Расплата за любовь

Расплата за любовь
Тема:  Трагическая любовь и разрушительная зависимость, как путь к саморазрушению и смерть как освобождение.
         Синопсис: Вадик – молодой парень, который на наших глазах превращается в мужчину. Сначала он мягкий, покладистый, добрый, готовый подчиняться и радовать всех вокруг. Но его жизнь меняют взрослые женщины, которым так не хватает мужского тепла и внимания. Они ломают его характер, вытравливают в нём нежность, превращая в безразличного, жестокого и развратного мужчину, который использует женщин, не задумываясь об их чувствах. Но однажды в его жизни появляется настоящая любовь. Та, которая возвращает в нём мальчика, умеющего чувствовать, любить, заботиться и быть ласковым. Вадик снова становится прежним, только судьба даёт им слишком мало времени. Любовь, которую он наконец находит, оказывается короткой, как вдох.









Он лежал на шершавом, горячем от летнего солнца асфальте и думал:
«Я такой молодой… Почему я не могу встать? Мое тело обмякло, я его просто не чувствую… Я не хочу уходить так рано. Я хочу жить…»
Где-то внутри себя он ощутил странное щемящее спокойствие и в тот же миг увидел собственное тело со стороны, будто душа его, лёгкая и прозрачная, поднялась над землёй. Перед его глазами одна за другой понеслись картины прожитой жизни – яркие, обжигающие, как искры костра в тёмную ночь.

Картина первая
Сначала, увидев эту первую картину, Вадик даже не понял, кто перед ним. На зелёной траве небольшого сада, залитого вечерним золотистым светом, возле старого дома, стоящего на самом берегу заросшего камышами озера, бегал маленький мальчик в коротких синих шортах и белой майке, слегка испачканной землёй. Рядом с ним носилась рыжая собака с мощной шеей и квадратной челюстью. Мальчик смеялся так звонко, что этот смех заглушал крики, доносившиеся с веранды.
Присмотревшись, Вадик вдруг узнал в этом мальчике себя – того самого, которого он помнил лишь по старой, выцветшей фотографии, где мать обнимала его с такой нежностью, что он всегда замирал от тоски, глядя на её лицо.
В его голове пронеслась мысль:
«Так это ж я… Я маленький, бегаю по саду за собакой…»
На веранде у круглого стола с кружевной скатертью сидели его родители. Отец, крупный мужчина в светлой рубашке с закатанными рукавами, что обнажали сильные жилистые руки, громко ругался на мать. Мать, хрупкая, в голубом ситцевом платье, смотрела в пол, пока отец вдруг не привстал и, выхватив кружку с недопитым чаем, не плеснул ей в лицо остатки тёплого напитка.
Медовый вечер наполнился её коротким сдавленным вскриком. Мать прикрыла лицо тонкими пальцами и почти бегом скрылась в доме. Отец, тяжело дыша, смотрел ей вслед с каким-то тупым остервенением.
А маленький Вадик, которому тогда было всего шесть лет, не замечал этой сцены. Он радостно бегал по полянке, дразня собаку яркой карамелькой в золотистой обёртке, крутя её у самого мокрого носа животного и заливаясь хохотом, когда собака подпрыгивала, щёлкая зубами в воздухе.
Вдруг из дома донёсся резкий женский крик, полный боли и ужаса. Мальчик замер, вслушиваясь, и, сжав в ладошке липкую конфету, побежал на голос матери. Но едва он сделал несколько шагов, как бультерьер, азартно вильнув хвостом, кинулся за ним, сбил его с ног тяжёлым телом и, в каком-то внезапном безумии, вцепился зубами в его лицо, таща по жёсткой траве сада, рвущей его тонкую кожу, будто бумагу.
Следующее, что он помнил, – белый потолок, запах спирта и лекарств. Он лежал весь перевязанный, окутанный ватным оцепенением, и рядом с его кроватью сидела молодая медсестра в голубом халате, с аккуратно уложенными светлыми волосами и уставшими, но добрыми глазами.
– Ну наконец-то очнулся, – сказала она, чуть улыбнувшись и осторожно погладила Вадика по спутанным тёмным волосам.
– А что со мной случилось, где я? – спросил Вадик, с трудом разлепляя губы, сухие и потрескавшиеся. Его глаза метались по палате, выхватывая куски пространства: металлическую стойку капельницы, белую раковину с потёками ржавчины на эмали, высокий аппарат за его спиной, тихо гудящий и мигающий зелёным огоньком.
– Где моя мама и папа?
Медсестра вздохнула, её взгляд стал отстранённым.
– Мы пока не знаем. Но я думаю, что они скоро придут, – сказала она и снова провела тёплой рукой по его голове, прежде чем выйти из палаты, мягко притворив за собой дверь.
Вадик остался один. Он лежал некоторое время, слушая, как в коридоре скрипят тележки с медикаментами и как где-то далеко кашляет старик. Потом он медленно поднялся с кровати, его тонкие детские ноги дрожали. Он подтащил к раковине тяжёлый деревянный стул с тёмным отполированным сиденьем и встал на него, чтобы дотянуться до зеркала.
Его лицо было полностью забинтовано. Лишь один глаз, опухший, но живой, смотрел на него из этой белой безликой маски. Мальчик вздрогнул и резко отшатнулся, чувствуя, как по спине прокатывается холодная волна страха. Он пытался вспомнить, что с ним случилось, напрягая память до боли в висках, но кроме криков матери и того, как он бежал ей на помощь, ничего не мог вытащить из глубин сознания.
Две недели спустя с его лица сняли повязки. Он увидел в зеркале себя – нос был стянут коричневыми толстыми швами, а по правой щеке шёл кривой рубец. Сердце его сжалось в маленький комок боли и стыда. Он понял: это собака… его любимая собака, которую он дразнил той самой конфетой.
Прошёл месяц. За всё это время к нему так и не пришли ни мама, ни папа. Вместо них в палату вошли две строгие женщины в чёрных юбках и белых блузках. Они пахли лавандовым мылом и бумагой.
Молча взяв его за руку, они повели его по коридорам больницы, в сумеречный июньский день, и привели в здание, где пахло варёными макаронами, влажной тряпкой и старой краской. Это был детский дом. Там Вадик проводил дни и ночи, спал в общей спальне, ел в большой столовой за длинными дубовыми столами, где всегда было шумно от детских голосов.

Спустя несколько месяцев к нему пришли незнакомые люди – женщина с тёплым лицом и крупный мужчина с тяжёлыми руками, пахнущий табаком.
– Мы твоя мама и папа, – сказали они.
Вадика привели в чужую квартиру, где пахло свежей выпечкой и стиральным порошком. Ему показали небольшую светлую комнату с двумя кроватями и позвали знакомиться со старшей сестрой – девочкой с длинной косой и серьёзными глазами, которой было десять лет.
Он быстро забыл своих настоящих родителей. Теперь он называл чужих тётю и дядю – «мамой» и «папой». Только спустя много лет он понял всю правду: в тот день, когда его покусала собака, отец убил мать, и за это преступление его посадили в тюрьму. А маленького Вадика отдали чужим людям – в новую жизнь, где запахи, лица и голоса никогда уже не были такими родными, как когда-то.
Картина вторая
Вадиму было шестнадцать. За эти годы он заметно возмужал. Его высокий рост, широкие плечи, крепкие руки с жилистыми запястьями и уверенная осанка выдавали в нём мужчину, несмотря на подростковый возраст. Светлые волосы были подстрижены в модную короткую стрижку с удлинённым чубом, а голубые глаза с длинными ресницами выглядели особенно выразительно на фоне слегка загорелой кожи. На его прямом носу и правой щеке едва заметными светлыми полосками пролегали шрамы от детского укуса собаки, придавая лицу оттенок дерзкой мужественности. Когда он улыбался своими ровными белыми зубами, губы мягко растягивались, открывая ту самую обворожительную мальчишескую, но в то же время мужскую, улыбку, которая нравилась почти всем девушкам.
Он учился в десятом классе, занимался боксом в районной секции, где тренер хвалил его за твёрдый характер и скорость, и, несмотря на внешнюю грубость занятий, обладал музыкальной душой – прекрасно играл на рояле.
Приёмный отец, человек шестьдесяти пяти лет с суровым взглядом и крупными натруженными руками, владел небольшим производством тротуарной плитки. Его мать – молодая сорокалетняя женщина с длинными ухоженными ногтями, гладкой кожей и фигурой, за которой она тщательно следила в спортзале и салонах красоты, – редко уделяла детям внимание. Она жила в мире своих зеркал, парфюма с ароматом мускуса и жасмина и бесконечных косметических процедур. Двадцатилетняя дочь Анита жила своей жизнью, а Вадик, чужой по крови, был для матери почти невидим.
Он был предоставлен сам себе. Отец выделил ему банковскую карту, на которую ежемесячно поступала сумма для личных расходов, и этим ограничилось всё воспитание. Репетиторы по английскому и музыке были те же, что в своё время занимались с Анитой.
Сейчас он видел себя, сидящим за чёрным лакированным роялем в просторной гостиной с высокими окнами. За ними раскинулся сад, залитый вечерним светом, в котором летние цветы едва колыхались под лёгким ветерком. Его пальцы легко и мягко скользили по клавишам, рождая мелодию «Лунной сонаты», которая заполняла комнату серебристой печалью и нежной задумчивостью.
Рядом стояла его учительница музыки, Алёна Викторовна. Ей было двадцать шесть лет, и её молодая, ещё девичья красота сочеталась с женской мягкостью и особой утончённой женственностью. Тонкая, выточенная талия обтянута узкой юбкой серого цвета, подчёркивающей её стройные бёдра, а белая накрахмаленная блузка мягко облегала грудь и чуть поскрипывала при каждом её движении. На ногах блестели чёрные лакированные туфли на каблуках, от которых походка её становилась грациозной, как у балерины.
Для Вадика она была женщиной из его грёз – та, чьё присутствие волнует до дрожи, а тонкий голос проникает в самую душу. Иногда он закрывал глаза и видел её во сне – как она наклоняется к нему, как её мягкие волосы щекочут его щёку, как её губы улыбаются, рождая в нём неведомую до этого страсть.
– Вадик, мягче играй, – произнесла она тихо, наклоняясь к нему, и её шёпот, тёплый и немного хрипловатый, скользнул вдоль его шеи, оставляя после себя невидимый, но жгучий след. Она мягко брала его руки, то подвигая их вправо, то влево, иногда встряхивала пальцы, разминая их, от чего по его спине пробегала сладкая дрожь.
Иногда она вставала с его правой стороны, прижимаясь бедром к его плечу, и показывала, как правильно вести руку по клавишам. И каждый раз он ощущал запах её духов – сладковатый, чуть терпкий, головокружительный.
Он больше не мог сдерживать своих чувств. В тот день, когда она в очередной раз наклонилась к нему, её длинные тёмные волосы спустились с плеча и почти коснулись его лица. Вадик аккуратно обнял её за талию и, затаив дыхание, осторожно посадил к себе на колени. Алёна Викторовна не сопротивлялась – наоборот, её тело стало мягким, податливым, как будто она ждала именно этого прикосновения.
Он чувствовал её дыхание, видел её густые ресницы, обрамлявшие большие карие глаза, и тонкие губы, слегка приоткрытые в удивлении и затаённом желании.
– Алёна Викторовна… вы мне давно нравитесь… как женщина… – прошептал он, прижимаясь лицом к её спине. В его голосе дрожала нежность, детская неуверенность и мужская решимость одновременно.
Она развернулась к нему, слегка приподняла свою юбку и села так, чтобы их взгляды встретились. В её глазах стояло тепло, нежность, и что-то материнское, и что-то беззащитное, но в то же время влекущее. Она погладила его по щеке мягкими пальцами:
– Вадик, ты мне тоже нравишься… Ты выглядишь старше своих лет. Ты сильный… и очень мужественный. Скажи, у тебя уже была девушка? – спросила она, вплетая пальцы в его светлые волосы.

– Алёна… можно я буду так тебя называть?.. У меня не было девушки… Я хочу, чтобы ты была первой… – тихо ответил он, поцеловав её в шею, чувствуя, как её кожа подрагивает под его губами.
Он осторожно провёл руками по её талии, чувствуя под пальцами тонкую ткань блузки и тепло её тела. Она прижималась к нему, позволяя этим поцелуям рождаться на её шее, груди, губах. Их близость была не столько страстью, сколько тихим, волнующим ритуалом познания друг друга, наполненным юношеской робостью и жаждой близости.
После этого занятия она поправила юбку и блузку, провела рукой по своим волосам, подняв взгляд на Вадика. В её глазах светилась мягкая, добрая улыбка.
– Спасибо тебе, Алёна… мне было очень хорошо, – прошептал он, целуя её в щёку, а она провела ладонью по его волосам, как будто благословляя.
– Давай продолжим занятие, Вадик, – тихо сказала она, но в её голосе слышался оттенок внутреннего дрожащего восторга.
– Да… давай… А мы ещё будем делать то, что… делали? – спросил он с хитрой улыбкой, глядя на неё снизу вверх.
– А тебе понравилось? – её глаза искрились озорством.
– Очень, – шепнул он ей на ухо и снова положил руки на клавиши, начиная играть «Лунную сонату».
Так продолжались их встречи два года. Алёна приходила дважды в неделю, и каждое занятие начиналось и заканчивалось этой сонатой – их тайным музыкальным и телесным ритуалом.
Она выглядела моложе своих лет: стройная, с тонкой талией, чёрными кучерявыми волосами, собранными в пучок, и длинными ногами, которые казались ещё изящнее в туфлях на каблуках. Её лицо нельзя было назвать классически красивым, но в нём было то особое притяжение, от которого сердце мужчины бьётся чаще.
Для Вадика она была первой женщиной – нежной, желанной, хрупкой и в то же время сильной. А для неё он был не просто учеником – он был тем, в ком она видела своё будущее и с кем строила свои тайные, такие хрупкие и дерзкие женские мечты.
Картина третья

Вадик увидел следующую картину: в комнату постучала Анита.
– Кто там? – спросила Алёна Викторовна, стоя, облокотившись на рояль.
– Это Анита… Можно? – ответила она из-за двери.
– Заходи, Анита! – громко сказала Алёна, продолжая слушать, как играет её парень.
Анита зашла в комнату к Вадику и поздоровалась:
– Привет, братишка. Играешь? Здравствуйте, Алёна Викторовна. – Она посмотрела на Алёну, а затем снова на брата. – Ты не забыл, что через три дня у мамы день рождения? Ты уже приготовил подарок? – спросила она, обходя рояль.
Анита внимательно посмотрела на Алёну Викторовну: «Что-то в ней не так, – подумала она. – И кофточка застёгнута низковато, и волосы распущены… Как-то она выглядит неаккуратно, не так, как на моих уроках. Надо за ними проследить».
У Аниты появилось подозрение, что Алёна совращает её приёмного брата. Вадик Аните тоже нравился. Она видела, как он возмужал и стал настоящим мужчиной. Она знала, что он ей не родной брат и ждала, пока он вырастет, чтобы закрутить с ним отношения.
Анита подошла к Вадику, поправила ему воротник и поцеловала в щёку.
– Очень хорошо играешь, братишка. Ну ладно, не буду вам мешать. Я пошла, – сказала она и ещё раз окинула Алёну взглядом с ног до головы, после чего быстро вышла из комнаты.
Анита понимала, что её брат повзрослел, похорошел, и наверняка его будут пытаться соблазнить женщины. Но про Алёну она как-то даже не могла подумать. Ведь Алёна уже давно была в их семье репетитором, когда-то она и её саму учила музыке. Алёна была не такая уж и красавица, как Анита. Скорее «скромная, тихая овечка». Хотя в последнее время Анита заметила, что Алёна стала наряжаться и подкрашиваться. «Не для Вадика ли?» – подумала Анита ревниво. Она твёрдо решила подсмотреть за ними, как они занимаются музыкой.
На следующий день Алёна Викторовна пришла, как обычно, в семнадцать часов. Вадик её уже ждал. Он снял с неё плащ и проводил в свою комнату. Дверь он закрыл на ключ, вытащил его и сразу подошёл к Алёне, начав её целовать. Затем он взял её на руки и понёс к роялю. Посадив её на рояль, стал медленно раздевать, снимая колготки и блузку. Вадик расстегнул бюстгальтер, и в его ладони вывалились два нежных яблочка. Как обычно, по их сценарию, он загнул её юбку, задрал ей ноги и стал делать своё бравое дело.
В это время Анита подошла к двери и подёргала ручку – дверь была закрыта. Она подумала, что сегодня у Вадика нет занятий, и уже собиралась уходить, как вдруг услышала какие-то звуки. Она машинально опустилась на колени и заглянула в замочную скважину. Её глазам предстала обнажённая спина братишки – он медленно двигался вперёд и назад возле рояля. Анита увидела, как Алёна лежала на рояле без лифчика, её грудь едва заметно покачивалась перед Вадиком, а ноги были высоко подняты – он держал их руками.
Анита застыла возле двери и не могла оторвать взгляд от происходящего. Она почувствовала странное возбуждение, её дыхание участилось, и она инстинктивно провела рукой по животу, стараясь унять нарастающее чувство.
Вдруг она услышала голос:
– Анита, что ты там сидишь? – окликнула её мама, увидев дочь, сидящую к ней спиной на корточках возле двери.
– А… Ааа… Я… Постучалась к Вадику. Мне показалось, что там кто-то есть… А там никого нет, – смущённо ответила Анита.
– Аниточка, ты уже ужинала? Может, пойдём покушаем, пообщаемся? А то мы с тобой так редко видимся…
– Хорошо, пойдём, мамочка, – сказала Анита, стараясь быстрее увести маму от двери Вадика.
Девушка всё поняла. Её ревность к Вадику разожгла в ней ненависть к Алёне. Она с трудом сдерживала раздражение за то, что мама отвлекла её от столь неожиданного зрелища. У Аниты тут же зародились мысли о мести репетиторше: «Ну ничего, тихая овечка… Ты у меня ещё узнаешь, кто будет рядом с Вадиком».
В эту же ночь, когда все спали, Анита тихо прокралась в комнату братишки. Она подошла к нему, пока он спал. Вадик никогда не строил планов на Аниту – для него она всегда оставалась сестрой, пусть и приёмной. Он часто защищал её в школе и во дворе, несмотря на то, что был младше, но выглядел старше своих лет.
Аните было уже двадцать один. Она была очень симпатичной девушкой: курносый носик, большие голубые глаза, губы бантиком, длинные густые волнистые волосы. Её часто называли куклой Барби. Парней вокруг неё было много, но всех она отшивала. Училась Анита в институте на экономиста, а к братишке у неё всегда были особые чувства – чувство собственности.
Она подошла в своей тонкой ночной рубашке, села на край кровати и стала рассматривать его лицо и сильную фигуру. Вдруг Вадик проснулся:
– Анита, ты чего? – испуганно сказал он, приподнимаясь.
– Ничего… Просто мне страшно. Сон нехороший приснился… Можно я полежу с тобой? – тихо спросила она, беря его за руку.
– Конечно, сестрёнка, – успокоившись, ответил Вадик.
– А ты знаешь, что я тебе не родная сестра? – вдруг спросила Анита, смотря ему прямо в глаза.
– Помню… В детстве я жил в другой семье. Но это неважно, ты всё равно для меня сестра. Наверное, скоро узнаю, кто мои настоящие родители, – ответил он, осторожно вынимая руку из её ладоней.
– А я знаю, где твои родители, – не унималась Анита.
– Где? – Вадик с интересом посмотрел на неё и сел на кровати удобнее.
– Твой отец сидит в тюрьме. А может уже и вышел. Он убил твою мать, – сказала она тихо.
– Откуда ты это знаешь? – удивился Вадик.
– Помню, как родители обсуждали это. Думали, что я ничего не понимаю, но я всё слышала, – Анита поправила волосы и продолжала смотреть на него в упор.
– Тогда почему твои родители взяли меня к себе? Ведь у них была ты, – спросил он, отводя взгляд.
– Не знаю, – ответила она и мягко погладила его по груди.
Вадик лёг на спину, а Анита прижалась к нему, положив руку ему на грудь.
– Анита, может, ты пойдёшь спать к себе? – осторожно сказал он, убирая её руку.
– Сегодня я буду спать с тобой, – твёрдо сказала она.
– Хорошо… Тогда возьми в шкафу другое одеяло, – ответил Вадик, понимая, что от неё сегодня не отделается.
– А ты что, не хочешь со мной спать? – удивлённо спросила она.
– Ты о чём? Ты хочешь спать со мной… как женщина? – растерянно переспросил он, натягивая на себя одеяло.
– Конечно. Ты же спишь с Алёной. А почему со мной нельзя? – сказала Анита, переходя в наступление.
– Откуда ты знаешь про Алёну? – Вадик резко обернулся к ней.
– Знаю. И расскажу маме, если ты откажешься быть со мной, – сказала Анита, ложась под его одеяло.
– Анита, я не могу… Ты для меня всё равно сестра, – Вадик отодвинулся к стенке.
– Я тебе не сестра. Я – девушка. И я хочу быть с тобой, – тихо сказала Анита, обняв его.
– У тебя же столько парней, зачем тебе я? – попытался отстраниться он.
– Не знаю. Но я хочу именно тебя, – Анита развернула Вадика к себе, перекинулась через него и, глядя ему в глаза, начала медленно снимать свою ночную рубашку.
Вадик увидел Аниту без одежды. У неё была красивая фигура: большая грудь и очень тонкая талия. Она всегда сводила ребят с ума. Вадик тоже не смог себя сдержать. Он прижал её к себе и посадил рядом. Он стал осторожно прикасаться к ней, лаская её плечи и спину, а Анита с улыбкой смотрела на него. Она радовалась, что добилась своего, ведь давно этого хотела. Этой ночью они были вместе, делясь теплом и нежностью до самого утра.
Под утро Анита сказала:
– Вадик, чтобы я больше не видела возле тебя эту курицу… Алёну, – твёрдо произнесла она, вставая с кровати.
– Как? Но я же занимаюсь с ней музыкой, – ответил Вадик, лёжа на подушке и поправляя волосы.
– Вадик, как хочешь. Но если я увижу, что ты с ней снова близок, я не знаю, что с ней сделаю, – Анита подошла к Вадику  и провела рукой по груди..
– Анита… Я поговорю с ней. Но ты не наезжай на неё. Она добрая, хорошая. Я прошу тебя, не обижай её, – Вадик положил руки за голову и стал смотреть в потолок.
– Хорошо, Вадик. Я пойду к себе, уже светает. Не хочу, чтобы мама меня здесь увидела, – сказала Анита, подходя к двери.
– Да, иди уже… Пока, – ответил он.
Они попрощались, и Анита тихо ушла к себе в комнату.
Алёна пришла, как обычно, в семнадцать часов. Вадик встретил её и провёл в комнату, но на этот раз не стал закрывать дверь. Он сразу сел за рояль:
– Алёна, давай сегодня сразу начнём заниматься, – сказал он, пробуя клавиши.
– Почему так? Что-то случилось? – с подозрением спросила Алёна.
– Нет, ничего… Просто мы больше не будем с тобой… так близки у меня дома, – сказал Вадик, не поднимая глаз.
– Почему? – Алёна опустилась на корточки рядом с ним и заглянула ему в лицо.
– Нас тогда видела Анита. Она сказала, если я ещё буду с тобой близок, то расскажет всё маме, и тебя уволят, – сказал он, аккуратно поднимая её за локти.
– Ну и пусть увольняют… Я люблю тебя. Ты можешь приходить ко мне домой, – тихо сказала Алёна, застёгивая пуговицу на рубашке.
– Алёна, прости, но я не хочу, чтобы ты из-за меня лишалась работы, – отвернулся Вадик.
– Мне не важна эта работа… Я хожу сюда только ради тебя, – её голос дрожал. – Прошу тебя, не оставляй меня. Я люблю тебя.
Она повернула его к себе и попыталась поцеловать. Её руки легли ему на плечи.
– Алёна, подожди… У меня дверь открыта, – Вадик мягко отодвинул её и пошёл к двери.
– Закрой её, – настаивала Алёна.
Вадик потянулся к двери, но в этот момент в комнату зашла Анита.
– Здравствуйте, Алёна Викторовна, – холодно и с едва заметной усмешкой произнесла она.
– Здравствуй, Анита, – растерянно ответила Алёна, отводя взгляд.
– Чем это вы тут занимаетесь? – спросила Анита, проходя вглубь комнаты и оглядывая рояль.
– Музыкой, конечно, – ответил Вадик, подходя к ней.
– Что-то уже минут пятнадцать не слышно музыки, только разговоры, – сказала Анита, проводя пальцем по крышке рояля, рисуя невидимые узоры.
– Мы обсуждали пьесу, – сказала Алёна, беря в руки ноты.
– Ну ладно… Можно я послушаю, как Вадик играет? Мама просила проверить, не зря ли она оплачивает ваши занятия, – Анита облокотилась о рояль и посмотрела на Алёну.
– Хорошо. Слушай, – сказала Алёна, подавая Вадику ноты. – На, Вадик. Начинай играть.
Они начали урок. Вадик действительно играл очень хорошо. Аните всё понравилось – его уверенные руки на клавишах, спокойная сосредоточенность, серьёзный взгляд. Только одно её раздражало: когда Алёна подходила к нему слишком близко, поправляя ноты или тихо подсказывая, касаясь его плеча. Её ревность была такой сильной, что она едва сдерживала себя, чтобы не вспылить прямо при ней.
Когда урок закончился, Анита тут же сказала:
– Спасибо, Алёна Викторовна. До свидания. Нам нужно с Вадиком ещё собраться, сегодня у мамы день рождения, и мы едем в ресторан.
Алёна не успела ничего ответить – Анита проводила её до двери, вежливо, но холодно. Репетитор ушла, опустив глаза, переживая, что её могут уволить. Она решила позвонить Вадику вечером и всё обсудить.
Как только Алёна вышла, Анита подошла к брату, обняла его за талию и тихо прошептала на ухо:
– Я хочу так же… как ты был с ней.
Она посмотрела на него взглядом, полным желания и ревности. Вадик немного растерялся, но Анита уже взяла его за руку и повела к роялю. Она прижалась к нему, села на край крышки инструмента и обняла его за шею, глядя в глаза серьёзно и нежно.
Он аккуратно посадил её удобнее, обнял за талию и слегка прижал к себе. Она чувствовала, как его дыхание становится чаще. Он наклонился, легко поцеловал её в шею. Анита закрыла глаза, её сердце билось быстро и тревожно.
– Мне так хорошо с тобой… – прошептала она, обнимая его крепче. – Я люблю тебя…
Её слова звучали искренне, без кокетства, и тронули его до глубины души. Она лежала на рояле, тяжело дыша, прикрыв глаза. Несколько секунд они молчали, слушая только своё дыхание и тишину комнаты, наполненную вечерним светом.
Наконец Вадик отстранился и мягко сказал:
– Нам нужно собираться. Скоро придут мама и папа.
Анита не ответила. Она ещё несколько секунд лежала, чувствуя лёгкое головокружение от близости и счастья. Затем встала, поправила одежду и направилась к двери, кинула на него долгий взгляд и тихо сказала:
– Главное – помни, что ты мой… только мой.
Он посмотрел во двор и увидел, как заезжал на машине отец. Анита встала с рояля и поплелась к себе в комнату. Вадик тоже стал собираться.

Картина четвертая
Вечером, ровно в девять, подъехало такси. Вадик надел свой новый тёмно-синий костюм и атласную рубашку с дорогим узким галстуком. Он подошёл к зеркалу, поправил волосы, посмотрел на своё отражение и только после этого вышел в холл. В это же время появилась Анита в коротком голубом платье в белые ромашки. Платье красиво подчеркивало её тонкую талию и длинные ноги.
Вадик и Анита спустились вниз к такси. За ними поспешили мама и папа. Все сели в машину и поехали.
Ресторан находился в центре города – это был один из самых дорогих и известных ресторанов. Елизавете Николаевне исполнился 41 год. Она пригласила своих близких подруг, и за длинным столом собралось около двадцати человек. Здесь были и семейные пары, и друзья её мужа, и несколько её холостых подруг.
Как только женщины увидели сына Елизаветы, их глаза засверкали.
– Лизочка, какой у тебя сын красавчик! И дочка просто модель, – с улыбкой сказала холостая Любаша, кокетливо подмигнув Вадику.
– Лизок, сколько сыночку лет? – спросила подруга детства Наташа, откидывая назад свою русую чёлку.
– Лизочка, а где он учится? – подключилась страстная Ольга, поправляя серьги.
– Сын у меня уже взрослый, ему семнадцать лет. Заканчивает школу, – с гордостью ответила Елизавета Николаевна.
Вадик сел сбоку возле Аниты, в конце стола. Гости разговаривали, смеялись, поднимали тосты, официанты выносили блюда одно за другим. Скоро заиграла музыка, и гости пошли танцевать.
Анита первой пригласила Вадика на быстрый танец. Они вышли на танцпол, двигаясь легко и красиво. Вадик обращал на себя внимание – его движения были уверенными, точными, почти профессиональными. Анита заметила, как смотрят на него мамины подруги, и старалась стать ближе к нему, словно заслоняя от чужих глаз.
После быстрого танца они вернулись к столу, но только Вадик собрался сесть, как к нему подошла Наташа.
– Потанцуем? – спросила она и, не дожидаясь ответа, взяла его за руку.
Вадик посмотрел на Аниту, но та лишь откинулась на спинку стула, внимательно наблюдая за ними.
Наташа была чуть младше Елизаветы – ей было тридцать девять. Она владела двумя салонами красоты, была успешной и уверенной в себе женщиной. Её густые пепельные волосы были уложены в причёску, а локоны мягко спадали на плечи. Карие глаза с длинными ресницами, аккуратный макияж и дорогой блеск на губах придавали ей эффектный вид. Она всегда одевалась со вкусом.
Когда они начали медленный танец, Наташа чуть сильнее прижалась к нему и спросила:
– Ты хорошо танцуешь, Вадик. Где-то учился?
От неё пахло дорогими французскими духами, от которых у Вадика немного закружилась голова.
– Да нет… Анита учила, – быстро ответил он, бросив взгляд в её сторону.
– А чем ты занимаешься после школы? – продолжила Наташа, легко касаясь его плеча своей рукой.
– Занимаюсь боксом… и играю на рояле, – ответил он, незаметно поглядывая на Любашу, которая наблюдала за ними с интересом.
– Ты играешь на рояле? – удивлённо переспросила Наташа и подняла голову, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Она была невысокого роста, её глаза были чуть ниже уровня его подбородка.
– Да, – кивнул Вадик. – А что?
– Ой, я так люблю слушать рояль… – сказала она мягким голосом и чуть сильнее прижалась к нему. Одной рукой она провела по его пиджаку, словно ища карман. Нащупав его, быстро что-то туда положила.
Танец закончился. Вадик, ничего не заметив, проводил Наташу на её место и вернулся к Аните.
Анита резко ущипнула Вадика за руку и, наклонившись к его уху, тихо, но зло прошептала:
– Ты чего так прижимался к этой… – она запнулась, подбирая слово, – к этой Наташе?
– Анита, я не прижимался. Она сама, – Вадик повернулся к ней, взял стакан с морсом и сделал большой глоток.
– А что она от тебя хотела? – снова наклонилась к его уху Анита, её дыхание обжигало кожу.
– Да ничего особенного… Поболтали, – он пожал плечами и посмотрел в её глаза. – Анита, да прекрати ты. Ты что, ревнуешь?
– Конечно, ревную, – ответила Анита и чуть притянула его за галстук, чтобы он посмотрел только на неё.
В этот момент к ним подошёл папин друг и пригласил Аниту на танец. Она нехотя отпустила Вадика и пошла на танцпол. Почти сразу к Вадику подошла Любаша.
Любаша была подругой Наташи и хорошей знакомой его мамы. Ей было всего тридцать, но выглядела она так, что мужчины забывали про всё на свете. Рыжие густые волосы были подстрижены в стильное каре, зелёные глаза смотрели дерзко и одновременно игриво, прямой нос и пухлые губы дополняли её лицо, делая его ярким и запоминающимся.
Вадик сразу почувствовал к ней какое-то необъяснимое притяжение. Когда она приблизилась и положила руки ему на плечи, он ощутил, будто его пронзило током. Он сам обнял её чуть крепче, наклонился и тихо заговорил:
– Вас Люба зовут, я слышал…
– Да, Люба, – ответила она, посмотрев ему прямо в глаза своими зелёными хитрыми глазками.
– А где вы работаете… или, может быть, учитесь? – продолжал Вадик, пытаясь удержать её внимание.
– Работаю. На фирме… – нехотя ответила она, словно не желая раскрывать подробностей.
– А телефончик… Не оставите? – спросил он чуть наглее, чем обычно.
– Могу оставить. Запомнишь или запишешь? – она улыбнулась уголками губ и приблизилась к его уху.
– Говорите. Запомню, – Вадик напряг слух, чтобы не пропустить ни одной цифры.
Любаша медленно продиктовала номер, её губы слегка касались его мочки уха. У Вадика перехватило дыхание.
– Мне… можно будет позвонить? – спросил он, когда музыка подходила к концу.
– Конечно. Звони, красавчик. Пообщаемся, – сказала она и, развернувшись, пошла к своему месту, покачивая бедрами так грациозно, что Вадик не смог оторвать от неё взгляд. Её загорелая кожа переливалась в свете ламп, а высокая, стройная фигура казалась ему идеальной.
В этот момент он почувствовал, как кто-то резко схватил его за локоть. Это была Анита.
– А с этой о чём говорил? – неожиданно спросила она, наклонившись к его уху.
– Да так, ни о чём. Спрашивала, где учусь, – солгал Вадик, не сводя взгляда с удаляющейся Любы.
– Что им всем от тебя надо… Они же уже взрослые… – зло проговорила Анита и потащила Вадика за рукав обратно к столу.
– Ты ревнуешь без причины, Анита, – улыбнулся он, садясь рядом с ней.
Они снова выпили, закусили, и Анита, немного успокоившись, вдруг дернула его за руку:
– Ну ладно, пошли еще попрыгаем….
Они побежали на танцевальную площадку ресторана, стали танцевать и веселиться. Вечер прошёл замечательно. Домой вернулись поздно.
Когда Вадик пришёл в комнату, он увидел на экране телефона двадцать шесть пропущенных звонков от Алёны. Он не стал перезванивать, устало разделся и сразу лёг спать. Только он начал проваливаться в сон, как дверь его комнаты тихонько отворилась. В комнату вошла Анита.
– Ты чего, Анита? – сонным голосом спросил он, прищурившись в её сторону. – Ты что, каждый день будешь у меня спать?
– А ты что, не хочешь? – она переминалась с ноги на ногу, глядя на него своими блестящими глазами.
– Каждый день – не хочу. Давай заранее договариваться. У меня тоже есть личная жизнь. Ты мне не жена, в конце концов, – буркнул Вадик и натянул одеяло на лицо.
– Жена? А это было бы здорово… А ты не хочешь жениться на мне? – Анита присела возле кровати на корточки и уставилась на него снизу вверх.

– Ты с ума сошла. Я ещё маленький, – усмехнулся Вадик, высунув лицо из-под одеяла.
– Ой, точно, я забыла… тебе же ещё… семнадцать.. – Анита тихонько рассмеялась, поправляя волосы.
– Так что смотри, не развращай меня, – сказал он, улыбаясь.
– Хорошо… Давай один разик и я побежала, – умоляющим голосом произнесла Анита, подумав про себя: «Не зря же я пришла к нему».
– Ложись, – вздохнул Вадик и поднял край одеяла.
Анита быстро разделась и прыгнула к нему в постель. Они провели несколько минут в спешной страсти, после чего Анита встала, оделась и тихо ушла к себе в комнату.
Утром, когда Вадик вешал костюм в шкаф, он залез в карман и нащупал бумажку. Развернув её, он увидел номер телефона Наташи, написанный помадой на рублёвой купюре. Вадик сложил её вчетверо и убрал в ящик стола, подумав: «Может, пригодится…»
Он навёл порядок в комнате, как вдруг зазвонил телефон. На экране было имя Алёны.
– Вадик, дорогой, я тебе вчера столько раз звонила, – прозвучал в трубке её нежный голос.
– Да, знаю. Тридцать раз, – резко ответил он, продолжая разбирать вещи. – Меня не было дома, я был в ресторане.
– Я знаю… Прости… Ты можешь ко мне прийти? – её голос дрогнул, в нём слышалась мольба.
– Куда? – спросил он сухо.
– Домой… ко мне, – тихо сказала Алёна. – Я хочу с тобой поговорить.
– Хорошо. Говори адрес, – коротко ответил Вадик.
Алёна продиктовала адрес, он записал его на клочке бумаги. После завтрака Вадик вышел из дома, купил по дороге небольшой тортик и букет цветов. Алёна жила всего в двух кварталах. Он поднялся на седьмой этаж и позвонил в дверь.
Открыла Алёна. Она явно ждала его: на ней было тёмно-синее платье, подчёркивающее фигуру, волосы распущены, глаза красиво подведены. Она встретила его мягкой улыбкой и взглядом, полным надежды.
– Здравствуй, дорогой, проходи, – сказала Алёна и потянула Вадика за рукав в коридор.
– Привет, Алёна, – ответил он, чмокнул её в щёчку и протянул цветы с тортом. Разулся, снял туфли и аккуратно поставил в коридоре. Зашёл на кухню.
– Ну давай, Алёна, ставь чайник, будем торт лопать, – сказал Вадик, усаживаясь за стол.
– Уже поставила, – ответила она, доставая чашки.
Вадик оглядел кухню.
– Ты тут одна живёшь?
– Да… Мама умерла два года назад, я одна осталась, – ответила Алёна, расставляя тарелки и ложки.
– Квартира норм. Ремонт недавно делала? —спросил Вадик.
– Да, чуть денег накопила, сделала, – ответила она, немного смутившись. – Вадик, я с тобой поговорить хотела.
– Ну, давай, говори, – посмотрел на неё Вадик.
Алёна подошла к нему, села на колени, обняла за шею.
– Вадик, ты же знаешь, что я тебя люблю. У тебя в следующем месяце день рождения, тебе восемнадцать будет. Ты совершеннолетний станешь. Сможешь уйти из дома. Родители-то тебе не родные. Я хочу, чтобы ты переехал ко мне. Хочу с тобой жить.
Вадик замолчал, глядя ей в глаза.
– Спасибо, Алёна… Но я сейчас не могу решить это… Откуда ты знаешь, что родители мне не родные?
– Знаю… Елизавета рассказывала. Мы с ней три года назад выпили шампанского, и она всё выложила.
– И что она рассказала? – спросил Вадик.
– Она рассказала, что твоя мать и твой отец были её одноклассниками. В школе Елизавета встречалась с твоим отцом, любила его. А твоя мама тоже его любила. Потом Лиза поехала отдыхать, встретила Мишу, твоего теперешнего отца, он был при деньгах, она вышла за него. А твой отец женился на твоей матери. Родился ты. Но потом Лиза и твой отец снова стали мутить. Мать твоя узнала, угрожала рассказать её мужу. Был скандал. Отец твой в порыве злости её убил. Ему срок дали. А Лиза до сих пор его любит. Она тебя из детдома и забрала, пока твой батя сидит в тюрьме.
– Он уже вышел? – задумался Вадик.
– Думаю, да. Лиза часто уходит надолго. Ты не замечал?
– Нет… Я за ней не следил, – Вадик откусил кусок торта и запил чаем.
– А ты проследи. Может, батю своего увидишь, – сказала Алёна и тоже откусила торт.
– Теперь буду, – сказал Вадик, вытирая рот салфеткой.
– Вадик, переезжай ко мне. Я тебя люблю… – повторила она.
– Алёна… Я тебя уважаю, но я тебя не люблю. Жить с тобой не смогу. Встречаться – да. Но не зацикливайся на мне. Встретишь нормального парня – выходи замуж. Не парься.
Алёна отвела взгляд, убирая со стола.
– Мне никто не нужен. Только ты, – ответила она тихо.
– Я ещё школу заканчиваю. О семье пока рано думать, – Вадик подошёл к ней, взял за плечи и повернул к себе.
– Прости, что всё это сказала… – Алёна опустила глаза.
– Спасибо тебе за правду. Я помню, что у меня была семья… но что произошло, я не помню, – Вадик поцеловал её в щёчку.
– Пошли в комнату, – Алёна взяла его за руку. Стала снимать с него рубашку. – Я хочу тебя… – прошептала она, прижимаясь губами к его груди.
Вадик стал раздеваться и помог ей снять платье. Они легли на кровать и быстро занялись любовью.
После всего Вадик вскочил, начал одеваться.
– Всё, Алёна, я побежал. У меня дела, – сказал он, застёгивая джинсы.
– Хорошо… Теперь ты знаешь, где я живу. Приходи в любое время. Я всегда тебя буду ждать, – сказала она с надеждой в голосе.
– Приду. Но дома мы больше встречаться не будем. Опасно, – сказал Вадик.
Они поцеловались, и Вадик вышел из квартиры, погрузившись в свои мысли.



Картина пятая
Вадик видит себя, как он вылетел из дома, поймал тачку и поехал за Лизой. Она на своей «Тайоте» вырулила за город и километров через десять свернула в какой-то дачный посёлок.
Лиза вышла у небольшого домика за низким штакетником. Вадик отпустил машину и спрятался в кустах. Осмотрелся. Место показалось знакомым, будто он тут уже бывал когда-то.
Елизавета подошла к двери и позвонила. К калитке вышел высокий мужик лет сорока, спортивный, с короткой стрижкой. Вадик замер. «Это же… батя…» – вспомнил он. Да, это был его отец.
Отец открыл дверь, впустил Лизу, поцеловал её в щёку, обнял и завёл в дом. Вадик тихо перелез через забор и подкрался к окну. Присел и стал слушать.
– Дорогой, ты меня ждал? – сказала Лиза, снимая сапоги.
– Конечно, любимая. Как мой сын? – спросил отец, садясь на диван.
– Вадька молодец, на дне рождении всех моих девчонок сразил. Весь в тебя, – улыбнулась Лиза и подсела к нему. – Ты тоже такой был, все девки за тобой бегали.
– Молодец он… Я бы хотел его увидеть, но боюсь. Пусть думает, что вы родители. Не хочу ему жизнь ломать, – сказал батя и прижал Лизу к себе, стал целовать.
Потом поднял её на руки.
– Пойдём, крошка, в постель. Я хочу тебя, – сказал он, целуя её.
Они ушли в спальню и закрыли дверь. Вадик сел на корточки возле окна, сжал кулаки. В голове крутилось: «Я ненавижу его… Он убил мою мать ради этой… Я им устрою весёлую жизнь…»
Слёзы покатились по щекам. Он встал и медленно пошёл домой.
Увидев в окно, что Елизавета уезжает, Вадик вылетел из дома, как ошпаренный, в груди всё сжималось от странного предчувствия. Он поймал тачку и весь путь смотрел в окно, пока машины, дома, фонари, рекламные щиты не превратились в размазанные пятна. Лиза на своей чёрной «Тайоте» уверенно вела за город, петляя по извилистой трассе. Солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в оранжево-лиловые тона, и его багровый свет ложился на асфальт длинными лентами. Всё это казалось нереальным, как сон.
Километров через десять от города она свернула в какой-то дачный посёлок. Сердце Вадика стучало всё сильнее, будто предупреждало его о том, что он сейчас увидит то, что изменит его жизнь навсегда.
Лиза вышла возле небольшого аккуратного домика, за которым тянулся облупленный, но добротно сложенный штакетник, местами перекошенный от времени. Вадик быстро расплатился с водителем, отпустил машину и скользнул в кусты, дыша часто, как после бега.
Он прищурился, разглядывая место. Оно показалось ему странно знакомым, будто он уже был здесь когда-то в другой жизни, в другом времени. Нахлынули какие-то смутные образы: летнее солнце, запах травы, женский смех… Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания.
Елизавета подошла к двери и позвонила. К калитке вышел мужчина. Высокий, широкоплечий, спортивного телосложения, с короткой тёмной стрижкой, с сильной угловатой челюстью и пронзительными карими глазами, в которых сразу читалась уверенность и сила. На вид ему было лет сорок, но он выглядел моложе своих лет. Вадик замер, будто ток ударил его. В висках застучало: «Это он… батя…»

Отец открыл дверь и тут же обнял Лизу, впустил в дом, поцеловал её в щёку. Они выглядели так, словно были семьёй всю жизнь – родные, близкие, единое целое. От этого зрелища Вадика передёрнуло. Ноги стали ватными, но он пересилил себя, перелез через забор и крадучись подошёл к окну.
Он присел, положил ладони на подоконник и стал слушать, стараясь не дышать громко.
– Дорогая, ты как всегда прекрасна. Я тебя ждал, – услышал он низкий мягкий голос отца.
– Конечно, милый, я к тебе всегда лечу как на крыльях, – ответила Лиза, разуваясь и стягивая с себя модные сапоги.
— Как мой и твой сын? —спросил он ласково.
 – Как мой Вадик, спрашиваешь? Молодец он, на дне рождении всех моих девчонок очаровал. Весь в тебя пошёл – красивый, с харизмой, – её голос звучал тепло, гордо, почти матерински.
– Молодец парень… – отец тяжело вздохнул, сев на диван и проводя рукой по коротким волосам. – Я бы так хотел его увидеть… Но боюсь, понимаешь? Пусть думает, что вы ему родители. Не хочу рушить ему жизнь. Он и так настрадался.
Елизавета подошла к нему и села рядом, прижалась, положив голову ему на плечо. Отец обнял её и стал целовать в висок, в щёку, в губы. Вадик смотрел на эту картину через мутное стекло, и его душу разрывало на части. Перед глазами вставала мама. Её лицо, её голос… Её больше не было из-за этого человека.
Отец приподнял Лизу на руки, как пушинку, и понёс в спальню.
– Пойдём, моя крошка… я с ума схожу без тебя, – прошептал он, целуя её шею.
Дверь за ними закрылась, и Вадик углубился в свои мысли, оставшись сидеть под окном, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в кожу до боли. Сердце колотилось где-то в горле, глаза заслезились, но он не вытирал их. Внутри всё горело от ненависти, обиды, боли, ревности.
«Я ненавижу его… Ненавижу за то, что он убил мою мать ради этой… – мысли путались, но одна звучала особенно отчётливо. – Я им устрою весёлую жизнь… Я не позволю им счастливо жить, когда моей мамы нет…»
Он встал, отряхнул с колен пыль и сухие травинки, и медленно побрёл в сторону дороги. Небо потемнело, над горизонтом полыхала алая заря, словно отражая пожар в его груди. Слёзы катились по его щекам, но он шёл, не поднимая глаз, стиснув зубы и кулаки. Его детство только что закончилось.
Картина шестая
У Вадика снова поменялась картинка. Субботний день.  Погода выдалась тёплой и ленивой. Утром Вадик встал раньше всех. В комнате ещё пахло ночной прохладой и его собственным сном. Он сделал свою короткую зарядку: пятнадцать отжиманий, двадцать приседаний и лёгкие махи руками. Тело стало тёплым, мышцы приятно заныли. Он накинул халат, расправил плечи, прошёлся по коридору босиком и вышел на кухню.
На кухне за столом сидела Елизавета, его приёмная мать, – в светлом халате, с собранными в пучок волосами. Она неспешно помешивала кофе в маленькой чашке и смотрела в окно, будто там за серыми облаками был какой-то другой, более интересный мир.
Вадик открыл шкаф, достал банку с растворимым кофе и сухим голосом сказал:
– Доброе утро, мама.
– Доброе утро, Вадик, – ответила она, посмотрев на него своим слегка отстранённым взглядом. – Как ты? Как дела у моего взрослого мальчика? Давай я тебе налью кофе, поухаживаю хоть иногда.
– Ну давай, мама, – устало согласился Вадик и опустился на стул, вытянув ноги вперёд.
Она смотрела, как он сидит, немного сутулясь, и всё больше видела в нём черты его отца – те же тяжёлые брови, прямой нос, уверенные линии подбородка. Лиза сжала губы и взяла турку с плиты.
– Ты такой большой уже… – произнесла она, наливая кофе в его кружку. – Я тебя почти не вижу. Вечно ты где-то, всё время занят.
Вадик тихо усмехнулся и начал крутить в пальцах чайную ложку, барабаня ею по столу.
– А ты где, мама, пропадаешь целыми днями? Ты же вроде не работаешь, – проговорил он, глядя на неё в упор. В глазах его сверкнула насмешка.
Лиза резко повернулась к раковине, чтобы он не видел, как она растерялась.
– Я? Да так… На фитнес хожу… К подругам. В магазин… По делам… – пробормотала она, стараясь говорить ровно.
Вадик медленно отпил кофе и, глядя на маму исподлобья, процедил:
– Семья тебя мало интересует. И папу ты совсем не любишь. Я же вижу, как ты к нему относишься… Я не маленький уже, мама.
Лиза тяжело вздохнула и, чтобы сбить тему, спросила:
– Да, ты взрослый… У тебя хоть девушка есть?
Вадик вдруг потупил взгляд, провёл пальцем по краю кружки и сказал глухо:
– Есть…
– И кто она? – Лиза немного оживилась, ей хотелось увести разговор подальше от правды, от боли, от его пристального взгляда.
– Скоро познакомлю, – коротко ответил Вадик и допил кофе, поставив чашку на стол с тихим звоном.
Лиза вытерла руки о полотенце и вдруг резко сказала:
– Ладно, сынок, мне пора… – она хотела закончить этот разговор как можно быстрее.
– По магазинам? – хмыкнул Вадик, а про себя подумал: «Не в магазин ты поедешь, мамаша… Опять к нему».
– Нет… – Лиза замялась. – Сегодня Наташа пригласила на дачу… Поеду к ней, до вечера.
– Ну-ну… Давай… Счастливо тебе, мама, отдохнуть, – Вадик поднялся из-за стола, смотря ей вслед со злой улыбкой. Когда дверь за Лизой закрылась, он резко вдохнул, как будто освободился от удушья.
Он быстро прошёл к себе в комнату, стал перебирать вещи в столе, ища сложенную бумажку с номером. Когда нашёл, сердце его приятно кольнуло. Он набрал номер дрожащими от волнения пальцами.
– Алло… Наташа? – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
На другом конце послышался мягкий женский голос с лёгкой хрипотцой:
– Да… А кто это? – Наташа зевнула, потянулась и, зажав телефон плечом, стряхнула пепел с сигареты в пепельницу. Она лежала на диване, вся в шелках утреннего лени, листая модные журналы.
– Это Вадик… Ты мне свой номер оставила… Вот решил позвонить, – проговорил он быстро, чувствуя себя немного мальчишкой.

– О, Вадик… Здравствуй, солнышко… – в голосе Наташи появилась нежная улыбка. Он сразу представил её улыбающееся лицо, большие глаза и чуть приоткрытые губы. – Как ты, красавчик?
– Да нормально всё… Ты сегодня занята? – Вадик сжал телефон сильнее, будто боялся потерять её голос.
– Нет… – Наташа зевнула ещё раз, сладко потянулась и сбросила с себя плед, обнажив стройное тело в короткой ночной сорочке. – Я сегодня свободна как ветер… А что ты предлагаешь, мой тигрёнок?
– Предлагаю увидеться. Пообщаться, – быстро ответил он.
– Я согласна… – Наташа встала, уже представляя, как будет выбирать платье для него. – Приходи ко мне.
– А где ты живёшь?
– За городом, в своём доме. Адрес запомнишь?
– Да, давай, – Вадик быстро схватил ручку и блокнот.
– Сосновая, семнадцать.
– Жди. Скоро приеду, – сказал он твёрдо и положил трубку. Его сердце колотилось, он подошёл к окну и на секунду закрыл глаза, представляя, как будет держать её за талию.
А в это время Наташа уже открыла гардероб, перебирая вешалки с платьями. Она чувствовала, как по телу пробегает лёгкая дрожь предвкушения. Вадик был совсем молодой, но в нём было столько мужской силы, грубой притягательности, что Наташа, старше его почти на десять лет, почувствовала себя снова двадцатилетней девушкой, которой хотелось только одного – быть желанной.
Вадик быстро переодевался, когда вдруг в дверях его комнаты появилась Анита. Она стояла, опершись плечом о косяк, и внимательно смотрела на него своими тёмными глазами, в которых всегда проскальзывала стальная холодность.
– Ты куда собираешься? – её голос прозвучал твёрдо, почти властно, как у настоящей хозяйки этого дома.
– Я… На секцию иду, – буркнул Вадик, даже не посмотрев на неё, одевая пиджак.
Анита сложила руки на груди, прищурилась:
– В таком костюме? – она смерила его взглядом с ног до головы.
– Да, а что? – Вадик резко обернулся к ней, голос его звучал грубо. – Всё равно переоденусь там.
Анита медленно провела языком по губам, как будто обдумывая, что ещё спросить, и произнесла:
– И во сколько придёшь?
– Поздно… – Вадик почувствовал, как раздражение расползается по телу горячими волнами. – У меня ещё встреча с ребятами в кафе.
– А там только мужчины будут? – Анита не отступала, её глаза прожигали его насквозь.
Вадик остановился, посмотрел прямо в её лицо, где не было ни намёка на улыбку.
– Конечно, Анита. Только мужчины, – сдержанно ответил он, надевая туфли.

– Ну ладно… – в её голосе вдруг появилась грусть, и она отошла от двери, пропуская его. – Я буду тебя ждать.
Вадик подошёл к ней вплотную, резко поцеловал в щёку, чувствуя запах её парфюма с едкими восточными нотами, и тихо сказал:
– Не жди. Я поздно приду. Ложись спать.
Он схватил рюкзак, захлопнул за собой дверь и быстро спустился вниз по лестнице. Сердце билось с какой-то странной лёгкостью. На улице он вызвал такси, и, пока машина ехала, заехал в ближайший супермаркет. Купил шампанское, коробку дорогих конфет и букет белых лилий. «Для королевы – королевские цветы», – подумал он, выходя из магазина.
Через сорок минут такси свернуло на небольшую лесную дорогу, выложенную плитами. Впереди стоял двухэтажный дом цвета топлёного молока с большими окнами. На веранде его уже ждала Наташа.
Она открыла дверь, и Вадик на секунду застыл, разглядывая её. Длинное платье из лёгкой ткани красиво облегало её фигуру, спина была полностью открыта, волосы собраны в высокую причёску, открывая стройную шею. В глазах играли лукавые огоньки.
– Заходи, Вадик, – сказала она, чуть улыбнувшись.
– Здравствуй, Наташа, – он протянул ей лилии, шампанское и конфеты. – Решил всё-таки встретиться с тобой.
Наташа приняла подарки и слегка наклонила голову, вдыхая аромат цветов. Вадик прошёл на кухню и плюхнулся в широкое кожаное кресло. Достал телефон, быстро проверил, нет ли сообщений от Ани или друзей, и выключил его. Сегодня он хотел быть только здесь.
Наташа поставила цветы в вазу, открыла шампанское и достала два высоких бокала.
– Хорошо, что ты пришёл… – произнесла она, наливая шампанское. – А то мне тут одной скучно.
– Ты одна живёшь? – спросил Вадик, наблюдая за её тонкими пальцами с красным лаком.
– Конечно, одна, – Наташа удивлённо подняла брови.
– А дети есть? – продолжал он допытываться, будто проверяя её на прочность.
– Нет… – она пожала плечами. – Как-то не до детей было.
– А муж был? – Вадик уже вошёл в кураж, ему нравилось слышать её ответы.
– Мужа не было. Все любили, а замуж никто не брал, – Наташа усмехнулась, садясь напротив. Её глаза вдруг потемнели от воспоминаний. – Любят красивых, а женятся на простых… Но мне и так хорошо. У меня всё есть. Дом, машина, деньги. Не от кого не завишу… А любовника я себе всегда найду… – она сделала короткую паузу, внимательно посмотрела ему в глаза и добавила: – Вот и ты пришёл. Небось, планы какие-то построил?
Вадик слегка улыбнулся.
– Умная ты… Прозорливая, – сказал он, разглядывая её. В его голове мелькнула мысль: «Почему такая женщина одна?»
– Я вашего брата давно выучила… – рассмеялась Наташа и достала из пачки сигарету. – Всё про вас знаю.
Она закурила, откинулась на спинку кресла, выпуская дым медленно, смакуя каждое движение.
– Наташа, я так просто пришёл. Пообщаться, – вдруг сказал он. – Но если ты захочешь меня… Я буду не против.
Она усмехнулась, прищурив глаза:
– Ладно, посмотрим… Давай шампанское налью. Какую музыку любишь?
– Спокойную, – ответил Вадик, открывая бутылку. Пробка выстрелила с громким хлопком, и шампанское тонкой струйкой полилось в бокалы.
Наташа включила музыку – негромкий саксофон наполнил дом мягкими переливами звуков. Она подошла к Вадику, взяла бокал и тихо спросила:
– Так ты, значит, просто так пришёл?
– Наташа… А моя мама к тебе часто приходит? – спросил он, глядя, как пузырьки поднимаются к поверхности.
Наташа удивлённо вскинула брови:
– Твоя мама? Она уже года два ко мне не приезжает. Мы с ней почти не общаемся.
Вадик усмехнулся и налил ещё шампанского:
– Значит, могу спокойно приезжать. И она не узнает.
– Конечно, – Наташа сделала глоток, закусила конфетой и улыбнулась. – С ней ты точно не пересечёшься.
Они ещё выпили, слушая музыку. Вадик встал, подошёл к ней, протянул руку:
– Наташа, пошли потанцуем.
Она молча встала и обняла его за шею. Её маленькая, почти хрупкая фигура прижалась к его телу. Вадик почувствовал, как горячо стучит её сердце. Он гладил её спину, наслаждаясь теплом её кожи и запахом духов, в котором смешались жасмин и лёгкие пряные ноты.
– Вадик… У тебя девушка была? – спросила она, подняв к нему глаза.
– Конечно. Я не мальчик. Но и не полноценный мужчина. Мне ещё учиться надо… – он хитро улыбнулся. – Ты научишь меня?
Наташа рассмеялась своим низким грудным смехом:
– Начнём сразу… или шампанского ещё выпьем?
– Давай начнём сразу, – Вадик подхватил её за талию и прижал к себе.
– Какой ты шустрый, – сказала Наташа, слегка отстраняясь и поглаживая его по щеке. – Молодой, но ранний…
– Мне всегда хочется… – улыбнулся он, глядя на неё своими горячими глазами.
– Тогда пошли в спальню, – сказала она и, взяв его за руку, повела наверх.
Они поднялись на второй этаж. Наташа открыла дверь в огромную спальню с белыми стенами и зеркальными шкафами. В центре стояла широкая кровать с резным изголовьем и множеством подушек.
Она открыла шкаф, достала новое полотенце и протянула ему:
– Иди в ванну.
Вадик взял полотенце, не отводя от неё взгляда, в котором читалась жадность и нетерпение.
Вадик зашёл в ванну и огляделся. Просторное помещение было облицовано светлым мрамором, на полу лежал пушистый коврик. Огромное зеркало отражало аккуратно разложенные косметические баночки, флаконы духов, кремы и сыворотки, которые Наташа расставила с безупречным вкусом. На стеклянных полках душевой кабины стояли шампуни и гели известных брендов, от которых пахло дорогими спа-салонами.

Он включил воду и почувствовал, как тёплый пар окутывает тело, расслабляя мышцы после долгого дня. Поток воды массировал плечи, и Вадик закрыл глаза, думая о том, что будет дальше. Когда он вышел, обёрнутый в мягкое белое полотенце, сердце колотилось от волнения.
Наташа уже ждала его, лёжа в кровати в нежно-голубом пеньюаре из тончайшего шёлка. Её волосы были распущены, мягкими волнами спадая на плечи. В её глазах горел тёплый, ласковый огонь, и она протянула к нему руки.
– Ну иди сюда, мой мальчик, – сказала она низким грудным голосом.
Вадик подошёл к кровати. Наташа медленно стянула с него полотенце, и её взгляд скользнул вниз. Она слегка улыбнулась, провела кончиками пальцев по его животу и ниже, потом наклонилась, коснулась его губами. Вадик почувствовал, как в груди оборвалось дыхание, а по телу прошла дрожь, накрыв с головой волной острого наслаждения. Он не успел даже предупредить её, как кончил ей в рот.
Наташа облизнулась, проглотила его семя и посмотрела на него снизу вверх своими влажными глазами:
– Ничего, малыш, у нас впереди вся ночь, – мягко сказала она, поглаживая его бедро.
– Прости… что-то быстро вышло, – Вадик смутился, опустив глаза.
– Всё нормально, – она улыбнулась и легла на спину, расправляя волосы по подушке. – Иди ко мне.
Он лёг рядом, стал медленно гладить её, проводя руками по её шее, груди, животу, бёдрам. Кожа Наташи была тёплая, гладкая, будто шёлк. «Какая она приятная женщина… И совсем не старая… Кожа молодая, грудь упругая… Очень даже ничего», – подумал он, любуясь ею.
Вадик наклонился и стал целовать её грудь, живот, медленно опускаясь всё ниже. Наташа выгибалась и тихо стонала, её дыхание становилось всё более прерывистым. Когда он почувствовал, что она готова, он вошёл в неё резким движением и стал двигаться быстрее. Наташа прижалась к нему, обвила его ногами и закричала от удовольствия, впиваясь ногтями в его спину.
Через несколько минут они лежали рядом, тяжело дыша, прижавшись друг к другу.
– Ты такой классный… – выдохнула Наташа, её грудь быстро поднималась и опускалась.
– Ты тоже, Наташа… Ты мне очень нравишься, – сказал Вадик, целуя её в плечо.
Она обняла его, прижалась к его груди и шепнула:
– Я тебя сегодня не отпущу.
– А я и сам не уйду, – тихо ответил он, глядя в потолок, чувствуя её тёплое тело рядом.
Они снова и снова возвращались друг к другу этой ночью, пока не наступило утро. В 5:30, когда солнце только начинало окрашивать небо в бледно-розовый цвет, Вадик тихо поднялся, оделся, вызвал такси и, перед тем как уйти, поцеловал Наташу в лоб.
– Ещё увидимся, – сказал он.
– Конечно, малыш… – сонно улыбнулась она, провожая его взглядом.

Картина седьмая
Вадик увидел Алёну сидевшую  дома, глядя в одну точку, которая  не находила себе места. Она снова и снова набирала номер Вадика, прижимая телефон к уху, но в ответ звучал один и тот же холодный, отстранённый голос:
«Абонент сейчас недоступен. Телефон находится вне зоны действия сети».
Она убрала телефон на диван, села, обняв колени, и уставилась в тёмное окно. Внутри всё сжималось – тревога, обида, злость, страх. «Где ты, Вадик… Почему ты не отвечаешь…» – шептала она в пустоту.
Около полуночи тишину квартиры вдруг разорвал звонок телефона. Алёна резко вскинулась, сердце забилось быстро-быстро. Она схватила трубку.
– Алло! Я слушаю! – сказала она взволнованно, ожидая услышать его голос.
Но вместо этого послышался чужой, твёрдый женский голос:
– Алёна, это ты?
– Да… А кто это? – спросила Алёна, уже догадавшись, кто ей звонит.
– Это Анита, – прозвучало холодно и уверенно. – Скажи, Алёна, Вадик у тебя?
– Нет… – удивлённо ответила Алёна. – А почему ты решила, что он у меня?
На несколько секунд в трубке воцарилась тишина, потом Анита заговорила медленно, отчётливо, в её голосе слышалась угроза:
– Алёна, я знаю всё. И я хочу тебя предупредить… Мы с Вадиком любовники. И я тебе его так просто не отдам. Я его люблю. И… я беременна от него. Ты поняла?
У Алёны перехватило дыхание. Она сжала трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.
– Поняла… – тихо произнесла она. – Но… Ты же ему сестра. Как такое может быть?
– Я ему не сестра, – резко ответила Анита. – Я его сводная сестра, не родная. Поняла? И я его люблю.
Алёна молчала, переваривая услышанное. Она вдруг почувствовала странное спокойствие.
– Хорошо, Анита… А он тебя любит? – спросила она, глядя в темноту за окном.
– Этого я не знаю. И мне всё равно. Главное, что я его люблю. Я тебе его не отдам. Можешь ни на что не рассчитывать, – голос Аниты звенел от напряжения.
Алёна закрыла глаза, глубоко вдохнула и, чтобы разозлить её, холодно сказала:
– А я ни на что и не рассчитываю. Но знай… если он придёт – я его не выгоню.
На том конце провода раздалось резкое, отчаянное дыхание. Анита заговорила быстрее, пытаясь задеть её:
– Как тебе не стыдно… Ты же старше его на десять лет!
Алёна усмехнулась.
– Ну и что… Ты тоже его старше.
В трубке повисла тишина, такая густая, что Алёна слышала, как у Аниты перехватывает дыхание.
– Алёна! Я тебя предупредила! – закричала вдруг Анита и с силой бросила трубку.
Алёна сидела, держа в руке гудящий телефон. Тишина квартиры вновь накрыла её с головой. Она положила телефон рядом, прислонилась к спинке дивана, прикрыла глаза. В груди было больно. Она чувствовала растерянность, обиду и… понимание. «Беременна…» – пронеслось в голове. Её сердце сжалось, но она вздохнула глубоко и сказала себе:
– Ничего… Ничего… Как будет, так и будет.
Вадик вернулся домой только под утро. Тихо разделся в прихожей, чтобы никого не разбудить, и сразу пошёл в ванну. Вода стекала по его телу, смывая запах чужих духов, шампанского и ночных объятий. Он смотрел на своё отражение в зеркале и думал: «Что я делаю… Куда я лечу…»
Он вытерся полотенцем, набросил его на бёдра и пошёл в комнату. Там, в полумраке, на кресле, скрестив руки на груди, сидела Анита. Она смотрела прямо на него. Глаза были красные и усталые, но взгляд – твёрдый, цепкий.
– Ну, и где ты был? – её голос звучал глухо и требовательно.
Вадик нахмурился.
– Не понял, Анита… Что за допрос? – ответил он жёстко, сразу решив поставить её на место.
– Я тебя всю ночь ждала, – она не отводила взгляда. – Телефон не отвечает… Что я должна думать?
Он оглянулся, вспомнив про телефон, и усмехнулся. Вытащил его из кармана пиджака и при ней включил. Экран мигнул, и сразу посыпались смс-ки и пропущенные вызовы. Анита звонила двадцать два раза. Алёна – девять.
– Ну и что ты звонила? – спросил он равнодушно, вытирая волосы полотенцем. – Я же тебе сказал, что уйду надолго. До утра.
Анита сжала губы.
– Я знаю, где ты был, – прошипела она, и вдруг схватила подушку с кресла и швырнула в него. – Ты был у Алёны!
Подушка отлетела в сторону, а Вадик даже не дёрнулся.
– Ты что несёшь… Я даже не знаю, где она живёт, – спокойно ответил он и подошёл к зеркалу, чтобы причесаться.
Анита дрожащей рукой вытащила из кармана джинсов сложенную бумажку и, встав с кресла, подошла к нему, вскинув руку.
– А это чей адрес?! – её голос сорвался на визг.
Вадик узнал свой почерк. Адрес Алёны. Он оставил бумагу на столе и забыл убрать.
– Ты чего лазаешь в моих вещах? – он развернулся, присел на корточки перед ней и посмотрел снизу вверх.
Анита посмотрела ему в глаза. В её глазах стояли слёзы.
– Потому что я тебя люблю, – тихо сказала она.
– Но это не даёт тебе права копаться в моих сумках, – Вадик встал, глядя на неё сверху вниз. – Я тебе ничего не обещал. Ты сама захотела быть со мной. Пришла ко мне сама.
– Ну и что! – выкрикнула Анита. – Ты же со мной спал!
Он усмехнулся.
– Спал… Но ты сама этого хотела.
Анита закрыла лицо руками и несколько секунд молчала. Потом вдруг подняла на него глаза, полные слёз, и выкрикнула:
– Я беременна от тебя!
Вадик замер.
– Как… беременна? – тихо спросил он, чувствуя, как холод пробегает по спине. Он развернулся к ней.
– А так, – Анита выпрямилась и сжала губы в тонкую линию. – Что делать будем?
Он смотрел на неё и чувствовал только усталость и раздражение.
– Не знаю, – сказал он резко. – Что ты сама хочешь делать? Я в этом ничего не понимаю. Я тебя не люблю и жениться на тебе не собираюсь.
Анита моргнула, и по её щекам потекли слёзы.
– Как не любишь… – её голос дрогнул. – А что мне делать?..
Вадик отвернулся и подошёл к роялю, провёл рукой по холодным клавишам.
– Не знаю, Анита… Подумай сама. Ты взрослая девочка.
Анита всхлипнула и, закрыв лицо руками, выбежала из его комнаты, громко захлопнув за собой дверь. Вадик стоял, глядя в окно, где медленно серело утро. Он чувствовал пустоту.
«За что мне всё это…» – подумал он и тяжело вздохнул.
Он завалился спать и проспал до трёх часов дня. Когда проснулся, посмотрел на телефон – пропущенный звонок от Алёны. Он потянулся, щёлкнул пальцами, разминая шею, и перезвонил.
– Вадик, ты куда пропал? – её голос звучал мягко, тепло, как шелк.
– Я был занят… – сказал он устало. – Что ты хотела, Алёна?
– Тебя увидеть… – её голос стал тише, почти шёпотом.
– Алёна, я сейчас сплю. Я перезвоню тебе, хорошо? – Вадик закрыл глаза, чувствуя, как наваливается раздражение от всех этих женщин, которые душили его своей заботой, претензиями, требованиями.
– Хорошо… Я буду ждать, – сказала она, но он уже положил трубку и снова закрыл глаза, проваливаясь в беспокойный сон.


Картина восьмая
Вадик видит Елизавету. Она стоит у зеркала и закалывает волосы шпильками. Она смотрит на своё отражение и тихо напевает любимую старую песню, улыбаясь своим мыслям – сегодня она должна  встретиться с тем, кто снова заставляет её сердце биться чуть быстрее.
В этот момент в комнату медленно вошла Анита. Лицо её было бледным, глаза опухли от слёз.
– Мама… – голос её дрожал. – У меня… плохая новость.
Елизавета обернулась, положила расчёску на комод и внимательно посмотрела на дочь.
– Что случилось, моя девочка?
Анита опустила взгляд и, ссутулившись, села на край кровати.
– Мама… я беременна, – её голос сорвался на шёпот.
Несколько секунд в комнате стояла тишина. Тиканье часов на стене вдруг стало отчётливым и громким. Елизавета медленно подошла к дочери.
– Как… От кого? – спросила она, тяжело выдохнув.
Анита отвернулась, не в силах встретиться с маминым взглядом.
– Я не могу… не могу сейчас тебе сказать.
– Почему не можешь? – голос Елизаветы стал жёстким. – Ты будешь выходить замуж?
Анита покачала головой, и по её щекам потекли слёзы.
– Нет… Он… он не хочет на мне жениться, – прошептала она и всхлипнула.
– Как не хочет? – Елизавета встала перед дочерью, всматриваясь в её лицо. – Он что, тебя не любит?
Анита сжала носовой платок в кулаке и кивнула, не поднимая головы.
– Нет… не любит…
– Тогда зачем ты с ним спала? – Елизавета прищурилась, в голосе звучало раздражение и боль.
Анита заплакала ещё сильнее.
– Я не знаю… Я… Я его люблю, мама.
Елизавета выпрямилась и резко сказала:
– Так! Кто он? Говори. Мы найдём на него управу.
Анита подняла заплаканные глаза и с отчаянием выкрикнула:
– Мама, это Вадик!
Елизавета отшатнулась, как от удара. В горле у неё пересохло.
– Какой… какой Вадик? – слова застревали у неё во рту.
– Наш Вадик! НАШ!!! – закричала Анита, срываясь на истерику.
Елизавета села на пуфик возле трюмо. Её руки дрожали.
– Ты что… ты что, его совратила? – голос её был еле слышен, как шёпот мертвеца.
Анита кивнула, закрывая лицо руками.
– Да… совратила…
Елизавета посмотрела в окно, где вечернее солнце багровым пятном садилось за крыши домов. Несколько секунд она молчала, тяжело дыша. Потом повернулась к дочери.
– Господи… Как же я раньше не догадалась… Ты же всегда за ним следила… всегда смотрела на него… Анита… он же твой брат… Как ты могла?..
Анита вскочила с кровати, волосы растрепались, лицо было искажено болью.
– Никакой он мне не брат! – закричала она. – Я помню, как вы его взяли из детдома! Он мне никто!
Елизавета медленно покачала головой и вдруг заговорила тихо, словно сама себе:
– Анита… ты ничего не знаешь… Он твой брат. Родной… по отцу…
Анита замерла, как статуя. В комнате воцарилась звенящая тишина.
– Как… это он мой брат?.. – прошептала она, сжав руки в кулаки.
Елизавета подняла глаза на дочь. В них было столько усталости и горечи.
– У вас один отец, Анита… – её голос дрожал. – Я… я давно хотела тебе рассказать… Всё как-то не решалась…
– Не поняла… – Анита медленно подошла к матери.
Елизавета закрыла лицо руками, а потом, набрав в грудь воздух, заговорила:
– Когда-то я любила одного человека. Его звали Алексей. Он был твоим отцом. Потом я вышла замуж за Мишу, но ты уже была… Алексей – отец Вадика… Он и твой отец.
Анита отшатнулась.
– Значит… значит, Вадик… мой брат… – слова будто прожигали ей горло.
– Да… – прошептала Елизавета.
Анита села на пол, обняв себя за плечи, и раскачивалась, как ребёнок.
– Мама… что мне теперь делать?.. – её голос дрожал от ужаса и боли.
Елизавета отвернулась к зеркалу и стала застёгивать серёжки.
– Не знаю… Сделай аборт… – сказала она тихо, без эмоций.
– Нет… Я боюсь… А вдруг… вдруг больше не смогу иметь детей… – Анита вскинула на неё умоляющие глаза. – И что теперь делать с Вадиком… Я ведь его люблю…
Елизавета застыла, глядя на своё отражение. Потом сказала жёстко:
– Ты больше не должна с ним встречаться. Он твой брат. Это мерзко.
Анита снова разрыдалась и выбежала из комнаты. Елизавета посмотрела ей вслед, вздохнула и накрасила губы помадой, затем взяла сумочку и вышла из квартиры, оставив дочь одну – в темноте, полном безысходности и страха перед будущим.
Картина девятая
Вадик видит на календаре 21 апреля.
Утро 21 апреля разлилось по дому солнечным светом, как молоко в чашке. Тёплые лучи медленно скользили по белым шторам, золотили пушистый ковёр в гостиной, касались полированных поверхностей шкафов, поблёскивали на стекле старого серванта, где стояли мамины хрустальные бокалы и пузатая ваза с конфетами в золотых фантиках.
Сегодня Вадику исполнилось восемнадцать.
Он встал, потянулся, чувствуя, как мышцы приятно ломит от силы и молодости. Подошёл к зеркалу. Его лицо казалось ему взрослым, серьёзным. «Взрослый…» – подумал он с улыбкой, рассматривая свой прямой нос, узкие карие глаза, чуть растрёпанные волосы, спадающие на лоб.
С утра дом наполнился шумом. Елизавета хлопотала на кухне, накрывала на большой стол в зале. Пришли её подруги – снова Наташа, Любаша, Ольга и ещё несколько женщин. По дому потянуло жареным мясом, сладким запахом торта и едва уловимыми духами гостей, где смешались жасмин, амбра и дешёвый мускус.
Вадик позвал друзей. Музыка гремела из колонок, весёлые хохотки перемежались с густыми мужскими голосами. Все танцевали, пели под караоке старые песни. Вадик заметил Любашу сразу, как только она вошла в зал. Сегодня на ней было светлое, почти белое платье в тонкую серебристую полоску. Оно облегало её полные бёдра и подчёркивало тяжёлую грудь, которая чуть дрожала при каждом её движении.
Он вспомнил, что обещал позвонить ей. Не позвонил. Забыл. Замотался. Но сейчас, глядя, как её тёмные волосы мягкой волной ложатся на плечи, как ярко блестят накрашенные губы, он почувствовал, как внизу живота поднимается горячая тяжесть. Он захотел её так, как хотят первый глоток воды в пустыне.
Он подошёл к ней.
– Потанцуем? – его голос звучал хрипло.
– Потанцуем… – улыбнулась она, медленно поднимая на него глаза.
Музыка играла быструю песню, и он прижал её к себе, чувствуя, как её груди мягко прижались к его телу. От её запаха – терпкого, чуть горьковатого, густого, как мёд с прополисом – у него закружилась голова. Он закружил её по залу, не слыша больше ничего. Мир сжался до её тела, до её тёплого дыхания на его щеке.
Наташа смотрела на них, и в её глазах плескалась чёрная ревность. Она подошла ближе и в быстрых танцевальных движениях отталкивала Любашу локтем, словно нечаянно. Крутилась возле Вадика, задевая его бёдрами, прикасаясь рукой к его спине. Но он не видел её. Он видел только Любашу.
Анита стояла в углу, обхватив себя руками. Её бледное лицо казалось изрезанным тонкими чертами боли. Она смотрела, как Вадик гладит Любашу за талию, как его пальцы лениво играют с прядью её волос, как он наклоняется к её уху и что-то говорит. И Любаша смеётся, чуть закидывая голову назад.
Анита почувствовала, как мир вокруг стал серым и глухим. Она вышла на улицу. Ветер трепал её длинные волосы, небо заволакивали низкие тяжелые тучи, пахло сыростью и весной.
Она достала сигарету, зажгла дрожащими руками. Затянулась, и горький дым, проходя через грудь, обжёг сердце. Слёзы медленно покатились по щекам. Она вытерла их пальцами, размазывая тушь. Ей казалось, что всё кончено.
«Что мне делать? Как мне его удержать? Я уже опоздала… Надо было раньше… раньше… пока он был чистым мальчиком, пока его не развратили все эти Алёны, Наташи, Любаши… Теперь он избалован, теперь у меня нет шансов…»
Рядом вышла Наташа. Она закурила, молча встала рядом. Обе смотрели вперёд, на улицу, где медленно ехали машины, где редкие прохожие спешили по своим делам.
Наташа думала: «Опять эта Любка… Надо что-то делать. Она моложе меня, красивее… Но она глупая и алчная. Ей нужны только деньги. А мне нужен он… такой молодой, горячий…»
А Вадик в это время строил свой план. Он хотел Любашу здесь и сейчас. Ему нужно было только её тело под своими руками, её тяжёлое дыхание в своих ушах.
– Может, выйдем покурим? – шепнул он ей на ухо.
– Пошли… я устала… – ответила она, чуть улыбнувшись уголками губ.
Он быстро повёл её по коридору на второй этаж, в свою комнату. Как только за ними закрылась дверь, он прижал её к стене, с жадностью целуя её губы, лицо, шею. Его руки лихорадочно сорвали с неё кофточку, потом лифчик. Грудь её была тяжёлая, белая, с крупными розовыми сосками. Он жадно приник к ним губами, обхватывая её бёдра своими руками.
– Ты что… жеребёнок… – прошептала она, задыхаясь.
– Нет… я просто без тебя с ума схожу… – голос его дрожал от желания.
Он быстро стянул с неё юбку и трусики, а потом, не раздеваясь полностью, опустил свои брюки. Его член был твёрдый, налитый, как ствол молодого дерева. Он резко приподнял её за бёдра, она обвила его ногами. Вадик с рыком вошёл в неё, одним мощным движением.
Она откинула голову, прижимаясь затылком к стене. Её пальцы впились ему в плечи, она задыхалась, издавая глухие стоны. Он двигался в ней жёстко, быстро, не слыша ничего вокруг. Мир исчез – остались только эти движения, её стоны, горячее трение кожи о кожу, запах пота и её духов, горьких, сладких, дурманящих.
В это время Анита поднялась к нему в комнату. Она тихонько открыла дверь. Её взгляд упал на кровать. Вадик трахал Любашу, навалившись на неё всем телом. Её руки обнимали его за шею, губы были приоткрыты, и по комнате раздавались её сдавленные стоны.
У Аниты в глазах потемнело. В груди что-то оборвалось, будто рванули жилу. Мир исчез. Она повернулась и вышла, не слыша собственных шагов.
Она шла по коридору, словно во сне. По щекам текли слёзы, холодные, как дождь. Её сердце превратилось в осколки. Она спустилась вниз, вышла на улицу, и ветер ударил в лицо, высушивая слёзы, будто выжигал их.
Она шла быстро, почти бежала. Её волосы развевались по плечам. В голове звучал только один вопрос:
«Что мне теперь делать? Он меня не любит… никогда не любил… И этот ребёнок… он ему не нужен… и я не нужна… Он мой брат… Если он узнает, он отвернётся от меня навсегда…»
Она не помнила, как дошла до моста. Остановилась. Внизу шумела река, тяжёлая, мутная, весенняя. Ветер трепал её пальто, холод пробирался под одежду, но она ничего не чувствовала.
Анита встала на перила. Ветер бил её по лицу, вздымая волосы, трепал юбку. Она посмотрела вниз. Там, в воде, было её спасение. Там, в этой тёмной глубине, кончится её боль.
Она закрыла глаза. Перед ней всплыло лицо Вадика. Его глаза. Его руки. Его голос.
«Прости…» – подумала она.
И шагнула вперёд.
Река приняла её беззвучно.
Тело Аниты нашли только через три дня. Маленькое тело девушки и её не рождённого ребёнка. Две жизни, которые так и не успели начаться. Две судьбы, которые никому не были нужны.

Картина десятая

Картина сменилась.  Прошёл месяц после смерти Аниты.
Вадик жил, будто ничего не произошло. Он вставал рано, занимался спортом, ехал в школу, которую заканчивал, готовился к экзаменам , возвращался домой и ужинал с родителями. В его жизни всё было как раньше. Он смотрел на людей с холодной, прозрачной пустотой в глазах. Ничто не тревожило его. Он был спокоен, как вода в застойном пруду, где на дне лежат дохлые рыбы. Иногда продолжал встречаться с Алёной, Наташей и Любой.
Ему было хорошо. Аниты больше не было. Её глаза не преследовали его в снах, потому что он просто отключил в себе всё, что могло бы чувствовать.
Теперь он думал только об одном: как отомстить тому, кто сломал его жизнь ещё до рождения – своему настоящему отцу, Алексею Чёрному.
Воскресное утро тянулось лениво и вязко. С улицы пахло свежескошенной травой и бензином – дворник косил газон. В доме было тихо, только в кабинете доносился шелест переворачиваемых страниц.
Михаил сидел за дубовым столом, склонившись над журналом « Охота и рыбалка». Его тёмные волосы были аккуратно зачесаны назад, на висках пробивалась лёгкая седина, придавая ему серьёзность и тяжесть. Лицо было мужественным, с прямым носом и правильными скулами, но в эту минуту оно казалось уставшим и отрешённым. Морщины возле глаз становились всё глубже, а взгляд – всё более тусклым.
Вадик медленно открыл дверь. Он вошёл, как всегда, молча, его шаги были бесшумны. На нём была белая футболка и чёрные спортивные штаны. На лице – ровное спокойствие.
– Папа, здравствуй, – сказал он тихо, но отчётливо.
– Здравствуй, сын, – Михаил поднял голову, снял очки и посмотрел на Вадика своими тёмными, немного усталыми глазами. – Деньги закончились?
– Нет, – Вадик улыбнулся холодной улыбкой. – Ты не знаешь, где мама?
– Мама у Наташи. Сказала, будет там ночевать, – Михаил отложил журнал, сложил руки на столе, с любопытством глядя на сына.
Вадик посмотрел на него, как смотрят на чучело в музее – без интереса, но внимательно, изучая каждую трещинку.
– Папа, мама не у Наташи, – произнёс он спокойно.
– Как это… не у Наташи? – Михаил нахмурился, его пальцы чуть дрогнули, барабаня по столешнице.
– Позвони ей, проверь.
Отец потянулся к телефону, но остановился и медленно посмотрел на сына:
– Где она тогда?
Вадик слегка наклонил голову, его губы растянулись в едва заметной улыбке:
– У любовника, папа.
В эту секунду лицо Михаила изменилось. Из него ушла кровь. Губы стали белыми, глаза расширились, в них появился не страх даже – а какая-то бездонная, животная, первобытная боль. Он встал, пошёл к бару, достал бутылку коньяка и налил полный стакан, пролив несколько капель на руку.
– Какого любовника? – спросил он, голос дрожал.
– Того, с кем она спит уже два года, – ответил Вадик всё тем же спокойным, ровным голосом, как будто читал инструкцию. Его глаза были мёртвыми. Там не было ничего, кроме ледяной пустоты.
– Откуда ты знаешь? – спросил отец, поднося стакан к губам. Коньяк пах горечью и сладостью, этот запах ударил в нос, но он почти не почувствовал вкуса.
– Я знаю. Я видел, – ответил Вадик.
– Где они сейчас? – Михаил сжал стакан так сильно, что тот чуть не треснул в руке.
– На даче… у него, – Вадик медленно подошёл к окну и посмотрел вниз на двор, где горели фонари, хотя было утро.
– Ты знаешь адрес? – спросил Михаил, и в его голосе больше не было сомнений, только стальной холод.
– Знаю.
– Поехали, покажешь, – Михаил выпил коньяк залпом и пошёл к двери.
Они ехали молча. Михаил держался за руль так, что пальцы побелели. Лицо его было напряжённым, как струна, по шее бежали крупные жилы. Его скулы ходили, когда он сжимал зубы. В его глазах было что-то страшное и сломанное.
Вадик сидел рядом, глядя в окно. Он не думал ни о матери, ни об отце, ни о Михаиле. Он думал только о том, как красиво расположились деревья по дороге.
Они остановились у дачного поселка. Машину оставили на обочине. Михаил увидел машину жены, припаркованную возле калитки дома, который показал Вадик и его лицо исказилось. Вадик почувствовал, как воздух вокруг него словно сгустился, стал вязким, тяжелым, как мёд, в котором тонут пчёлы.
Они перелезли через забор. Михаил подошёл к окну и заглянул внутрь. Там, в дневном свете, его жена сидела на коленях у мужчины, обнимая его за шею. Она смеялась. Мужчина гладил её по спине. На висках у него пробивалась седина, лицо было открытым, сильным, с мощным подбородком. В тот момент он его не узнал, он просто видел мужика, который лапает его любимую.
Михаил отпрянул, прижал руку к губам. Глаза его налились кровью. Он не дышал. Его лицо в эту секунду было лицом человека, которого только что живьём обварили кипятком – в нём застыло такое ужасающее изумление и боль, что даже Вадику стало чуть не по себе.
Но только на секунду. Потом он снова почувствовал только ледяное спокойствие.
– Я убью её… убью обоих… – прохрипел Михаил.
– Отец, так нельзя, – Вадик положил руку ему на плечо. – Тебя посадят. Хочешь – сожги их. Никто не узнает.
Михаил медленно повернулся к сыну. Его глаза были полны слёз, но это были не слёзы слабости – это были слёзы того зверя, которому сломали лапу, и теперь он хочет перегрызть горло обидчику.
– Ты прав… Никто не догадается… Ты будешь моим алиби, – прошептал он.
– Конечно, отец, – сказал Вадик. Его голос был таким же тёплым и ласковым, каким он в детстве говорил «спокойной ночи, папа».
Дома Михаил не находил себе места. Он пил, курил, снова пил. Лицо его стало серым, как пепел. В его глазах не было жизни, только бешенство.
Когда стемнело, он взял канистру бензина, спички и поехал.
На даче было тихо. Михаил подкрался, подпёр дверь, чтобы никто не выбежал, и начал обливать бензином стены. Запах бензина бил в нос, глаза резало, но он не чувствовал ничего. Он был как автомат.
Он чиркнул спичкой. Оранжевое пламя заплясало в его руке, как живое. Он бросил её на бензин.
Огонь взвился мгновенно, с хищным шипением. В доме заорали. Женский крик был высоким, диким. Мужской – хриплым и надрывным. Они били в двери, пытались вырваться, кричали друг другу что-то, но Михаил стоял, смотрел, как горит дом, как пламя жрёт доски, как рушатся стекла.
И в эту минуту он понял: назад пути нет.
Он вернулся домой и лёг в постель, но не смог сомкнуть глаз. Всё тело его трясло. Наконец он встал, пошёл в комнату к Вадику и толкнул его.
– Вставай, – сказал он тихо. Его голос был сорванный, сиплый. Лицо серое, с запавшими глазами, на щеках проступила щетина, губы были потрескавшимися. – Всё… Мама больше не придёт. Я их поджёг.
Он посмотрел на сына. Его взгляд был пустым, бездонным, как шахта. Потом он развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Он пошёл на кухню, налил воды в стакан, но руки дрожали так сильно, что вода пролилась на стол. Он вытер её рукавом и позвонил Наташе:
– Наташенька… доброе утро… позови-ка мою жёнушку, – голос его был странный, тихий, безжизненный.
– Миш, она не у меня, – сонно ответила Наташа. – Ты чего так рано звонишь?
– Как не у тебя… Она же сказала… – Михаил смотрел в одну точку, на солнечный зайчик на холодильнике.
– Не знаю. У меня её нет. Она у меня уже два года не была в гостях..– Наташа зевнула и отключилась.
Он положил трубку. В этот момент в коридоре зазвонил телефон. Он вздрогнул так, что чуть не выронил стакан.
– Здравствуйте, это лейтенант Серов из милиции, – раздался строгий мужской голос.
– Да… – Михаил сел на стул, потому что ноги отказались его держать.
– У вашей жены машина «Тайота» красная?
– Да…. Есть у жены. А что? – его голос задрожал.
– Ваша машина, стоит возле дачи, которая сгорела…. Обнаружено два трупа. Вы знаете, кто жил на этой даче? – спросил лейтенант.
– На какой даче? Где моя жена? Моя жена вчера уехала к подруге Наташе…но до неё не доехала, – стал оправдываться Михаил.
– Мы уже  знаем чей это за труп, и это   хозяин дачи Алексей Чёрный. Но там стоит машина вашей жены, и второй труп женский…Мы точно еще не знаем она это или нет, вам надо будет приехать на опознание.. …Если хотите, можете забрать машину, она стоит по  ул. Энергетиков пятнадцать, третьи дачи, —проговорил лейтенант.
– Алексей Чёрный? У неё был такой одноклассник… – задумался Михаил и встал с кресла. Он подошёл к окну посмотрел вниз во двор. Он сразу вспомнил Алексея и всё, что с ним связано.
– Значит это ваша жена. Её же нет дома? —настойчиво спрашивал лейтенант.
– Нет. Но почему она была у него? – неожиданно для себя, он задал вопрос лейтенанту, хотя знал, откуда лейтенант может знать.
– Этого мы пока не знаем. Это вам надо знать…Почему ваша жена ночует у другого мужчины…До свидания…. Мы Вас ещё вызовем на допрос…— проговорил лейтенант и положил трубку.
– До свидания…– Михаил положил трубку и у него затряслись коленки. «Это ж Вадькин отец. Господи, что я наделал…..».
Михаил медленно поднял взгляд на мутное окно, за которым светало. Его лицо было серым, как цементная пыль. Губы приоткрылись, подбородок дрожал. Глаза наполнились таким ужасом, который невозможно было выразить словами.
Он закрыл лицо руками и прошептал:
– Господи… Это же Вадькин отец… Что я наделал….
Его ноги подогнулись. Он сел на пол прямо посреди комнаты, положив голову на холодный пол. В этот момент он понял, что стал убийцей. Убийцей своей жены. Убийцей отца своего сына. И что теперь этот мальчишка держит его в руках так, как никто никогда не держал.

Картина одиннадцатая

Вадик пришёл из школы и сразу почувствовал – в доме что-то не так. Запах был резкий, горький, пропитанный алкоголем и лимоном. Он зашёл на кухню и увидел отца. Михаил сидел развалившись на стуле, перед ним стояла почти пустая бутылка коньяка, а рядом – аккуратно нарезанное яблоко и дольки лимона.
Отец посмотрел на сына мутными, покрасневшими глазами и медленно, с трудом улыбнулся:
– А, привет, сынок… Пришёл… Заходи… – голос его был вялый, глухой, он чуть не запинался на каждом слове. – Я тут… по-холостяцки… закуску нарезал… Выпьешь со мной?
Вадик нахмурился, в его глазах промелькнула холодная тень.
– Привет, папа. Ты же знаешь, что я не пью, – резко ответил он и уже собрался уходить к себе.
– Садись, – голос отца вдруг стал твёрже, даже жёстче. Он подвинул стул и рукой показал, чтобы Вадик садился рядом. – Мне… надо кое-что рассказать тебе.
Вадик помедлил, потом сел, не отводя от отца внимательного взгляда. Он налил себе сока и выпил залпом, почувствовав, как горечь жизни перемешивается с холодом в груди.
Михаил тяжело вздохнул. Руки его дрожали. Он провёл ладонями по лицу, будто пытаясь стереть с себя страх.
– Я тебе не родной отец, – начал он глухим голосом. – Мы с мамой усыновили тебя, когда тебе было шесть лет. Я… Я с мамой познакомился на отдыхе… Она была молодая… красивая… живая вся… Я сразу влюбился. Когда мы поженились, я не знал, что она беременна. А когда она родила Аниту… выяснилось… что Анита не моя дочь. Она была от её бывшего парня… Того, которого она любила в школе… – голос его дрогнул, он налил себе коньяка, но не выпил, только смотрел, как в рюмке дрожит янтарная жидкость. – Но я не бросил её. Я воспитывал Аниту как родную… Потом, через десять лет, она пришла ко мне и сказала… что её одноклассника, Алёшу Чёрного, посадили… А у него остался сын в детдоме. Она хотела забрать этого ребёнка. Это был ты.
Вадик слушал, не моргая. Его лицо стало белее обычного. Он смотрел прямо в глаза отцу, как будто хотел прожечь в них дыру, чтобы увидеть, что там, за этой мутной стеной боли.
– Я… не возражал… – Михаил сглотнул. – Я любил её. А потом она призналась, что Анита – тоже от Чёрного… Она сказала, что брат и сестра должны жить вместе… – он на мгновение закрыл глаза, будто ослеп от воспоминаний.
Тишина висела в кухне, только тикали часы на стене.
Михаил вдруг всхлипнул, как ребёнок, и продолжил:
– А вчера… Я убил двух людей… – он закрыл лицо руками, его плечи затряслись. – Это была… моя жена… которую я любил… – он заплакал в голос, тяжело, надрывно. – И твой отец… Чёрный Алексей… Он, наверное, вышел из тюрьмы… И она… поехала к нему поговорить…
Он замолчал, достал платок и вытер лицо, но слёзы продолжали литься, как вода из сломанного крана. Он резко выпил рюмку коньяка и сглотнул, кривясь от жгучей горечи.
– Сегодня… звонили из милиции. Нашли мамину машину… возле его дома… А дом сгорел… Два трупа… – голос его сорвался, превратился в сдавленный шёпот. – Я сделал… большую ошибку… Я не могу себе этого простить… Я не знаю… как мне жить дальше… – он снова заплакал, уронив голову на руки.
Вадик смотрел на отца, и в его глазах не дрогнула ни одна живая эмоция. Только лёгкая тень раздражения проскользнула по лицу, когда он сказал спокойно:
– Отец, не переживай ты так. Никто не узнает, что ты их убил… А мне не важно, родной ты мне или нет… Ты для меня родной… потому что воспитал меня… значит, родной… – в его голосе не было ни капли сочувствия, только пустота.
Михаил поднял на него мутные глаза, полные слёз и бездонного ужаса:
– Ты не понимаешь… Я не боюсь милицию… Даже если узнают… мне всё равно… У меня душа болит… У меня на душе камень… Я с этим жить не смогу… Понимаешь? Жить… – он залпом выпил ещё одну рюмку.
– Отец, ну что ты так переживаешь… Иди, отдохни, – холодно сказал Вадик, встал и пошёл к себе.
Он упал на кровать и уставился в потолок, слушая, как тикают часы. Мысли в его голове были, как ржавые гвозди.
«Я что-то не понял… Анита была моей родной сестрой?..» – он моргнул несколько раз, не испытывая ужаса, только слабое любопытство. – «Интересно… знала ли она? Я представляю, каково бы ей было сейчас… И какой бы у нас родился ребёнок?..»
Эти мысли не вызывали в нём ни страха, ни раскаяния. Ему было всё равно. Внутри него было тихо, как в пустом подвале.
Ему не было жалко никого. Он думал только об одном: «Наконец-то я отомщён… И главное – не своими руками».
С этими мыслями он незаметно уснул.
В пять вечера его разбудила Алёна. Она стояла у кровати, высокая, в светлом плаще, и смотрела на него с беспокойством.
– Вадик, ты что спишь? Почему у вас открыты двери? – в её голосе была тревога.
– Не знаю… – Вадик сел на кровати, протирая глаза. – А где отец?
– Он что, дома? – переспросила Алёна. – Машина его стоит, а его нигде нет… На кухне только бутылка пустая и закуска валяется…
– Да… Был сегодня… У нас беда случилась… – Вадик встал, надел джинсы и рубашку, не глядя на Алёну. – Звонили из милиции… Сказали, что нашли мамину машину… Возле дома Алексея Чёрного… А его дом сгорел… Нашли два трупа.
– Алексей Чёрный?.. – Алёна вытаращила глаза. – Так это же твой родной отец…
– Да… – Вадик застегнул рубашку на все пуговицы. – Мне отец сегодня всё рассказал. И что Анита – моя родная сестра.
– Анита?.. Сестра?.. – Алёна побледнела, вспомнив разговоры с Анитой. В голове промелькнула мысль: «Как хорошо, что я тогда ничего ему не рассказала…»
– Алёна, я сейчас приду… Пойду, посмотрю, где отец… – он вышел из комнаты и быстрым шагом направился на кухню. Там всё было так же: пустая бутылка, не съеденное яблоко, запах лимона и алкоголя. Сердце его ударилось о рёбра, когда он вдруг понял, что в доме стоит странная, мёртвая тишина.
Он побежал в кабинет. Постучал.
Тишина.
Вадик подёргал ручку, дверь открылась. Его взгляд наткнулся на отца, который висел на кожаном ремне, прикреплённом к батарее. Лицо его было багрово-синим, губы – чёрными. Глаза были полуоткрыты и смотрели в никуда.
Вадик вцепился в плечи отца, тряс его, как будто мог вытрясти обратно жизнь.
– Папа… Папа!!! Ты что наделал?! – его голос вдруг сорвался на дикий крик. – Алёна!!! Иди сюда!!! В кабинет!!!
Алёна прибежала, её глаза были полны ужаса.
– Господи… что это… – она зажала рот руками.
– А ты не видишь, что ли?! Отец повесился! Помоги снять его!
– Ты что, Вадик?! Не трогай! Вызывай полицию!!! – закричала она, дрожа.
– Полицию… Ты права… – Вадик выронил руки и побежал к телефону. Пальцы его дрожали.
– Алло… Полиция?! Срочно!!! Ул. Солнечногорская, 65… Мой отец… повесился!!! – он кричал в трубку так, что срывался голос.
– Ничего не трогайте. Мы приедем, – ответил строгий голос, и в трубке послышались гудки.
Вадик сел за стол отца. Его взгляд упал на листок бумаги, исписанный корявым почерком. Он быстро схватил записку и прочитал:
«Вадик, прости меня, что я убил твоего отца. Я сделал большую ошибку, что поджёг их. Я очень люблю Елизавету, и без неё мне нет смысла жить. Я ухожу. Прости меня, если сможешь…»
Он сложил записку и убрал в карман. Алёне он её не показал.
Полиция приехала через час. Сняли тело отца, фотографировали кабинет, задавали вопросы. Вадик отвечал коротко, ровным голосом. Внутри него была пустота. Только когда они унесли тело, в его глазах мелькнула боль – настоящая, тёмная, едкая.
Он любил отца. Уважал его. Для него это была настоящая потеря. Но и теперь… Вадик не плакал. Он просто смотрел в одну точку, думая, что мир больше никогда не будет таким, как раньше.
Когда полиция уехала, он подошёл к Алёне, и его голос вдруг стал слабым, жалобным:
– Алёна… Ты можешь… временно пожить у меня?.. Мне очень плохо… Надо похоронить родителей… Забрать машину с дачи… Я не знаю, что мне делать… С чего начинать…
– Не переживай, Вадик… Я не уйду… Я помогу тебе… – сказала она, прижалась к нему, положив голову на его грудь.
Алёна пошла на кухню прибираться. А Вадик остался в кабинете, сел в кресло отца и включил телевизор. Он смотрел в экран пустыми глазами, и свет голубого экрана отражался в них, как в стекле разбитой бутылки.


Картина двенадцатая

Вадик стоял на кладбище, глядя в одну точку, как будто вообще ничего не видел перед собой. Перед ним были два свежих холма земли – мать и отец теперь лежали рядом. Небо было тяжёлым, низким, мутным, как его мысли сегодня. Он чувствовал, как где-то внутри него всё оборвалось, как будто обрезали толстую натянутую струну, и теперь в груди зияла дыра.

Народу было много. Отец был человеком известным, влиятельным. Пришли сотрудники, соседи, дальние родственники, старые друзья семьи. И конечно, две мамины подруги, Наташа и Любаша.
С Наташей Вадику всегда было легко и весело. Она умела слушать, умела смеяться, и он чувствовал с ней какую-то внутреннюю свободу. А Любаша… Любаша нравилась ему телом, взглядом, запахом её волос и кожи. В её руках он растворялся, забывая все свои проблемы. Она была не особо умной, но умела дарить мужчине блаженство, полное и без остатка.
Алёна стояла рядом, справа от него, тихонько плакала и иногда осторожно брала его за руку. Наташа стояла позади, почти вплотную, и Вадик чувствовал её тёплое дыхание в затылок, это слегка его раздражало, но он был слишком разбит, чтобы реагировать. Любаша встала слева и не сводила с него глаз. Её взгляд прожигал его насквозь, но не от любви. Она смотрела на него, как на богатую добычу. Она была умная в своём коварстве и уже в эту минуту строила планы – как бы заполучить Вадика. Теперь он завидный жених: молодой, сильный, красивый и богатый. Ему достался огромный дом, три машины, заводик по производству плитки и, наверное, крупные счета в банках. Она решила, что сделает всё, чтобы выйти за него замуж. Во что бы то ни стало.
На поминках Любаша села слева от Вадика, а Алёна справа, как жена. Наташа села напротив, пристально глядя на них обоих. Алёна заботливо накладывала Вадику еду на тарелку, шептала ему что-то успокаивающее, гладила по плечу. Тут вмешалась Любаша. Она резко отстранила руку Алёны:
– Дай, я сама за ним поухаживаю, – сказала она низким голосом, чуть улыбнувшись Вадику своими влажными губами.
Наташа недовольно посмотрела на Любашу и тоже вмешалась:
– Ты чего тут, Любаша, вон уже всё у него есть. Поешь лучше сама.
Женщины не знали, что все трое они его любовницы. Вадик смотрел перед собой невидящим взглядом. Сегодня он не замечал никого. Сердце было тяжёлым камнем. Отец был для него всем. Человеком, который дал ему силу, крышу, веру в себя. Теперь он остался один. Совсем один. Кроме них… своих женщин, которые сейчас сражались за место возле него, как вороны над добычей.
Поминки закончились. Вадик молча встал, накинул чёрное пальто и пошёл домой. Алёна поднялась вместе с ним, тихо взяла его под руку. Они вызвали такси. Любаша посмотрела им вслед прищуренными глазами и, не теряя ни минуты, тоже вызвала машину. Наташа проводила его взглядом, встала, поправила волосы и медленно пошла к себе домой. Ей было грустно. Она знала, что у неё нет таких коварных когтей, как у Любаши, но и унижаться она не собиралась.
Подъехав к дому, Любаша вышла из такси, подошла к воротам и нажала на домофон.
– Кто там? – спросила Алёна ровным голосом, подойдя к домофону, не успев снять туфли.
– Это я, Люба… Открой, пожалуйста, – сказала Любаша, стараясь говорить мягче.
– А что ты хотела? Вадик пошёл спать. Он в плохом настроении, не хочет ни с кем общаться, – холодно ответила Алёна. Её охватило раздражение. Она прекрасно понимала, зачем пришла Любаша.
– Не твоё дело. Открой и всё, – голос Любы стал резким, нервным.
– Нет. Не открою. Вадик отдыхает, —упрямо сказала Алёна, сжав зубы. Сегодня она чувствовала себя хозяйкой этого дома. И Вадика тоже.

– Слушай ты, музыканша, – злобно зашипела Любаша в домофон, – только попробуй к Вадику ласты клеить, поняла? А то будешь иметь дело со мной.
Любаша с яростью стукнула ногой по воротам, развернулась и ушла в темноту.
– Дура, – тихо сказала Алёна и повесила трубку.
Она оглянулась. Вадик стоял в дверях, опустив голову. Он слышал весь разговор, но ничего не сказал. Алёна подошла к нему, обняла, и они медленно вошли в комнату, где их ждала мягкая постель.

Картина тринадцатая

Вадик сидел в своей комнате, засыпанной учебниками. Он почти не выходил из дома – впереди экзамены, окончание школы. Он хотел всё сдать отлично, чтобы потом заниматься заводом отца.
Алёна тем временем на кухне готовила ужин. Она с любовью накрыла стол, поставила шампанское в серебряном ведёрке со льдом, зажгла тонкие розовые свечи, положила на тарелки красивые салфетки. В комнате пахло рыбой на гриле, оливковым маслом и лимоном. Она вымыла волосы, завязала их в хвост, надела домашнее лёгкое платье с открытой спиной и чувствовала, как внутри всё дрожит. Сегодня она должна сказать ему, что беременна.
Она тихо приоткрыла дверь:
– Вадик, дорогой, ужин готов… Пойдём, отдохнёшь, – сказала она мягко.
Вадик поднял глаза из книги, протёр их рукой и улыбнулся. Какой же он был красивый в этот момент – волосы чуть растрёпаны, глаза блестят, губы влажные. Она смотрела на него и думала, что ни разу в жизни так никого не любила.
– Опять наготовила… Я с тобой скоро не влезу в костюм. Мне же нужно сбросить три килограмма перед боем, – пошутил он, вставая с кровати и потягиваясь. На нём были только тёмные спортивные шорты, обнажённый торс блестел от жары.
– Немного салатика и рыбка, – засмеялась она, глядя на его тело и ощущая, как по её животу пробежала горячая волна. Её малыш. Его малыш.
Они зашли на кухню. Вадик увидел свечи, шампанское, накрытый стол и остановился.
– Я не понял… Зачем это всё? – нахмурился он, но в глазах мелькнула искра удивления.
– Садись, я всё расскажу, – Алёна нежно потянула его за руку. Она знала, что он напряжётся, но надо было говорить. Нельзя больше скрывать.
Только они сели, как вдруг раздался звонок домофона. Звонок прозвенел резко, как нож по стеклу.
– Кто это ещё? – раздражённо сказал Вадик.
– Не знаю… – ответила Алёна, у неё перехватило дыхание.
Вадик подошёл к домофону:
– Кто там?
– Это я, Вадик, Люба, – послышался голос, сладкий, как патока.
– Люба? Ну проходи, – он нажал кнопку, и в этот момент всё внутри Алёны оборвалось. Она услышала стук каблуков по лестнице и почувствовала, как её руки задрожали.

В дверь вошла Любаша – красивая, хищная, в коротком ярко-красном платье, пахнущая дорогими духами. Она сняла с себя плащ, открыв длинные ноги и тонкую шею. Вадик подошёл, поцеловал её в щёчку и помог снять плащ.
– Заходи, Любаша. Мы с Алёной ужинаем, – сказал он с той особой улыбкой, которую Алёна ненавидела в нём – мужской, властной, самодовольной.
Алёна быстро пошла к шкафу, спрятала шампанское, затушила свечи, словно душила в себе надежду. Её глаза наполнились слезами, но она их не показала. Она просто вернулась на кухню, поставила на стол третью тарелку.
– О, ужин при свечах… Романтика, – язвительно сказала Люба, садясь. Её голос звучал, как когти по стеклу.
– Садись, Любаша, рад тебя видеть, – Вадик подвинул ей стул.
– Не заметно. Почему не звонил? – спросила она, глядя на него снизу вверх своими зелёными глазами.
– Готовлюсь к экзаменам, скоро сдам, а потом надо работать… Завод отца – моя ответственность, – сказал он с взрослой серьёзностью.
Алёна смотрела на него, и в груди у неё всё сжималось от боли и гордости одновременно. «Мой мальчик… Мой мужчина…»
– А кто сейчас руководит заводом? – спросила Люба.
– Его зам, Игорь Андреевич, – ответил Вадик, глядя на Алёну. Она услышала это имя и на секунду замерла.
– Алёна помогает тебе, да? – спросила Люба, дерзко осматривая Алёну.
– Да… Она всё делает для меня, – сказал он, и в его голосе прозвучала нежность, которая вонзилась Алёне прямо в сердце.
После ужина Вадик пригласил Любашу к себе. Алёна молча убрала со стола. Когда они зашли в его комнату, Любаша сразу прижалась к нему, обвивая руками его шею.
– Я соскучилась, мой тигр, – прошептала она и впилась губами в его щёку, медленно скользя к его губам.
– Я тоже… – он обнял её, крепко прижав к себе. Её духи обволокли его голову сладким дурманом. Она провела руками по его спине, целовала его шею, грудь, живот. Он поднял её на руки, понёс к кровати, но остановился, глядя на дверь.
– Давай поедем в клуб… – выдохнул он тяжело. – Здесь не могу… Алёна в доме.
– Ты что, не хочешь меня? – обиделась Люба, но в её глазах читалось торжество.
– Хочу… Но не хочу при ней, – он поставил её на пол.
– Хорошо, поехали, потом ко мне, – сказала она и провела пальцем по его губам.
Они быстро собрались. Перед уходом Вадик зашёл к Алёне.
– Ты ещё не спишь? – спросил он тихо. Она сидела у телевизора с пустыми глазами.
– Езжай… Отдохни… Я закрою, – сказала она и улыбнулась через боль. Она видела – Любаша добивается его только ради денег, но она, Алёна, была готова терпеть всё, лишь бы он жил рядом.
Они уехали в клуб, потом к Любаше. Там был смех, музыка, блестящие платья, запах шампанского и пота, игра теней на потолке, полная отдача друг другу без остатка.
Он вернулся под утро. Алёна встретила его в коридоре.
– Почему так рано? – спросила она, но голос её дрожал.
– Прости… Загулял, – он снимал туфли, запах чужих духов стоял вокруг него, как чужая жизнь.
– Ты спишь с ней? – спросила Алёна.
– Да… Был с ней несколько раз, – честно ответил он, глядя в пол.
– Спасибо, что не врёшь, – она отвернулась.
– Это просто… снятие энергетического тонуса, – пытался оправдаться он.
– У тебя – снятие. А у меня любовь. И… я беременна. У меня будет ребёнок, – сказала она, глядя на него глазами, полными слёз и счастья.
– Алёна, ты что… Какие дети? Я сам ещё ребёнок, – он отшатнулся.
– Мне всё равно. Женишься ты или нет. Я всё равно рожу. Мне 28 лет. Аборт я делать не буду, – сказала она твёрдо и пошла на кухню.
– Я и не прошу аборт. Рожай, я не против. Но я не обещаю быть верным. Я молодой, хочу гулять! – крикнул он ей вслед.
– Ну и гуляй. Когда нагуляешься – скажешь. А со мной теперь только в презервативе. Я берегу малыша, – крикнула она из кухни. – Иди отдыхай! Высыпайся! – проговорила тихо Алёна сквозь слезы.
Алёна села на кухне. Её трясло. Она прижала ладони к животу и прошептала:
– Малыш, я никому тебя не отдам…
Вадик поплёлся в свою комнату, как побитый щенок. Тело ныло от усталости, голова была тяжёлая и гулкая, будто наполнена водой. Он рухнул на кровать, не раздеваясь, и провалился в глубокий, липкий сон, словно в болото, из которого невозможно выбраться.
Его разбудил резкий трель телефона. На экране высветилось имя – Наташа.
– Ну, привет, пропащий… Как жизнь молодая? – раздался в трубке её мягкий, чуть ленивый голос, в котором звучала привычная нежность, перемешанная с колкой иронией.
– Наташа, привет… Я только что встал… Вчера был в клубе с друзьями до утра, – соврал Вадик, чувствуя, как язык еле ворочается от сухости во рту.
– А почему мне не позвонил? Я бы тоже пошла, – с наигранной обидой спросила она.
– Ты знаешь… Я как-то не догадался, – пробормотал он, потирая глаза и силясь прогнать остатки сна.
– Любка вчера тоже в клуб ходила и мне не позвонила… Никому я не нужна, – её голос сделался тонким и печальным, как весенний ручей.
– Ну чего ты расстроилась. Хочешь, я к тебе приеду? – быстро предложил Вадик, чтобы разогнать её печаль и не слышать этого упрёка в голосе.
– Конечно хочу. Спрашиваешь ещё, – тут же оживилась Наташа, её голос наполнился улыбкой.
– Ну тогда жди, – сказал он и отключился.
Он быстро вскочил с кровати. На кухне сидела Алёна и перелистывала поварскую книгу, делая пометки в блокноте. На столе перед ней стоял только что испечённый пирог, из которого струился сладкий вишнёвый аромат.
– Алёна, я ухожу. У меня встреча с другом, – буркнул он на ходу, ухватил кусочек пирога, прожевал его всухомятку, натянул куртку с вешалки и выбежал в вечернюю сырость города.

Он поймал такси, заехал в магазин, набрал пакет еды, бутылку сухого вина и коробку конфет в яркой обёртке. Когда он подъехал, Наташа уже ждала у двери в коротком шёлковом халатике цвета старой розы. Её  волосы, собранные на затылке, пушились короткими кудрями вокруг лица.
– Ну… наконец-то… Я уже заждалась, – она закрыла за ним дверь, прижимаясь к нему своим тёплым телом, от которого пахло жасмином и мятой.
– Я и так быстро старался. На, накрывай на стол, – Вадик вывалил покупки на стол, чувствуя, как сладко замирает сердце от её близости.
Наташа быстро разложила еду, поставила два бокала, и они сели напротив друг друга. Лампа под потолком светила мягким янтарным светом, в углу тихо тикали часы.
– Ну давай выпьем за тебя… Тебе сейчас тяжело… Надо держаться… Ты теперь совсем один остался. Но ты не переживай… Я тебе помогу… Ты только скажи, – Наташа подняла свой бокал, глядя на Вадика снизу вверх своими большими, чуть грустными глазами.
– Наташа, не переживай. У меня всё хорошо, – ответил он, улыбаясь и чувствуя тепло в груди от её слов. Они чокнулись и выпили. Вино было терпким и холодным, оно приятно разливалось по телу.
Наташа придвинулась к нему, обняла за плечи и положила голову на его грудь. Он чувствовал её мягкие волосы у себя под подбородком.
– Слушай, Вадик… Это ничего, если я покурю? – спросила она тихо, почти шёпотом.
– Конечно, кури, – сказал он, хотя сам не выносил запаха дыма, но перечить ей не мог.
– Только я не сигарету. Я… косячок, – произнесла Наташа и улыбнулась одними уголками губ.
Она достала папиросы, ловкими пальцами высыпала табак на стол, затем достала маленький мешочек, похожий на мешочек с травами в аптеке, и стала аккуратно забивать папиросу марихуаной. Затянулась, прикрыв глаза, и тихо выдохнула дым, который пах травой и солнцем.
Огрызок папиросы светился тёплым красноватым огоньком, освещая её лицо и делая его загадочным и чуть колдовским.
– Что это, Наташа? – спросил Вадик, глядя на неё с удивлением.
– Это марихуана. Хочешь? – она протянула ему косяк, её пальцы были длинными и тонкими, с чёрным лаком на ногтях.
– Я никогда не курил… Ну… попробовать можно, – он взял косяк, затянулся и тут же закашлял, лицо его налилось багровым.
– Ой… Я задыхаюсь… – прохрипел он, хватая ртом воздух.
– Не переживай. Ты просто неправильно затянулся. Когда вдыхаешь, задержи дым в лёгких – тогда почувствуешь кайф, – сказала она, гладя его по спине. Вадик послушался. И в следующий миг его тело потяжелело, мир поплыл и смягчился, голова закружилась, а в груди растеклось странное блаженство. Он засмеялся, сам не понимая, от чего.
Они закурили ещё. Вадик откинулся на диван, и ему стало казаться, что он летит вверх, в бездонное сиреневое небо. Вдруг он оказался в саду. Повсюду росли яблони, увешанные тяжёлыми красными яблоками, а между деревьями бегали обнажённые девушки. Их тела светились нежной белизной, они смеялись и убегали от него, а он гнался за ними, чувствуя сладкое безумие погони.
В этот миг раздался звонок в дверь. Наташа встала, подошла к домофону и, не глядя, нажала кнопку. Она вернулась и легла рядом с ним, прижавшись щекой к его плечу. Вадик слышал её дыхание, лёгкое и спокойное, как шелест травы под ветром.
Но вдруг он почувствовал странные толчки в своём сне. Он по-прежнему бегал за девушками, но не мог их догнать – они растворялись в воздухе, как дым.
Чей-то голос звал его, откуда-то издалека, сквозь гул и туман. Он открыл глаза. В комнате стояла мертвая тишина. Наташа лежала рядом с ним, отвернувшись к стене. Его рука сжимала что-то тяжёлое и холодное. Он посмотрел – в ладони была небольшая железная статуэтка.
– Наташа, вставай… Сколько времени? Я ничего не помню… – пробормотал он, трогая её за плечо. Она не шевелилась.
– Наташа… ну хватит спать, – сказал он и повернул её лицом к себе.
Её лоб был рассечён до кости, по подушке растекалась тёмная густая кровь. Её грудь не поднималась в дыхании, лицо было бледным, почти белым. Она была мертва.
Вадика охватил липкий ужас. Мысли путались. «Что случилось?.. Кто это сделал?.. Почему у меня в руке эта статуэтка?.. Боже… Кто-то меня подставил…»
Он схватил пододеяльник, протёр им статуэтку, положил её на тумбочку. Быстро собрал окурки из пепельницы и засунул в карман. Протёр свой бокал, стараясь не оставлять отпечатков, и побежал прочь. По дороге он выкинул окурки в мусорный бак, чувствуя, как по спине стекает ледяной пот.
Вернувшись домой, он сбросил с себя одежду, запихнул её в стиральную машину и встал под душ. Горячая вода текла по телу, но он не чувствовал её. Перед глазами стояло лицо Наташи – мёртвое, неподвижное, с тонкой полоской запёкшейся крови над бровью.
Он сел на край ванны и закрыл лицо руками. В груди жгло тяжёлое предчувствие. Его подставили. Кто-то приходил в ту ночь. Он помнил голос… чей-то голос, звавший его в саду… Но кому он принадлежал?..
Вадик лёг на кровать и заснул тяжёлым тревожным сном, который продлился до трёх часов следующего дня.


Картина четырнадцатая

Вадик лежал в кровати, уставившись в потолок. В комнате было темно, за окном уже давно сгущались вечерние сумерки, но он всё ещё не зажёг свет. Тело ломило от усталости, голова тяжело гудела, словно набитая свинцом. Телефон зазвонил в его руке, нарушая вязкую тишину комнаты.
– Привет, дорогой, как твои дела? – голос Любаши прозвучал мягко, с оттенком притворной заботы.
– Привет… Хорошо… – еле шевеля языком ответил он. – Немного болит голова.
– А что такое? Ты что, заболел? – попыталась вывести его на разговор Любаша, её голос звучал слащаво, тянуще, как тёплый мёд.
– Да нет… Вчера ходил к друзьям… немного выпил, – Вадик снова соврал, и голос его звучал глухо, безжизненно.
– А… Так ты сегодня никуда не пойдёшь? Будешь отсыпаться? Может мне прийти? – осторожно спросила она, заранее зная, что он откажет, но всё же надеясь на его слабость.
– Нет… Не приходи… Я сам могу прийти… Давай я тебе вечером перезвоню, – быстро пробормотал Вадик, желая отвязаться от её навязчивой нежности, от её желания проникнуть в его пространство.
– Хорошо… Я буду ждать, – ответила Любаша, её голос смягчился, потух, и она положила трубку.
Вадик медленно поднялся с кровати. В его голове пульсировало одно желание – покурить косячок, ощутить расслабляющую дымку, чтобы смыть с себя вязкую тоску. Но у него ничего не было. Он подошёл к столу, взял отцовскую банковскую карту и пошёл к ближайшему банкомату. Ночь окутывала улицу густой синевой, фонари отбрасывали на асфальт длинные жёлтые тени. В банкомате он снял деньги, машинально взглянул на чек и обомлел. На счету отца было около 1,5 миллиарда рублей. Его сердце сжалось, а потом разжалось, наполняя его странной гордостью и безразличием одновременно.
«Завтра всё это будет моё…» – подумал он и направился в ночной клуб.
В клубе было пустовато, но уже собиралась молодёжь, звучала приглушённая музыка, разноцветные огни вяло мигали по потолку. Вадик выбрал себе столик в углу, опустился на мягкий диван и заказал коктейль с бутербродом. Его тело расслабилось, но внутри ныло желание забыться. Он подозвал официанта и, наклонив его к себе, прошептал:
– Послушай, любезный… Где мне можно купить травки?
Официант резко отстранился, лицо его вытянулось в маску вежливого ужаса:
– Извините, но мы таким не торгуем.
– Так я и не говорю, что бы вы мне принесли… Я спрашиваю – где купить? – настаивал Вадик, его голос был низким и ленивым.
– А… Это на улице надо спросить. Там африканцы стоят. Вы к ним подойдите.
Вадик кивнул и вышел на улицу. Возле клуба, в тени, стояла кучка ребят из Африки. Они переговаривались на своём языке, их голоса звучали густо и резко, как удары палочек по барабану. Вадик подошёл осторожно.
– Ребята, привет, – сказал он, стараясь говорить спокойно.
– А, привет, дорогой, – ответил один, высокий, с кожей цвета тёмного шоколада и белоснежной улыбкой.
– Травка есть? – сразу спросил Вадик, оглядываясь.
– Есть. Сколько тебе? – спросил тот же парень.
– Одну упаковку, – быстро сказал Вадик.
– Сто, – произнёс парень.
– Чего сто? – переспросил Вадик, нахмурившись.
– Долларов, – спокойно ответил тот.
– А… На, возьми, – Вадик вытащил из кармана рубли, быстро пересчитал и отдал по курсу. Парень молча передал ему свёрток, и вся группа сразу разошлась, словно растворилась в ночи.
Вадик вернулся в бар, заказал ещё коктейль и пачку папирос. Его пальцы дрожали от предвкушения. Он забил косяк, закурил и ощутил, как тело наполнилось сладкой теплотой, а в голове заиграли мягкие волны музыки и света. Его взгляд стал томным и блуждающим.
К нему подошла девушка. Светло-русые волосы, ярко накрашенные губы, голубые глаза с длинными ресницами. Ей было лет восемнадцать, а может и меньше. Тело её было молодое, упругое, с большой грудью, которую она выпятила вперёд, как товар на витрине.
– Привет, – сказала она, садясь рядом и наклоняясь к его лицу.
– Привет. Ты кто? – лениво спросил Вадик, затягиваясь.
– Я Соня. А ты? – её голос был тихим, чуть хрипловатым, с оттенком вызова.
– Я Вадик, – коротко ответил он.
– Как ты? Как настроение? Отдыхаешь? – стала завязывать разговор Соня, водя пальцем по краю его бокала.
– Да… Пришёл расслабиться, – проговорил он, не отрывая взгляда от её полу расстёгнутой блузки.
– Я тоже. Может, потанцуем? – предложила Соня, вставая.
– Пошли, – Вадик затушил косяк и встал.
На танцполе Соня сразу повернулась к нему спиной и начала крутить бёдрами, прижимаясь к его паху. Её короткая юбка задиралась всё выше, открывая стройные, гладкие ноги. Вадик смотрел на неё, и внутри у него всё горело сладким огнём.
– Пойдём за столик, я устала. Ты мне что-нибудь закажи, – сказала Соня, обнимая его за талию.
– А что хочешь? – спросил он, прижимая её к себе.
– Шампанское или коктейль, – её голос стал мягче, почти ласковым.
Он заказал ей и то, и другое. Она села рядом, прижавшись к нему всей грудью, её волосы пахли дешёвым шампунем и духами с запахом ванили. Она стала тереться о его бедро, её рука скользнула ему под рубашку.
– Это будет стоить небольшую сумму, – прошептала она ему на ухо, проводя языком по его мочке.
– Сколько? – его голос дрогнул.
– Да совсем чуть-чуть… Сто пятьдесят долларов, – мягко ответила Соня.
Вадик молча вытащил деньги и протянул ей. Она быстро спрятала купюры и встала.
– Пошли в туалет, – её глаза блестели холодным профессионализмом.
– Зачем в туалет? Больше нет места? – спросил он, поднимаясь.
– Здесь нет, – коротко ответила она.
Они зашли в мужской туалет, в тесную кабинку. Соня резко повернулась к нему спиной, приподняла юбку и стянула трусики. Её кожа была белой и прохладной.
– Давай, снимай джинсы, – приказала она низким голосом.
– Сейчас… – Вадик поспешно расстегнул ширинку, ввёл в неё свой детородный орган и начал двигаться. Всё происходило быстро, грязно, без души. Он кончил почти сразу, и Соня молча вытерлась туалетной бумагой.
– Ты выходи первый, – тихо сказала она, приводя себя в порядок.
– Хорошо, – Вадик вышел, поправляя одежду, и вернулся за свой столик. Соня больше к нему не подошла – он видел, как она подсела к другому мужчине, уже с другой улыбкой на лице.
Вадик забил ещё один косяк. Время близилось к одиннадцати. Он достал телефон и набрал Любашу.
– Привет… Ну что, ждёшь меня? – нахальным, почти пьяным голосом спросил он.
– Да, жду, – её голос зазвучал радостно, тепло.
– Я уже еду, – сказал он и подозвал официанта, чтобы рассчитаться.
Выйдя, он поймал такси и попросил остановить у круглосуточного ларька. Купил шампанское, фрукты, шоколадные конфеты. Когда он вошёл в квартиру Любаши, она встретила его в длинном вечернем красном платье, с распущенными волосами. Она была как дикая алая лилия в сумраке её маленькой кухни.
– Ну что, наконец-то приехал, – сказала она, её голос дрожал от нетерпения и желания.
– На, фрукты и шампанское, – Вадик стал выкладывать покупки на стол, глядя на неё голодными глазами.
– Спасибо… Я хочу шампанского, – сказала Любаша, расставляя фрукты в хрустальную вазу.
Они выпили по бокалу, и её лицо сразу посветлело.
– Где ты был так долго? – спросила она мягко, играя локоном своих волос.
– Заходил к одному другу, – соврал он привычно.
– А я никак не могу дозвониться до Наташи… Что-то она не отвечает, – сказала Любаша, внимательно следя за его реакцией.
– Я её не видел с похорон, – отмахнулся Вадик, опуская глаза.
– А я с ней вчера утром разговаривала… Со вчерашнего вечера дозвониться не могу, – продолжала Любаша, чтобы поддержать разговор.
– А ты съезди к ней, – сказал Вадик и, глядя на неё снизу вверх, добавил, – Иди ко мне, крошка. Что мы всё о Наташе… Зачем нам Наташа…
– Ты знаешь, ты прав… Я завтра к ней съезжу, у меня есть её ключ. Она мне оставила на всякий случай, – она подошла к нему, села на его колени и обвила руками его шею.
– Ты сама как? Чем вчера занималась? – спросил он, целуя её в шею, чувствуя её горячую кожу под губами.
– Я была на работе… Потом ходила в парикмахерскую… Так пошли уже в спальню… Я соскучилась, – её голос стал низким, грудным, с вибрацией страсти.
Они кувыркались всю ночь. Вадик засыпал под её тяжёлое, горячее дыхание, чувствуя себя королём этой маленькой, лживой вселенной.
Утром он вспомнил, что через три дня экзамен. Он тяжело поднялся, посмотрел на неё сонную и сказал:
– Любочка, ты не обижайся, но на этой неделе мы с тобой не сможем встретиться. Я буду готовиться к экзамену.
– Хорошо, любимый… Как только освободишься – позвони мне, – её голос был ласковым, полным покорности.
– Хорошо, дорогая, я позвоню, – сказал он, быстро оделся, вызвал такси и уехал домой, оставив после себя в комнате запах травы и пота.
\
Картина пятнадцатая

Вадик лежал на диване, закинув одну ногу на другую, и лениво перелистывал страницы книги. Слова плыли перед глазами, не задерживаясь в голове. За окном томно тянулся летний вечер, не принося прохлады, только густой душный воздух медленно заполнял комнату.
Вдруг зазвонил телефон.
– Вадик, ты? – в трубке раздался испуганный, сбивчивый голос Любы.
– Да, я, – отозвался он спокойно, не меняя положения.
– Это… Люба… с Наташей… – слова у неё путались, голос дрожал.
– Что с Наташей? – не выдержал Вадик, резко оторвав взгляд от книги.
– Убили… Наташу, – наконец выдавила она.
– Как убили? – в голосе Вадика послышалось удивление, но не страх.

– Просто… статуэткой по башке, – сказала Люба, уже резче, словно из злости.
– А кто? – спросил Вадик тем же ровным голосом, будто обсуждал чужую новость по телевизору.
– Не знаем пока, – ответила Люба и тяжело выдохнула. – Я милицию вызвала. Они сейчас отпечатки пальцев снимают.
На секунду в трубке воцарилась тишина. Потом Люба спросила с плохо скрываемой подковыркой:
– А ты её не видел?
– Нет… Как на кладбище видел, так и всё, – ответил Вадик, сдержанно, но внутри него что-то сжалось. «Почему она всё время спрашивает, видел я её или не видел?» – мелькнула у него мысль.
– Странно… – протянула Люба. – У неё на телефоне твой номер зафиксирован. Она что, тебе звонила?
– Ну да, звонила. Мы с ней поговорили. Она же мамина подруга… Хотела помочь мне с оформлением документов, – быстро придумал Вадик, закрывая книгу и вставая с дивана. Пол холодил босые ступни, возвращая ему ясность мыслей.
– После твоего звонка она отключила телефон. И её кто-то убил, – продолжала Люба, и теперь в её голосе слышалось откровенное подозрение.
– Надеюсь, ты не думаешь на меня, – зло процедил Вадик, подходя к окну. За стеклом багровел закат. – Я же не мог через телефон убить её.
– Нет, конечно… – пробормотала Люба, но в её голосе уверенности не было. – У неё кто-то был. Она с кем-то пила вино… гуляла…
– Она взрослая женщина. Имеет право гулять с кем хочет, – сказал Вадик, открывая холодильник. Горло пересохло, он налил себе соку и выпил залпом. Холодная сладость разлилась по телу, но не принесла облегчения.
– Да, понимаю… – сказала Люба. – Но у неё в последнее время никого не было. Если бы кто-то был – я бы знала. Она мне всегда рассказывала про всех своих любовников…
Она тяжело вздохнула, и в трубке послышался её нервный смешок.
– Значит, скрывала. Не хотела тебя знакомить. Боялась, что отобьёшь, – сказал Вадик с лёгкой насмешкой в голосе, глядя на своё отражение в тёмном стекле окна.
– Ну ладно, Вадик… Мне нужно похоронами заниматься. У неё же никого не осталось. Мать где-то живёт, но я даже не знаю где, – заговорила она быстро, словно боялась, что он её перебьёт.
– Хорошо, Любочка, похорони Наташу. Если тебе деньги нужны – скажи, я дам сколько нужно, хорошо? – проговорил Вадик, уже теряя интерес к разговору. – А сейчас я пойду готовиться к экзамену. Пожелай мне удачи.
– Удачи тебе, дорогой… Пока, – сказала Люба, её голос снова стал мягким, почти ласковым.
– Пока, – ответил Вадик, отключил телефон и положил его на подоконник.
Он стоял у окна, держа стакан в руке. Вечер медленно погружался в ночь, город затихал, только где-то далеко слышались сирены. «Кто же убил Наташу?» – думал он, глядя, как в небе вспыхивают первые звёзды. Но в глубине души он знал: этот вопрос не даст ему покоя ещё долго.


Картина шестнадцатая

Прошла неделя. Вадик сдал уже два экзамена и чувствовал себя свободнее, чем обычно. Его комната была наполнена тяжёлым запахом травы. Лёжа на кровати, он слушал музыку, которая казалась ему особенно глубокой и живой. Каждая нота, каждый удар баса вибрировал в его теле, размывая границы реальности.
Он закурил очередной косячок, затянулся, чувствуя, как сладковатый дым наполняет его лёгкие и разливается по венам приятной тяжестью. Глаза его прикрылись, а мысли стали текучими и беззаботными, как вода в весеннем ручье.
Вдруг резкий звонок телефона расколол это блаженное оцепенение.
– Здравствуйте. Это Вадим Сергеев? – раздался в трубке сухой, уверенный мужской голос.
– Да, я, – медленно протянул Вадик, его язык слегка заплетался от дурмана.
– Это с полиции. Нам нужно встретиться. У нас есть к вам несколько вопросов, – быстро, без лишних пауз проговорил голос.
– Хорошо… Куда прийти? – спросил Вадик, словно под гипнозом, стараясь держать себя в руках.
– В следственный отдел. Кабинет пятнадцать. Спросите лейтенанта Филиппова. Жду вас завтра в три, – приказал голос и повесил трубку.
– Хорошо… приду… До свидания, – проговорил Вадик в пустоту, убрал телефон и застыл, глядя в потолок мутным взглядом.
Внутри его сковал ледяной страх. Колени предательски задрожали. Он сел на кровать, уставившись в одну точку. «А если они что-то знают?.. А если они повесят на меня убийство? Они же могут меня посадить… Что делать?» – мысли метались, как мыши в запертом сундуке. Он снова глубоко затянулся косяком, стараясь заглушить панику. «Нет… Я буду упираться. Я у неё не был… и точка…»
Он медленно спустился вниз на кухню. Там, в мягком тепле лампы, Алёна что-то готовила, помешивая в кастрюле. Вадик на мгновение застыл, глядя на её фигуру – спокойную, женственную, домашнюю.
– Алёна, привет, – сказал он, подойдя и чмокнув её в щёчку.
– С чего это такая нежность? – тихо спросила Алёна, не отрывая взгляда от кастрюли, но в её голосе прозвучало удивление.
– Да что-то… соскучился по тебе, – проговорил Вадик так же тихо, скользнув по ней своим мутным, тяжёлым взглядом.
– Правда что ли?.. Как твои экзамены? – спросила Алёна, продолжая своё дело.
– Сдал. Все на отлично, – ответил он и сел на стул возле неё, наблюдая, как она ловко режет зелень.
– Молодец… Я и не сомневалась в твоих способностях, – сказала она, чуть улыбнувшись уголками губ.
– Ещё один и всё. Я свободный, – Вадик продолжал разговор, не сводя с неё взгляда.
– Когда? – спросила она.
– Через три дня, – ответил он, потянул её за руку и осторожно посадил к себе на колени.
Он прижал её ближе, её волосы пахли шампунем и чем-то тёплым, родным.
– Слушай, Алёна… Я хочу попросить тебя. Если тебя будет спрашивать милиция, был ли я дома пятого июня… Скажи, что я спал с тобой. В твоей кровати, – сказал он ей прямо в ухо, его голос был глухим и напряжённым.
– А что случилось?.. Почему пятого? – Алёна повернулась к нему, её глаза расширились от удивления. – Ты же говорил, что ходил к друзьям…
– Да, ходил. Но случилось одно… не очень хорошее дело. Мне нужно алиби. Ты можешь сказать, что я был с тобой? – спросил он уже громче, в его голосе появилась нетерпеливость.
– Хорошо… скажу, – тихо ответила Алёна, не споря. Её плечи поникли.
– Я сегодня к тебе приду, – хитро проговорил Вадик, схватил кусочек жареной рыбки с тарелки и быстро побежал к себе в комнату.
Там он снова забил косячок, закурил и медленно погрузился в забытьё. Музыка продолжала играть, превращаясь для него в странные звуки другой реальности. Он очнулся только вечером, когда за окном уже стемнело, а в комнате было душно и темно.
Он поднялся и сразу пошёл к Алёне. Постучав, вошёл в её комнату.
– Алёна, это я… как обещал, – сказал он, закрывая за собой дверь.
Алёна лежала на кровати, её длинные волосы были раскинуты по подушке, в руках она держала книгу. Она медленно подняла взгляд на него.
– Спасибо, что не забываешь… – отложив книгу, сказала она и встала навстречу.
– Алёна… не будь ко мне так строга. Ты же знаешь, что я тебя очень уважаю, – его голос звучал мягко, почти ласково. Он притянул её к себе и поцеловал, жадно, с какой-то странной тоской внутри.
Алёна растаяла в его объятиях и прижалась к нему всем телом. Они легли в постель. Но, как и всегда, Алёна была с ним категорична и сдержанна. Она сразу достала из тумбочки презерватив. Её глаза были серьёзными.
– Ты же знаешь… я буду с тобой только с презервативом. Я не знаю всех твоих похождений и… не доверяю тебе, – сказала она твёрдо.
Вадик промолчал. Он знал, что спорить бесполезно.
Этой ночью он спал с Алёной, но в его душе не было покоя. Где-то внутри него пульсировала тяжёлая, липкая тревога, от которой не спасали ни её тепло, ни музыка, ни косяки.

Картина семнадцатая

Вадик видел себя в коридоре следственного отдела. Холодный тусклый свет потолочных ламп освещал линолеум с разводами и потёртыми дорожками от бесконечных шагов. Воздух здесь пах дешёвым кофе, бумагой и чем-то металлическим.
Он подошёл к двери с табличкой «Кабинет №15», глубоко вдохнул, пытаясь успокоить сбившееся дыхание, и заглянул внутрь.
– Здравствуйте, я Вадим Сергеев. Мне нужен лейтенант Филиппов, – проговорил он, стараясь не выдать дрожи в голосе.
– Проходите, это я. Здравствуйте, – за столом сидел довольно молодой парень, лет двадцати семи. Рыжие волосы торчали в разные стороны, а веснушки были разбросаны по его носу и скулам, как золотистая пыльца.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал он с ровной вежливостью и указал рукой на стул напротив. – У нас есть к вам такой вопрос. Вы знаете Наталью Степановну Калинину?
– Нет, не знаю… – ответил Вадик слишком быстро, и сам это понял.
– Тогда как вы объясните, что с её телефона был звонок на ваш номер пятого июня? – в голосе лейтенанта прозвучала холодная деловая нотка.
– Я сейчас посмотрю… – Вадик судорожно начал рыться в телефоне, пальцы дрожали. Наконец он нашёл нужную дату. – Так вот… Это звонила мне Наташа, подруга моей мамы. А что она Калинина, я от вас впервые слышу.
– Вы видели Наталью Степановну пятого июня? – быстро спросил следователь, не отрывая от него внимательного взгляда.
– Нет… не видел… Я только с ней разговаривал по телефону. Она мне позвонила где-то в восемь вечера. Интересовалась моим здоровьем. Мы с ней побеседовали мило и попрощались. И всё, – проговорил Вадик, стараясь дышать ровно, и бросил быстрый взгляд на реакцию лейтенанта. – А потом мне позвонила Люба, её подруга. Сказала, что не может дозвониться до Натальи. Потом она к ней пошла… и обнаружила её мёртвой. Она мне позвонила и всё рассказала. Вот и всё, – торопливо закончил он.
– А вы вообще когда-нибудь были у Натальи Степановны? Были у вас с ней отношения интимного характера? – вдруг спросил следователь спокойно, но в его глазах сверкнула резкая, испытующая искра.
– Нет… Что вы… – Вадик сглотнул, чувствуя, как горло сдавливает панический спазм. – Она же была подругой моей мамы. И по возрасту… Она уже взрослая…
– А пятого июня где вы были? – спросил лейтенант и пристально посмотрел на него.
– Я всю ночь провёл со своей девушкой Алёной… Она сейчас живёт у меня, – ответил Вадик, стараясь говорить уверенно, хотя голос его предательски дрожал.
– Мы хотим, чтобы вы сдали анализ на ДНК и сняли отпечатки ваших пальчиков. Пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату, – сказал лейтенант, вставая из-за стола. Он оказался высоким, худощавым, с длинными руками и в мятой светлой рубашке, отчего казался ещё более костлявым.
– Хорошо… – Вадик поднялся, чувствуя, как ватные ноги едва держат его тело, и пошёл в другую комнату. Там его встретила хмурая женщина в белом халате. Она быстро сняла отпечатки с его пальцев и провела ватной палочкой по внутренней стороне щеки.
– Всё. Можете идти, – сказала она холодно и отвела взгляд.
Вадик вернулся к следователю.
– Вы сейчас можете идти домой, но я вас прошу никуда не уезжать, – сказал лейтенант, провожая его взглядом до двери.
– Так я и не собирался никуда уезжать, – пробормотал Вадик, выходя.
– Это я так… на всякий случай, – ответил следователь и пошёл по коридору. – До свидания.
– До свидания… – сказал Вадик, смотря ему вслед. Его взгляд был пустым.
Он медленно прошёлся по коридору следственного отдела. По стенам висели фотографии преступников – чёрно-белые, мрачные, с тяжёлыми взглядами и пустыми глазами. За какой-то дверью строчила печатная машинка, в другой кто-то говорил низким, глухим голосом, в третьей слышался плач женщины.

Вадику стало жутко. Холодок страха пробежал по спине. Он почти бегом выскочил на улицу. Жадно глотнул тёплый воздух июня, словно только что вынырнул из тёмной ледяной воды. В груди разлилось мимолётное чувство свободы. Он оглянулся на здание следственного отдела – серое, с облупленной штукатуркой – и быстро зашагал домой.
Настроение у него было тяжёлым, как свинцовая плита на груди. «Что-то они до меня докопались… А вдруг у них есть какие-то доказательства? Что же мне делать? Они точно повесят на меня убийство… Меня могут посадить… Господи… Что делать… Мне дадут десять лет… Я выйду в двадцать восемь, если выйду вообще… Нет… Я не пойду в тюрьму… Я откуплюсь… Откуплюсь…» – мысли проносились в голове одна за другой, ударяя больно и безжалостно.
Он даже не заметил, как дошёл до дома. Поднялся в квартиру и долго стоял в прихожей, чувствуя, как внутри его медленно нарастает животный, липкий страх.
Его встретила Алёна. Как только он переступил порог квартиры, Вадик, точно маленький мальчик, сорвался с места и бросился к ней на плечо. Его тело сотрясалось от рыданий.
– Вадик, что случилось? – испуганно прошептала Алёна, прижимая его к себе и проводя ладонью по его взъерошенным волосам.
– Алёна… меня посадят… – захлёбываясь слезами, выдавил он, уткнувшись лицом в её шею.
– Как посадят? Что ты натворил? – её голос дрожал, а сердце забилось так сильно, что казалось, его стук раздаётся во всей комнате.
– Алёна… мне вешают убийство… – рыдая, выдохнул Вадик, и слова его звучали глухо, как удары лопатой по замёрзшей земле.
– Подожди… какое убийство?.. – прошептала она, стараясь расслышать каждую его фразу. Она отстранила его и заглянула в его заплаканные глаза.
– Наташино… – едва слышно произнёс Вадик, глядя на неё снизу вверх глазами, полными безысходного страха.
– Наташино?.. Это та, подруга твоей мамы?.. – её голос дрогнул от удивления.
– Да… да… подруга… – мотал головой Вадик, всхлипывая.
– А её что… убили?.. – спросила Алёна уже тише, с непонятной холодной ясностью.
– Убили… – он кивал, и по лицу его текли слёзы, оставляя мокрые дорожки на щеках.
– А ты тут при чём?.. Ты что, был у неё, когда её убивали?.. – в голосе Алёны прозвучал страх и желание услышать правду.
– Вот именно… был… Но… не видел… – бормотал Вадик, звуча как ребёнок, которого застали за шалостью.
– Как это… был и не видел?.. – Алёна смотрела на него широко раскрытыми глазами, стараясь ухватить суть сказанного.
– Она пригласила меня в гости… мы с ней выпили… и я вырубился… А когда проснулся – она лежала рядом, весь лоб разбит, кровь запеклась, а у меня в руках орудие убийства… Но я… я точно знаю… я не убивал… Я был под кайфом… – оправдывался Вадик, захлёбываясь словами и рыданиями.
– А что за кайф?.. – тихо спросила Алёна, чувствуя, что он сейчас расскажет всю правду.
– Ну… Наташа предложила покурить косячок… Мы с ней и покурили… В общем, я попробовал первый раз… и вырубился… Понимаешь? – говорил он быстро, хватая ртом воздух, словно боялся, что не успеет договорить.
– Да… понимаю… – задумчиво ответила Алёна, глядя куда-то сквозь него. Мысли одна за другой проносились в её голове.
На секунду наступила тишина. Слышно было только, как где-то за окном лениво проехала машина.
– А с Наташей у тебя тоже что-то было?.. – вдруг спросила Алёна, тихо, но с ноткой напряжения в голосе.
– Ты что… нет… Мы просто друзья… – соврал Вадик, опуская глаза.
– А теперь… меня вызвали в милицию… у них есть что-то… Они сказали, чтобы я никуда не уезжал… Взяли отпечатки пальцев и ДНК… – он снова заплакал, слова срывались с его губ, как мокрые осенние листья с веток.
– Да… это серьёзно… – пробормотала Алёна, поглаживая его по голове.
– Надо что-то придумать… – Вадик поднял на неё глаза, полные мольбы и детской надежды. – Чтобы меня не посадили…
Алёна молчала несколько секунд, потом вдруг вскинула голову.
– Нам надо расписаться… – выпалила она.
– Что?.. – он всмотрелся в её лицо.
– Я беременна… Тебе могут дать условно. Или отодвинут срок… А там… мы уже решим, что делать… – говорила она быстро, как будто сама себя подгоняла.
– Точно… давай распишемся… – Вадик резко вдохнул, и его плечи расслабились. Он обнял Алёну крепко, прижимая её к себе. В груди его разлилось тёплое, тяжёлое, успокаивающее чувство. Он понял – Алёна его не оставит. Она его любит. И она сделает всё, чтобы спасти его от тюрьмы.

Картина девятнадцатая
Алёна и Вадик пришли в ЗАГС подавать заявление. Алёна сразу направилась к кабинету начальницы.
– Здравствуйте. Мы хотим подать заявление на регистрацию брака, но нам нужно расписаться как можно быстрее, в течение недели, – сказала Алёна, садясь за стол. Вадик остался стоять у двери, глядя в пол.
Начальница ЗАГСа подняла глаза от бумаг.
– Это невозможно. Сначала вы подаёте заявление, через три месяца назначаем день росписи, приходите и расписываетесь, – ответила она сухо.
– Я понимаю, – сдержанно проговорила Алёна, – но нам срочно. У меня есть справка о беременности.
Она достала из сумки медицинскую справку и положила на стол перед женщиной.
Начальница нахмурилась, взяла справку и внимательно прочитала.
– Это хотя бы что-то… – произнесла она. – В таком случае можно расписаться через месяц.
Алёна бросила взгляд на Вадика, тот молча рассматривал стены кабинета, будто всё происходящее не касалось его.
– Нам нужно быстрее, – твёрдо сказала Алёна. Она достала из сумки конверт и положила его перед женщиной. – Вот тысяча долларов.
Начальница ЗАГСа посмотрела на деньги, затем на Алёну, потом снова на деньги. Не говоря ни слова, она аккуратно сдвинула конверт к себе и положила в ящик стола.
– Хорошо, это меняет дело. Когда вам нужно?
Она открыла толстую книгу записей и записала их на ближайшую дату.
– Спасибо вам, – сказала Алёна и встала из-за стола.
– До встречи, – ответила начальница, провожая их взглядом.
Через неделю они расписались. Алёна надела новое светлое платье, подчёркивающее её фигуру, а Вадик – свежий чёрный костюм. Каждый был счастлив по-своему. Алёна любила Вадика и верила, что когда-нибудь он нагуляется и будет только её. Вадик же думал лишь об одном – чтобы его не посадили. Теперь он чувствовал себя в безопасности. Алёна спасёт его.
После ЗАГСа они поехали в ресторан. Заказали еду, сидели напротив друг друга, улыбаясь. Вадик весело рассказывал Алёне, как сдавал экзамены, перескакивая с одной истории на другую. Алёна смеялась, смотрела на него влюблёнными глазами и чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
Но вдруг Вадик почувствовал чей-то взгляд. Он повернул голову и увидел Соню. Она сидела за соседним столиком, улыбаясь ему нежно и мягко. Соня помахала ему рукой.
Вадик тут же отвернулся.
Через минуту Соня встала. Он снова взглянул на неё. Она жестом показала ему, чтобы он вышел. Вадик посмотрел на Алёну.
– Я в туалет, – сказал он и встал из-за стола.
Он вышел в вестибюль и подошёл к Соне.
– Что ты хотела? Не видишь, я с женой. Мы только что расписались, – сказал он резко.
– Я ничего не хочу от тебя, – перебила его Соня. – Просто хотела поставить тебя в известность.
– В известность о чём? – спросил Вадик, нахмурившись.
– Я больна, – быстро проговорила она.
– Чем больна? – Вадику стало жарко, ноги подкосились, но он стоял.
– Ты был со мной без презерватива. Ты мог заразиться, – сказала она и сделала шаг назад.
– Чем ты больна? Говори быстро! – закричал Вадик, схватив её за плечи.
– Ты меня не убьёшь? Я сама не знала, – жалобно сказала Соня, глядя ему в глаза.
– Не убью! Говори уже! – задыхаясь, проговорил он.
– Сифилис, – тихо сказала Соня и отступила от него.
– Что ты сказала?.. Си-фи-лис… – повторил Вадик. У него потемнело в глазах, и он рухнул на пол. Соня тут же отвернулась и быстро вышла из ресторана.
К нему подбежали охранники. Один стал похлопывать его по щекам.
– Молодой человек, вам плохо?
Вадик открыл глаза. Охранники помогли ему подняться. Он вырвался из их рук и, шатаясь, пошёл в туалет. У зеркала он плеснул в лицо холодной водой, посмотрел на себя – бледного, с покрасневшими глазами – и медленно вернулся к столику.
– Ты где был? – спросила Алёна, тревожно глядя на него.
– В туалете… Мне плохо… – проговорил Вадик, откинувшись на спинку стула.
– Может, поедем домой? – спросила она, заметив его бледность.
– Да, пошли. У меня сердце болит, – он схватился за грудь.
Они вызвали такси и поехали домой. Приехав, Вадик сразу закрылся в туалете. Он рассматривал своё тело, вглядывался в каждую складку кожи. На головке пениса он заметил маленькое розовое пятнышко.
«Господи… ещё одна напасть… Нужно срочно сдать анализы…» – подумал он.
Выйдя, он сказал Алёне:
– Я пойду к себе, отдохну.
– Хорошо, Вадик, иди, – кивнула Алёна.
Он заперся в комнате, схватил телефон и набрал номер Любаши. Алёна подошла к двери и прислушалась.
– Наконец-то, дорогой, решил встретиться? – раздался нежный голос Любаши.
– Нет… Я хочу сказать две плохих новости, – тихо произнёс Вадик.
– Какие? Алёна умерла? – ехидно спросила она.
– Нет… Алёна беременна… И теперь она моя жена. Мы расписались сегодня. Это первая новость. Вторая – я заразил тебя сифилисом, – проговорил он, закрывая глаза.
В трубке воцарилась тишина.
– Ты что, с ума сошёл?.. Это шутка?.. – наконец спросила Любаша.
– Нет… Мы с Алёной в ресторане встретили Соню… Она сказала, что больна сифилисом… Я был с ней до тебя… Не знаю, как так получилось… – голос его дрожал.
– Господи… что ты натворил… – Любаша зашептала, а потом сорвалась на крик: – Придурок… урод… мразь… Я простила тебе Наташу… А ты женился на этой курице… Господи, какая я дура…
– Ты знала, что я встречался с Наташей? – вдруг спросил Вадик.
– Я вас видела, – закричала она в трубку.
– Где?.. У неё дома?.. Это ты приходила?.. Это ты убила Наташу?! Это ты меня подставила?! – Вадик вскочил с постели, лицо его исказилось.
– Да! Но ты ничего не докажешь. Тебя посадят, понял?! – закричала она.
– Понял, – тихо сказал он и положил трубку.
Любаша стояла в своей квартире, дрожа. Она быстро собралась и поехала в лабораторию сдать кровь анонимно. Весь путь она повторяла про себя:
«Лишь бы не подтвердилось… Господи… Меня же уволят… Какой позор…»
Через три дня она снова пришла в лабораторию. Результат был положительный. Её ноги подкосились. Она набрала Вадика:
– Диагноз подтвердился, – всхлипывая, сказала она в трубку. – Ты сволочь… Ты испортил мне жизнь… Я ненавижу тебя… Сдохни…
Она шла, крича в трубку, не видя ничего вокруг. Перешагнула бордюр и вышла на дорогу. Машина неслась на полной скорости. Раздался гудок. Она подняла глаза в последний момент.
Удар был страшным. Её тело подлетело вверх, отлетело на восемь метров и упало, переломав череп и позвоночник. Любаша умерла мгновенно.
Машина скрылась за поворотом. Никто не успел запомнить её номера. Всё произошло слишком быстро.
– Алло… алло… – кричал Вадик в трубку, но в ответ слышал только гудки.
Он ещё несколько раз набрал её номер. Без ответа.



Картина двадцатая
Алёна слышала весь разговор между Вадиком и Любашей. Она поняла, что именно Любаша убила Наташу – из ревности к Вадику. Алёна знала, что Любаша строила свои планы, мечтая выйти за него замуж, а их с Вадиком женитьба стала ударом в самое сердце той женщины. Но её волновало не это. Её волновало другое – сообщение о том, что Вадик болен сифилисом. Эта новость ошеломила её. Алёна за переживала: вдруг она тоже заразилась? Хотя всегда спала с ним только с презервативом, но всё равно решила провериться.
Она пошла в женскую консультацию и сдала кровь на RW. Когда пришли результаты, Алёна чуть не заплакала от счастья: анализ был чистым. Она сидела у окна, держа в руках заветный листок, и целовала его, как самое дорогое в мире.
– Господи, какое счастье – быть здоровой, – шептала она, прижимая бумажку к груди.
В этот момент в комнату влетел Вадик.
– Алёна, опять беда, – проговорил он испуганным голосом.
– Что случилось? – спокойно спросила она, убирая анализ в карман и поворачиваясь к нему.
– У меня проблемы, – Вадик нервно моргал глазами, стоя посреди комнаты.
– Ну, говори уже быстрей, не тяни, – сказала Алёна.
– Алёна… Я больной, – тихо произнёс он, опуская глаза.
– Как больной? У тебя температура? Голова болит? – спросила она, хотя внутри уже знала ответ.
– Хуже… Не голова… а головка, – прошептал он, подходя ближе.
– Что это значит? – спросила она ровным голосом, думая про себя: «Какой же ты дурак. Я и так всё знаю…»
– Меня заразили… – начал он оправдываться, опуская взгляд в пол.
– Чем? – строго спросила Алёна.
– Только ты не переживай… Мы вместе… Мы вылечимся… – забормотал Вадик, пытаясь обнять её, но она отстранилась.
– Так, говори уже, чем ты болен, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.
– Сифилис… – прошептал он, еле слышно.
– Откуда он у тебя? – так же тихо спросила Алёна, будто кто-то мог их подслушать.
– Меня заразила Любка, – соврал он, не решаясь признаться в правде.
– Я верю тебе. Она могла… – проговорила Алёна и посмотрела на него мягче. – Ты должен идти в больницу и лечиться. В наше время сифилис лечится. Чем раньше начнёшь лечение, тем быстрее выздоровеешь.
«Может теперь он успокоится и начнёт жить нормально… Может, наконец, нагулялся…» – подумала она.
– Я завтра же пойду, – сказал Вадик дрожащим голосом. – Прости меня, Алёна. Я больше не буду гулять. Меня Бог наказал по полной программе…
– Хорошо. Иди лечись. Я тебя прощаю. Ты ещё молодой… прыткий… жизнь учит. Думаю, ты понял свои ошибки, – сказала она ласково.
Вадик успокоился и пошёл спать. Лежа в своей комнате, он думал только об одном: что Алёна – его единственная отдушина. Она всегда его понимала, успокаивала, принимала любым. И именно это делало его жизнь рядом с ней такой лёгкой и удобной. Алёна действительно любила его. По-настоящему.

Картина двадцать первая
Вадик пришёл в больницу ранним утром, когда в коридорах ещё было пусто. Тусклый свет ламп отражался на плитке, пахло лекарствами и свежевымытым полом. Он нерешительно постоял у входа, посмотрел по сторонам — никого. Только звякнуло окошко регистратуры.
— Здравствуйте, я пришёл лечиться, — проговорил он и шагнул ближе, чувствуя, как внутри поднимается волнение.
Регистратор — женщина лет сорока с усталыми глазами — посмотрела поверх очков и взяла протянутый паспорт.
— Извините, молодой человек, от чего вы пришли лечиться? — строго спросила она, медленно перелистывая страницы.
Вадик оглянулся. Вестибюль был пуст — ни души. Только шорох бумаг и лёгкий гул вентиляции.
Он наклонился к маленькому окошку и тихо произнёс, почти шёпотом:
— У меня сифилис.
Регистратор подняла брови:
— Откуда вы знаете?
— Девушка сказала… С которой я был… без презерватива, — неловко проговорил Вадик, поёжился от собственного признания.
— А эта девушка стоит у нас на учёте? — не отрывая взгляда от паспорта, продолжила женщина.
Вадик растерянно пожал плечами:
— Наверное. Я не знаю…
— Фамилия её?
Он вздохнул и опустил глаза. Тёплый свет из окна казался сейчас холодным и чужим.
— Не знаю…
— Зовут хоть как? — голос регистраторши стал чуть мягче — то ли из любопытства, то ли из усталости.
— Соня… — пробормотал он ещё тише. — Фамилии не знаю…
Женщина качнула головой, вздохнула:
— Молодой человек… Вот смотрю я в паспорт — вы женаты. Как же так? С девушкой — да ещё и без защиты! Вы что, в лесу родились? Телевизор не смотрите? Мир-то давно не девственный!
— Я женился позже… — пробурчал Вадик, будто пытаясь оправдаться хотя бы самому себе.
— Ладно… — женщина отложила паспорт, достала бланк и начала быстро заполнять графы. — Сейчас оформим карточку. Пойдёте к врачу.
Когда она протянула ему тонкую картонку, Вадик почувствовал, как мокрые ладони прилипли к обложке.
— Пятый кабинет, — строго сказала она, возвращая паспорт.
Он кивнул и быстрым шагом направился по пустому коридору, стараясь не наступать на полосы света от больших окон.
В кабинете пахло антисептиком и цветами — в углу стоял горшок с алым гибискусом. За столом сидела молодая врач — лет двадцать семь, не больше. Белый колпак чуть сполз на тёмные волосы, пряди выбились к вискам.
— Здравствуйте. Я к вам на приём, — сказал Вадик и положил карточку на стол, стараясь держаться уверенно, хотя сердце колотилось.
— Здравствуйте. Проходите. Что вас сюда привело? — девушка посмотрела на него внимательным, почти добрым взглядом.
— У меня сифилис… — выдохнул он и попытался улыбнуться краешком рта.
Врач мельком глянула в карточку, затем на Вадика. На лице её заиграла лёгкая, понимающая улыбка.
— Это всё? — спросила она спокойно.
— Да кто ж знает… Может ещё что-нибудь? Надо проверить… — Вадик вдруг почувствовал себя мальчишкой перед строгой учительницей и попытался отшутиться.
— Сейчас проверим, — сказала она и с улыбкой кивнула на кушетку. — Раздевайтесь.
Вадик замялся, глядя на свои ботинки:
— Как… совсем?
— Совсем, — подтвердила она всё с той же спокойной улыбкой. — Снимайте штаны, будем смотреть ваш «инструмент», от которого у вас все беды.
Вадик покраснел, расстегнул ремень и неуклюже стянул джинсы. Сердце стучало, в ушах шумело.
Доктор осторожно осмотрела всё внимательно, почти беззвучно хмыкнув. Взяла мазок на стёклышко, потом отложила перчатки и велела:
— Идите, сдайте кровь в процедурном. Потом вернётесь ко мне.
Вадик, всё ещё красный, натянул джинсы и выскочил в коридор. Через полчаса он снова сидел напротив врача.
— Я вижу, вы женаты, — сказала она, листая бумаги. — Жена пусть тоже сдаст анализы. И ещё. Вы с кем-то ещё были? Давайте честно.
Вадик выпрямился. Плечи расправились, голос стал твёрдым:
— Говорю как на духу. Заразила меня Соня — фамилию не знаю, проститутка из «Светлячка». Ещё была одна — Люба, фамилии тоже не знаю. Мы с ней встречались пару раз. Ну и с женой, но всегда с презервативом. Она беременна, мне не доверяет — и правильно делает.
— Вот и правильно, — тихо сказала врач, записывая что-то в карту. — Соню мы знаем — Михайлова. На учёте. Любу не знаем. Адрес?
— Ул. Чехова, двадцать семь, квартира тринадцать.
— Хорошо. Вызовем, проверим. Жена пусть завтра приходит. Анализы будут готовы через три дня. Тогда назначим лечение.
Вадик облегчённо выдохнул. На лице появилась настоящая улыбка — первая за много дней.
— А я так боялся. Думал, всё — кранты… А тут всё просто. Спасибо вам.
— Не бойтесь, — сказала врач спокойно. — Мы живём в двадцать первом веке. Сифилис — это не чума. Вы вовремя пришли. Вылечим. Потом будете умнее.
— Уже умнее, — вздохнул Вадик, вставая. — Теперь, кроме жены, мне никто не нужен.
Врач тихо улыбнулась и, убирая карточку в стопку, пробормотала почти себе под нос:
— Зарекалась свинья в грязь не лезть…
— Что вы сказали? — Вадик повернулся, не расслышав.
— Да так, ничего, — отмахнулась она. — Всего доброго. Через три дня ко мне.
Вадик вышел из кабинета с лёгкостью в ногах. На улице он вдруг захотел жить по-другому. Купил в магазине огромный букет алых роз, в другом — коробку дорогих конфет. Дома открыл дверь ключом, вошёл тихо.
— Алёнушка, это тебе… — сказал он, протягивая цветы. Его голос дрожал от какой-то новой благодарности. — Спасибо, что ты у меня есть.
Он поцеловал жену в щёку — бережно, как будто впервые.
— Тише, тебя ждут, — тихо сказала Алёна, кивнув на зал.
— Кто? — Вадик нахмурился.
— Полиция, — шепнула она.
В холле, в полумраке, сидел лейтенант Филиппов с помощником. Плотные, серьёзные, запах табака и бумаги тянулся за ними, как шлейф.
— Здравствуйте, Сергеев. Мы пришли поговорить. По делу Натальи Степановны, —сказал Филиппов, открывая блокнот. — Мы нашли ваш волос на подушке. ДНК подтвердило. Может, расскажете нам всё сами?
Вадик глубоко вздохнул и вдруг почувствовал, что бояться больше нечего.
— Расскажу. Скрывать нечего. Алёна всё знает. Наташа позвонила, попросила приехать. Скучно ей было. Ну я и поехал. Мы выпили, она травку достала… Я первый раз курил — вырубился. Проснулся под утро — она рядом, мёртвая. А вчера я узнал, кто её убил. Она сама призналась.
— Кто? — Филиппов сжал губы.
— Люба. Подруга её. Пришла к ней ночью — а та под кайфом дверь открыла. Люба меня увидела — и убила Наташу. Из-за ревности. Она на меня планы строила.
Лейтенант кивнул и чуть прищурился:
— Знаете, что Любу вчера сбила машина? Насмерть.
— Машина? — Вадик замер. — Нет… Не знал. Она вчера звонила мне, ругалась, материла… потом тишина. Я ей звонил — не брала.
— В это время её и сбила машина, — спокойно сказал Филиппов и поднялся. — В принципе, всё понятно. Дело закрываем.
Он двинулся к двери. Алёна бесшумно вышла и сунула ему маленький свёрток — конверт, плотно перевязанный ниткой.
— Спасибо вам. Я всё понял. Женился, ребёнок будет, — говорил вслед Вадик.
— Всего доброго, Сергеев, — сказал Филиппов и вместе с помощником исчез в коридоре.
Вадик закрыл за ними дверь и повернулся к жене:
— Алёна… А что ты им дала?
Она смотрела на него спокойно, глаза были ясные и усталые:
— Деньги.
— Зачем? Я же не виноват, — пробормотал он.
— Так надо. Чтобы дело закрыли. И чтобы тебя больше не дёргали, — сказала Алёна и ушла к себе в комнату, оставив Вадика одного — с цветами и коробкой конфет в руках.




Картина двадцать вторая

Прошло полгода. За эти месяцы жизнь Вадика перевернулась, словно кто-то невидимый смахнул пыль с его судьбы. Он получил права, теперь уверенно вел свою «Тайоту Прадо» по знакомым дорогам, ощущая себя полноправным хозяином жизни. Получил наследство и стал руководителем собственного предприятия. Всё складывалось так, будто в его жизни наконец-то наступила светлая полоса.
С Алёной у них было спокойно и размеренно. Она ждала ребёнка, а он, вылечившись от болезни, стал к ней внимательным, заботливым мужем. Работа нравилась ему всё больше: он чувствовал себя важным, нужным, успешным. Дело шло в гору, подчинённые слушались, уважали, а партнеры крепче жали руку при встрече.
В тот мартовский день, когда весна ещё только проклёвывалась под серым небом, он возвращался домой и увидел Соню. Она стояла на остановке без зонта, слипшиеся мокрые волосы прилипли к лицу. Её пальто, тёмное и тонкое, промокло насквозь, и от неё исходила какая-то беззащитная обречённость.
Он резко затормозил, опустил стекло:
– Привет, Сонька, ты что тут мёрзнешь? – сказал Вадик с привычной улыбкой, в которой звучала и жалость, и застарелая привязанность.
Соня, услышав его голос, словно ожила, подняла голову, её голубые глаза блеснули:
– Привет. Я еду домой… А как тебя зовут? Я забыла, – растерянно сказала она, подходя ближе к машине.
– Вадик, – ответил он, всё ещё улыбаясь, и распахнул переднюю дверь, – садись, давай подвезу, а то промёрзнешь тут до костей.
– А… да. Спасибо. Ну, как у тебя дела? Ты вылечился? – спросила Соня, устраиваясь на сиденье и запахивая пальто.
– Да, вылечился. Хотя на учёте всё ещё стою. А ты? – Вадик повёл машину с места.
– Конечно, вылечилась… Прости меня, я не специально. Меня тогда какой-то придурок заразил. Но теперь я умнее стала, только с презервативом. И вообще… я ушла из проституции. Работаю в «бутике» продавцом, – она говорила быстро, сбивчиво, как будто боялась, что он её осудит. – А ты чем занимаешься?
– У меня своё производство, я теперь начальник, – сказал Вадик с ноткой гордости.
Соня обернулась к нему, её влажные волосы прилипли к пухлой розовой щеке. Она чуть улыбнулась:
– А как у тебя с женой?
– Всё хорошо. Скоро ребёнок родится, – ответил он, и сам удивился, с какой лёгкостью сказал это чужому человеку.
– Вот сюда заверни. Я возле магазина живу, – указала Соня. – Спасибо.
Она уже потянулась открывать дверь, как Вадик неожиданно для самого себя сказал:
– Может, в гости пригласишь?
Соня обернулась, её взгляд был усталым, но в глазах вспыхнуло что-то тёплое.
– Ну… если хочешь, пошли, – нехотя сказала она.
– Давай возьмём чего-нибудь, – Вадик вышел из машины, захлопнул дверь.
– Давай, – кивнула Соня и пошла рядом, мелко переставляя ноги в мокрых ботильонах.
В магазине Вадик загрузил корзину едой и алкоголем, словно ему хотелось накормить её на целую неделю вперед. Соня лишь смотрела, не смея возразить. В её глазах отражалась благодарность и слабая надежда.
Жила она в крохотной, тёмной однокомнатной съёмной квартире. Потолок низкий, обои отклеивались у батареи, в углу стоял старенький комод с облупленными ручками.
– Вот так я живу… Квартира дешевая, зато за неё могу платить, – проговорила Соня, разуваясь и торопливо заправляя выбившиеся волосы за уши.
– Нормально. Жить можно, – сказал Вадик, осмотревшись и чувствуя какую-то тоску от этой обстановки.
– Тебе правда нравится? – в её голосе зазвучала робкая радость.
– Ну да, нормально, – пожал плечами он, стараясь улыбнуться.
– Садись лучше на диван. Стул еле держится, – сказала Соня и стала раскладывать продукты.
Она быстро накрыла стол, ловко открыла бутылку вина, разлила по стаканам и села рядом. Её глаза светились благодарностью и тихой надеждой.
– Ну рассказывай, как живёшь? – спросил Вадик, глядя на неё с каким-то новым вниманием.
– Да что… Работаю. Парня выгнала. Денег нет, а альфонсы мне не нужны. Решила в институт поступать. Надоело так жить. Родители пьют, дома делать нечего… А проституцией занималась, чтобы выжить, понимаешь? – её голос дрожал, но она держалась. – Сейчас вроде всё налаживается…

– Может, помочь тебе? На штуку баксов. Оденься, – Вадик достал из кармана пачку долларов и положил перед ней.
– Ты такой добрый… Спасибо, Вадик… Ты даже не представляешь, как меня выручил, – её глаза наполнились влагой. Она не плакала, но слёзы стояли на грани.
Соня подсела ближе и поцеловала его в губы. От неё пахло дождём, холодом, чуть уловимым ароматом ванили. У Вадика заколотилось сердце. Он почувствовал что-то давно забытое – тепло, которое не требовало ни слова, ни условий.
Он обнял её, притянул к себе:
– Ох, Сонька… ты такая же одинокая, как и я, – прошептал он.
– Ты разве одинок? Ты же женат, – сказала она тихо, почти шёпотом.
– Да, женат… Но у меня к Алёне нет страсти. Она как мать мне… – он говорил это, глядя в её большие голубые глаза, где отражались и печаль, и принятие.
– Если тебе будет грустно, приходи, – сказала Соня, кладя ему на тарелку кусок торта.
– Приду… Налей кофе, мне пора, – Вадик сделал глоток и встал. Ему было тяжело уходить, но надо было.
Соня проводила его к двери, прижалась и поцеловала:
– Вадик, не уходи… Мне так хорошо с тобой… – её голос дрожал.
Она быстро сняла платье, и перед ним предстала стройная, белокожая, с высокой грудью, гладкой талией. У него потемнело в глазах от желания. Он взял её на руки и понёс в постель.
Они занимались любовью долго, с какой-то нежной яростью, прерывистой от поцелуев и слов. Вадик впервые за долгое время почувствовал себя живым.
Но всё же он взял себя в руки.
– Сонечка, мне надо идти, – сказал он, одеваясь.
– Хорошо… но я буду скучать, – в её глазах стояли слёзы. Она уже знала, что влюбилась.
Вадик вернулся домой поздно. Алёна встретила его с порога:
– Ты где был? – в её голосе звучало напряжение.
– Отвозил Игоря Андреевича, остался попить чай, – соврал он.
– Надо предупреждать… Мне нельзя волноваться, – тихо сказала Алёна, поглаживая живот.
– Прости, больше не буду, – Вадик поцеловал её и ушёл к себе в комнату.
Лёжа на диване, он думал только о Соне. Её глаза, её запах, её голос – всё смешалось в его голове, вызывая жар и сладкую дрожь.
На следующий день он поехал к ней снова. Но её дома не оказалось. Тогда он оставил у двери цветы и записку, что приедет завтра в пять. Когда он спустился, в зеркале заднего вида увидел её – в новом пальто и сапожках, с пакетом в руке.
– Вадик! – крикнула Соня и подбежала. – Ты приехал… Я так ждала…
Она прижалась к нему, целуя в щёку, в губы, в шею. Он обнял её крепко, будто боялся снова потерять.
Весь вечер они провели вместе, наслаждаясь тишиной и теплом, которое возникло между ними, как пламя свечи в тёмной комнате. И когда через неделю он сказал ей:
– Сонечка, давай я сниму тебе квартиру получше. Не хочу, чтобы ты работала. Будь дома, я буду помогать тебе, сколько нужно, – она только кивнула и прижалась к его руке губами.
– Спасибо родной, – она поцеловала его, обняв недно.
Вадик вытащил из кармана пачку денег и положил ей на стол. И в этот миг он понял, что без этой девушки уже не сможет дышать.
– На, завтра сними квартиру и пришли СМС,– они договорились, что звонить Соня не будет, а будет посылать СМСки.
– Хорошо, любимый, завтра сниму новую квартиру и уволюсь с работы, — она была счастлива и согласна была делать всё, что скажет ей Вадик.

Картина двадцать третья

На следующий день Вадик был дома. Соня нашла квартиру и прислала ему СМС с адресом. Вадик принимал ванну. Алёна зашла в комнату к Вадику забрать грязные рубашки. В это время пришло СМС. Она взяла телефон и увидела послание от Сони. Её пальцы похолодели, а сердце стукнуло так сильно, что в ушах зазвенело. Она увидела адрес. Её глаза наполнились слезами, но она быстро смахнула их рукой и ушла из комнаты, стараясь дышать ровно, чтобы Вадик не услышал, как у неё дрожит голос.
На следующий день Алёна шла в эту квартиру. Каждая ступенька лестницы казалась каменной плитой, давящей ей на грудь. Её тело дрожало, но она сжимала пальцы на животе и шептала себе: «Ты должна… ради ребёнка…»
Она позвонила в дверь. Дверь открыла красивая молодая девушка. У Алёны перехватило дыхание от ненависти, страха и боли. Перед ней стояла та, ради которой её муж готов всё разрушить. Девушка была хрупкая, с большими испуганными глазами. Соня увидела Алёну и сразу узнала её, только теперь у неё был большой живот. Соня почувствовала, как внутри всё оборвалось, и сделала шаг назад в комнату, боясь встретиться с ней взглядом.
– Здравствуйте. Меня зовут Алёна, я жена Вадика, – сказала она и стала заходить в квартиру. Её голос дрожал, но она старалась говорить твёрдо, чтобы не показать, как ей страшно. Её сердце сильно колотилось.
– Какие у вас отношения? Вы знаете, что он женат? Я хочу вас попросить. Чтобы вы не встречались с моим мужем. И не разбивали нашу семью. У нас скоро будет ребёнок, – с напором шла на Соню Алёна. Её глаза горели отчаянием. Она чувствовала, как по спине катится холодный пот.
– Но я его люблю. Я не могу от него отказаться. Вы понимаете? – опустив глаза, умоляюще смотрела Соня на Алёну. Её голос был тихим, дрожащим. Её губы пересохли. В груди горело. Она ощущала себя грязной, виноватой, но всё равно не могла отказаться от него. Потому что без него ей было страшнее, чем с ним.
– Я его тоже люблю. И у нас будет ребёнок, – твёрдо говорила Алёна, хотя внутри у неё всё ломалось. Её глаза наполнились слезами, но она не позволила им упасть.
– Но он вас не любит. Он вас только уважает. Он относится к вам как к маме, – стала оправдывать себя Соня, чувствуя, как внутри поднимается паника. Её тряслись руки.
– К какой маме? Это он вам так сказал? – удивилась Алёна. Она почувствовала, как в ней закипает ненависть и отчаяние. – Да, девушка. У него было много любовниц, но он остался со мной, и он будет со мной. Он с вами поиграется и бросит вас.
– Вы ошибаетесь. Он любит меня, – Соня отвернулась и заплакала. Слёзы катились по её щекам, падали на грудь. Её душа кричала от страха и боли. Она не хотела разрушать чью-то семью, но не могла без него дышать.
Тут в дверь позвонили. Соня вздрогнула от неожиданности и страха. Её сердце бешено заколотилось. Она пошла открывать. На пороге стоял Вадик с цветами. Он зашёл в квартиру и увидел свою жену Алёну. Сначала он ничего не понял, а потом, увидев плачущую Соню, сообразил, что к чему. Его лицо изменилось. В глазах появилась злость и холод.
– Алёна, ты зачем пришла? – грозно сказал Вадик, смотря на Алёну. В его голосе не было ни капли тепла. Только раздражение и злость.
– Ты ещё спрашиваешь? – сказала Алёна, подходя к нему. Её глаза были полны слёз, голос дрожал, но в нём звучала боль и ненависть.
– Да, – строго спросил Вадик. – Я спрашиваю. Зачем ты пришла сюда? – он не успокаивался, решив сразу поставить Алёну на место. Он не хотел давать в обиду Соню, так как она ему была очень дорога. Её испуганный взгляд разрывал его изнутри, но он держал лицо каменным.
– Я пришла посмотреть на ту, с кем ты мне изменяешь, – стала оправдываться Алёна. Её голос предательски дрожал. Она поняла, что сделала ошибку, придя сюда, но отступать уже не было смысла. Её душила ревность. Её душила боль. Её душила любовь к нему.
– Ну посмотрела, – спросил Вадик, унижая Алёну. В его глазах не было ни жалости, ни тепла.
– Да, – сказала она еле слышно.
– А теперь иди домой, – сказал он твёрдо и открыл дверь.
– Как это иди, а ты? – не отступала Алёна. Её трясло от страха. Её сердце рвалось из груди.
– А я останусь, – ответил он, даже не моргнув. Его голос был холоден как лёд.
Алёна подошла к Вадику и ударила его по щеке. Её рука дрожала, но в этом ударе была вся её боль, ненависть и любовь.
– Ты что, Алёна? – Вадик схватился за щёку. Его глаза сверкнули злобой.
– Очнись…Ты женат. У тебя скоро будет ребёнок, – стала стыдить его Алёна. Слёзы катились по её щекам. Её голос срывался.
– Ну и что. Я от ребёнка не отказываюсь. Но я люблю Соню. Я не могу без неё, – стал кричать на Алёну Вадик. Его голос дрожал от ярости и страха потерять Соню.
– А меня ты уже не любишь? – спросила, чуть не плача, Алёна. Её губы дрожали. Её лицо было бледным как мел.
– Нет… Я тебя никогда не любил, – уже тихо сказал Вадик и посмотрел на Соню. Та ушла в кухню и наблюдала всю сцену оттуда, стараясь не вмешиваться. Её трясло. Её сердце выло. Она чувствовала себя виноватой, грязной, ненужной. Но больше всего она боялась, что сейчас Вадик прогонит и её.
– Ты что с ума сошёл? – закричала Алёна. – Что ты мне говоришь, мне же скоро рожать.
– Алёна, уходи отсюда. Я приду домой, и мы поговорим, – стал просить её Вадик. В его голосе не было нежности. Только раздражение.
– Нет. Я уйду только с тобой! – Алёна поняла, что теряет Вадика, и решила идти до конца. Она схватила его за пальто и потянула с собой. Её глаза горели отчаянием. В груди всё горело, как раскалённое железо.
Вадик оторвал её руку и оттолкнул. Она упала к стене. У неё закололо в животе. Острая боль пронзила её снизу вверх. Её лицо исказилось от ужаса. Она закрыла живот руками и закричала:
– Ты убил нашего ребёнка… – её голос сорвался в хрип. Глаза расширились от животного ужаса.
– Как убил? Что случилось? – Вадик стал поднимать Алёну. Его лицо побледнело. В голосе появилась паника.
– Не знаю, очень больно… – говорила Алёна и стала подниматься, держась за Вадика. Её ноги дрожали, живот пульсировал резкой болью, и страх сковал всё тело.
– Господи, Соня, вызывай скорую, – закричал Вадик, зовя Соню. Его голос сорвался. Он впервые за долгое время почувствовал настоящий страх.
Соня подбежала к телефону. Её пальцы не слушались, дрожали так сильно, что она едва набрала номер. Её сердце колотилось в горле, дыхание сбивалось.
– Девушка, быстрее. Тут рожают, – заплетался с испугу голос Сони.
– Адрес говорите! Адрес! – говорили в трубку врачи.
– А, да, адрес. Господи, а какой здесь адрес? Я не помню, Вадик. Посмотри в телефоне. Я тебе посылала адрес, – закричала Соня, обращаясь к Вадику. Её голос был высоким, истеричным. Её трясло с головы до ног. Её глаза были полны слёз и ужаса.
Вадик посмотрел в телефоне адрес, и Соня быстро назвала его. Вадик поднял Алёну и понёс на кровать. Он заметил, что под Алёной была вода с кровью. Его лицо исказилось от ужаса.
– Господи, что же это такое, – испугался Вадик. Его руки дрожали, но он старался держать Алёну крепко. – Где же эта «скорая»? – он успокаивал Алёну, а она плакала и кричала. Её крики резали воздух. Ей было очень больно. В глазах темнело. Она боялась только одного – что её ребёнок умрёт.
Наконец-то приехала «скорая». Вадик понёс Алёну в машину. Положил её на носилки и поехал с ней. Его лицо было каменным, но внутри всё дрожало. Он смотрел на её бледное лицо, и в его груди поднимался страх, который он не мог заглушить даже своей злостью.

Картина двадцать пятая
Вадик сидел в приёмной роддома и ждал результата. Его плечи были опущены, лицо осунулось. Он смотрел в одну точку, не моргая. Его сердце колотилось от страха. Внутри всё сжалось в комок. Мысли метались в голове, как загнанные звери.
«Почему так произошло? Зачем она пришла? Если бы она не пришла, было бы всё хорошо… Господи… хоть бы ребёнок остался жив…»
Он закрыл лицо руками. Горло сдавило так, что трудно было дышать. Прошло уже три часа. Три бесконечных часа страха и мук совести. Его ладони были мокрыми от пота. Наконец-то вышел доктор.
– Вы муж Сергеевой? Что же вы, молодой человек, довели до такого состояния женщину? – произнёс доктор. Его голос был строгим, но в глазах читалась усталость и сочувствие.
– Я не знаю, как это получилось. Она упала, – оправдывался Вадик. Его голос дрожал. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, которого ругают за страшную, непоправимую ошибку.
– Ваша жена умерла. У неё открылось сильное кровотечение. Мы не могли её спасти. А ребёнок жив. Девочка. Три кило. Хорошенькая, – успокаивал Вадика доктор. Он говорил мягко, но каждое слово било Вадику в сердце.
– Как умерла? Не может быть. Что мне теперь делать? – стал причитать Вадик. Его глаза наполнились слезами, и они покатились по щекам. Ему так стало жалко Алёну. Он чувствовал, как внутри всё оборвалось. Она ему была как мама. Тёплая, заботливая. Ему вдруг стало страшно оставаться одному. Он теперь даже не представлял жизни без неё.
– Не знаю, молодой человек. Не знаю. Крепитесь. У вас теперь есть ребёнок, – сказал доктор и положил ему руку на плечо.
Вадик встал. Его ноги дрожали, но он шёл, словно во сне. Он вышел из роддома и пошёл пешком до дома Сони. Ветер бил ему в лицо. Слёзы катились по щекам, и он не пытался их вытереть.
Вадик вернулся к Соне. Он вошёл в её квартиру и сразу опустился на колени перед ней. Его плечи тряслись от рыданий. Его лицо было мокрым, глаза красными.
– Сонечка, дорогая моя, у нас беда. Алёна умерла, – заплакал Вадик. Его голос звучал глухо и надломлено. Он чувствовал себя виноватым, опустошённым, потерянным. В его душе было чёрное, холодное пространство.
– А ребёнок? – Соня схватила Вадика за руку. Её сердце забилось быстрее. В её глазах блеснула надежда и странная радость, которую она пыталась скрыть.
– Ребёнок жив. Девочка. Три килограмма, – поднял глаза на Соню Вадик. Его взгляд был полон слёз и боли.
– Девочка… Так хорошо… Я помогу тебе. Не переживай, – стала успокаивать его Соня. Её голос дрожал, но внутри у неё было тепло и радость. Она была очень довольна, что теперь у них будет ребёнок. Потому что у неё никогда не будет детей. Так ей сказал доктор, когда она проходила медосмотр. У неё была детская матка. Она часто плакала по ночам от этой боли и несправедливости. Но теперь судьба дала ей шанс.
– Спасибо, Сонечка, спасибо, любимая, – стал целовать Соню Вадик. Его губы были горячими, мокрыми от слёз. Он обнимал её крепко, как будто боялся, что она исчезнет.
Они опять стали наслаждаться друг другом. Вадик прижимал Соню к себе, словно хотел раствориться в ней, убежать от боли, от страха, от реальности.
– Поехали ко мне. Теперь ты будешь жить у меня, – сказал Вадик и стал собирать вещи Сони. Его голос дрожал, но в нём была решимость. Он не хотел больше оставаться один ни на минуту.
Соня не отказывалась. В её душе горела радость. Она помогла собрать свои вещи и поехала с ним в его дом. Вадик завёл Соню в свои хоромы. Просторные комнаты, зеркала, мраморные полы. Но в этот день даже роскошь казалась холодной и ненужной.
– Это теперь твоё жильё. Я тебя отсюда никуда не отпущу. Я люблю тебя, – он схватил Соню и стал кружить по залу. Его глаза блестели слезами, но в них было счастье и боль вперемешку.
– Я тоже люблю тебя… – кричала Соня, смеясь сквозь слёзы. Её сердце билось быстро и горячо. Она чувствовала, что жизнь наконец-то подарила ей семью.
С этого дня они стали жить вместе. Они забрали девочку с роддома. Назвали её Юля. Алёну они похоронили. И решили расписаться. Они подали заявление в ЗАГС. Через три месяца назначен день их свадьбы.

Картина двадцать шестая

Сегодня самый счастливый день Вадика. В его сердце царила радость и тихое ликование. Они с Соней сегодня расписываются. Он смотрел на неё и не мог поверить своему счастью. Перед ним стояла его Соня – его жизнь, его свет.
Соня купила самое красивое свадебное платье. Белоснежное, воздушное, с длинным шлейфом, который мягко струился по полу. Она сделала причёску, одела венок из живых белых роз и накрасилась. Сегодня она была самой красивой на свете. Её глаза светились нежностью и любовью, а губы дрожали от волнения.
Они с Вадиком заказали столик в ресторане и пригласили своих самых близких друзей. Утром Вадик обнимал Соню и шептал ей на ухо:
– Ты моя навсегда… Моя любимая девочка…
Соня улыбалась, и по её щекам текли слёзы счастья. Она прижималась к нему крепче, чувствуя, как сильно он её любит.
Они поехали в ЗАГС расписываться. Их возле ЗАГСа встретили друзья. Все поздравляли их, обнимали, дарили цветы и подарки. Соня слегка дрожала, её сердце билось быстро, как у маленькой птицы. Она смотрела на Вадика и видела в его глазах всю свою жизнь.
Они зашли в ЗАГС и прошли все процедуры. Одели кольца. Получили в руки свидетельство. В этот момент их души слились воедино. Они были счастливы, потому что любили друг друга так сильно, что казалось – их сердца бьются в одном ритме.
Со своими друзьями они договорились встретиться в ресторане, а сами решили покататься на машине с ветерком. Было лето. Яркое, тёплое, пахнущее свежескошенной травой и горячим асфальтом. Было очень жарко, солнце палило, а ветер приятно охлаждал их горячие лица.

Вадик и Соня ехали по трассе. Скорости не замечали. Они смеялись, целовались, обнимались. Их лица светились счастьем. Вадик смотрел на Соню и думал, что никогда и никого так не любил. А Соня гладила его руку и думала, что это самый счастливый день в её жизни.
Вадик решил обогнать впереди идущий автобус. Он выскочил на встречную полосу. В это мгновение из-за поворота выскочил «Камаз». Удар. Всё. Темнота.
Он лежал на асфальте. Горячий, шершавый асфальт обжигал его кожу, но он не чувствовал боли. Он смотрел в небо и думал:
«Я такой молодой… Почему я не могу встать? Почему я не чувствую своего тела? Господи, я не хочу уходить так рано… Я хочу жить… Соня…»
У него перед глазами понеслись картины его жизни. Детство. Мама. Папа.  Первый поцелуй. Алёна, Наташа, Люба, Соня. Их глаза, их улыбки. Свадьба. Белое платье. Венок из роз. Сонин смех, и ее слова:
– Я люблю тебя…
Слеза скатилась по его щеке и упала на горячий асфальт. Всё вокруг становилось серым, звуки стихали. Только тишина. И холод. Вдруг он почувствовал лёгкость. Словно стал невесомым. Словно чья-то тёплая рука взяла его за ладонь и повела вверх.
Друзья так и не дождались их за свадебным столом. Зал был наполнен цветами и музыкой, но двух главных людей там не было. Их похоронили рядом. Белые венки и два портрета стояли рядом. Он и она. Молодые, красивые, счастливые.
Теперь их уже никто и никогда не разлучит.