Крапива

               

  Этот душераздирающий крик от боли преследует его уже много лет, будит среди ночи в страшном сне. Перед глазами встают густые заросли крапивы около сельского кладбища, пугающие своей жгучестью и таинственностью. Крапива достигает в некоторых местах высоты ограждения, стоит сплошной непроходимой стеной, словно разделяя мир мёртвых от мира живых.  А он никак не может пройти сквозь эти заросли, крапива цепляет, обвивается вокруг тела, безжалостно хлещет по рукам, ногам, лицу. Всё тело покрывается ожогами и волдырями, ноет так, что нет силы вынести эту боль. Весь в поту, корчась от боли, он вскакивает и кричит. Сон… Опять этот дикий сон из того далёкого несчастливого, наполненного ужасом, детства. Ему самому уже около тридцати лет, а он всё помнит, как будто это происходило сегодня.
Райским уголком казалась тогда их деревня, где первозданной была природа, свежий воздух, пахнущий зелёной травой, сеном и полевыми цветами. Босоногие мальчишки и девчонки с гамом и смехом плескались в речке Синильве с прозрачной водой, в которой отражалось дно и был виден каждый камешек в её таинственном подводном мире. А рядом с речкой степенно разгуливали гуси и утки, напевая свои пернатые песенки.
 Ему тогда было около пяти лет, когда горе пришло в их дом. Тяжело заболела мать, онкология. Медицина оказалась бессильной. Мать угасала на глазах.
 – Клавушка! Поешь свежих ягодок, творожка, попей молочка, - упрашивал её ласково отец.
А она смотрела на него своими огромными голубыми глазами, полными слёз, и молча кивала головой.
Они очень любили друг друга ещё со школы, Клавдия дождалась его из армии, закончила педагогическое училище и работала учителем начальных классов. Павел – отлично разбирался в технике, умел отыскать и починить любую поломку, поэтому нашёл применение своим знаниям в автомастерской. Вскоре они поженились, и через годик появился на свет их первенец – голубоглазый и кудрявый малыш, нарекли которого Арсением, ласково называя его часто Сенюшкой. Столько света и радости было в их доме тогда! Первый шаг, первое слово Сеньки делало невероятно счастливыми его родителей.
Но горе не спрашивает разрешения, когда прийти.
Арсюше исполнилось три годика, когда впервые Клавдия почувствовала резкую опоясывающую боль в левом боку. Сначала не придала этому никакого значения, попила травяного чаю, боль утихла. Утром она поспешила на работу. Всё остальное происходило, как во сне. И она мало, что помнила о случившемся. Очнулась уже в больничной палате, и не у себя в селе, а в районном центре. Рядом сидел, обхватив голову руками, Павел. Как оказалось, она потеряла сознание прямо на уроке. Клавдию оставили в центре на полное обследование. А вскоре и результаты были готовы. И они оказались ужасными – рак поджелудочной железы четвёртой степени. Это был приговор. И не только её жизни, но и счастливой жизни всей их семьи. Сенька подходил к лежачей маме, нежно гладил её руки, прижимаясь к ней всей своей детской чистой душой, словно понимая, что скоро мамы не будет. Почти шёпотом говорил ей:
- Потерпи, мамочка! Скоро ты поправишься!
Казалось бы, откуда взяться раку: все натуральные продукты из своего хозяйства, чистая экология, мясо, рыба, творог, молоко, яйца – всё своё! Не хотелось верить в самое страшное. Но всё случилось.
Клавдия сгорела за три месяца. И Судьба развернулась к Павлу своей тёмной и ужасной стороной.
Он как-то сник весь, ушёл в себя, а потом ударился в беспробудное пьянство, забывая про маленького Сеньку, который зачастую оставался и голодным, и заброшенным. О нём забыли, словно его и не было до этого никогда. Мальчика иногда подкармливала соседка баба Нюра, которая стыдила отца, призывая его одуматься. А мальцу объясняла, что мама его сейчас на небушке, и всегда будет охранять своего сыночка оттуда.
Павел и вправду вскоре одумался, перестал пить, весь отдавая себя работе. Из весёлого и жизнерадостного парня превратился в угрюмого молчаливого бирюка, лишая ласки и маленького сына. Ни одна вдовушка или одинокая баба из села желали приголубить его, пытаясь построить семейную жизнь. Но он всегда уходил от этой назойливости, потому что сердце было переполнено воспоминаниями о его Клавдии. А без неё душа его была выжжена.
Прошло полтора года. Бабка Нюра как-то привела к ним молодую женщину, лет тридцати.
- Это Пистимея – из соседнего села, что рядом с нами. Приглядитесь друг к другу, авось, и сложится у вас.
Отец пьяными глазами смотрел на неё.  Худая, с плоской грудью и зелёными змеевидными глазами, смотрела на него вожделенно Пистимея. Только длинные чёрные волосы были густые и красиво уложены в косу.
- Невеста богатая, хоть и живёт одна совсем, бабка её известная ворожея и знахарка была когда-то, - твердила отцу соседка.
В тот день соседка забрала ночевать Сеньку к себе.
А через неделю они все переехали в дом к Пистимеи, что находился в большом селе, ближе к району. Дом стоял на отшибе рядом с кладбищем и внушал какой-то неведомый страх. Забор не было видно из-за густых зарослей крапивы. Как пояснила сама хозяйка, её бабка-ворожея, умирая, строго-настрого запретила вырывать крапиву, говорила, что она будет охранять жилище и отгонять прочь нечистую силу. Но в самом доме и огороде был порядок, всё чисто и ухожено. Да и готовила Пистимея хорошо. Павел с Арсением отвыкли уже от вкусной домашней еды и уплетали за обе щёки и наваристый суп, и курицу с картошкой. Правда, суп показался каким-то необычным, подобного Клавдия никогда не варила. Павел поинтересовался, что это за варево такое вкусное. Пистимея довольно ухмыльнулась, и сказала, что это её фирменное блюдо – суп с куриными потрохами и крапивой.
А в сенках стоял старинный шкаф из крепкого дерева. Казалось, ему было много лет и вполне можно бы выбросить его. Но это была память от её бабки, выбросить его Пистимея не решалась и строго настрого запрещала вообще подходить к нему. Да и сама всегда с какой-то опаской проходила мимо шкафа.
Самое ужасное началось позже. Павла отправили в районный центр на месячные курсы. Арсений остался один с Пистимеей. Он рос неугомонным и любопытным мальчишкой, порой, забирался туда, куда не следовало бы.
Однажды Сенька залез на высокое дерево, чтобы спасти котёнка, жалобно мяукающего на ветках. Котёнка-то он спас, а вот у штанины вырвал приличный клок ткани. Опустив голову, стоял он перед Пистимеей. Лицо её оскалилось, побагровело. Ни слова не сказав, она выскочила на улицу. Вскоре вернулась, пряча что-то за спиной, молча схватила Сеньку за шкирку, нагнула к себе, зажав между коленями, спустила штаны ему и начала хлестать… От неожиданности и резкой боли Арсений закричал так, словно его резали на кусочки, ожоги и волдыри покрыли его детское тельце. Пистимея вошла в ярость, жестоко оттолкнула его от себя и прошипела:
- Попробуй только что-то рассказать отцу, запорю!
В руках её была крапива. Листья почернели уже от ударов, несколько их валялось на полу, часть прилипла к телу мальчишки. В этот день Арсения оставили голодным. Три дня он не мог сесть, тело ныло от ожогов. Мальчик замкнулся в себе и замолчал. При появлении мачехи он сжимался от страха и сразу же пытался убежать во двор. За малейшую провинность она жестоко избивала его, а Арсений, словно смирился со своей участью, и терпел все истязания, кусая губы в кровь, ожидая возвращения отца. Ночью он плакал в подушку, повторяя одно и тоже:
- Мамочка, забери меня с собой на небушко!
Кусты крапивы разрастались, обвивали забор и зловеще смотрели на него, словно напоминали, что они готовы к очередной расправе с ним. Арсений испугано убегал на улицу, подальше от крапивы.
Однажды ночью он пошёл в туалет и увидел страшную картину: на кухне стоял большой бак для белья, он был наполнен доверху крапивой, Пистимея, с распущенными волосами, что-то шептала над ним, опуская в крапиву свадебную фотографию отца с матерью. Потом залила крапиву кипятком и, зачерпнув воды с крапивой в ковш, начала опрыскивать всю оставшуюся одежду отца.
Но то, что произошло дальше, было невероятным. Раздевшись полностью, она опустилась в бак и стала хлестать себя крапивой. Глаза её горели змеиным огнём, она извивалась от каждого удара и шипела.
Это была настоящая змея в человечьем обличии.
Спрятавшись под одеяло с головой, Арсений весь дрожал от страха. Как он   уснул и уснул ли… Этого он не помнил. Только во сне к нему пришла мама, нежная, ласковая… Молча взяла за руку, увела в сенцы в тёмный угол, где стоял тот самый шкаф ворожеи – бабки Пистимеи.
- Прячься от неё всегда здесь! Она боится только этого шкафа. В нём её погибель! Это Пистимея убила свою бабку, подсыпав ей крысиный яд в любимый крапивный суп.
С тех пор шкаф стал для Арсения спасительным укрытием от свирепствующей Пистимеи. В нём ничего не было, только старая бабкина шаль, проеденная молью. Арсений забивался в угол, накрывался этой шалью и замирал в ужасе ожидая, что Пистимея откроет шкаф и выпорет его. Но мама оказалась права, ей с небушка всё виднее было, ангелом хранителем стала она для своего маленького сынишки. А Пистимея в злобе рыскала по всему дому в поисках Сеньки, потом подбегала к шкафу, словно чувствовала, что он там, скребла когтями по его дверцам, требуя немедленно выйти к ней, но так и не решалась открыть шкаф.
За этот месяц без отца Арсений повзрослел на несколько лет, от пережитого ужаса и бесконечных истязаний он потерял дар речи. 
Павел вернулся радостный, полный надежд на новую жизнь. С порога, обняв Пистимею на ходу, закричал сынишку, но тот не появлялся. С тревогой посмотрел на Пистимею, та молча глазами показала ему на шкаф в сенках.
- Ах, ты озорник, решил спрятаться от папки! - весело прокричал Павел и направился к шкафу. Пистимея вздрогнула, в ужасе закрыв лицо. Открыв шкаф, Павел увидел сына, как затравленный зверёк забился он в угол, набросив на себе какую-то старую шаль и испуганными глазами смотрел на отца.
- Сынок, иди к папке, я тебе машинку большую привёз и сладостей всяких! – говорил Павел. Но Арсений молчал.  На руках у отца ему стало спокойно, он тихо обнял его, прижавшись всем телом. Павел гладил сынишку, ничего не понимая, успокаивая его:
- Всё хорошо, ты соскучился, папка больше никуда не уедет!
На вопрос, что такое произошла с мальцом, Пистимея с притворством ответила, что два дня назад его сильно напугала соседская собака.
Если бы это было так…
Всё разрешилось самым неожиданным и ужасным образом. Казалось бы, жизнь вернулась в привычную колею, и Пистимея угомонилась, сдерживая свою злобу, а Арсений старался не попадаться ей на глаза. Как только отец уходил на работу, он тут же следом убегал на улицу и бегал там с соседскими мальчишками допоздна. В тот злополучный день Сенька забежал за машинкой домой, чтобы похвастаться перед пацанами. Нечаянно он зацепился за тумбочку, на которой стояла какая-то ваза, которая с грохотом упала на пол и разбилась вдребезги. Он даже понять ничего не успел, как оказался в цепких руках мачехи. Та наотмашь ударила его по лицу и потащила в кухню. На столе лежал громадный пучок крапивы. Зажав у себя в коленях Сеньку, она стала беспощадно хлестать его. Корчась от боли, мальчишка терпел. И в самый разгар избиения зашёл Павел.
Всё остальное произошло, как в бреду. Увидев избитого в кровь сына, Павел схватил Пистимею и стал безжалостно бить её той же крапивой. Она стонала, изворачивалась, а Павел в ярости отшвырнул её от себя, и она затихла. Как оказалось, навсегда…
Отца осудили. Дали пять лет в колонии строго режима, учитывая, что убийство было совершено в состоянии аффекта, вызванного сильным душевным потрясением. Пистимею похоронили на самой окраине кладбища, где и могил-то почти не было. А вот крапива царствовала над ними, обвивая их полностью, словно скрывая от людских глаз.
Арсения определили в детский дом, но он так и не разговаривал долгое время, за что получил там прозвище: «Рыба!» Детство для него закончилось слишком рано.
Речь возвратилась к нему также неожиданно, как и пропала.
-  Арсений, за тобой приехали! Беги к воротам! – радостно сказала воспитательница.
Он плохо помнил, как добежал до заветных ворот, как навстречу к нему кинулся с распахнутыми руками какой-то обросший мужчина.  И он всей своей хрупкой и израненной душой метнулся к нему и тихо прошептал:
- Папка… Ты вернулся…
Но жизнь с отцом оказалось недолгой, подхваченный в тюрьме туберкулёз, отмерил ему совсем немного земного времени. Спустя два года он умер и покоился рядом со своей любимой Клавдией. На их могиле всегда цвели ромашки, которые так любила Клавдия, а Павел всегда дарил ей их. Сейчас это делает Арсений.
Прошло двадцать лет. Что заставило вернуться Арсения к этим местам, он не мог объяснить и сам себе. Всё у него сложилось хорошо: красавица жена Наташа, белокурый кудрявый малыш Санька, с огромными голубыми глазами, так похожими на глаза его бабушки, интересная работа.
Но душа не знала покоя, что-то продолжало тревожить её и сжигать изнутри, словно кровоточащая рана.
Он не помнил, как гнал машину к этому месту…
Заброшенный дом около кладбища внезапно появился перед ним, будто ждал этой встречи. Окна были заколочены, а сам дом почернел от времени, ведь он пустовал с тех ужасных событий. Тело его заныло, пробежала холодеющая душу дрожь, сковал ужас воспоминаний. Вокруг дома, как и прежде, были огромные таинственные и сплошные заросли крапивы, обжигающие тело и мысли своей чернотой. Покосившееся крыльцо… И почему-то настежь раскрытая дверь, словно приглашала его войти.
И Арсений шагнул в эту темноту, в своё прошлое…
В доме повсюду висела паутина, валялся табурет, кружка с засохшими чаинками, и, казалось, всё дышало тем ужасом, которым пропитаны были его стены. Резко развернувшись, он быстро пошёл обратно. Но словно какой-то стон раздался в темноте….  Шкаф… Как же он спасал его в те горькие минуты страха! Арсений распахнул его дверцы. И снова стон… Шкаф был пуст, как и тогда.  Руками он нащупал что-то в углу. Старая шаль, под которой он прятался от мачехи, обнимала и спасала его тогда своим теплом. Арсений прижал её к себе, и, аккуратно потом положил на место, обнаружив под ней какую-то пуговицу. Это была его пуговица от голубого джинсового комбинезона. Сжав в руке, сунул её в карман. Хотел было закрыть дверцы шкафа, но что-то остановило его.  Белой дымкой из шкафа струилось облачко…  Неприкаянная душа бабки-знахарки выходила на свободу.
Перехватывало дыхание.
- Скорее бежать отсюда! Слишком тяжелы были холодеющие душу воспоминания. Арсений повернулся на чёрные стены дома и вдруг увидел тёмные густые заросли крапивы.
- Нет! Не бывать больше этому никогда!
Вбежал в сарай, среди множества инструментов, задыхающихся в пыли, сразу нашёл косу. Она оказалось острой, наточенной, словно кто-то специально сделал это.
Подбежал к ядовитым и так пугающим когда-то его зарослям крапивы. На мгновение его сковал страх. Но слишком велика была боль прошлого. С яростью, ни на минуту не останавливаясь, Арсений косил эту нечисть, не замечая ожогов. Подкошенная, крапива издавала протяжный стон, словно умоляя его помиловать.  Но он был беспощаден. Слишком долго прошлое не отпускало его.
Постепенно поляна вокруг дома светлела, открывая вид на нежную зеленеющую берёзовую рощу.
Арсений поднял глаза в бескрайнее синее небо и улыбнулся, вдохнув жизнь полной грудью.  Облегчение было слишком велико, словно камень свалился с души, оставляя прошлое позади.


                Рассказ опубликован в журнале "Футарк" № 1.3, 13 июня 2021г.