Люся

В редакции "Вечерней Риги" праздновали пятницу. В один кофейник был налит кофе, а в другой - коньяк. Они были одинаковыми, как и чашечки из которых все это употреблялось. У любого постороннего, заглянувшего в комнату, не возникло бы ни малейшего подозрения насчет того, что тут происходит.
  Валентин, заведующий отделом информации, был как всегда, в центре внимания. Шумный и юморной, он считал себя большим писателем. Правда, его нигде не публиковали. Да и кто бы напечатал повесть о любви землянина и инопланетянки с подробными описаниями сексуальных сцен. Притом, из-за несоответствия анатомического строения, главным героям приходилось так изощеряться, что любая, даже самая извращенная фантазия показалась бы невинной детской сказкой.
   Спортивный обозреватель Маквала была некрасива лицом. Желчный характер соответствовал ее худой, но изящной фигуре. В жизни Маквалы была одна пламенная страсть - большой теннис. По-видимому, спорт давал выход ее грузинскому темпераменту.
  Ответственный секретарь Валерий Моисеевич раньше работал в центральной Латвийской газете. Случился какой-то скандал и ему пришлось уйти в издание поменьше. Он был самым опытным из нас, в его глазах застыла грустная мудрость гонимого народа. Будучи человеком компанейским, Валерий Моисеевич не упускал случая рассказать посреди застолья еврейский анекдот.  В тот день он был просто в ударе.
  - Почему евреи часто изменяют своим женам? Потому, что они их так любят, что спят с чужими, чтобы своих не изнашивать.
  Редактор - Александр Николаевич - не принимал участия в общем застолье. Eму это не полагалось по статусу. Однако, он не раз выходил из своего кабинета, чтобы наполнить свою чашку.
  Люся сидела в стороне и была грустна.  Она пришла к нам работать совсем недавно. Hо, несмотря на молодость, была сложившейся творческой личностью. Ее статьи регулярно висели на доске лучших материалов. Сказать, что Люся красива было бы явным приуменьшением. В ней сочетался целый букет того от чего мужчины теряют голову. Правильные черты лица дополняли большие зеленые глаза, чувственые губы и модельный силуэт.
  С незнакомыми людьми Люся держалась холодно. В то же время, при близком знакомстве, от нее исходили нервные токи страстной натуры.  Ходили слухи  что что ее семейная жизь не была счастлива, ее обижал муж. Мне было совершенно непонятно, как можно обижать такое дивное существо. Дождавшись, покуда работники редакции разбрелись по углам допивать, я подсел к Люсе.
**********
- Давай смоемся отсюда, - предложил я. Все равно, толку от них - никакого.  - Хочу показать тебе свою новую лабораторию.
   В то время я уже окончательно перешел на фоторепортаж и, пользуясь расположением редактора, оборудовал себе комнату побольше.
  - Давай, - сoгласилась Люся. Только чего я там не видела?
  - О, это - совершенно особое место, - настаивал я. - Там Метол соседствует с Гидрохиноном и другими пряностями. А красный свет не дает засветиться самым потаенным надеждам.
- Ладно сказала Люся. - только я пойду первая, а ты - через несколько минут.
  Мы встретились в коридоре и поднялись на последний этаж, откуда крутая винтовая лестница вела в помещение, оборудованное на чердаке. Я шел сзади, как и подобает дженлельмену, страхуя даму. До меня доносился аромат ее духов, а симпатичный задик колыхался на уровне моих глаз.
   В лаборатории лежали только что отпечатаные фотографии видов Риги с телебашни, которую недавно отремонтировали. Пользуясь привелегией журналиста я был одним из первых, кого пустили туда с аппаратурой. Люся села за стол рассматривать снимки, а я наклонился над ней сзади, комментируя виды.
 - Знаешь, Люся, у журналистов очень напрягается шея, потому, что они все время сидят, склонившись над текстом. - Сказал я. - Давай я сделаю тебе массаж шейных позвонков.
 Она подняла на меня свои изумительные зеленые глаза.
 - Я не знала, что ты еще и массажист, - произнесла Люся.
 - Ну, фотография - моя профессия, а массаж - увлечение с детства, - пояснил я и осторожно положил ладони на Люсины плечи. Желание всколыхнулось во мне, как кит в глубине океана. Я провел большими пальцами по ее шейным ямочкам вверх, погрузив их в копну волос. Потом взял голову в ладони и стал легко массировать макушку. Люся чуть запрoкинулась в мою сторону издав едва слышный стон.
**********
  Я наклонился и стал целовать Люсины плечи. Потом обнял ее, взяв груди в свои ладони. Люся встала, повернулась ко мне и раскрыла обьятия. Какое-то время мы целовались, тесно прижавшись друг к другу. Я стал ее раздевать.
- Я тебе нравлюсь? - Спросила Люся.
- Ты даже не представляешь, насколько я от тебя без ума, - ответил я ей.
Это было сущей правдой, поскольку мой разум сьежился до предельной точки в которой сконцентрировалось желание.
  Мы окончательно разделись и легли на диван, продолжая ласкать друг-друга. Мои пальцы утопали во влажной вагине, а член сладко терся в ее ладонях.
- Подожди, - сказала Люся, высвободившись из моих обьятий.
Она открыла сумочку и достала из ее длинный шелковый платок.
- Завяжи его на мне, миленький. Я тебе скажу когда, а ты затянешь. Мне так будет очень хорошо.
Люся легла на меня и мой член с готовностью скользнул в нее направленный заботливой рукой.
Мы начали ритмично двигаться, помогая друг-другу. Люсины стоны разлетались по комнате, отражаясь в пространстве сладкой похоти.
- Затяни, - прошептала она. Еще. Да, мой хороший, мой сладкий, сильнее, сильнее...
Тело ее забиллсь в судорогах. Она жалобно вскрикнула, дернулась еще несколько раз, а потом обмякла и завалилась навзничь, едва не сломав мой член. Я закричал от боли и попытался освободиться. Это было нелегко. Наконец, мне это удалось.
- Люся,  Люся, что с тобой?
Я повернул ее голову, она не дышала.
Пульса не было. Я неумело делал ей искусственное дыхание, бил по щекам и выл от страха. Все было напрасно. Люся была мертва.

**********
Дрожащими руками я кое-как напялил на себя одежду. Люся лежала на диване, раскинув руки. Глаза ее были широко раскрыты, а на губах застыло подобие улыбки. Она была похожа на куклу,
которые рекламируют в западных секс-журналх. Мне недавно довелось посмотреть такой из рук Валентина.
  Снаружи послышался шум голосов, в дверь постучали.
 - Ромыч, открывай, мы к тебе в гости пришли!
 Я забежал в проявочную и глухо вревел, - Сейчас, подождите минуту.
Потом стал судорожно собирать Люсину одежду, раскиданую по комнате. Засунув ее в шкафчик с химикатами, я стащил Люсю на пол и затолкал под диван. По дороге к двери, в последнюю минуту, я схватил с пола Люсин платок и запихнул в карман.
   Открыв дверь, я изобразил человека, только что вылезшего из темноты на свет божий после занятий фотографией. На пороге стоял весь цвет редакции - Валентин, Валерий Моисеевич, Маквала, а также корректор Люба и наборщица из типографии по кличке Шаба. Все были пьяные и радостные, какими могут быть только советские люди в самом конце недели.
 - Старик, нем стало скучно и мы решили посетить твое шапито. - Сказал Валентин.
 - А где Люся? Вы, вроде, вместе ушли, - спросил Валерий Моисеевич.
 - Да понятия не имею, - ответил я растеряно. - Она - раньше меня отчалила. Куда - не знаю.
 - Ха, - бросил Валентин, - давай, колись, куда Люську дел?
 - Да он ее под диван затолкал, - предположила Маквала. От нас прячет.
 Мое сердце сбилось с ритма и ухнуло в печенку.
 - Старик, тащи тару, - сказал Валентин.  - Выпьем за любовь, которая оплодотворяет искусство и падчерицу их - вдохновлюшку.
С этими словами он поставил на стол совсем немного отпитую бутылку коньяка и ущипнул Шабу за бок. Я отшел в проявочную  помыть мензурки. От страха мои ноги стали ватными. Если кто-нибудь из них заглянет по диван и обнаружит голую мертвую Люсю... Моего воображения не хватало, чтобы представить, что за этим последует.
Пьянка продолжилась недолго. Ровно до тех пoр, пока в бутылке оставался коньяк. Валерий Моисеевич, по обыкновению, успел рассказать еврейский анекдот:
 - Знаете, почему Славу КаПэЭсЭс не приняли в партию? Потому, что он еврей!
  Засмеялись все, кроме Шабы. На ее лице лежала печать туповатости, которую не мог скрыть солидный слой косметики.
 - Ладно, старик, - сказал Валентин, - мы пойдем, пожалуй. Говорят, в типографии еще что-то осталось. А ты включай красную лампу и намазывай проявитель на закрепитель. Люське привет передавай. Скажи, что мы ее любим.
  От выпитого коньяка шумело в голове. Надо было сосредоточиться и придумать, что делать дальше. Главное - избавиться от тела. Я не мог допустить и мысли, чтобы пойти в милицию и честно рассказать о том, что случилось. Во-первых, мне грозил срок за убийство. Пускай по неосторожности. А во вторых, если об этом узнают, то я стану посмешищем во вселенском масштабе. Действовать надо было быстро но с предельной осторожностью.

**********
Я поехал домой, забрал из подвала брезентовую палатку и разрезал ее на части. Затем засунул брезент в сумку для фотоаппаратуры и, с наступлением темноты, вернулся обратно в фотолабораторию. Достав Люсю из под дивана, я начал ее одевать. Люсино лицо изменилось. Теперь оно было сосредоточенным, губы сжались и побелели. Но глаза оставались по-прежнему открытыми. Я прикрыл Люсе веки и застегнул пуговицы на модной джинсовой кофточке. Обернув тело брезентом и, перевязав его палаточной веревкой, я сел за стол и застыл в немом ожидании.
   Около двух часов ночи я взвалил Люсю на плечи и начал спускаться вниз по запасной лестнице к черному ходу. Там, во глубине двора, стояли огромные мусорные баки. Убедившись, что вокруг никого нет, я подтащил Люсю к одному из них и перевалил тело внутрь. Потом залез туда сам и прикопал труп поглубже, набросав сверху побольше мусора.
   Прости, Люся, тебя убила наша любовь. Но я не виноват. Я хотел, чтобы тебе было хорошо. Наверное, лучше умереть от оргазма, чем от болезней и старости. В ту ночь я так и не смог уснуть и забылся короткой дремой только под самое утро.
**********
   Все выходные я слонялся по углам, не в силах ничем себя занять. Наконец, вечером в Воскресенье, пошел в кино на "Зимнюю Вишню", только что вышедшую на экраны поделку Ленфильма, и проспал там весь сеанс.
 Внезапно, как всегда, наступил Понедельник. Я пришел в редакцию как раз к началу планерки. Она проходилa в обычном будничном темпе.
 - А где Люся, - спросил редактор? Кто-нибудь знает где она?
Корреспонденты пожали плечами не отрываясь от своих дел. И только Маквала смотрела на меня все утро почти в упор. От этого мне стало не по себе, но я не подал виду, а вскоре ушел в лабораторию и заперся там на ключ.
   На следующий день в редакцию заявилась милиция.
  - Раймонд Робертович Скуя, - представился высокий худой капитан. - К нам поступило сообщение о пропаже гражданки Люси Фридриховны Зиле. Она работала у вас корреспондентом. Мне поручено расследование.
 - Почему работала? - Спросил Валентин. - Она и сейчас работает. Правда, ее нет на месте. А что случилось?
 - Это надо и выяснить, - сказал капитан. Ее не было дома уже четыре дня. С тех пор, как ушла на работу утром в прошлую Пятницу. Кто видел ее в последний раз?
 В лице капитана было что-то, напоминающее хищную птицу. Большой крючковатый нос подчеркивал острые скулы, а глаза были совсем безцветными и смотрели почти не моргая. В его речи проскальзывал латышский акцент.
Казалось, все испытывали неловкость. И лишь одна Маквала уставилась на милиционера с плохо скрываемым восторгом.
  - Мы ее все в Пятницу и видели, а в последний раз, или нет - никто не знает, может и потом кто видел, - задумчиво произнес Валерий Моисеевич
 - Вот это надо и выяснить, - повторил капитан и скрылся за дверью кабинета редактора.
  Через некоторое время оттуда появился Александр Николаевич и попросил нас зайти в его кабинет по одному, где капитан будет производить дознание. Минут через 40 дошла очередь до меня.
**********
- Садитесь, Роман Францевич. - Приветствовал меня капитан. - Я буду задавать вопросы,
а вы отвечайте только правду и не пытайтесь ничего скрыть. Все, что вы скажете будет занесено в протокол, который надо будет подписать.
 - Вы знаете, где сейчас находится ваша коллега Люся Зиле?
 - Не имею понятия.
 - Когда вы видели ее в последний раз?
 - В прошлую пятницу, около 5 вечера.
 - Что вы делали в это время?
 - Сидел вместе с остальными в редакции, пил кофе.
 - Что вы пили еще, кроме кофе?
 -  Ничего.
 -  А другие?
 -  Я ничего, кроме кофе у других не заметил.
 -  Вы что-то добавляли в кофе?
 -  Нет.
 -  А другие?
 -  Не знаю, я за ними не следил.
 -  Чем вы заедали кофе?
 -  Там был сыр.
 -  Какой марки?
 -  Латвийский. Послушайте, какое значение...?
 -  Постарайтесь просто отвечать, здесь вопросы задаю я! - Резко сказал капитан.
 - Когда вы в последний раз говорили с Люсей Фридриховной Зиле?
 -  Ну, тогда, в Пятницу, около пяти вечера.
 -  Что вы ей сказали?
 -  Она выглядела грустной и я спросил, как у нее дела.
 -  Что она вам ответила?
 -  Что у нее все в порядке.
 -  Что еще вы спрашивали у Люси Фридриховны?
 -  Ничего.
 - Что вы делали потом?
 -  Пошел к себе в фотолабораторию.
 -  А Люся?
 -  Она ушла еще раньше.
 -  Вы знаете, куда ушла Люся?
 -- Нет, она мне не говорила.
 -  Вы приглашали Люсю зайти в лабораторию?
 -  Нет. Зачем?
 -  Это мы должны и выяснить!
Мои подмышки стали липкими от пота. К счастью, капитан не мог этого заметить. На мне был черный свитер. Сам себе на удивление, я держался спокойно и уверенно, однако, страх пожирал меня изнутри, как червь гнилое яблоко. Только не подавать виду, отвечать кратко и естественно, и не думать о Люсе...
 -  У вас был умысел пригласить Люсю в лабораторию?
 -  Перестаньте! Не было у меня никакого умысла! Люся - замужем. Я ее уважаю.
  Я стал раздражаться и злиться на себя за это.
 - Что вы так нервничаете, Роман Францевич? - Миролюбиво спросил капитан.
 - Если не было умысла, то мы так и запишем: не имея умысла, я не стал приглашать Люсю Фридриховну Зиле в фотолабораторию из уважения к ее семейной жизни. 
 - Не надо про умысел! К чему это?
 - Так вы сами сказали, что умысла не было. Умысел может быть, или не быть, а действие совершается всегда!
Я почувствовал, что глупею от этих нелепых вопросов, но изо всех сил старался держаться спокойно.
 -  Товарищь капитан, вы меня в чем-то подозреваете?
 -  Роман Францевич, ваша коллега Люся Фридриховна находилась вместе с вами в редакции, а потом вышла оттуда и больше ее никто не видел.
 - Она не со мной находилась, а со всеми.
 - Это правильно, но вы последний, кто с ней говорил и ушел сразу после нее. Давайте продолжим.
 - Что вы делали, когда пришли в лабораторию?
 - Проявлял пленки, печатал фотографии.
 - Какие фотографии?
 - Рижской телевышки, ее недавно отремонтировали.
 - А Люся была в лаборатории?
 - Нет. Как она там могла оказаться?
 - Вот это мы должны и выяснить! Вы не пытались ее там искать?
 - Искать? Где? И почему я должен был это делать?
Я опять потерял контроль над собой, голос мой дрогнул. Казалось, что капитану это очень понравилось. Его тонкие губы расплылись в улыбке.
 - Ну, если вы ее не искали, то как можете утверждать, что ее там не было? А поискать можно было. Например, в шкафу, или под диваном.
  У меня перехватило дыхание, я не нашелся, что ответить и промычал нечто нечленораздельное.
 - Ладно, произнес капитан, - я пошутил. Она бы не стала прятаться под диван, если бы пришла к вам добровольно. Кстати, где ваша лаборатория? Я должен осмотреть помещение.
 - На последнем этаже направо и вверх по лестнице на чердак.
Я держался из последних сил. Еще немного и обморок не заставил бы себя ждать.
 - Помещение под замком?
 - Вот ключ, он есть у меня и у редактора.
 - Я схожу посмотрю, а вы прочитайте и подпишите.
Капитан Скуя резко встал, сунул мне под нос исписаный лист бумаги и быстро вышел из кабинета.

**********
Я стал читать: "... старший оперуполномоченый по центральному району города Риги Скуя Р. Р... допрос гражданина Залесского Р. Ф. в качестве свидетеля по делу об исчезновении гражданки Зиле Л. Ф... употреблял кофе вместе с другими сотрудниками редакции газеты Вечерняя Рига и заедал его сыром Латвийский... имел частную беседу с гражданкой Зиле Л. Ф. ... не имея на то умысла не стал приглашать... убыл в помещение фотолаборатории по прибытии куда оную не обнаружил..."
   Буквы расплывались у меня перед глазами. Во всем этом чувствовался какой-то подвох.
   Вскоре пришел капитан.
 - Давайте сюда. Он протянул руку к протоколу.
 - Я не буду это подписывать.
 - Почему? Там что-то не соответсвует?
 - Нет, но все это как-то слишком сумбурно и, извините, малограмотно...
 - Ладно, - неожиданно согласился капитан, забирая листок и кладя его в папку. - Напишите своими словами все, как было и принесите мне завтра утром в отделение. Улица 905 года, дом 11, третий этаж. Это недалеко отсюда, сразу около вокзала.
  С этими словами он кивнул мне и так же быстро ушел.
  Вся редакция сидела в общей комнате и обсуждала люсину пропажу.
 - Пришили ее. Наверное муж. Спуталась с кем-нибудь, вот он из ревности... - Сделал предположение ответственный секретарь. - Жалко, хороший был человек и писала с чувством.
  Люсиного мужа нико не видел, но чувствовалось, что отношение к нему в редакции крайне отрицательное.
   - В городе начался еврейский погром. - Постарался разрядить обстановку Валерий Моисеевич.   
 - Еврей говорит жене: – Сарочка, спрячься куда-нибудь, а то изнасилуют. А та - Нет уж, погром – так погром!
- А ты, Ромыч, что думаешь? - Спросил он меня.
 - Я ответил, что нахожксь в полном шоке, но надеюсь, что Люся найдется и все закончится хорошо.
  - Ничем хорошим это не кончится, жестко заявила Маквала. - Если найдут, то мертвую. Так, что искать уже поздно.
  - Мрачная ты женщина, Маквала, в добро не веришь. - Произнес Валентин. - Давайте работать. А там, может и обойдется.
 Я поднялся в лабораторию, сел за стол и обхватил голову руками. Надо было сосредоточиться, но мысли путались, на душе было гадко и уныло.
  Вскоре я почувствовал какой-то гнилостный запах. Буд-то завонялся давно не выбрасываемый мусор. Я прошелся по лаборатории, принюхиваясь. Запах явно был сильнее в районе дивана. Я заглянул под него и, с криком ужаса, отпрянул назад. По пути я зацепился за стул и больно упал на пол прямо копчиком. Под диваном лежала Люся.

**********
  Деревянными от страха руками, я приподнял диван. Люсина одежда была грязна, на лицо набились спутаные волосы, щеки ввалились, обнажив посиневшие скулы. Рукав кофточки оторвался по шву в районе подмышки. Оттуда выползали какие-то мерзкие жуки. Диван выпал из моих рук и с грохотом стукнулся о пол.
  - Как же это, почему, кто ее сюда притащил? - Бормотал я в отчаянии. Вспомнилось, что капитан совсем недавно, всего часа два назад, осматривал лабораторию. Неужели это он? Да нет, бред какой-то! Оставлять Люсю в лаборатории было, разумеется, нельзя. Я выглянул наружу. С высоты лестничной площадки хорошо просматривался коридор. Там никого не было. Я быстро запер за собой дверь и ринулся прочь.
   Было очевидно, что Люсю нашли в мусорном баке и притащили в лабораторию. Но кто это мог сделать и зачем? Надо было надежно избавиться от тела. Так, чтобы до него больше уж никто не добрался.
"И концы в воду" - подумал я. Да-да, именно в воду! Ее надо утопить. Даугава была совсем рядом со зданием редакции, в каких-то 100 метрах. Дома у меня оставались два спальных мешка от палатки, которую я уже использовал. К несчастью - совсем не по назначению.
   Я вернулся в лабораторю, когда стемнело, з асунул Люсю в спалный мешок и стал ждать. Стрелки часов приблизились к двум ночи. Как и в прошлый раз, я взвалил на себя мешок с телом и спустился к черному ходу. В этот раз все было намного сложнее. Тащить Люсю на себе до реки было бы тяжело. К счастю, около мусорных баков оказалась тележка. Я положил на нее спальный мешок и стал толкать свой груз по направлению к воде. Колеса тележки издавали противный ржавый писк. Я страшно боялся, что меня заметят. Но вокруг была черная, обволакивающая Ноябрьская ночь и ни единого человека не попалось мне на пути. Похоже, что мне повезло и на этот раз.
  Когда я приблизился к реке, пошел мелкий дождь. Наверное, когда-то здесь был деревянный пирс. Теперь только подгнившие столбы торчали из воды. Она переливалась темной ртутью в свете далеких окон здания редакции. По всплескам угадывалось течение. Я рассегнул спальный мешок и положил в него несколько камней. Самых больших и тяжелых, которые смог найти в темноте. Потом перевязал мешок остатками палаточной веревки и затащил его в реку. Через мгновение он изчез под водой.
  Эх, Люся! За что нам с тобой такое? Ведь мы только хотели получить немного наслаждения пока живы и молоды...
  Вернувшись в лабораторию я ищательно вымыл пол раствором уксуса, а дома - рухнул на кровать и мгновенно провалился в вязкую пучину сна.
**********
Утром я переписал протокол собственного допроса, сгладив углы и исключив упоминание о своих "намерениях", а потом отнес его в отделение милиции.
  Капитан Скуя сидел в своем кабинете без фуражки. Он был бессовестно лыс. Лишь венчик тонких пепельных волос обрамлял его костистый череп. От этого он казался значительно старше и становился похож на хищную птицу еще сильнее.
   Капитан быстро прочитал мою записку и положил листок в папку.
 - Спасибо, товарищь Залесский. - Сказал он.
- Возвращайтесь на работу. Скоро туда приедет кинолог. Возможно, понадобится ваша помощь.
  Когда я приехал в редакцию, там уже находился молодой милиционер в штатским. Возле него сидела огромная овчарка. Ее розовый язык свисал набок. Она мелко и часто дышала.
  Вскоре появился капитан Скуя. Он достал из полиэтиленового мешка голубые женские тапки и дал понюхать собаке. Собака мошмыгала носом и стала ходить по комнате. Наконец, она остановилась около стола за которым работала Люся и села. Внутри у меня стало кисло от нехорошего предчувствия.
  - Отлично, теперь пошли в лабораторию, - скомандовал капитан.
 Собаку увели. Мы остались сидеть в общей комнате в напряженом ожидании.
  -В еврейском местечке жандармы обыскивают дома в поисках призывников, уклоняющихся от службы в армии, - не удержался Валерий Моисеевич, - Старик Рабинович нервничает и просит семью спрятать его в погребе.
– Тебе-то чего боятся, в твои-то годы? – успокаивает его жена.
– Да? А генералы в армии уже не нужны?
Никто не рассмеялся в ответ.
 Вскоре вернулся капитан Скуя. На его лице висело крайнее раздражение.
Следом вошел кинолог. Собака чихала и терла нос лапой.
 - Почему в лаборатории пахнет уксусом? - Сердито просил капитан.
 - Что у вас там происходит?
 - Разлил закрепитель. Добавляю туда уксус, чтобы бумага не желтела, - нагло и уверенно соврал я.
 - Пойдемте, товарищ Залесский, нам нужно поговорить, - сказал капитан и жестом пригласил меня последовать за ним.
 Мы поднялись в фотолабораторию. Капитан снял фуражку, положил ее на стол и посмотрел на меня цепким взглядом.
 - Расскажите, как это произошло.
 - Я печатал снимки, положил их в закрепитель. Принес ванночку сюда, поставил на стол. В проявочной, видите ли, мало места. Когда уносил ее обратно оступился. Расплескал закрепитель,
помыл пол... А что вас так напрягает?
 - Какие снимки вы печатали? Где они сейчас?
 - Да вот там все и лежит.
 Я показал рукой на полку. На ней лежали десятки фотографий. Разобраться, какие из них были напечатаны давно, а какие только что было бы трудно.
- Нам необходимо сделать следственный эксперимент. - Сказал Скуя. -Покажите мне детально, как вы разлили закрепитель.
Я пожал плечами, дернул за веревку, свисающую по стене от форточки. Шторка упала, заслонив стекло. Потом щелкнул выключателями. Красная лампа загорелась вместо обычной. Комната погрузилась в кровавый мрак. Только лицо капитана белело из тьмы, как маска злодея.
  Я пошел в проявочную, набрал в пластмассувую ванночку воды и вернулся обратно. По пути  сделал вид, что оступился и плеснул капитану на штаны. Скуя отпрянул, в темноте зацепился ногой за ножку стола и рухнул на диван, матерясь.
 - Вот видите, сказал я, - в темноте легко наткнуться на что-нибудь....
 - Ладно, мне надо задать вам еще несколько вопросов. - Сказал капитан. - И выключите этот чертов красный свет! С ума от него можно сойти.
 - Конечно, Роберт Раймондовичь, - согласился я, желая смягчить ситуацию и поменял освещение.
 - Раймонд Робертовичь, - поправил меня капитан.   
 - Когда вы ушли отсюда в тот вечер, в пятницу?
  - Ну, около 8, наверное.
  - Что делали потом.
  - Пошел в кино.
  - Куда, на какой фильм, во сколько сеанс, скем ходили?
  - Кинотеатр Спартак, "Зимняя Вишння". 8:40. Один.
  - Билеты сохранились?
  - Нет, я их выбросил.
  - Почему один? У вас нет женщины?
  - Сейчас нет.
  - А когда была?
  - Уже месяц, как не встречаемся.
 - Что с ней? Где она? Она жива? Как ее зовут?
  - Валерия Абрамова. Живет в Кенгарагсе. А где она сейчас - не знаю. Мы больше друг другу не звоним.
 - О чем был фильм?
 - Что-то про любовь. Кто-то кому-то изменил... Я уже не помню.
 - Да, фильм - полная дрянь, я сам недавно посмотрел, - сказал капитан и надел фуражку.
- И еще, у вас в лаборатории чисто. Кто вам убирает?
 - Никто, я сам управляюсь.
 - Куда вы выносите мусор?
 А-а, подумал я. Так вот тебя куда завело. Хреновый ты пинкертон. Ничего у тебя не выдет. Люси там уже нет. Я всегда буду на шаг впереди.
  - Там мусорники позади здания. Туда, по пожарной лестнице и выношу.
 - Хорошо, я все выясню. - Пообещал капитан. - Дайте мне ее лелефон, этой вашей подруги.
 Я написал номер своей прошлой девушки на одной из забракованых фотографий и отдал капитану. Скуя коротко попрощался и, как всегда, быстро ушел.
  Я решил остаться в лаборатории на ночь. Приставив к стене стремянку, влез по ней и открыл форточку, а потом лег на диван, укрывшись пледом. Если Люсю опять попытаются подбросить под диван, то я, по крайней мере, пойму, кто занимается этим паскудством. Сон не приходил, несмотря на то, что я старался держать глаза закрытыми. Мысли мои были путаны и коротки

**********
Из проявочной вышла Люся. Она присела рядом и стала меня ласкать.
 - Теперь твоя очередь, миленький, - сказала Люся и стала наматывать мне на член шелковый платок. Я стал смеяться он удовольствия.
  - Люся, Люсенька, ты жива! Боже, как славно. Давай уедем куда-нибудь!
Я попытался поцеловать ее, но теперь, вместо Люси, передо мной сидел Скуя. Пространство было залито красным светом. Куриное лицо капитана дергалось и плясало во мраке. Он размахивал руками и хлопал себя по коленям. Меня по-прежнему одолевал смех.
  - Ха-ха-ха, хра-хра-хра, хру-хру-хру, хры-хры-хры.
Я проснулся и вскочил с дивана. Что-то носилось по лаборатории. Включив свет, я увидел голубя. Он залетал в проявочную, бился там какое-то время, выпархивал обратно в комнату и с размаху шлепался о стену. Я не стал его ловить, а сел на край дивана и стал ждать, покуда птица устанет.
Минут через пять голубь спланировал на пол и забился в угол возле полки с фотографиями. Я осторожно достал пачку печенья, смял плитку в кулаке и бросил крошки в его сторону.
  Голубь долго смотрел на меня желтым немигающим глазом, а а потом начал осторожно клевать.
  Я знаю, это ты, Люся. - Сказал я про себя. - Прилетела ко мне попрощаться перед тем, как отправиться на небеса. Все, что я могу сделать - это накормить тебя напоследок.
  Голубь охотно клевал печенье, а я подбрасывал ему еще. Наконец, пачка опустела. Голубь стоял в углу неподвижно. Его глаз подернулся пленкой. Казалось, он засыпал. Я слегка намочил полотенце и, набросив его на голубя, взял того в руки. Голубь не сопротивлялся. Спустившись по пожарной лестнице к черному ходу, я вышел наружу и подбросил его вверх. Голубь сделал пару взмахов крыльями и сел на асфальт возле меня.
 - Люся, не рви мне душу. Если бы я мог пить, то никто бы не видел меня трезвым все эти дни. - Сказал я обреченно. - Лети уже по своим небесным делам. Я буду вспоминать тебя и даже видеть во сне.  Птица сделала пару неуверенных шагов в мою сторону. Я присел на корточки и, сложив ладонь ковшиком, протянул вперед. Голубь подошел и стал клевать мне ладошку. Я заплакал, беззвучно давясь слезами.
   - Люся, подожди меня тут. Сейчас принесу тебе что-нибудь еще. Я встал и, сломя голову, побежал в редакцию. Там, в холодильнике, еще оставался Латвийский сыр и ватрушка. Когда я вернулся со снедью, голубя там уже не было.
  Люся, девочка моя, как же так получилось? Ведь нам было отчаянно хорошо. Я бы увел тебя от паскудного мужа и мы стали бы жить вместе. Я бы трахал тебя каждый день и отговорил затягивать на шее этот проклятый платок. У меня большой член и хорошая зарплата. Мы были бы счастливы...
   Ярко желтый луч солнца выглянул из-за церковных шпилей на другой стороне реки. Блеклые звезды просачивались сквось светло-голубое небо. Стоя неподалеку возле мусорных баков я понял, что впервые, по-настоящему, влюблен.

**********
В городе открылся фестиваль брэйк-данса. Я взял сумку с фотоаппаратами и пошел на привокзальную площадь. Там, в плотном кольце зевак, дергались и прыгали подростки. Из магнитолы доносился камнедробительный ритм. Танцоры делали немыслимые кульбиты и гимнастические упражнения которым бы позавидовали олимпийские атлеты. Некоторые из них вставали на голову и крутились, как фигуристы на льду. Я сделал несколько кадров, и решил сходить на Домскую площадь, чтобы еще поснимать. Фотографии обещали получиться интересными.
 После, я просто пошлялся по городу в поисках случайной удачи. Это было мое самое любимое занятие - свободная охота. Парень с девушкой залезли на памятник Петеру Стучке и отчаянно целовались. Немолодая женщина с резкими чертами лица и глубокими морщинами продавала огромные желтые хризантемы. Двое мужчин в одинаковых соломенных шляпах сидели на скамейке возле набережной и беседовали, оживленно жестикулируя. Я подошел сзади и стал снимать телеобьективом их склоненные друг к другу головы и воздетые руки на фоне реки. Короткий осенний день стремительно угасал.
  Вернувшись в лабораторию, я сразу почувствовал: тут что-то не так. Из под дивана расплывалось мокрое пятно. Я стал на колени и наклонил голову до уровня пола. Люся была там. Вернее то, что от нее осталось. Некий биологический субстрат постоянно подбрасываемый сюда кем-то в мое рабочее помещение. Сама Люся - ее душа с которой я сумел соприкоснуться сегодня утром, очевидно, была далеко.
  Этому предстояло положить конец. Скоро у меня созрел план. Недавно, на день железнодорожника, в Сигулду пустили два туристических поезда на паровозной тяге. Равлечение народу так понравилось, что билеты было трудно приобрести, Я делал репортаж об открытии линии и хорошо знал подробности. На ночь паровозы не тушили, поскольку быстро раскочегарить их было невозможно.
  Кто не утонет, тот сгорит. Фраза, пришедшая на ум была похожа на пословицу. Но я решительно не помнил, откуда она стала мне известна.
  У ответственного секретаря был мотоцикл с коляской. По своей доброте, он всегда позволял пользоваться своим драндулетом не только для редакционных заданий, но и просто по дружбе.
  - Валерий Моисеевич, - позвонил ему я. - Одолжите мопед. У моей тетки в Лимбажи закончился инсулин. Она может до завтра не дотянуть, а у ее сестры есть запасные дозы.
  Я врал отчаянно и вдохновенно. Никакой диабетической тетки у меня не было а сестра, давно уехавшая в Литву, была совершенно здорова.
 - Так возьми, Ромыч. - Ответил он. - Только как ты ночью возвращаться будешь?
 - Останусь у нее, а рано утром - обратно. Это не так далеко.
     Я вызвал такси, подскочил за мотоциклом к ответственному секретарю, затем сгонял домой за последним спальным мешком и вернулся в редакцию, запарковавшись у черного хода, рядом с мусорниками.
 Люсина одежда намокла. В волосах запуталась тина. Ее кожа стала серой с голубым отливом. Лицо изменилось до неузнаваемости, а ноги набухли, как у старой жещины.
  Я дождался двух часов, с трудом засунул ее в спальный мешок и потащил по лестнице к черному ходу. Посадив Люсю в коляску, я надел на нее шлем и стартанув, как на ралли, выехал на вантовый мост.
**********
Паровозы, законсервированые еще в 50-тых, стояли в Шкиротаве. 123 штуки, на случай ядерной войны, как обьяснил начальник железной дороги у которого я брал интервью.
  Люся тихо сидела в коляске и была похожа на обычного пассажира. В темноте, да еще на скорости никто не смог бы рассмотреть ее подробно. Я прибавил газу, Шкиротава было совсем рядом.
  Вдруг, из боковой улицы, выскочил милицейский москвич с мигалкой и и понесся за мной в догонку. Завыла сирена, голос, искаженный  громкоговорителем, закричал:
 - Водитель мотоцикла, остановитесь! Водитель мотоцикла, остановитесь!
  Это был капитан Скуя. Его голос я узнал бы даже в безвоздушном пространстве. Вот же сука, гад, выследил! Но почему он не назвал гос-номер? Не разглядел в темноте? Или потому, что далеко?
 У меня появился шанс. Я резко свернул в незаметный проезд среди зарослей высокой травы и помчался по проселку. Москвич пролетел мимо, завизжал тормозами, развернулся и опять бросился в погоню. Я переехал рельсы и понесся между паровозами. Проезд был узким, легковая машина здесь не проходила. Очевидно, Скуя ехал с внешней стороны. Я не видел его, но знал, что там есть дорога. Остановив мотоцикл метрах 50-ти до конца паровозной шеренги, я выключил двигатель. Наступила полная темнота. Справа послышался рев мотора. Вскоре, впереди, в просвете между паровозами, показались красные огни задних фар. Потом все стихло. Я завел мотоцикл, выехал из паровозного тоннеля и завернул за густой куст, росший у заброшеной водокачки. Там я притаился притаился и стал ждать. Вскоре появился Скуя. Он медленно ехал в обратную сторону, светя во все стороны специальной боковой фарой.
 Еще раз помотавшись туда - сюда капитан вылез из машины, подошел к паровозам и посветил фонариком. Ничего не обнаужив, он сел в машину и уехал прочь.
  Я подождал еще полчаса, достал Люсю из коляски и поволок ее туда, где стояли "горячие" -туристические паровозы. Они находились на запасных путях совсем недалеко.
  Втащив Люсю в кабину одного из них, я открыл заслонку паравозной топки. В ней, как лава в кратере вулкана, переливались темно-бардовым цветом раскаленные угли. Я засунул мешок мешок в топку, помогая себе кочергой. Вскоре нейлон стал тлеть, а потом вспыхнул ярким желтым пламенем. Я сватил лопату и стал кидать в топку уголь из тендера. Пламя загудело, мешок согнулся, выпрямился и повернулся на другой бок.
 - Ох, Люся, прости. Но я ничего не могу поделать. Мне надо избавиться от твоего назойливого тела.
  Бросив еще десяток лопат угля я вытер пот со лба и глубоко вздохнул. Если завтра под диваном появится кучка золы, то уже это не будет иметь никакого значения.
   Обратный путь я проделал, как партизан, почти ползком в сырой от росы траве. Завел мотоцикл, немного подождал, а потом поехал, не зажигая фар, к противоположному краю депо. Капитана Скуи нигде не было видно. Я добрался домой окружной дорогой без приключений.

***********
Фотографии получились отличными. Целующуюся парочку на памятнике поставили на первую полосу. Женщину с хризантемами купил журнал "Daba", а беседующих мужиков в соломенных шляпах решили подверстать под статью о важности разнообразия мнений. Теперь это стало модным. К концу дня в редакции остались только мы с Маквалой.
  - Тебе было с ней хорошо? - Спросила она.
  -  Маквала, что ты мелешь? - Oтветил я в раздражении. - Человек пропал, может и в живых ее нет, а ты несешь какой-то бред!
 Маквала посмотрела на меня в упор.
  - Я все знаю. Сделай мне массаж, такой как ей, - заявила она. - Тогда ничего никому не скажу.
 - Ладно, пошли, Маквала. - Согласился я. - Готов тебе сделать самый спортивный массаж с полным внутренним наполнением. Маквала улыбнулась, подошла ко мне и крепко поцеловала в губы. Мы поднялись в лабораторию. Я запер дверь и начал раздевать Маквалу. Ее некрасивое лицо вспыхнуло румянцем. Я повернул ее задом, поставил к столу, набросил на шею шелковый платок и стал душить. Она билась в моих руках, как гигантская рыба. Мне было трудно справиться с ее сильным тренированым телом. Наконец она захрипела, дернулась еще пару раз и сползла на пол. Я пощупал пульс, послушал дыхание. Все было кончено. Запихав Маквалу под диван, я сел за стол в оцепенении. Так вот кто подбрасывал под диван Люсю! Ну, так теперь сама там и лежи! На моей совести оказалась еще одна смерть. Хотя, мне было уже все равно.

***********
  Надо было избавиться от тела. О том, чтобы тащить Маквалу по лестнице не могло быть и речи. Она была больше и значительно тяжелее Люси. Значит - только по кускам. Дома у меня оставался туристический топорик и пила. Я запер лабораторию и поехал домой за инструментами.
Сложив пилу, топор и плоскогубцы в фотосумку, вернулся обратно. Маквалы под диваном не оказалось.
 Черт, она выжила и сбежала! С одной стороны - одним убийством меньше а с другой - если она что-то знает про Люсю, мне все равно - в тюрьму. Теперь - и за покушение на убийство. Куда она могла деться? Ну конечно, побежала обо всем рассказывать капитану!
 Я кубарем скатился с лестницы, выбежал через центральную дверь, поймал такси и через 10 минут был уже около отделения милиции. Маквала и капитан Скуя стояли около входа и оживленно беседовали. Я спрятался за дерево и прислушался.
 - А я ему говорю - если умысла не было, то так и запишем. Умысла может и не быть, а действие совершается всегда! - Вещал капитан.
 Маквала отвечала низким грудным смехом.
   Ах вот оно что! Да вы все тут заодно! Мне стали кристально ясны события прошедшей недели. Буд-то с глаз сползла пелена.
   Скуя с Маквалой сели в москвич с мигалкой и направились в сторону противоположную редакции.
 - Значит не за мной, подумал я. - Наверное, поехали к ней.
 Маквала жила в Вецмилгрависе. Я был у нее на дне рождения и хорошо запомнил тот адрес. Вскочив в маршрутку я отправился за ними.
  Москвич Скуи, как и предполагалось, стоял около семиэтажки где жила Маквала. Я поднялся на пятый, подошел к двери и приложил ухо к двери. Оттуда слышались ритмические скрипы и вздохи. Я просунул лезвие топора между замком и притолкой и нажал на топорище, как на рычаг. Дверь хрустнула и открылась.
  Медленно, на цыпочках, я прошел в спальню. На диване шла оживленная возня. Тощий зад капитана, как поршень, ходил вверх и вниз. Ноги Маквалы торчали по его бокам, словно оглобли. Я подошел и со всей силы ударил Скую топором по затылку. Капитан крякнул и обмяк. Я откатил его тело в сторону и снова занес топор. Маквала взлянула на меня полными ужаса глазами, попыталась закричать, но не успела. Обух топора раскроил ей череп. Она дернулась пару раз и затихла. Добавив каждому нз них еще по несколько ударов, я бросил топор на пол. Моя одежда и лицо были забрызганы кровью. Стараясь не смотреть на кровать, я прошел в ванную. Из зеркала на меня пялилась рожа убийцы в кровавых ошметках. Я помылся, сложил свою одежду в в наволочку и надел на себя милицейскую фоpму капитана. Она была мне велика. Пришлось подвернуть брюки, а в ремне проделать еще одну дырку. Ключи от машины были в кармане. Я вышел на улицу, сел в москвич и поехал в Лиласте.

**********
   Там находился самый большой в Прибалтике танковый полигон. В последнее время военные устраивали все меньше учений, а грибники продвигались все дальше в глубь его территории, игнорируя колючую проволоку и плакаты - "ЗОНА ПОД ОБСТРЕЛОМ, ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН". Оттуда всегда приносили самые большие и вкусные грибы. Я хорошо знал лесную дорогу, идущую на полигон, поскольку мы несколько раз добирались в эти места на мотоцикле. Что касается автомобиля, то я не был на сто процентов уверен, что он там проедет, но попробовать стоило.
 С тудом, несколько раз завязнув в песке и мокрой глине, я добрался до поляны за которой дорога кончалась. Достав из багажника какие-тряпки я засунул их глубоко в бензобак, вытащил, вставил другим концом и поджег. Пламя разгорелось сразу, облизав борт автомобиля. Я пошел обратно, окруженный черным лесом. Через некоторое время у меня за спиной глухо хлопнуло и небо осветилось заревом пожара.
  Я долго плелся через лес по направлению к железной дороге, хотя направление это было весьма приблизительным и, наконец, дошел до станции Инчупэ. Электрички уже не ходили. Я лег на мягкий мох возле сосен и мгновенно уснул.
   Было еще темно, когда меня разбудил звук приближающегося поезда. Я взобрался в вагон и сел у окна. В вагоне никого не было, не считая пожилой женщины с корзинками. Она посмотрела на меня, перекрестилась, встала и вышла прочь.
 Минут через 40 поезд подкатил к центральному вокзалу. Я сошел на перрон и двинулся в сторону редакции. Идти домой в таком виде было нелепо, а в лаборатории у меня лежали спортивные штаны, майка и кроссовки. Стало потихоньку рассветать. Я увидел, что мои ботинки невероятно грязны и свернул к реке, чтобы их помыть. В предрассветной мгле из воды торчали деревянные столбы. Далекий женский голос стелился по реке глупой песенкой:

 Затяни мне на талии тонкий поясок,
 Я тебя полюбила, а ты меня не смог,
 Расколол мое сердце, вместе не собрать,
 Без тебя, мой хороший, не хожу гулять.

  Голос принадлежал Люсе. Там, где кончались столбы, из воды торчал шест. Наверху к нему был привязан ее шелковый платок. Я стал пробираться к шесту, осторожно ступая на мокрые пни. Дойдя до него, я отвязал платок, поскользнулся и ухнул в ледяную воду, сжимая его в кулаке. Меня стало тянуть ко дну. Я сбросил с себя милицейские ботинки и китель. Фуражка упала с моей головы еще раньше и плыла рядом. Черная вода несла меня мимо берега. На противоложной стороне реки окна домов горели желтыми точками. Как буд-то туда упали с неба холодные звезды и, отогревшись, засветились счастьем.

**********
Люся навещает меня почти каждую субботу. Мы сидим с ней на скамейке в сквере у питьевого фонтана. Она рассказывает мне последние новости. Маквала выиграла кубок профсоюзов в индивидуальных соревнованиях, а в парном зачете вышла на третье место. Валентин, наконец, напечатал свой первый рассказ в сборнике молодых писателей. Сюжет, как всегда, до ужаса оригинальный. Человек вырастил на подоконнике перчик и стал с ним разговаривать. Перчик оказался умным, стал вести беседы со своим хозяином и, в конце концов, довел его до самоубийства. Валерий Моисеевич развелся, а редактор пошел на повышение и работает теперь заведующим средствами массовой информации в ЦК Латвии. Роберт Раймондовичь Скуя вышел на пенсию по выслуге лет майором и теперь руководит газетой "Вечерняя Рига". В будущем году она станет двуязычной и начнет выходить на латышском.
  Люся приносит мне мои любимые ватрушки и Латвийский сыр. Я пью чай с ватрушками и думаю о ней. В нашей комнате - 8 человек. Но я ни с кем не общаюсь. Мне просто не о чем с ними разговаривать. Они целыми днями играют в карты. В буру и подкидного дурака. После чая я вынимаю из тумбочки люсин шелковый платок, нюхаю его и иду в туалет онанировать. Платок пахнет ее духами. Мне становится так сладко, что хочется смеяться и так грустно, что хочется реветь. Я ложусь в кровать и засыпаю до утра. Мне больше ничего не снится. И не надо. Жизнь хороша наяву.