня есть немного денег, я их не то чтобы копил, просто не было нужды тратить, я мог бы купить машину, правда не новую. Я мог бы одеться с головы до ног, я мечтал бы иметь право одаривать тебя, завалить хотя бы теми же тряпками. Для женщин, тряпки, я слышал, многое значат, правда, я не думаю, что для тебя тоже. Я прекрасно знаю, что ты ничего не возьмёшь, я же говорю, что только мечтаю, мечтаю и только, иметь такое право, такую возможность.
***
– Если в любви, зарождающейся, что-то неосознанно, помешало, что-то рухнуло из-за пустяка, не думай – ах, если бы не это… Не думай, если бы не это, было бы то. Не то, так другое. Не другое, так третье. Важен принцип. Если шестерни при включении скрипят, теряют зубья, нужна приработка. Это уже не любовь. Если она рухнула из-за пустяка или из-за чего-то, значит она была неустойчива изначально, несовместима.
Если колесо повозки отлетело, налетев на кирпич, то не думай, если бы не тот кирпич. Не тот кирпич, так другой, так что-то ещё. Если это произошло именно так, значит ось негодная, значит, на ней далеко не уедешь.
Если человек любит, он простит и помятую рубашку, и испачканную обувь. Если нет, вы просто не должны подходить  друг к другу, что бы тебе не казалось. И твоя голова должна твердить об ошибке, твердить до тех пор, пока сердце не согласится. В конце концов, мозг старше. Даже если он прячется в геноме клетки.
Речь не о том, что если вчера вы поругались из-за рубашки, то завтра придётся из-за галстука. Можно утроить опрятность. И устранить, допустим, этот момент. Но тогда возникнет другой. И так без конца. Если любят, из-за пустяков не ссорятся, и из-за пересоленного супа за ножи не хватаются.
***
Иногда я жалею, что не погиб до встречи с тобой. Или потом. Что мне теперь делать? Ничто меня не берёт, как я не нарываюсь.
Ну не могу я сам, понимаешь? Это для меня позор на голову всех моих предков. Они проклянут меня, если я погибну не защищаясь.
Может, ты поставишь условие? Испытание. Скажи, сколько я должен иметь денег, занимать какую должность, чего достичь. Измениться самому, как? В какую сторону? Что мне сделать? Написать роман, прыгнуть с моста, стать киноактером, отличиться на войне? Что? Что? Что? Несу весь этот вздор и сам понимаю его бессмысленность.
«Пастух, я не люблю тебя, герой, я не люблю тебя». Я не нужен тебе по условию. Ты слушаешь меня и думаешь, скорей бы он заткнулся и ушёл, сколько мне ещё это терпеть? Не беспокойся, я сейчас уйду. Я ведь и так осмеливаюсь заговорить с тобой несколько раз в году, не чаще.
***
Любовь – это когда открывается храм души другого человека и войти можно, но топтаться в нём нельзя, понимаешь?
–  Поскольку ты сам разлюбить не способен, следует признать, что процесс плохо управляем или вообще неуправляем, тогда по справедливости за ней следует признать право на неспособность полюбить.
Да и вообще странно считать, чтобы небеса отдали управление любовью людям. Не много ли чести? Стоило бы Им огород городить?
–  Ты не можешь разлюбить и это не твоя вина. Если она не может полюбить, то это не её вина.
Если может быть, что ты не в силах разлюбить, то точно так же может быть, что она не в силах полюбить.
Любовь неуправляема. Она сама кем хочешь управит.
Выполняя приказ, можно быть жестоким. Это вынужденная необходимость. Это оправданно. Но чей приказ выполняешь ты? Кто может отдать приказ растоптать чужую душу, чужую судьбу? И зачем?
–По настоящему, большая любовь служит для того, чтобы сначала сплавить души, а потом уже соединить тела. Благоговение мужчины на первом этапе – необходимый этап. Потом разгорающаяся страсть способна прожечь металл. Только так выковывается новая порода.
– Со временем я смогу дать тебе то, что могут дать они, но они никогда не смогут дать тебе то, что дам я.
– Все бы ничего. Я сейчас молод, силён. Но думаю о том, что лучшее в моей жизни уже позади. И его было так мало. И я буду помнить о происшедшем пять лет. Десять лет. Пятнадцать. И через двадцать я буду бесконечно вспоминать, повторять, и вспоминать суждено так немного, и как ты сказала: «Ведь ничего не было».
Ошибаешься. Было. Вечное слияние душ значит больше, чем недолгое соприкосновение тел. И я буду вспоминать об этом и через двадцать пять лет. И буду стареть, стану совсем седым и всё, что у меня останется в душе «два дня и три даты». И с каждым годом горечь и боль будут нарастать, а надежда уменьшаться и удаляться, пока горечь и боль  не затопят меня целиком и не оборвут мои страдания.
Безумец? Что ж, священное безумие. А разве это так плохо? Разве те, кто не любили просто потому, что им не хватает роста, они доросли только до любви к деньгам, они лучше? Уж если суждено стать безумцем, то во имя любви, а не денег. Среди них мы всегда выглядели дураками, нас во все века было немного. Потому и осталось только несколько легенд, и тех вполне достаточно.
Для меня любовь не чувство. Она выше чувства. Любовь, когда ты можешь находиться с человеком, не желая его, когда тебе достаточно глядеть на него и держать за руку, не более того. Конечно, при дальнейшем развитии любви, они начинают опускаться с перевала, но подняться на него они должны, безусловно. Более того, у мужчины исчезает, сублимировавшись в духовное, его интерес не только к другим женщинам, их всех заслоняет одна единственная, других он просто перестаёт видеть.
– И, чем дольше продлится период платонической любви, тем дольше (многократно, в сотни раз дольше) продлится и сама любовь.
(Скороспелые плоды никогда не отличались особо изысканным вкусом).
Более того, способность человека к платонической любви отражает его «породу», чем выше способность к духовной любви, тем выше его духовное развитие, его уровень.
Позднее развитие сексуальной сферы у мужчин, это отнюдь не инфантилизм, и не «позднее развитие». Напротив, дебилы и олигофрены дадут фору кому угодно.


…..