Вторая жена

   Как-то осенью 91-го, в один из Сентябрьских дней, которые, обычно, пролетают незаметно, ко мне ворвался мой хороший друг. Я уже привык к тому, что Алекс всегда заявляется без предупреждения, и совсем не огорчаюсь. Потому и дружба наша крепка как те канаты, на которых держится настоящее сродство душ. В тот раз Алекс был как-то по-особенному возбужден. Он мелко хихикал и потирал свои костлявые ладони.
- Старик, есть дело, - наконец выпалил он. - Надо помочь одной симпатичной девушке!
- Как, прямо сейчас? А где она?
- В Птице сидит, дожидается.
- Чтобы я девушке не помог, да еще симпатичной! Старик, седлай тачку. - Крикнул я в ответ.
   Через полчаса мы сидели за столиком центрового кафе "Синяя Птица", напротив смазливой девчонки. Обьект помощи держался натужно-независимо и с долей цинизма,
переходящей в отчаяние от смущения. Смысл операции сводился к следующему:
в Канаде у Виктории живет друг. Он получил вид на жительство по беженству, как жертва Израильской военщины в Ливане и хочет вызвать подругу к себе. Дело остается
за малым: поскольку одинокую девушку18 лет в Канаду могут запросто не пустить, надо показать, что она замужем за бизнесменом и оставаться в там навечно не намерена. Этот супермен, кстати, учился в Риге в авиационном институте, где Вику и закадрил
   Мой паспорт к тому времени уже обрел четное количество печатей семейного положения, я был, по-просту говоря, в разводе и операция отнюдь не казалась безнадежной. Мне было крайне неудобно, но я все-таки робко поинтересовался, что мне гарантировано за мою безумную храбрость. Ответ воодушевил - приглашение в Канаду! То есть мне предлагалось последовать неверными стопами мусульманского беженца. Признаться, меня такая перспектива устраивала и мы подали заявление в ЗАГС в следующий Вторник.
  *********
   Свадьба была такая же фиктивная, как и брак, да еще и с элементами детектива! Наши общие теперь друзья слыли могилами для секретов. Моей подруге никто ничего не сказал, равно, как и существующему рижскому другу Виктории, о котором, в свою очередь,
не догадывался беглый мусульманин. Были тосты "за молодых" и пожелания "многих детей", сопровождавшиеся дружным гоготом. В тот вечер толпа свадебных гостей упилась не на шутку. После полуночи я отбыл к своей подруге, а Вика позвонила своему другу и, сославшись на плохое самочувствие, осталась у своих родителей. В ее состоянии я бы, наверное, сделал то же самое.
                *********
   Через три дня мы с Викой снова встретились в "Синей Птице". На этот раз - случайно. Наверное, надо рассказать про это заведение, "насиженое" еще с начала 80-х светской молодежью тех лет. Официальная  творческая элита тусовалась в Доме Писателей, недалеко от Юрмальской станции Дубулты, работники торговли гуляли в Астории.
В Синюу Птицу стекались непризнаные гении и городские сумасшедшие. Непритязательность интерьера компеснировалась дешевым, но удивительно вкусным кофе и некой богемной атмосферой. Иногда кто-нибудь вставал и читал стихи, гвардии
поручик Мальский толкал монархические тосты. На ноябрьскую демострацию 1983 он надел военный, каким-то чудом сохранившийся, царский офицерский мудир своего прадеда и пристроился к колонне. Милиционеры отдавали ему честь, уверенные, что иностранный атташе почтил своим присутствием революционное мероприятие. Его схватили недалеко от трибун. После принудительного лечения в доме для умалишенных власти перестали обращать на Mальского внимание. Его амплуа поручика Ржевского украшало любой спонтанный творческий вечер. Даже в поздние перестроечные годы "Птица" уверенно конкурировала с кооперативными реасоранами и забегаловками. Теперь редкий вечер обходился без пения под гитару. Все еще советские писатели, поэты, художники и прочие графоманы от искусства, получая государственые зарплаты, просаживали их в Дубулты, новые русские и латышские угрюмо трясли борсетками в ресторане "Ласите". В Птице буйствовал и ухарствовал людской компот из фруктов, порой, неизвестного сорта. Вика сидела в центре зала со своим другом, спиной ко мне. Я дождался момента, когда этот незаконный кавалер протопал в уборную и, походя, ущипнул жену за бок. Если бы все мужья получали при встрече такие улыбки на свете было бы значительно больше счастливых браков.
- Позвони мне завтра вечером, - сказала она. И написала телефон на салфетке.
                *******
   Моя новая жена ваяла кожаные инсталяции. Они были мрачные,  совершенно апокалиптические, с преобладание черных цветов, что никак не вязалось с ее добродушием и хохотливостью. Временами, однако, Вика становилась резкой и язвительной. Я где-то читал, что искусство уравновешивает в нас крайние черты характера. Если это так, то душевный маятник моей нечаяной супруги колебался
с чертовской амплитудой. Впрочем, это подробности я узнал позже. Кожаные произведения в черных рамах, которые я увидел на собственной свадьбе в квартире ее родителей, еще не заставили меня задуматься об общности нашего мировосприятия.
Я сам на тот момент переживал период увлечения изобразительным искусством.
На одном из сабантуев в моем логове гостям было предложено поучаствовать в сессии поп-арта. На большую доску для разделки мяса с боем выдраную у мамы каждый нацеживал масляные краски из заранее припасенных тюбиков. Потом накрывал эту массу листом плексиглаза и садился сверху, предварительно подложив газетку, чтобы не испачкать причинное место. Когда оргстекло отлипали, на нем оставались экспрессивные цветные разводы. Толпа была в восторге от "жопной живописи", в тот вечер все получили картины в подарок. Сам мастер пресс - измазаная красками мясная доска, осталась висеть у меня в коридоре. Но на этом я не остановился! Три стиральные доски, раскрашеные остатками красок от "жоп-сессии" появились в спальне, называемые слегка неприличным словом триптих. Они уже соседствовали с другими "полотнами". Из ниx наиболее впечатляющим была цепь красных сосисок на бело-синем фоне. Я уверял гостей, что этот натюрморт способствует пищеварению. Наконец, дошло дело и до малых форм. Четыре девушки украсили собой место возле телевизора. Одна была из скрученой пенопластовой трубки, вторая из шампанской бутылки, третья из многожильного кабеля, четвертая, самая экспрессивная из вантуса, выкрашеного серебряной краской. Их роднили сходные элементы: у каждой были волосы ин ниток, ярко красные губы, пупок из масляных красок, лобок сплетеный из тех же ниток и грудь из предметов домашнего обихода. У вантусной девушки грудь была из отжималки для лимонов, что делало ее особенно  элегантной. Две были брюнетки, одна блондинка и одна рыжая. Я позвонил Вике на следующий день и пригласил ее в гости на выставку моих произведений.
                ********
    Она не восхитилась моими опусами от живописи, равно как и стала их критиковать. Чувствовалось, что просто одна творческая личность пришла в гости к другой.
- Забавно, - произнесла Вика, уставившись на красные сосиски. - Наверное это - твое любимое блюдо. Зато девушки ей страшно понравились.
- Это я, сказала она, указав на женщину-вантус.
- Как тебе удалось так точно выразить мою сущность?
- Ничего особенного, просто жил в предвкушении нашей встречи, - поддержал я словесную игру.
   Мы пили кофе с ликером Мока, курили Мальборо и говорили об искусстве. Потом перешли на шампанское с Рижским бальзамом и танцевали при свечах Рок'н'Ролл
под AC/DC. Вика осталась у меня. Своему ухажеру она соврала, что поехала ночевать к подруге. Мы любили друг-друга в первый раз с таким неистовством, какое, возможно, бывает у девствеников в первую брачную ночь. За окном лиловел поздний Сентябрь. В комнате стало душно и я распахнул окно. Наши тела сплетались снова и снова, как-будто эта ночь была последнее, что осталось у нас в жизни. Мы уснули только под утро. Ее нервная спина прижатая к моей груди и затылок с макушкой, пахнущей чем-то пряным у моего подбородка.
                *********
   Дз-з-з, з-з-з. Звук был назойлив и мешал полудреме. В раскрытом окне виднелся кусок голубого неба, слегка прикрытый ветками клена. Дельтаплан, издали похожий на
гигантского комара, выводил в воздухе осторожные пируэты. Моя сторона дома выходила на старый городской аэродром Румбула. Теперь здесь не садились пассажиские самолеты.
Зато по будням инструктора учили водителей новичков, а на выходные взлетные полосы и рулежные дорожки оккупировали продавцы подержаных автомобилей. Поскольку неделя уперлась в Субботу, из окна виднелись сотни, нет тысячи машин, сложеных гигантскими рядами. Между ними копошились торговцы и покупатели.
  - После того, что между нами произошло, я хочу показать тебе землю с высоты птичьего полета, - сказал я жене.
- В тебе романтика так органично уживается с цинизмом, - ответила Вика. - Но мне это нравится.
                ********
   Порывы ветра раскачивали нашу троицу под зонтиком крыла. Вика вцепилась ногтями в мои плечи. Молодой парень в кепке, надетой задом наперед и солнечных очках а-ля Джон Леннон ловко пилотировал дельтаплан в кайф себе и другим. Под ногами искрилась разноцветная чешуя капотов, а голубое панно Даугавы слева по курсу предавала этому коллажу законченность содержания. Индейское лето баловало последними подарками перед наступающей  серой осенью. Даже на ветреной высоте было тепло.
- Я и не думала, что семейная жизнь бывает такой разнообразной, заявила Вика после приземления.
- Дорогая, это только начало, обнадежил я супругу. Предлагаю спуститься с небес к воде.
   Мы поехали в Айнажи - небольшой рыбацкий поселок на пути в Эстонию, где пообедали в местном и единственном ресторане. Потом бегали по пустынному пляжу и пошли купаться нагишом. Вода была все еще теплая после Августовской жары. Мы резвились, как тюлени. Вернее, как морские кот и кошка, отдаваясь друг-другу в ритме прибережных волн.
   - Еще никогда не ловил такую сладкую рыбку, - крикнул я. В ответ Вика изобразила большой нырок, на мгновение сверкнув тугой попкой. Во мне снова проснулся азарт рыбака.
                *******
   С этого дня началось наше безумие. Мы встречались украдкой от своих официальных любовников, сочиняя тонны лжи и изобретая возможности на грани фола. Чувствовалось, что скоро нас начнут подозревать. Чтобы несколько разрядить ситуацию Вика обьявила всем, что уезжает на неделю в Москву. Причиной служила действительни любимая тетка, которую срочно надо было повидать. Я же просто выписал себе командировку, купил билеты, и вбежал в вагон СВ в последнюю минуту перед отправлением. Узкие, хотя и более мякгие, чем в обычном купейном вагоне полки, не внушали особого комфорта. Но нам было все равно. Когда утром мы, сильно помятые, стали пробираться в вагон ресторан, пожилая проводница проводила нас взглядом с долей укоризны. Мне показалось, что ее укоризна была густо замешана на зависти.
                ********
   Мы поселились в ведомственной гостинице Агропромтранса на тихой улице,
недалеко от метро Новослободская и первые два дня просто не вылезали из номера.
В остальное время, выбравшись из кровати, мы бродили по городу, сидели в ресторанах и катались на метро без какой-либо цели и, иногда, xулиганив прилюдно.
      -Осторожно, двери закрываются, следующая станция - Колхозная, - обьявлял 
     вагоновожатый голос.
     - Кому фиги моченые, а кому копоть паровозная! - Кричали мы в ответ.
     - Следующая станция - проспект Вернадского.
     - Всем привет от папы гадского!.
     - Станция Новослободская, - Hе жуйте сопли, зубами клецкая!
   - Площадь Ильича, - Kырла-мырла ча-ча-ча!
     Иные пассажиры недовольно хмурились, остальные смеялись от души. Может быть поэтому нам никто не удосужился сделать замечания. Только что развалившаяся страна, не осознавая, что уже умерла, жадно икала глотками свободы.
   На Старом Арбате я выхватил гитару у хиповатого юноши, гугнившего что-то из Цоя и пошел в разнос:
- Go-go, go Johnny go-go-go, Johnny be g-o-o-o-d.
Вика танцевала какой-то абстрактный балет под мои истерические крики.
*********
    Однажды нас занесло на ВДНХ. Не было более советского места во всем государстве. Сказка, которая стала былью такого сорта, что лучше бы и не рассказывать. Над входной триумфальной аркой укондопупившегося, наконец, cоциализма сладкая мухинская парочка размахивала секательными и ковательными инструментами. Дебелые каменные тетки, нежно сжимая в ладонях початки кукурузы, колосились у главного фонтана. Даже менее извращенное восприятие могло заподозрить в них отпетых нимфоманок. А могучий, отлитый в бронзе бык с чудовищными яйцами в человеческий рост и ногами толщиной в колонну Дома Советов, установленный на крыше павильона "Животноводство", напоминал о том, что секса все еще нет, но кооперативное мясо уже появилось. Пошел мелкий дождь и мы побежали туда, чтобы не промокнуть.
   Внутри царил все тот же Кафкианский ужас. Огромные перекормленые свиньи лежали на боку в своих загонах тяжело дыша и не в силах подняться на копыта. У каждого животного имелась табличка с именем. Нас особенно впечатлили свиноматка Волшебница и хряк Чемпион. Мы надрали страниц из книги посетителей и стали сочинять любовные записочки.
 - Милая хавроньюшка, хочу припасть к твоим изящным копытцам. Твои многочисленные груди будят во мне вожделения, - писал я и кидал свернутую бумажку в загон Волшебнице.
- Мой дивный хрюша, отвечала Вика. - Я вся кончаю, когда ты теребишь меня своим нежным пятачком. Ах, почеши меня за ушком! Послание летело к хряку Чемпиону.
    Вскорости ворох бумажных глупостей уже валялся возле свиней, обятыми выдуманым любовным экстазом. Свиньи косили на нас маленькими черными глазками, явно считая нас идиотами. Вернувшись в гостиницу под вечер в слегка возбужденном состоянии мы нажали кнопку последнего этажа внутри старомодного, неспешного лифта и успели трахнуться до того, как откроются двери на нашем этаже.
                ***********
   На следующий вечер такси отвезло нас в Домодедово. Рейс Рига-Москва вылетал в 22:45. По пути Вика была грустной и молчаливой. Лишь однажды она произнесла,
- Ты знаешь, мне кажется такого с нами никогда больше не произойдет...
- Не расстраивайся, дорогая, - попытался приободрить я супругу.
- Ты сама сказала, что семейная жизнь бывает разнообразной. Попытаемся придумать что-нибудь еще...
Вылет задержали до 4-x утра. Наконец, измученые ночным бдением на жестких сиденьях зала ожидания мы упали в авиакресла. Самолет сделал свечку в черную пустоту и лег на курс, развернувшись над заревом столичных огней.
                **********
   Турбины авиадвигателей мерно посвистывали где-то за толстыми стеклами иллюминаторов. Вика сладко уснула на моем плече. Я же не мог сомкнуть глаз, думая о бренности и переходящности всего, чем напичкана наша короткая жизнь. Внезапно самолет начало сильно трясти. Корпус лайнера как-буд-то зашелся в эпилептическом припадке, тяжело скрипя клепаными алюминиевыми листами. Мы стали подскакивать на своих местах, как на заднем сиденьи сельского автобуса. Какая-то бесхозная сумка выкатилась из багажной полки прямо над моей головой и с мясным шлепком плюхнулась в проход между рядами кресел. Наконец, на табло появился приказ: "не курить, пристегнуть ремни", сопровождаемый звонком похожим на школьную переменку.
    Вика проснулась и ошалело посмотрела по сторонам. До нас донеслись сдавленые голоса пассажиров.
- Что, что случилось?! - крикнула она. Ее голос сорвался на шепот. - Мы падаем, да?!
- Пока еще нет, но экипаж готовит самолет к падению. - Сказал я. В тот момент во мне не было ни капли страха, только какая-то горечь сдавила виски.
  - Вот и все... - Подумал я. - Пришел час, как говорится, расплаты. За что? А за все! За никчемность твою по жизни, за твои сомнительные удовольствия, которые вечно выходят боком тебе и другим. Вобщем Sic Transit...
   Вика вцепилась в мой локоть дрожащими пальцами, губы еe побледнели,  в глазах заиграли искры ужаса.
- Я не хочу, нет... - Прошептала она.
- Да, все это как-то не вовремя, - согласился я. Ко мне стало возвращаться мое обычное глумливое настроение.
- Мы еще не изведали всех прелестей семейной жизни. Но у нас осталось несколько минут. Давай проберемся в туалет и согрешим в последний раз на дорожку в адские кущи. По-моему там сейчас никого нет.
- Ты озабоченый идиот! - Закричала жена. - Неужели ты не понимаешь, мы сейчас разобьемся!
- Тем более нам надо это сделать, - развил я мысль. Представляешь, какой скандал начнется, когда наши останки идентифицируют и станет ясно, что мы летели одним рейсом и даже на соседних сиденьях? Боюсь, нам очень не поздоровится. А так - найдут кусок обгорелого слипшегося мяса и решат, что это несьеденый пассажирский обед.
 - Ты просто сошел с ума, - сказала Вика уже спокойнее.
 - Никогда не отличался ясностью мышления, - философски согласился я. - Ты веришь в бога? Давай помолимся, авось пронесет.
- Гой еси вожа укорыть, инда бяша ниспойде хрендо закуколиша живот дароваша! - Загнусил я голосом нерадивого деревенского священика. - Многая жити здравствовати иже в руках господних все мы. Да нисподай упосвет ничтожа, да изойди гнолаидень западюшная, трупень непросвистая, жилавязь папирдольная.
- Ужо не дай проскундапчиться недобысь кукиморы гамотная, апуперь гавянозная, - вторила мне похрабревшая Вика.
- Возгудь и апофагудь!!
   Сидевшие неподалеку пассажиры обернули к нам свои испуганые и недоуменные лица.
Между тем тряска стала понемногу ослабевать, а потом и вовсе сошла на нет. В салоне посветлело. Золотая щель рассвета расползалась в иллюминаторах справа по борту, высасывая угловатые тени из авиакресел.
 - Уважаемые товарищи пассажиры, - донесся иа динамиков аденоидный голос проводницы. - Экипаж просит извинения за доставленые неудобства, наш самолет попал в турбулентный поток. Через несколько минут мы начнем снижение. Расчетное время прибытия в аэропорт Рига - 5 часов 45 минут.
 - Друзья, - обратился я к народу. - Только что вам было предоставлено седьмое доказательство существования непорочного зачатия. Если ваша вера все еще слаба, немедленно идите в молельню после приземления и поставьте толстую свечку Николаю Чудотворцу. Только благодаря ему такие гробы, как наш самолет еще держатся в воздухе.
Кто-то из пассажиров попытался отшутиться в ответ, но меня это уже не интересовало. Викины губы легкой змейкой извивались по уголкам моего рта, я пил аромат ее дыхания, наши языки беседовали без слов.
   Лайнер совершил последний доворот над Даугавой и устремился к бетонной полосе аэродрома. Лихо проскакав на стыках мы, наконец, остановились. Двигатели стихли и пассажиры стали пробитаться к выходу. Вика пошла вперед, а я задержался, чтобы не столкнуться в здании аэровокзала с ее любовником, который обещал быть среди
встречающих.
   На земле все еще было окутано предрассветной мглой. Сырой осенний ветер заметал кучки мусора у меня под ногами. Я взял такси и через полчаса упал на кровать у себя в квартире не раздеваясь.
                **************
    В моей семейной жизни появились первые серьезные осложнения. Встречаться с супругой стало нелегко. Нас откровенно "пасли". Дя того, чтобы дать чувствам немного больше свободы, Вика записалась на курсы бухгалтеров в Юрмале. Я, в свою очередь, "заболел" велосипедом. Три раза в неделю моя жена отправлялась в курортный пригород изучать тонкости дебета и кредита. Мой маршрут начинался от места моего  обитания и заканчивался на станции Иманта, где я втаскивал свое рогатое железо в тамбур электрички, чтобы через 20 минут обнять жену на станции Булдури. Там мы пили кофе в "Парусе" и, если погода не подводила, гуляли по берегу залива. Потом, на пару часов, снимали номер в санатории Прибалтийского Военного Округа и разьезжались обратно в разных поездах.
                **************
   Военный санаторий переживал не лучшие дни. Чтобы поправить финансы главный врач активно занялся коммерцией. Несколько импровизированных ларьков в холле торговали сникерсами, спиртом Royal и тому подобной требухой. Номера, свободные от вышедших в отставку офицеров, сдавались на любое время, по часам. В коридорах бывшие майоры
и полковники двигались в перемешку с влюбленными парочками. Из некоторых комнат
раздавался хохот и звон бутылок, из других - женские чувственые стоны. Впечатление
полевого борделя дополняли густо намакияженые медсестры, спешившие по своим
клистирно-уточным делам и строившие глазки всем встречным мужикам.
                *************
   Иногда нам удавалось провести в санатории ночь с пятницы на субботу. Однажды
мы повесили в холле самодельное обьявление за подписью "Администрация", извещавшее
о начале однодневных учений по Гражданской Обороне. Предлагалось немедленно
получить противогазы в комнате 511. Как можно догадаться, именно там мы с женой
испытывали милые семейные радости медового месяца.
   Ровно в 10 часов Субботним утром передовой отряд отставников появился у нашей двери. Вика открыла на стук, облаченная лишь в полупрозрачное бикини. Каблуки ее
туфель находились на недосягаемой высоте для артиллерии противника. Натруженые воротниками френчей морщинистые шеи вояк бордово покраснели. Самый смелый  решил пойти в атаку, игриво спросив, дескать не закончились ли еще противогазы для гарных хлопцев?
 - А зачем тебе еще один противогаз, дорогуша? - игриво спросила Вика.
 - Ты сначала сними тот, который на тебе. Ах, обожаю военных!
  С этими словами она с грохотом закрыла дверь. В это время я корчился от хохота у стены в коридоре. Но отставная гвардия и не думала сдаваться. На следующий стук я
открыл дверь сам.
  - Товарищи офицеры, в настоящий момент обстановка в мире накаляется, - обьявил я
голосом залетного политинформатора. - Происки империалистов идут рука об руку с
националистическими поползновениями стран Балтии. Американская гидра точит
свои клыки, НАТО не дремлет. Но это не повод нарушать покой и отдых мирных жителей. Если вам так нужны противогазы и другое легкое стрелковое вооружение - обратитесь к
главврачу. У него наверняка боезапас неограничен.
   Вояки повернулись и строем пошагали в сторону лифта. По пути они громко материли перестройку, кооператоров и санаторное начальство. Когда боевая фаланга отчалила, я
кубарем скатился по пожарной лестнице в холл и, сорвав злополучное обьявление,
спрятался за колонной. Через некоторое время, сопровождаемые главным врачом,
отставники появились вновь.
 - Вот здесь оно висело, обьявление, - послышались голоса.
 - Сказали - противогазы в 511, а там баба голая...
 - Ничего не могут толком организовать!
 - Какая еще Гражданская Оборона? Что вы тут придумываете? У меня своих дел
по горло! - Нервно отвечал главный врач. Он был плотным мужчиной средних лет, одетым в белый халат. Его могучую лысину обрамляли остатки черных кудрей.
  - Может вам здесь и стрельбы устроить? Обращайтесь в военкомат. Нет у меня никаких
противогазов! Клистир могу раздать, но под расписку. Совсем с ума посходили...
   Еще больше матерясь офицерский корпус разошелся по своим номерам.
 Остаток утра мы с Викой дрались подушками. Супруга визжала, как раненый солдат в
полевом лазарете. Наверное в головы коридорных прохожих лезли непотребные мысли.
Потом мы любили друг-друга. Тихо, почти безшумно. Наслаждаясь каждой каплей
удовольствия. Пасмурный день за окном разбавил краски окружающего мира серостью, сделав предметы в комнате подобием графических теней. Я смотрел на белую, чуть с матовым отливом, кожу своей жены. Туда, где она переходила в темный треугольник, прижатый к моему паху. Чувствовал, как ее аккуратные груди теребят выпуклыми сосками мои ключицы. Светлые льняные волосы Вики упали мне на лицо. Наше дыхание учащалось с каждым движением. Потом мы перевернулись на постели. Ее длинные ноги обвили мою спину, толкая меня вглубь, ее бедра напряглись  в моих ладонях и я почувствовал, что взрываюсь со стеклянным звоном.
                **************
    Вскоре нам надоел военный санаторий с бордельным уклоном. К тому же встречаться там не было так уж безопасно. Слишком много разного народа вертелось вокруг. Иногда достаточто одной завистливой пары глаз, чтобы и не такие секреты выплыли наружу. Напоследок мы залезли на закаканый голубями бюст Ленина, установленый с незапамятных времен как раз перед входом в главный корпус, и голубой автомобильной краской, нарисовали ему на залысине знаменитие Горбачевское пятно.
   Теперь местом наших тайных встреч стала Юрмальская дача одной из Викиных подруг.
Принадлежал онa, конечно, не ей, а родителям с которыми мы тоже были в очень приятельских отношениях. Духовно-творчская близость с отцом, известным театральным художником, обеспечивала нам полное взаимопонимание. Оно не закончилось даже тогда, когда он застал нас утром на своей даче завтракающими на кухне в неглиже. И все же это стало началом конца.
    ***************
   Первым, почему-то, всполошился Викин Канадский друг-мусульманин. Уж не знаю, каким образом сплетне удалось обогнуть земной шар. Он позвонил моей жене из Торонто и с восточной прямотой сказал ей все, что думал по поводу женской неверности.
О гостевом вызове теперь не могло быть и речи. Единственным твердым обещанием было побивание моей супруги камнями на центральной площади города, если она все-таки доберется до провинции Онтарио. Потом нас выследил Викин Рижский ухажер. Он полез драться со мной прамо на улице. Минут 15, тяжело сопя и матерясь, мы обрывали друг другу лацканы и карманы курток, пока нас не разняли прохожие. Наконец, моя подруга обнаружила паспорт в котором коиличество печатей о семейном положении опять оказалось нечетным. Последовал скандал с битьем посуды и гитары, которая не выдежала яростных ударов о мою голову. Пришлось срочно подавать на развод. Сделать это без общих детей и совместно нажитого имущества было несложно. Однако, по старым советским правилам, разводящимся супругам давали обязательный трехмесячный испытательный срок, чтобы, по возможности, сохранить брак. Нас отправили восвоясии. Но cтрогий наказ немедленно развестись гремел со всех сторон. Пришлось попробовать по второму разу.
                ****************
   Вика пришла в ЗАГС с искусно намалеваным фингалом. Мою двухдневную щетину и помятый вид дополнял взглад из подлобья, отрепетированый с утра в туалете. Пожилая латышка поинтересовалась, чем вызвано такое скоропалительное решение расстаться у людей не проживших вместе и двух месяцев. В ответ мы стали ругаться друг с другом.
- Алкоголик! - кричала Вика. - Как ты посмел меня ударить?!
- Шалава! - Не отставал я. Меня тошнит от твоих подруг. У тебя на уме только дискотеки, а дома нечего жрать!
- Ага, один раз нечем было закусить и опять я виновата?!
- Да ты просто дура!!!
- Ах так?!! - Взвизгнула жена. Увесистый перезрелый помидор пущеный ее меткой рукой, шмякнулся о мой висок. Красная слизь потекла за шиворот. Я вскочил, изображая ярость, и расставив пальцы веером пошел "душить".
- Перестаньте, это здесь делать неможно! - Закричала перепуганая работница ЗАГСа. От волнения ее латышский акцент стал совсем карикатурным.
- Мы будем полиция позывать!...
   Ни о каком испытательном сроке не могло быть и речи. Наши паспорта проштамповали в соседнем кабинете через двадцать минут.
                *************
   После ЗАГС мы поехали в Айнажи. Владелец рыбацкого ресторана переделал второй этаж под гостиницу. Комнаты были маленькими, но по Прибалтийски уютными. Мы прощались со своей семейной жизнью осторожными ласками.
  - Ты была хорошей женой, - сказал я. Никогда не закатывала скандалов, только один раз,
при разводе.
  - А ты мой самый романтический муж, - отвечала Вика. - Ни разу не принес зарплату и
вечно пробирался ко мне тайком.
   Всю ночь в окно, вместо луны, светил янтарным светом скрипучий фонарь. Мы пили дыхание друг-друга из сомкнутых в поцелуе губ. Наши тела еще и еще раз искали близости после очередного соития.
   Ранним утром выпал первый снег, превратив пейзаж за окном в черно-белую фотографию. Мы вышли в промозглый Октябрь и стали пятиться к машине. На снегу отпечатались две пары следов, ведущих к двери. Пускай думают, что мы все еще там...
                *************
   Вскоре я уехал в Англию. В те времена путешетвие за рубеж все еще приравнивалось к полету на другую планету. Ощущение огромных расстояний, смешное по нынешнем меркам, когда Европа кажется такой маленькой и домашне-уютной, было скорее психологическим. Этому явно способствовали три с половиной дня, проведенные в дороге. Сначала на советском поезде до Восточного Берлина, затем на скоростном Интерсити до Остенде с пересадкой в Бельгийском Генте. После этого высоченный паром перетащил меня и сотни пассажиров с автомашинaми через Ла-Манш к Дувру. И,
наконец, английский экспресс мягко подкатил к Лондонскомy вокзалy Виктория.
   Я бродил по Сохо. Отовсюду раздавалась Богемская Рапсодия и Show Must Go On. Фреди Меркьюри, солист легендарной Queen, умер от СПИДа два дня назад. Нация оплакивала своего кумира его же песнями.
...
   The show must go on,
   The show must go on
   Inside my heart is breaking
   My make-up may be flaking
   But my smile still stays on.
...
   Я стал напевать и почувствовал, что песня про меня. На глаза навернулись нечаяные слезы.
...
   Whatever happens, I’ll leave it all to chance
   Another heartache, another failed romance
...
   Наверное, написав такую вещь, можно спокойно умереть. Мне в тот момент почему-то
захотелось расстаться с жизнью, хотя ничего подобного я никогда бы не смог сочинить.
                ***********
   Почти три месяца я скитался по Туманному Альбиону. После возвращения Рига поразила темнотой и грязью вечерних улиц. Лица прохожих были пугающе неприветливы a отсуствие рекламы придавало городу вид голого покойника. Зато рассказы о моих приключениях в Шотландии еще долго веселили друзей.
      Я узнал, что Вика вышла замуж за своего друга и уехала в Москву налаживать семейный бизнес. По слухам он процветал. Несколько раз мы говорили по телефону и бодрились, однако неуловимая горечь сквозила в наших словах. Я женился на своей подруге и через полтора года уехал в Торонто, уже навсегда. Теперь наше общение и вовсе свелось к поздравительным открыткам на Новый Год и дни рождения. Судьба, не сворачивая, стремительно неслась по колее жизни бесхитростным трамваем. Да и зачем нам эти крутые повороты?
                ************
     Как-то на дне рождения одного из моих новых Канадских приятелей в еврейском ресторане "Хава Нагила" меня познакомили с Исмаилом Мирзой. Он был рад встрече с человеком из Риги - города, который так много значил в его жизни. Исмаил говорил на русском почти без акцента и пил водку по-сибирски, далеко запрокидывая голову. Мы вышли покурить возле входа. Не зная, кем я был самом деле, бывший Викин кавалер вдуг проникся ко мне каким-то особенным доверием и поделился самым сокровенным:
 - Все женщины - суки! - заявил он. - Я ее любил больше, чем свою маму, хотел в Канаду
пригласить, а она спуталась с каким-тои латышом!
   Принимая во внимание несколько кавказскую внешность Викиного теперешнего мужа, этим латышом мог быть только я...
                ************
    Несколько лет назад,  в конце лета, я приехал в свой прошлый родной город. По этому случаю, или просто так, Вика прилетела в Ригу на пару дней из Москвы. Мы встретились на Эспланаде - красивая, элегантно одетая, деловая женщина и грузный полысевший мужчина средних лет, по Канадски немодно одетый в китайский ширпотреб. Мы решили где-нибудь посидеть, попить кофе и потрепаться. Ноги сами понесли на Домскую площадь. По пути мы ненадолго зашли в аптеку.
   Синей Птицы давно уже не было. Там, над входом, красовалась вывеска какого-то тухлого китайского ресторана. Зато кафе 13 стульев, чудом пережившее перестройку и национализацию, все еще украшало Старый Город. Было воскресенье, три часа по-полудни. Старая Рига замерла в полудреме и обезлюдела до начала следующей недели. Внутри кафе все те же крошечные стулья стояли возле миниатюрных столиков. У окна одинокая латышcкая старушка смаковала пироженое. Мы заказали экспрессо и долго ждали, пока ленивая официантка принесет миниатюрные, похожие на наперстки, чашки. Выполнив заказ, она скрылась в подсобке. Видимо отдохнуть от невыносимой тяжести совершенных усилий.
 - Ты вылядишь совсем, как иностранец, -  сказала Вика. - У нас так больше не одеваются.
 - Это я специально, чтобы обдать тебя заокеанским флером, - парировал я.
   Мы стали надувать презервативы. Белесые латексные колбасы покатились по полу. Скоро они топорщились по всему кафе в два слоя. Латышская старушка упорно делала вид, что не замечает безобразия. Постепенно, эти похотливые дирижабли заполнили все пространство между столами. Они пузырились за барной стойкой, скрывая ряды бутылок с алкогольными и прохладительными напитками. Нам буквально приходилось их утрамбовывать, чтобы дать место новым. Наконец, последний слой коснулся потолка. Мы стали пробираться к выходу, разгребая руками вспухшие интимные изделия и, осторожно притворив дверь, оказались на улице. Снаружи кафе стало напоминать стеклянную банку, наполненую молочной карамелью. Латышская старушка все также безучастно сидела у окна, похожая на муравья среди личинок бабочки-капустницы. Мы подарили друг-другу долгий поцелуй и разошлись в разные стороны по своим делам.
                ****************
   Сине-белесое небо пестовало нежаркое августовское вечернее солнце. Тень Домского Собора накрыла половину площади, проведя четкую ломаную границу по булыжной мостовой. Слева за углом ртутно сверкнула Даугава, сухой ветер поднял в воздух кучку песка и бросим мне в глаза. То, что ждало меня впереди все еще оставалось загадкой. Думать о прошлом было грустно, но доставляло удовольствие.