de omnibus dubitandum 118. 446

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.446. СОВЕТ СОЮЗА КАЗАЧЬИХ ВОЙСК, РЕЧЬ КАЛЕДИНА…
   
    После июльских событий Совет Союза Казачьих Войск не мог не втянуться в политическую борьбу. В отличие от Временного правительства в Петрограде за ним стояла вполне реальная сила – три Донских казачьих полка (1-й, 4-й и 14-й). Это вынуждало власть считаться с казаками.

    11 июля Дутов передал в правительство резолюцию Совета о поддержке телеграммы Л.Г. Корнилова о введении смертной казни. 12 июля правительство приняло соответствующее постановление, а 24 июля Корнилов был назначен Верховным главнокомандующим.

    19 июля члены Совета представились министру-председателю А.Ф. Керенскому {Вестник Союза Казачьих Войск. 1917. № 14. 01.08. С. 4}. 21 июля Дутов принял участие в совещании в Зимнем дворце по вопросу о полномочиях Керенского. В конце июля помещение Совета посетил Управляющий военным министерством Б.В. Савинков, который о чем-то долго беседовал с Дутовым, причем войсковой старшина А.Н. Греков, зашедший на некоторое время в кабинет Дутова, куда Греков имел свободный доступ, в конце беседы, услышал, что разговор касался деятельности Корнилова {Греков А.Н. Указ. соч. С. 252}. Впереди были драматические события.
   
    В этот период Дутову из Ставки пришла телеграмма: «Верховный Главнокомандующий просит Вас прибыть в Ставку 3 августа – [№] 12471» {Вестник Союза Казачьих Войск. 1917. № 15. 05.08. С. 6}.

    Однако 3 августа сам Корнилов прибыл в Петроград для доклада Временному правительству о состоянии армии и положении на фронте. Дутов был среди встречавших Корнилова на вокзале {Вестник Союза Казачьих Войск. 1917. № 15. 05.08. С. 4}.

    ...Из показаний Корнилова достоверно известно, что Дутов незадолго до московского Государственного совещания ездил в Ставку по делам Совета и встречался с ним {Дело генерала Л.Г. Корнилова. Материалы Чрезвычайной комиссии по расследованию дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л.Г. Корнилове и его соучастниках. Август 1917 г. – июнь 1918 г.: В 2 т. Т. 2. Показания и протоколы допросов свидетелей и обвиняемых. 27 августа – 6 ноября 1917 г. М., 2003. С. 202}. Биограф Корнилова М.К. Басханов, не ссылаясь на источник, также отмечает, что Дутов приезжал в Ставку в августе 1917 г. {Басханов М.К. Генерал Лавр Корнилов. Лондон, 2000. С. 417}
   

    6 августа Совет выступил с резолюцией в защиту Корнилова, в которой говорилось: «Совет Союза Казачьих Войск в экстренном заседании 6 августа, обсудив высказанные в некоторых органах печати взгляды на деятельность Верховного Главнокомандующего Генерала КОРНИЛОВА, усмотрел в этом планомерное проведение мысли о возможной смене Верховного Главнокомандующего. Причинами отставки служат, по мнению этих органов, чрезмерная требовательность и настойчивость Генерала КОРНИЛОВА в своих действиях, нежелание его считаться с выборными войсковыми организациями и непризнание им авторитета С[олдатских] и Р[абочих] Депутатов] в области реорганизации армии.

    СОВЕТ СОЮЗА КАЗАЧЬИХ ВОЙСК П О С Т А Н О В И Л : Довести до сведения Временного Правительства, Военного Министра и распубликовать в газетах во всеобщее сведение, что 1) Совет Союза Казачьих Войск совершенно не согласен со взглядами, проводимыми в последних №№ Известий С[овета] С[олдатских] и Р[абочих] Депутатов]. 2) Генерал КОРНИЛОВ не может быть смещен, как истинный народный вождь и, по мнению большинства населения, единственный Генерал, могущий возродить боевую мощь армии и вывести страну из крайне тяжелого положения. 3) Совет Союза Казачьих Войск, как представитель всего Российского Казачества, заявляет, что смена Генерала КОРНИЛОВА неизбежно внушит казачеству пагубную мысль о бесполезности дальнейших казачьих жертв, ввиду явного нежелания власти спасти Родину, честь армии и свободу народу действительными мерами. 4) Совет Союза Казачьих Войск считает нравственным долгом заявить Временному Правительству и народу, что он снимает с себя возложенную на него ответственность за поведение Казачьих Войск на фронте и в тылу при смене Генерала КОРНИЛОВА. 5) Совет Союза Казачьих Войск заявляет, ГРОМКО и ТВЕРДО, о полном и всемерном подчинении своему вождю-Герою Генералу Лавру Георгиевичу КОРНИЛОВУ {В несколько отличающейся от архивного экземпляра газетной версии резолюции после этих слов добавлено «и герою, вождю революции КЕРЕНСКОМУ» – Вестник Союза Казачьих Войск. 1917. № 16. 12.08. С. 1}. Председатель Совета Войсковой Старшина ДУТОВ» {Машинописная копия – ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 77. Л. 36—36об.}.
   
    Это заявление казачьих представителей было уже своеобразным ультиматумом Керенскому. Резолюция была передана Савинкову и быстро появилась в печати. По воспоминаниям А.Н. Грекова, 7 августа {Греков А.Н. Указ. соч. С. 253} (по датировке машинописной копии заявления Союза георгиевских кавалеров – 9 августа {ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 77. Л. 3}, по данным П.Н. Милюкова – 8 августа {Милюков П.Н. История второй русской революции. М., 2001. С. 283}) резолюция получила полную поддержку Союза офицеров и Союза георгиевских кавалеров. В любом случае резолюция Совета Союза Казачьих Войск была первой.

    В постановлении Союза георгиевских кавалеров говорилось: «Конференция Союза Георгиевских Кавалеров единогласно постановила всецело присоединиться к резолюции Совета [Союза] Казачьих Войск и твердо заявить временному Правительству (стиль документа. – А.Г.), что если оно допустит восторжествовать клевете и Генерал КОРНИЛОВ будет смещен, то Союз Георгиевских Кавалеров немедленно отдаст боевой клич всем Кавалерам в выступлении совместно с Казачеством. Подлинная за надлежащими подписями» {ГА РФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 77. Л. 3}.
   
    В эти дни Дутов написал разоблачительную статью о заигрывании Керенского с большевизированными Советами, однако вечером 9 августа в редакцию «Вольности» проникли несколько человек в штатском (по свидетельству очевидца, это были латыши {Греков А.Н. Указ. соч. С. 253}) и, угрожая главному редактору, разбросали набор. Редактором являлся известный журналист А.В. Амфитеатров, который после этого случая стал бояться пропускать в печать статьи оппозиционного характера. Вскоре он был уволен (по иным причинам – как первоклассный редактор он был слишком дорог для Совета {Амфитеатров-Кадашев В.А. Страницы из дневника / Публ. С.В. Шумихина //Минувшее: Исторический альманах. М. – СПб., 1996. С. 490}), а редакция стала коллективной. В ее состав вошли только члены Совета: А.И. Дутов, Г.Д. Ткачев, Б.Д. Самсонов, П.П. Калмыков и В.С. Филатов (кооптирован в Совет).
   
    К середине августа эпицентр политической жизни переместился в Москву. 8 августа здесь прошло собрание общественных деятелей, на котором присутствовала делегация Совета.

    На Государственном совещании, которое должно было открыться несколько позже, Совету было предоставлено десять мест, а поскольку многие его члены участвовали в работе совещания как представители своих Войск, получилось, что в работе совещания принимали участие практически все, кто состоял в Совете. 11 августа делегация выехала из Петрограда, а 12-го утром уже была в Москве.

    Казачьи делегаты поселились вместе в круглом угловом зале Московского дворянского собрания. А.М. Каледин жил на частной квартире. Казачьи представители провели собственное совещание под председательством Каледина. Товарищами (помощниками) председателя казачьей фракции были Дутов и М.А. Караулов. На первом заседании было образовано две комиссии: по общим вопросам (председатель – Караулов) и по военным вопросам (председатель – Дутов).

    Как вспоминал впоследствии Ф.А. Щербина, участвовавший на совещании в составе кубанской делегации: «Я в первый раз видел Каледина… во многом я единомышленник с этим обаятельным генералом-казаком. Весь ход участия в съезде нас, казаков, укрепил меня как в этом частном, так и в общем убеждении в том, что могут же сходиться и объединяться между собою не только казаки из профессионально-интеллигентной среды, но и казаки из среды предержащей власти.

    В этом убеждала меня и совместная работа с другим представителем предержащих властей – с оренбургским казаком А.И. Дутовым… я имел полную возможность ознакомиться и оценить казачью идеологию, как в суждениях всех вообще представителей казачества на общих собраниях, так и ближе воззрения А.И. Дутова и отчасти А.М. Каледина, так как после почти бессонной ночи он успел познакомиться с нашею с Дутовым сводкою и внести свою долю поправок в нее. Об этом, да и вообще о взаимоотношениях казаков в той обстановке остались у меня светлые воспоминания. Наши заседания и принятие казачьей декларации прошли оживленно и дружно» {Казачество. Мысли современников о прошлом, настоящем и будущем казачества. Париж, 1928. С. 375}.
   
    В ходе работы выявилось единство взглядов казаков по основным вопросам, к 13 августа была выработана общая резолюция, ее сводку и окончательную редакцию осуществили Дутов и Ф.А. Щербина, на следующий день она была зачитана от имени всего казачества Калединым. Резолюция была довольно резкой, и казаки боялись, что Каледин может от этого пострадать, поэтому решили, что зачитывать должен кто-то другой. Узнав об их опасениях, Каледин решительно вызвался сам озвучить документ, более того, он усилил пункт об ограничении прав комитетов требованием их отмены {Мельников Н.М. Алексей Максимович Каледин. Личность и деятельность (Воспоминания) // Донская летопись: Сборник материалов по новейшей истории Донского Казачества со времени Русской революции 1917 года. Б. м. 1923. № 1. С. 24}.

    Совещание открылось в Большом театре 11 августа в 16.00 речью Керенского и длилось до 23 часов. 14 августа в 11 часов казаки поехали к Брестскому вокзалу встречать Корнилова. В почетном карауле стояли казаки двух оренбургских сотен.

    Речь Каледина, выступившего в тот же день, должна была, по его замыслу, быть правее речи Корнилова, чтобы власти согласились с корниловской программой. По свидетельству очевидцев, речь Каледина была наиболее ярким моментом совещания.

    Каледин сказал: „Выслушав сообщение временного правительства о тяжком положении Русского государства, казачество в лице представителей всех 12-ти Казачьих Войск: Донского, Кубанского, Терского, Оренбургского, Яицкого, Астраханского, Сибирского, Амурского, Забайкальского, Семиреченского, Енисейского и Уссурийского, стоящее на общенациональной государственной точке зрения, с глубокой скорбью отмечая ныне существующий в нашей внутренней государственной политике пе­ревес частных классовых и партийных интересов над общими, приветствует решимость временного правительства освободиться нако­нец в деле государственного управления и строительства от давления партийных и классовых организаций, вместе с другими причинами приведшего страну на край гибели.
(Аплодисменты справа).

    Казачество, не знавшее крепостного права, искони свободное и независимое, пользовавшееся и раньше широким самоуправлением, всегда осуществлявшее в среде своей равенство и братство, не опьянело от свободы. Получив ее вновь, вернув то, что было отнято царями, казачество, крепкое здравым смыслом своим, проникнутое здоровым государственным началом, спокойно, с достоинством приняло свободу и сразу воплотило ее в жизнь, создавая в первые же дни револю­ции демократически избранные Войсковые правительства и сочетав свободу с порядком».

    Каледин выдерживает небольшую паузу и затем, подчеркивая каждое слово, говорит:

    „Казачество с гордостью заявляет, что полки его не зна­ли дезертиров (бурные аплодисменты справа и в части центра), что они сохранили свой крепкий строй и в этом крепком свободном строе защищают многострадальную отчизну и свободу.

(Аплодисменты).

    Служа верой и правдой новому строю, кровью своей запечатлев преданность порядку, спасению родины и армии, с полным презрением отбрасывая провока­ционные наветы, обвинения в реакции и контрреволюции, казачество заявляет, что в минуты смертельной опасности для родины, когда многие войсковые части, покрыв себя позором, забыли о России, оно не сойдет со своего исто­рического пути служения родине с оружием в руках на по­лях битвы и внутри в борьбе с изменой и предательством.

(Шумные аплодисменты).

    Вместе с тем, казачество отмечает, что обвинение в контрреволюционности было брошено именно после того… (генерал Каледин оборачивается к левой сто­роне и, смотря в упор на Н.С. Чхеидзе, И.Г. Церетели и других вождей демо­кратии, продолжает), как казачьи полки, спасая революционное правительство, по призыву министров-социалистов 3-го июля вышли ре­шительно как всегда, с оружием в руках для защиты госу­дарства от анархии и правительства.

(Аплодисменты на всех скамьях).   

    Понимая революционность не в смысле братания с врагами, не в смысле самовольного оставления назначенных постов, неисполнения приказов, предъявления к правительству невыполнимых требований, преступного расхищения народного богатства, не в смысле полной необеспеченности личности и имущества граждан, грубого нарушения свободы слова, печати и собраний, казачество отбра­сывает упреки в контрреволюционности.

    Казачество не знает ни трусов, ни измены и стремится установить действительные гарантии свободы и порядка. С глубокой скорбью отмечая общее расстройство народного организма, расстройство в тылу и на фронте, развал дисциплины в войсках и отсутствие власти на местах, преступное разжигание вражды между классами, попустительства в деле расхищения государственной власти безответственным организациям как в центре, так и на местах, отмечая центробежное стремление групп и нацио­нальностей, грозное падение производительности труда, потрясение финансов, промышленности и транспорта, казачество призывает все живые силы страны к объединению, труду и самоотвержению во имя спасения родины и укрепле­ния демократического республиканского строя.

(Бурные аплодисменты на всех скамьях).

    В глубоком убеждении, что в дни смертельной опасности для существования родины все должно быть принесено в жертву, казачество полагает, что сохра­нение родины, прежде всего, требует доведения войны до победного конца в полном единении с нашими союзниками. (Бурные аплодисменты в центре и справа. Демонстративно аплодирует Е.К. Брешко-Брешковская). Этому основному условию следует подчинить всю жизнь страны, а следовательно и всю деятельность временного правительства. Только при этом условии правительство встретит полную поддержку казачества. Пораженцам не должно быть места в правительстве. «Бурные аплодисменты справа. Шиканье слева. Все взоры устремлены на Чернова, низко склонившегося над столом).

    Для спасения родины мы намечаем следующие главнейшие меры:

    Армия должна быть вне политики. Полное запрещение митингов и собра­ний с их партийными борьбой и распрями.

    Все советы и комитеты должны быть упразднены (силь­ное движение на левой стороне. Возгласы: „это контр-революция“) как в армии, так и в тылу, кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных, при строгом ограничении их прав и обязанностей областью хозяйственных распорядков.

(Кара­улов с места: „Совершенно правильно»).

    Декларация прав солдата должна быть пересмотрена и дополнена деклара­цией его обязанностей.

(Аплодисменты справа. Возгласы возмущения слева).

    Дисциплина в армии должна быть поднята и укреплена самыми решитель­ными мерами. Тыл и фронт — единое целое, обеспечивающее боеспособность армии, и все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть приме­нены и в тылу. Дисциплинарные права начальствующих лиц должны быть восстановлены.

(Аплодисменты справа).

    Вождям армии должна быть восстановлена полная мощь.
В грозный час тяжких испытаний на фронте и полного развала от внут­ренней политической и экономической разрухи страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках лиц, не связанных узко-партийными группо­выми программами (бурные аплодисменты справа), свободных от необходимости после каждого шага оглядывать­ся на всевозможные комитеты и советы (сильное движе­ние на левых, бурные аплодисменты справа) и отдающих себе ясный отчет в том, что источником суверенной государственной власти является воля всего народа, а не только отдельных групп и партий.

    Власть должна быть едина в центре и на местах. Расхищению го­сударственной власти центральными и местными комитетами и советами должен быть немедленно и резко поставлен предел. (Бурные аплодисменты на левой. Слыш­ны возгласы: „Долой. „Контрреволюционер. Шумные аплодисменты справа). Россия должна быть единой. Всяким сепаратным стремлениям должен быть поставлен предел в самом зародыше.
В области государственного хозяйства необходимо: а) строжайшая эконо­мия во всех областях государственной жизни, планомерно, строго и неумолимо проведенная до конца: безотлагательно привести в соответствие цены на предметы сельско-хозяйственной и фабрично-заводской промышленности; б) безотлагательно ввести заработные платы и прибыли предпринимателя; в) немедленно приступить к разработке и проведению в жизнь закона о трудовой повинности; г) принять самые строгие и действительные меры к прекращению подрыва производи­тельности сельско-хозяйственной промышленности, чрезвычайно страдающей от самочинных действий отдельных лиц и всевозможных комитетов, нарушающих твердый порядок в землепользовании и в арендных пользованиях.

    В заключение мы не можем не остановиться перед предстоящими государству величайшими событиями, на которые весь русский народ смотрит как на свою конеч­ную надежду получить для нашей многострадальной родины прочные твердые основы новой государственной жизни. Мы говорим об Учредительном собрании. Мы требуем, чтобы во всей подготовительной обстановке в течение самых выборов в Учреди­тельное собрание временное правительство приняло все меры, обеспечивающие правильность и закономерность выборов на всем пространстве земли Русской.

    Мы полагаем, что местом созыва Учредительно­го собрания должна быть Москва как по своему историческому значению и центральному положе­нию. так и в интересах спокойной и планомерной работы Учредительного собрания.

    Мы обращаемся, наконец к временному правительству с призывом, чтобы в тяжкой борьбе, ведущейся Россией за свое существование, правительство исполь­зовало весь народ государства России в эти тяжкие дни — все, что может дать наша родина по части энергии, знания, опыта, таланта, честности, любви и преданно­сти интересам отечества.

    Время слов прошло. Терпение народа истощается,— нужно делать великое дело спасения родины {Государственное совещание: Стенографический отчет / С предисл. Я.А. Яковлева. М.—Л., 1930. С. 74. Из цитаты исключены выкрики с мест и комментарии. – А.Г.}

    Помимо этого, программа Каледина, а следовательно, и Дутова предполагала: неучастие армии в политической деятельности; упразднение всех Советов и комитетов в армии и в тылу, кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных; ограничение их компетенции хозяйственными вопросами; пересмотр Декларации прав солдата и дополнение ее Декларацией его обязанностей; решительные меры по укреплению дисциплины в армии; единство фронта и тыла; восстановление дисциплинарных прав начальствующих лиц; установление твердой внепартийной власти; жесткое подавление сепаратизма; введение трудовой повинности; обеспечение законности при выборах в Учредительное собрание. Речь Каледина, по мнению Ленина (Ульянова), – «это самое существенное политическое заявление, сделанное на Московском совещании» {Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5. Т. 34. Июль – октябрь 1917. М.,
1981. С. 127}. Что может быть убедительнее такого признания, сделанного прямым врагом!

    На следующий день, 15 августа, в противовес Каледину от ВЦИКа Советов рабочих и солдатских депутатов выступил есаул 7-го Оренбургского казачьего полка А.Г. Нагаев, называвший себя «выразителем интересов трудового революционного казачества» {Государственное совещание. С. 367}.

    Речь Нагаева была в первую очередь направлена против Совета Союза Казачьих Войск, давним противником которого он являлся. Он утверждал, что Совет непредставителен, не выражает интересов трудового казачества (термин, изобретенный тогда же с целью расколоть казачество), что фронтовое казачество в нем представлено слабо, ряд частей не доверяет Совету, а требование роспуска всех Советов недопустимо без проведения Всероссийского казачьего съезда {Государственное совещание. С. 290}.

    Тогда же произошел скандальный эпизод с Генерального штаба полковником К.В. Сахаровым, который во время выступления Нагаева выкрикнул «Германские марки!» {Государственное совещание. С. 289}, а по другой, более привлекательной версии, спросил, сколько стоит германская марка в переводе на рубли {Греков А.Н. Указ. соч. С. 259–260}.

    После этого Керенский потребовал оратора назвать себя, но, не расслышав ответ Сахарова из-за шума, сказал (так, как ему хотелось бы считать): «Есаул Нагаев и все присутствующие здесь русские люди совершенно удовлетворены молчанием труса» {Государственное совещание. С. 289}.

    После еще нескольких выкриков Нагаев продолжил свое выступление. В перерыве к Керенскому улаживать скандал с участием своего родственника бросился Дутов. Он совместно с другими присутствовавшими просил Керенского взять свои слова назад, что тот и сделал, после перерыва. Сахаров с места сказал, что готов дать удовлетворение Нагаеву, что означало дуэль. Но после некоторых пререканий инцидент был исчерпан. 16 августа члены Совета выехали в Петроград.