Роман с продолжением. 28 глава

    Сергей смотрел в окно, на удаляющуюся фигурку Ульяны и дождавшись, когда она выйдет за калитку, взял с подоконника тетрадь и поискал глазами ручку, ну или хотя бы карандаш, решив в записке поблагодарить Ульяну, чтобы и не уйти не попрощавшись из её дома.
    Ручку Сергей нашёл на письменном столе в комнате, куда он заглянул, как он понял, это был кабинет отца девушки. Для посёлка, дом был более чем добротный, с хорошим ремонтом и обстановка была не то, чтобы дорогая, но со вкусом была подобрана мебель и прочее. Разглядывать мебель и вообще, комнаты, у Сергея не было ни времени, ни желания, тем более, он в этом не очень разбирался. Полина тоже со вкусом подбирала и мебель, и занавески, и люстры, меняя всё после ремонта в квартире.
    Сергей вышел на кухню, написал несколько слов благодарности и написал, что хочет вернуться в колонию, даже если ни в чём не виноват. Про Дину Сергей ничего писать не стал и оставив записку на столе, вышел из дома, захватив с собой снятую с себя робу, которую Ульяна неаккуратно бросила в угол террасы. Мысль уйти из этого дома, пришла в его голову спонтанно. Ему хватило того, что он подставил под удар Дину. Может, Сергей был слишком совестливый, не желая, чтобы по его вине кто-то пострадал, но он подумал, что если его схватят в доме Ульяны, то её тоже могут привлечь за укрывательство преступника.
    - Преступник - это я, значит... ничего не украл, не ограбил, не убил и просидел пять лет без вины. Это они преступники! Гады! Гореть тебе в аду, Мордвинов! - говорил со злостью Сергей, уходя, пригнувшись, вдоль заборов домов.
    Он вдруг осознал, что и Дину никогда не любил, почему именно в эту минуту Сергей подумал об этом, он не знал. Но вспоминая, как они проводили редкие ночи вместе, в комнате для свиданий, ему стало не по себе, словно он  сделал что-то недостойное. Но уважение к Дине и благодарность за всё пережитое с ней, у него была огромная. Так, наверное, бывает... от безысходности, быть может, от повседневной, ненавистной жизни в бараке и вообще, в колонии, от суровых и наглых лиц, на которые ему часто и смотреть не хотелось, от жаргона воровского, отчего часто забываешь нормальные слова... А тут Дина... Конечно, она скрасила его жизнь, чего многие, да нет, почти все в колонии, были лишены. Но сколько Сергей к себе ни прислушивался, нежных чувств к Дине он не испытывал, а чувство благодарности... но это была не любовь и он это точно знал, хотя в постели с ней, он был ласковым и нежным. По сути, они научили друг друга любви, ведь и он у неё, и она у него, были первыми. Только совесть его мучила, что он так необдуманно совершил побег, который мог навредить не только ему, а Дине тоже и он решил вернуться в колонию.
    - Пусть хоть расстрел дают! И лучше расстрел! Достало всё! Лучше смерть, чем ещё столько лет... стоп! За побег статья и прибавят срок... ну и пусть. Я уже труп... живой труп, жить не хочется. Маму только жаль, бедная, сколько ей выпало бед из-за меня... - бормотал себе под нос Сергей, уходя к чаще деревьев, через которые только сегодня шёл в обратном направлении.
    Но в какой стороне находится колония, парень не знал, спрятавшись за деревьями, он посмотрел на пыльную дорогу. Сергей понял, наверное, эта дорога и ведёт к колонии. Прятаться он не стал, да и зачем? Дорога была пустынной, правда, проезжали одинокие машины, но ведь он переоделся и никто бы не догадался, что он беглый преступник, так сказать.
    Юрий Михайлович вышел из машины, следом за ним вышел и Виктор Петрович. Они вошли в открытую калитку и пересекли двор. К хозяину подбежал пёс, виляя хвостом.
    - Маркиз? Хороший мальчик. Тебе дали поесть? Проходите, Виктор Петрович! - загораживая собой пса, сказал Юрий Михайлович.
    А когда вошли в дом, Юрий Михайлович позвал дочь по имени:
    - Ульянка? Дочка? Ты дома?
    Ответа не последовало.
    - Вы на кухню проходите, видно, вышла дочка. Сейчас вернётся, - сказал Юрий Михайлович адвокату, снимая фуражку и аккуратно положив её на спинку дивана.
    - Мне, право, неловко обременять Вас, Юрий Михайлович. Да и возвращаться домой нужно... впрочем, уже завтра, наверное. Процесс у меня послезавтра, вот думал, вместе с Павленко вернусь в Калининград, а он...не выдержал, видать... - присев на диван, произнёс Виктор Петрович.
    - Да куда он денется, без документов и денег? Найдётся. А, Ульяна? Ты где ходишь? На стол собери, у нас гость, - сказал Юрий Михайлович, увидев в дверях дочь, с сумкой в руках.
    Ульяна беспокойно огляделась.
    - Здравствуйте! А ты давно пришёл? Я не ждала тебя, пап. Думала, вечером с работы вернёшься... - ответила Ульяна, положив сумку на стол и пройдя в комнату, потом в другую...
    - Ты потеряла что-то, дочка? На стол собери, говорю, мы голодные с гостем. Сюда проходите, Виктор Петрович! - сказал Юрий Михайлович, унося сумку на кухню.
    Ульянка зашла следом за мужчинами, не понимая, куда делся Сергей.
    - А это что такое? - вдруг спросил Юрий Михайлович, бросив взгляд на стол, на котором Сергей оставил записку.
    Юрий Михайлович пробежал по ней глазами и с недоумением посмотрел на дочь.
    - Так он что, был здесь? - спросил он, махая запиской перед лицом Ульянки.
    - Пап, я тебе сейчас всё объясню, хорошо? Ты сядь, пожалуйста... да, Сергея я нашла в сарае, вернее, Маркиз его нашёл. Пёс неистово лаял и бил лапами о дверь сарая. Я зашла, а там он... я не могла его выгнать, ты же понимаешь... - Ульяна была растеряна и напугана.
    Отец был строгим, когда дело касалось его работы, но дочь свою он безмерно любил и часто потакал её сумбурным капризам. Даже машину иногда давал, покататься вечерами по пустынной дороге на окраине посёлка, зная, что дочь хорошо водит.
    - Можно? - протягивая руку, спросил Виктор Петрович.
    Юрий Михайлович отдал ему записку и строго взглянул на дочь. Та с виноватым видом пожала плечами.
    - Как же Ваши ребята посёлок обыскивали, Юрий Михайлович? И где теперь его искать? До колонии километров одиннадцать, а то и больше... машину он не остановит, за неимением денег, да и в робе он... значит, пешком пойдёт, а дорогу он знает? - рассуждал сам с собой адвокат, наконец взглянув на полковника.
    - Ребята знают мой дом, поэтому сюда и не зашли. А тебе следовало мне позвонить, дочка, - укоризненно взглянув на дочь, сказал Юрий Михайлович.
    - Пап... но он не виноват! Он никого не убивал, да и не смог бы Сергей убить. Ты его глаза видел? Такие глаза лгать не могут. И потом... он переоделся. Я ему вещи Степана дала, которые он оставил, ему они малы стали, - с какой-то нежностью и уверенностью, сказала Ульяна.
    - Поесть приготовь, нам вернуться надо. Оправдали его... защитница, тоже мне... - ласково посмотрев на дочь, сказал Юрий Михайлович.
    - Правда? Здорово! Но... как же побег? Его ведь не осудят за побег, нет? - с волнением спросила Ульяна, готовя на стол.
    - Не осудят. Побег парень совершил, уже будучи уже оправданным. Столько хлопот из-за него. Лучше бы он этого не делал, - сев за стол и приглашая сесть гостя, сказал Юрий Михайлович.
    - А ты можешь себе представить, каково невиновным в колонии сидеть? Да ещё с заядлыми преступниками, ворами и убийцами! Думаешь, ему легко там было сознавать, что он не виновен и сидеть, сидеть! Годами! - воскликнула Ульяна.
    Её переполняли чувства, радость от того, что парня оправдали, негодование за годы, которые он провёл в колонии и... кажется, её пленили его голубые глаза.
    - Так ведь суд был и ему было предъявлено обвинение. Моей вины в том нет. И хватит об этом! С утра только и разговоров, что о Павленко Сергее! - рассердившись на дочь, воскликнул Юрий Михайлович.
    - Ещё не хватало, чтобы она влюбилась в этого парня... - подумал Юрий Михайлович.
    - Твой суд часто ошибается! Забыл, как четыре года назад, у вас в колонии повесился молодой мужчина? А оказалось, его тоже оправдали и именно в день самоубийства. Нельзя так с людьми, папа! А Сергей... да по нему же видно, что убить он неспособен, - сказала Ульяна, наливая борщ отцу, а затем и Виктору Петровичу.
    - Вам бы на адвоката учиться, Ульяна, - улыбнувшись, сказал Виктор Петрович, положив в суп ложку сметаны.
    - Ну да! Тогда она всех преступников будет отпускать на волю. Моя дочь очень добрая и верит всем и каждому. Правда, обмануть её не так просто, она за версту чувствует ложь и подлость, - с любовью глядя на дочь, сказал Юрий Михайлович.
    - Глаза человека многое могут сказать, папа. У Сергея они такие... глубокие и искренние, и такие... голубые-голубые! - невольно воскликнула Ульяна, загадочно улыбнувшись.
    Но спохватившись, покраснела и отвернулась к плите.
    Сергей шёл по пыльной дороге, он ведь так и не поел. Жутко хотелось пить и от голода урчало в животе.
    - У неё на плите борщ кипел... и чего я не поел? Дурак... так есть охота! - оборачиваясь назад, где вдалеке виднелись крыши домов посёлка, произнёс Сергей.
    Ему очень хотелось вернуться назад, он присел у обочины дороги и вспомнил лицо Ульяны, её не по годам умные и прозорливые глаза, красивую фигурку, крепкие, стройные ноги, нежную кожу и очень красивые руки, хотя и были они без маникюра.
    Слева шло засеянное поле, справа - небольшой лес, откуда-то было слышно журчание воды, видимо, рядом протекала речка, вокруг слышалось пение птиц, солнце сияло над головой,  небо было чистое-чистое... Так не хотелось Сергею возвращаться в эту ненавистную колонию, где ему пришлось столько пережить.
    Но он как-то слышал от отца слова, которые запомнил на всю жизнь:
    - Главное, сын, не сломаться в жизни. Ни при каких условиях не сломаться и оставаться человеком, мужчиной, понял меня? В жизни бывают такие обстоятельства, что жить не хочется, но никогда не опускай головы, ни перед кем не склоняй её, если ты прав. Пусть весь мир тебе не верит, главное, что ты знаешь себя.
    Эти слова Сергей часто вспоминал в колонии, словно отец предвидел то, что с ним может случится такое. Больно сжалось сердце, от тоски по отцу, пришло осознание того, что он больше никогда его не увидит, не услышит его низкий, мягкий голос.
    От усталости, закрывались глаза, хотя голод подпирал. Сергей прошёл за деревья и поискав глазами, бросил на землю робу и лёг на густую траву. Закрыв глаза, парень крепко уснул.
    Юрий Михайлович и Виктор Петрович, поев, вышли во двор покурить.
    - Я ведь спокойно и уехать не смогу, не зная, что с ним и где он. Что делать? Наверное, в колонию поехать нужно, наверняка он уже там? - глубоко затягиваясь сигаретой, спросил Виктор Петрович.
    - Я на работу сегодня уже не вернусь. Сделаем так... Вы сегодня останьтесь в моём доме, гостиницы в посёлке нет, до города добираться далеко. Правда, возле колонии местные жители сдают комнаты тем, кто не смог зайти на свидание с близкими, но и до колонии добираться, сами знаете как. В общем, утром вместе и поедем в колонию. Уверен, Ваш протеже уже там, хотя... - задумчиво произнёс Юрий Михайлович, посмотрев на Виктора Петровича.
    - Что, хотя? - с тревогой спросил Виктор Петрович.
    - Его могут не пропустить через КПП. Он ведь теперь не наш житель, так сказать. Но Павленко должен получить соответствующие документы о том, что оправдан и сумму денег на дорогу домой. Я сейчас позвоню своим парням, узнаю у них, вернулся ли наш беглец, - бросая окурок в ведро, заменившее урну, сказал Юрий Михайлович, быстро возвращаясь на террасу.
    Взгляд мужчины упал на дочь. Ульяна сидела за столом, подперев подбородок кулачками и загадочно улыбалась. Она была так поглощена мыслями, что не заметила отца, который долго стоял в дверях и смотрел на дочь. Ульяна была очень  похожа на свою покойную мать, жену полковника, которую он очень любил и никак не мог смириться с тем, что её больше нет.