de omnibus dubitandum 118. 466

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.466. ПОД ВИДОМ БОЛЬШЕВИКОВ ДОЛЖЕН БЫЛ ВЫСТУПИТЬ Я…
   
    Следует отметить, что деятельность Дутова во фронтовых оренбургских казачьих частях воспринималась неоднозначно.

    Так, 13 августа в газете «Оренбургский казачий вестник» появилась статья «Открытое письмо с фронта», в которой в ответ на инициированную Дутовым июльскую телеграмму оренбургского Совета Керенскому с призывом использовать оренбургские части в наступлении говорилось: «…нам здесь на фронте интересно было бы знать, кто уполномочивал В[ойскового] Ст[аршину] Дутова делать подобное предложение и просить военного министра «использовать все Оренбургские казачьи части»? Разве г. Дутова все наши части уполномочили говорить так?! Насколько нам известно, – ничего подобного, ибо от большинства наших частей, находящихся в действующей армии, не было делегатов на этом собрании. В силу чего В[ойсковой] Ст[аршина] Дутов считает себя призванным предлагать правительству услуги «всех» Оренбургских частей? Главнокомандующий генерал Корнилов в телеграмме докладывает, что «наступление при таком положении в армии невозможно и его надо прекратить на всех фронтах».

    В[ойсковой] Ст[аршина] Дутов в этом не согласен с ген[ералом] Корниловым и предлагает «использовать» нас «для наступления». А Совет казачьих депутатов на каких основаниях счел себя вправе принять это предложение? В уставе этого совета из всех 4-х параграфов я не вижу ни одного более или менее подходящего, который давал бы право совету принимать подобное «боевое» предложение частного лица.

    Совет казачьих депутатов, судя по уставу его, организован для рассмотрения тыловых вопросов и в 1-м же своем собрании «смело и решительно» не считается с[о] своим уставом?!?

    Оренбургские казачьи части, находящиеся уже четвертый год на фронтах, славно, неустанно выполняют свою боевую службу перед дорогой им Родиной. Все они умеют скромно, с достоинством и доблестью истого казака исполнять святой долг перед Нею, не нуждаясь в оценке своих трудов и в указаниях самозваных, безответственных ходатаев.

    Наши казачьи части знают, что их боевые вожди видят лучше этих непрошеных ходатаев, – куда и как вести казаков на подвиги во имя Родины и где нужна их доблесть. Почти все Оренбургские казачьи части записались в состав ударных войск и, таким образом, предупредили тыловое «предложение».

    Удивляемся мы здесь, на боевом фронте, тому, что находятся в далеком тылу организации и частные лица, с такой развязностью и легкостью проектирующие для нас боевые задачи!

    Успокойтесь, умерьте свой пыл за счет не вашей крови. Будьте добры, – разрешите нам, казакам, служить Временному Правительству, как служили; идти нам всегда по указу нашего фронтового начальства туда, куда призовет нас честь наша, благо исстрадавшейся России и спасение истинной свободы. А вы сами займитесь прямым своим делом, если оно только у вас есть, помимо разговоров! Не ваше дело, – не вами и сделается! А.Б.» {Оренбургский казачий вестник. 1917. № 20. 13.08. С. 2–3}.
       
    Ответ не заставил себя долго ждать. Уже 23 августа войсковой старшина А.Ф. Рязанов выступил на газетных страницах в защиту Дутова: «Войсковой стар[шина] Дутов, как делегат 1-го Оренб[ургского] Казачьего полка, как делегат Войска, является ничуть не частным лицом и мог подать свой голос от имени всего Войска и, следовательно, от всех казачьих частей фронта. Как делегат Всероссийского Казачьего Круга, как его председатель, как председатель Совета Союза Казачьих Войск, лицо облеченное доверием всего объединенного Казачества, В[ойсковой] Ст[аршина] Дутов полномочен подать свой голос и внести предложение от имени Казачества вообще. В числе принявших его предложение о посылке известной телеграммы на имя Военного министра были лица, облеченные доверием всего Войска выборные: Войсковой атаман Генерал Мальцев, Начальник штаба полковник Половников, делегаты Оренбургского войскового круга, члены Войсковой Управы, окружной Управы и делегаты войсковых частей с фронта, бывшие на съезде в Оренбурге. Мы не имеем чести знать, кто вы, г-н А.Б., но возможно, что в числе принявших эту резолюцию был делегат и вашей части. Я думаю, что тут произошло недоразумение вследствие вашей неосведомленности в наших казачьих делах… Наша резолюция не есть боевой приказ и боевая задача… Она преследовала цель заявить Вр[еменному] Правительству, что среди общего распада и уныния жив и крепок дух казаков» {Оренбургский казачий вестник. 1917. № 24. 23.08. С. 2–3}. Разумеется, Дутов несколько превысил свои полномочия, за что и получил негодующий ответ с фронта.
   
    По слухам, которые просочились и в печать, 28–29 августа в Петрограде ожидалось новое выступление большевиков в связи с шестимесячным «юбилеем» февральских событий {Греков А.Н. Указ. соч. С. 261; Милюков П.Н. Указ. соч. С. 331}.

    Для пресечения возможного мятежа Временное правительство вызвало с фронта войска, причем члены Совета Союза Казачьих Войск с 24 августа были в курсе того, что III конный корпус Генерального штаба генерал-лейтенанта А.М. Крымова двигается к столице.

    Однако Керенский, 26 августа введенный в заблуждение обер-прокурором В.Н. Львовым, названным британским послом в России Д. Бьюкененом «зловредным интриганом» {Бьюкенен Д. Мемуары дипломата. М. – Мн., 2001. С. 337}, объявил Л.Г. Корнилова изменником и начал вооружать петроградских рабочих {Лучшее описание обстоятельств произошедшего, на мой взгляд, содержится в брошюре Б.В. Савинкова: «26-го вечером я приехал в Зимний Дворец на заседание Временного Правительства для защиты законопроекта о смертной казни в тылу. Почти немедленно из Малахитовой залы я был вызван в кабинет Керенского…

    Керенский молча протянул мне исписанный листок бумаги. Я прочел его и не поверил своим глазам. Я не помню дословно текста, но смысл его состоял в том, что верховный главнокомандующий требует немедленной передачи всей полноты военной и гражданской власти ему. Под этим ультиматумом стояла подпись: «В. Львов».

    Львова я почти не знал, о его беседах с Керенским тоже не знал, о его поездках в Ставку тоже не знал. Поэтому прочитанный мной ультиматум мне показался мистификацией.

    Но Керенский сказал, что он проверил заявление Львова по прямому проводу у ген. Корнилова, и в доказательство показал мне ленту своего разговора. В ленте этой не содержалось текста ультиматума, предъявленного Львовым.

    Керенский спрашивал кратко, подтверждает ли ген. Корнилов то, что говорит Львов, и ген. Корнилов ответил: «Да, подтверждаю». Ни тогда, ни после, ни теперь я не понимал и не понимаю, как мог Керенский в деле столь огромного государственного значения ограничиться таким неопределенным вопросом, и я не понимал и не понимаю, как мог ген. Корнилов подтвердить то, содержание чего ему не было и не могло быть известно.

    Я был убежден, что в основе происходящего лежит недоразумение. Ген. Корнилов, я в этом не сомневался, не принимал участия в заговоре. Три дня назад он уверял меня, что будет верно служить Временному Правительству. За три дня не случилось ничего, что могло бы поколебать его решение» (Савинков Б.[В.] К делу Корнилова. Париж, 1919. С. 24–25). Нельзя исключить и преднамеренной провокации со стороны Керенского, стремившегося устранить своего потенциального соперника. – Л.С.}.
   
    27 августа представителей Совета неожиданно попросили прибыть к 19 часам в штаб Петроградского военного округа. Поехали П.А. Авдеев и А.Н. Греков, с казаками беседовал главнокомандующий округом генерал О.П. Васильковский*, пытавшийся узнать, располагают ли они сведениями о мятеже Корнилова. Казаки ничего не знали, и этим генерал был успокоен.

    Очевидно, Васильковский пытался таким простым способом выяснить, существует ли заговор против правительства и в Петрограде. Новостью для Грекова и Авдеева стало известие об отказе Корнилова подчиниться приказу Керенского о собственном смещении с поста главковерха. По возвращении члены Совета собрались на заседание и стали обсуждать сложившуюся ситуацию, ставя перед собой задачу предотвратить Гражданскую войну, угроза которой была очевидна. Дутов узнал о происшедшем из частного источника и сам собрал Совет.

    Как заявил 9 октября 1917 г. в своих показаниях Чрезвычайной комиссии по делу Корнилова член Совета есаул А.И. Аникеев, «положение рисовалось нам до чрезвычайности тяжелым. Трудно было учесть тяжесть последствий этого конфликта.

    Ясно было только одно, что по чьей-то вине (подчеркнуто в документе. – Л.С.) сделан был большой прыжок в сторону гибели и позора России. Перед нами встал весь ужас возможности кровавой братоубийственной войны, ужас тем более для нас страшный, что в этот водоворот неизбежно должны быть вовлечены казачьи части, поставленные перед лицом жестокой необходимости стрелять друг в друга, так как казаки, подчиняясь приказу начальства, могли выступить и с той и с другой стороны, а разрешение конфликта могло вызвать употребление в дело оружия» {ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 10. Л. 141об.; опубл. в: Дело генерала Л.Г. Корнилова… Т. 2. С. 32}. Было решено командировать трех человек к Керенскому и добиться разрешения поехать в Ставку.

*) ВАСИЛЬКОВСКИЙ Олег (Карл) Петрович (Карлович)(?)(28.10.1879-12.06.1944) - из дворян. Образование получил в кадетском корпусе. Окончил Николаевское кавалерийское училище (1901). Выпущен в лейб-гвардии Казачий полк. Участник русско-японской войны 1904-05 в рядах Верхнеудинского полка ЗабКВ. Окончил Николаевскую академию Генерального Штаба (? в Списке ГШ 1914 не значится, возможно по 2-му разряду). На 01.01.1909 Сотник лейб-гвардии Казачьего полка. Участник мировой войны. Есаул гв. (пр. 1914). На 03.08.1915 Войсковой Старшина 3-го Донского каз. полка. Полковник (пр. 03.08.1915; ст. 02.03.1913; за отличия в делах...). С 20.08.1915 командир 19-го Донского каз. полка. Генерал-майор (1917). С 10.05.1917 командир бригады 7-й Донской каз. дивизии. С 19.07.1917 командующий войсками Петроградского ВО. С 28.08.1917 в расп. Военного Министра. Участник выступления ген. Корнилова. С 16.10.1917 в резерве чинов при штабе Петроградского ВО. Летом 1918 в Петрограде. В 1919-20 возглавлял миссию БНР в Прибалтике (упомянут в чине Генерал-лейтенанта под фамилией Корчака-Крыницы-Васильковского). В эмиграции в 1920-х в Финляндии (Гельсингфорс), затем в Эстонии. Председатель Правления Союза русских инвалидов в Эстонии (Союза русских увечных воинов-эмигрантов). 01.07.1940 после аннексии Эстонии СССР арестован органами НКВД в Таллине. 09.05.1941 приговорен к ВМН. 12.08.1941 приговор заменен на 10 лет ИТЛ по причине психического расстройства. Погиб в заключении в Томске (по др. данным расстрелян в Ленинграде).
Чины:
на 1 января 1909г. - лейб-гвардии Казачий Его Величества полк, сотник
Награды:
Золотое оружие (ВП 14.07.1908)
Св. Георгия 4-й ст. (ВП 03.10.1908)
Св. Владимира 3-й ст. с мечами (12.11.1915).
Источники:
Волков С.В. Генералитет Российской империи: Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II, в 2-х т. Центрполиграф: Москва, 2009.
Русский Инвалид. №271, 1915
Русский Инвалид. №177, 1915

    Поздно ночью (в 1–2 часа ночи {Лукомский А.[С.] Из воспоминаний // Архив русской революции. Т. 5. Берлин, 1922. С. 122}) Дутов, Караулов и Аникеев отправились к Керенскому, который принял их в присутствии Управляющего Военным министерством Б.В. Савинкова и потребовал от казаков письменного отказа от насильственной реализации постановления Совета по Корнилову. Кроме того, министр-председатель потребовал от членов Совета в случае продолжения движения корпуса Крымова на Петроград призвать казачество встать на сторону правительства, но получил по всем вопросам отказ. «Керенский был взволнован. На вопросы отвечал довольно сдержанно. Савинков был откровеннее» {ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 10. Л. 142; опубл. в: Дело генерала Л.Г. Корнилова… Т. 2. С. 32}.
   
    Казаки просили у Керенского разрешения отправиться в Ставку, чтобы примирить обе стороны. Керенский сказал, что примирение уже невозможно и нужно убедить Корнилова подчиниться. Он дал разрешение на поездку и попросил Савинкова подготовить пропуска.

    Однако, когда члены Совета пришли на следующее утро (28 августа) за пропусками, Савинков, показав им уже готовые документы, ответил, что Керенский запретил им ехать в Ставку под предлогом того, что их посредничество уже запоздало. По другой версии, имела место встреча не с Савинковым, а с начальником политического управления Военного министерства поручиком Ф.А. Степуном** {ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 10. Л. 143; опубл. в: Дело генерала Л.Г. Корнилова… Т. 2. С. 33}, однако с тем же результатом. Совет усмотрел в этом недоверие со стороны министра-председателя к своей работе и сложил с себя ответственность за дальнейшее развитие событий.

**) СТЕПУН Федор Августович (1884–1965)(см. фото Степун с погонами прапорщика) - русский философ, литератор. Родился 19 февраля (2 марта) 1884 в Москве в семье фабриканта. Изучал философию в Гейдельбергском университете (1902–1909). Научным руководителем его был В. Виндельбанд. В 1910 защитил докторскую диссертацию о философии истории Вл.С. Соловьева. В 1910–1914 входил в редакционный совет журнала «Логос», выступал в роли литературного и театрального критика, следуя принципам эстетики символизма. Участвовал в Первой мировой войне. Военный опыт нашел отражение в книге Степуна Записки прапорщика-артиллериста (1918). В политическом плане был близок к эсерам и после Февральской революции стал депутатом Всероссийского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, работал в политическом отделе военного министерства Временного правительства. После Октябрьской революции сотрудничал в созданной Н.А. Бердяевым Вольной академии духовной культуры, издал литературный сборник Шиповник (1922), публиковался в журналах «Искусство театра», «Театральное обозрение», преподавал в театральных училищах. В 1922 был выслан из России. В Германии в 1923 издал книги Жизнь и творчество и Основные проблемы театра. Во Фрейбурге в том же году слушал лекции Э. Гуссерля. С 1926 – профессор социологии Высшего технического училища в Дрездене. В 1931–1939 вместе с Г.П. Федотовым издавал журнал «Новый град», в котором развивал идеи христианского социализма. Был лишен права преподавательской деятельности и публикации своих сочинений нацистами в 1937. С 1946 – профессор философского факультета Мюнхенского университета. Умер Степун в Мюнхене 23 февраля 1965.

    В этот же день Корнилов принял решение об открытом выступлении против Временного правительства, ведшего страну к гибели.

    28 августа датировано его воззвание к казакам: «Казаки, дорогие станичники! Не на костях ли ваших предков расширялись и росли пределы Государства Российского. Не вашей ли могучей доблестью, не вашими ли подвигами, жертвами и геройством была сильна Великая Россия. Вы – вольные, свободные сыны тихого Дона, красавицы Кубани, буйного Терека, залетные, могучие орлы уральских, оренбургских, астраханских, семиреченских и сибирских степей и гор и далеких Забайкалья, Амура и Уссури, всегда стояли на страже чести и славы ваших знамен, и русская земля полна сказаниями о подвигах ваших отцов и дедов. Ныне настал час, когда вы должны прийти на помощь Родине. Я обвиняю Временное правительство в нерешительности действий, в неумении и неспособности управлять, в допущении немцев к полному хозяйничанью внутри нашей страны, о чем свидетельствует взрыв в Казани, где взорвалось около миллиона снарядов и погибло 12 тысяч пулеметов; более того, я обвиняю некоторых членов правительства в прямом предательстве Родины и тому привожу доказательство: когда я был на заседании Временного правительства в Зимнем дворце 3 августа, министр Керенский и Савинков сказали мне, что нельзя всего говорить, так как среди министров есть люди неверные. Ясно, что такое правительство ведет страну к гибели, что такому правительству верить нельзя, и вместе с ним не может быть спасенья несчастной России. Поэтому, когда вчера Временное правительство в угоду врагов потребовало от меня оставления должности Верховного главнокомандующего, я, как казак, по долгу совести и чести, вынужден был отказаться от исполнения этого требования, предпочитая смерть на поле брани – позору и предательству Родины. Казаки, рыцари Земли Русской! Вы обещали встать вместе со мной на спасенье Родины, когда я найду это нужным. Час пробил, Родина – накануне смерти. Я не подчиняюсь распоряжениям ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА и ради спасенья Свободной России иду против него и против тех безответственных советников его, которые продают Родину.

    Поддержите, казаки, честь и славу беспримерно доблестного казачества, и этим вы спасете Родину и Свободу, завоеванную Революцией.
    Слушайтесь же и исполняйте мои приказания.
    Идите же за мной.

Верховный главнокомандующий, генерал Корнилов 28-го августа 1917 года» {ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 58. Л. 1—1об.; опубл. в: Дело генерала Л.Г. Корнилова… Т. 2. С. 494}.
   
    Информация о том, что Дутов 28 августа якобы был в Ставке и вечером уехал с письмом Корнилова в Оренбург {Басханов М.К. Генерал Лавр Корнилов. Лондон, 2000. С. 459}, совершенно не соответствует действительности. Адъютант Корнилова Р.-Б. Хаджиев в своих мемуарах отметил, что, «кажется, с 27 августа Верховный начал посылать людей во все стороны для подготовки народа к предстоящей совместной работе. Одним из первых уехал [В.С.] Завойко и Александр Ильич Дутов, причем первый уехал на Дон {Можно предположить, что речь идет о событиях 23 августа, когда ординарец Корнилова В.С. Завойко в связи с приездом Б.В. Савинкова был, согласно его собственных показаний, отправлен из Ставки на два дня в одно из имений в окрестностях Могилева – Дело генерала Л.Г. Корнилова… Т. 2. С. 98}, а второй в Оренбург для подготовления казаков. Верховный приказал мне дать двух джигитов для сопровождения их до Гомеля, так как они ехали туда в автомобиле» {Хан Хаджиев. Великий Бояр. Белград, 1929. С. 115}. Разумеется, в Оренбург Дутов не уезжал. Известно, что с 27 августа он точно находился в Петрограде, таким образом, побывать в Ставке будущий Атаман мог лишь до этого – с учетом дороги из Ставки до Петрограда его встреча с Корниловым могла состояться не позже 25 августа. К сожалению, более детальных свидетельств о пребывании Дутова в Ставке обнаружить не удалось.
   
    Впрочем, сам Дутов позднее вспоминал в беседе с журналистом, что встречался с Корниловым в Ставке после московского совещания. «Здесь (в Ставке. – Л.С.) мне была поручена работа, – говорил он, – по подготовке к этому выступлению (Корнилова. – Л.С.) войск в Петрограде, и после начала выступления я уже не виделся с Корниловым» {Л. Т-ов. Воспоминания атамана А.И. Дутова о генерале Л.Г. Корнилове // Русская армия (Омск). 1919. № 84. 26.04. С. 2}.
   
    Любопытное свидетельство привел П.Н. Милюков в своей «Истории второй русской революции». Оно было получено от небезызвестного В.Н. Львова, «рассказавшего ему (Милюкову. – Л.С.) в мае 1921 г. в Париже о следующем своем разговоре с казачьим полковником Дутовым. «В январе 1918 г., – говорил В.Н. Львов, – я был при защите Оренбурга от большевиков. Между прочим, я был у Дутова в сопровождении председателя оренбургского комитета к[онституционно]-д[емократической] партии Городецкого.

    Я спросил Дутова: что должно было случиться 28-го августа 1917 года? Дутов ответил мне буквально следующее: между 28 августа и 2 сентября под видом большевиков должен был выступить я»… {Записано под диктовку В.Н. Львова 25 мая 1921 г., в редакции «Последних Новостей» (прим. П.Н. Милюкова. – Л.С.} Дутов продолжал: «Но я бегал в экономический клуб {Известная правая организация под председательством члена Государственной Думы П.Н. Крупенского (прим. П.Н. Милюкова. – Л.С.} звать выйти на улицу, да за мною никто не пошел (выделено в тексте. – Л.С.)»…» {Милюков П.Н. Указ. соч. С. 337, 407}.

    Здесь же Милюков рассуждал об офицерском заговоре и о том, был ли в него посвящен Корнилов. На мой взгляд, В.Н. Львов давал такие показания, чтобы снять с себя ответственность за собственные бездумные действия в августе 1917 г. и пытаясь утверждать, что заговор Корнилова и офицеров – не плод воображения перепуганного Львовым Керенского, а исторический факт.

    Позднее и сам Керенский пытался утверждать, что такой заговор правых, в том числе при участии Совета Союза Казачьих Войск, существовал на самом деле, и, более того, о нем было известно начиная с середины июля {Вакар Н.[П.] Заговор Корнилова (беседа с А.Ф. Керенским) // Последние Новости (Париж). 1937. № 5812. 21.02. С. 2; Катков Г.М. Указ. соч. С. 165}. Небезынтересно, что за это свидетельство в 1930-х гг. ухватилась и советская пропаганда {История гражданской войны в СССР. Т. 1. Подготовка великой пролетарской революции. М., 1935. С. 199}.
      
    Керенский, в частности, заявлял, что Корнилов был связан с Дутовым гораздо раньше, чем с Калединым {Вакар Н.[П.] Заговор Корнилова (беседа с А.Ф. Керенским) // Последние Новости. 1937. № 5811. 20.02. С. 2}. Дутов принимал участие в собрании представителей петроградских правых организаций в ресторане «Малый Ярославец», произошедшем по трем различным свидетельствам в период 26–28 августа {Сидорин В.[И.] , ген. Заговор Корнилова (письмо в редакцию) // Последние Новости. 1937. № 5817. 26.02. С. 3; Дюсиметьер [Л.П.] , полк. Заговор Корнилова (письмо в редакцию) // Последние Новости. 1937. № 5907. 28.05. С. 3}. Также присутствовали А.И. Путилов, генерал Иванов, Генштаба полковники Л.П. Дюсиметьер («Республиканский центр») и В.И. Сидорин, полковник Гейман, подполковник Бантыш, штабс-капитан Алькимович, поручик Березовский, Ф.А. Липский и Л.Л. Рума. Всего не более 15 человек. Дутов был навеселе, остальные серьезно обсуждали назревшие вопросы.

    В связи с приближением корпуса Крымова и не ожидавшимся в ближайшее время выступлением большевиков было якобы принято решение об организации в городе погромов с целью спровоцировать большевиков, причем ответственным за это дело был назначен Генерального штаба полковник В.И. Сидорин {Вакар Н.[П.] Генерал Л.Г. Корнилов и А.Ф. Керенский. Беседа с П.Н. Финисовым // Последние Новости. 1937. № 5825. 06.03. С. 3}.
   
    Генерального штаба капитан С.Н. Ряснянский***, являвшийся членом Главного комитета Союза офицеров армии и флота, отмечал, что Сидорин «очень энергичный и мужественный, когда он того хотел… временами впадал в полное безделие и совершенно ничего не хотел делать» {ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 604. Л. 50–51}.

    Именно на Сидорина, по свидетельству Ряснянского, была возложена задача наладить связь с Союзом Казачьих Войск для подготовки совместного выступления в Петрограде. Разумеется, Ряснянский отмечает, что казаки были настроены «не всегда так, как бы это нужно было» {ГА РФ. Ф. Р-5881. Оп. 2. Д. 604. Л. 60}.

    Однако и сам Сидорин, как выяснилось, вплоть до 26 августа почти ничего не сделал для налаживания взаимодействия с организацией Дутова. Связь между двумя союзами существовала на уровне Сидорин – Хрещатицкий (помощник Дутова). В итоге Дутов смог лишь постфактум заявлять о своей важной роли в тех событиях. Тогда же он, по всей видимости, был не вполне осведомлен о той работе, которую вели некоторые члены Союза офицеров армии и флота. Не был о ней осведомлен и генерал Корнилов (иначе, учитывая его контакты с Дутовым и наличие единой организации, будущий атаман, скорее всего, был бы в курсе всех организационных вопросов и взаимодействовал бы с Союзом офицеров непосредственно).

    Что касается заговора, если он и существовал в действительности, то формировался в основном вокруг руководства Союза офицеров армии и флота, причем речь шла не о заговоре против Временного правительства, а о ликвидации Петроградского Совета, которая бы положила начало ликвидации системы Советов по всей стране.

***) РЯСНЯНСКИЙ Сергей Николаевич (черкас) - родился в 1886 г. в г. Сумы Харьковской губернии. Из дворян. Окончил Петровско-Полтавский кадетский корпус (1904) и Елизаветградское кавалерийское училище (1906). В 1906 был выпущен корнетом в 10-й гусар. Ингерманландский полк. Окончил 2 класса Николаевской военной академии. Участник мировой войны. В первом же у деревни Ярославице бою взял неприятельскую батарею в конной атаке и был награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. (ВП 09.09.1915). Штабс-Ротмистр (ст. 22.04.1913) 10-го гусар. Ингерманландского полка. В 1915 г. (при переводе в Генеральный штаб) прошел курс подготовки по квартирмейстерской части. Капитан (ст. 22.04.1914). Ст. адъютанта штаба 10-й кав. дивизии (с 04.09.1916; на 03.01.1917 в должности). Стал одним из руководителей созданного в мае 1917 г. Всероссийского Союза офицеров армии и флота», состоял членом его Главного Комитета. В распоряжении начальника штаба Румынского фронта. В 1917 переведен в разведывательный отдел штаба ген-кварт. Верх. Гл-щего. Остался верным ген. Корнилову во время его выступления в 08.1917 и вместе с ним Временным правительством был заключен в тюрьму в Быхове. В 11.1917 бежал на Дон. По соглашению генерала Алексеева и Донского Атамана генерала от кавалерии А.М. Каледина, был направлен на должность начальника разведывательного отдела в Штабе донского походного атамана генерал-майора А.М. Назарова и принял должность 3 декабря 1917 г. Участвовал в формировании Добровольческой армии и в ее 1-м (знак №72) и 2-м Кубанских походах. С конца 1918 г. он оставил должность начальника разведывательного отделения и Штаб Добрармии, стал начальником Штаба конной группы Донской армии, сражался в боях на р. Маныч. 2 мая 1919 г. был назначен «в распоряжение штаба» группы генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля, участвовал в знаменитой операции по взятию Царицына. Находился в распоряжении ген-кварт. полк. Кусонского во время сражения под станицей Великокняжеской, после чего вернулся в штаб ВСЮР. С 25 марта 1920 г. он состоял в резерве офицеров Генерального Штаба Донского корпуса. В боях лета-осени 1920 г. в Таврии вернулся в строй» занимая должность командира Гвардейского кавалерийского полка (24 апреля – 10 октября), а в сентябре 1920 г. командуя 2-й бригадой 2-й кавалерийской дивизии. После эвакуации Русской армии из Крыма был назначен в Галлиполи командиром 4-го кав. полка. С переездом в Королевство СХС служил в Пограничной страже, а затем был преподавателем военных наук в Николаевском кавалерийском училище (1922—1923) в Белой Церкви. После Второй мировой войны переехал в Бельгию (у Волкова "Офицеры Российской гвардии" служил начальниклм штаба 1-й Русской Национальной армии). Был помощником возглавителя РОВСа ген. Архангельского. Затем переехал в Америку и в 1954 стал начальником отдела РОВСа в США. Тогда же издавал "Вестник российского зарубежного воинства" и состоял в Союзе Георгиевских кавалеров. Скончался в Нью-Йорке.

Соч.: Краткая история 10 гусарского Ингерманландского полка. (1954,США, к 250-летию полка); Русско-японская война. Нью-Йорк, 1954; Императорская Николаевская академия Генерального Штаба; Русская армия перед революцией 1917 года. Нью-Йорк, 1956; Первые начавшие. Под редакцией Ген. Шт. полковника С.Н. Ряснянского. Нью-Йорк, 1958. Издание Главного Правления Союза Участников 1-го Кубанского похода; Ряснянский С.Н. Командировка к походному донскому атаману // Вестник первопоходника, № 29, февраль 1964; О Российском воинстве, защищавшем Русь - Россию. Нью-Йорк, 1969. Издание Северо-Американского Отдела РОВС.