Глава 11. Забайкалье

                Глава 11. Забайкалье.

Об озере Байкал слышал, наверно, хотя бы раз каждый более менее образованный человек - ведь это, как-никак, самый крупный пресный водоем в мире. Он относится к озерам, но назвать великий Байкал просто озером - это все равно, что назвать сантехником президента. Ни одна картина или фотография не сможет в полной мере передать его красоту. Да и словами описать это довольно сложно. Чтобы понять, что такое Байкал, его надо увидеть. Мне повезет увидеть его дважды - с земли и с воздуха, но тогда я еще, конечно, об этом не знала. Озеро Байкал покоится в разломе массивных гор, сверкающих льдом на отдаленных вершинах. Именно покоится - точнее слова тут не придумать. Спустившись вниз по извилистой дороге, я попала в окружение маленьких частных домиков, сиротливо приткнувшихся на крутом берегу. Везде вокруг байкала - деревни. И это очень хорошо, ведь было бы кощунством загромождать это райское место шумом и расчетливостью, присущими большим городам. Будет излишне упоминать о том, что я не видела другого берега озера, ведь Байкал - бескрайний.
           Через прибрежные деревушки меня в основном провезли местные жители на легковых машинах. А вот, поднявшись наверх, на горы с другой стороны Байкала, я поймала около заправки фуру. За ней следовала еще одна. Водители - напарники, как Вадим и Саша. Попутчик мой носил красивое имя Вениамин. Они, как и я,  ехали уже примерно неделю, перевозя груз в Читу из Чебоксаров. С телефона Вени я позвонила Андрею. Он просил позвонить из Иркутска, но там мне итак хватило внутренней борьбы, вызванной игрушечным тюленем. Я была уверена, что если услышу еще раз его голос, не выдержу и поверну обратно. Конечно, Андрею я не сказала об этом, сославшись на то, что мне просто в Иркутске никто не дал позвонить, поэтому я так припозднилась. Мы проговорили бы долго, если бы я не попрощалась, сказав что мне неудобно столько времени занимать чужой телефон. Он попросил в следующий раз позвонить из Улан-Удэ, но я понимала, что буду проезжать его ночью, и мы договорились на Чите. Положила трубку я с твердой уверенностью, что не позвоню ему больше.
          Живя в детских приютах, где нельзя было проявлять свою слабость, я обрела один странный и ценный навык - плакать одним глазом, тем, со стороны которого никто не увидит моих слез. И здесь, в машине Вени, мне это помогло. После разговора с Андреем я четко поняла, что иду против ветра. И если поначалу это казалось крутым, рисковым и привлекательным в своей неформальности занятием, то сейчас мне вдруг стало страшно. Я поняла, что ветер вот-вот собьет меня с ног. И в очередной раз, пусть не в тему, я хочу сказать спасибо этому человеку. Спасибо за то, что он помог мне навести порядок в голове.
     Наступила ночь. Веня рассказал мне что мы проезжаем республику Бурятия, и я увидела вдалеке ее столицу - город Улан-Удэ. Мне так и не удалось побывать там, и это особенно обидно, учитывая то, что, по словам Вени, делать там нечего - не город, а просто большая деревня. Как показывает практика, именно так люди обычно отзываются о самых интересных местах. На ночь мы остановились на стоянке. Я, конечно, хотела ехать дальше, но Веня посоветовал мне переночевать в машине. И был повод прислушаться к его словам. “Ты хоть понимаешь, где мы? В Бурятии. Буряты - очень алчный и хитрый народ. Я сам их побаиваюсь. Между прочим, в переводе с монгольского, бурят - означает предатель” - так он говорил, и смог меня убедить. Конечно, трудно представить, откуда Веня из Чебоксаров так хорошо знает монгольский. Хотя, всякое бывает. Может, он специально интересовался этим вопросом. В итоге я забралась на верхнюю спалку и задремала.
      А утром нашла в боку неизвестно где подцепленого клеща. Находка меня расстроила. Неужели опять все пойдет наперекосяк?! Если я пойду к врачу, там попросят предъявить документы и сдадут меня в полицию. Но если не пойду, клещ может оказаться энцефалитным, и я от него просто сдохну. Не зная, что делать, я обратилась к Вене, когда он вернулся из киоска с едой.
- Веня, что делают с клещами?
- Извлекают и сдают на анализы. А у тебя что, клещ?
- Да, ночью в бок вцепился, зараза. А может и раньше, но я его только сейчас заметила.
- Можно его достать, но тут поблизости даже нет ни одной больницы.
- И хорошо - мне не надо в больницу. А достать его не получается, я уже пробовала.
- Ты просто не умеешь. Его надо не дергать, а выкручивать, и сначала лучше смазать маслом. У меня сестра - медик, я знаю. Показывай своего клеща.
     Достав из ящика подсолнечное масло, Веня буквально за минуту с ним разделался. Правда, когда он его вертел, было немного больно, да и в банку не посадил, чтобы на анализы отвезти - просто выкинул в окошко, но его действия тогда показались мне верхом медицинской премудрости.
      Весь следующий день мы ехали вместе. Горный пейзаж вокруг сменился безжизненными степями. Запомнила я из этой поездки только одно - старый пятиэтажный дом без стекол в окнах, одиноко стоящий прямо посреди степи вдали от больших городов. Долго я думала о том, кто и зачем построил и бросил его там. Спросила у Вени, но и он смог сказать лишь, что с тех пор, как он начал сюда ездить, дом всегда был на этом месте. В районе шести вечера я попрощалась с Веней на стоянке перед Читой и на легковых машинах стала пробираться дальше по объездной дороге. Ехать в сам город мне не хотелось. Может, потому что оттуда надо было звонить Андрею, а может потому, что интуиция подсказывала, что в Чите меня не ждет ничего хорошего. Помню, как я долго голосовала на дороге в Хабаровск, куда меня вывезли трое парней. Не помню, как звали остальных, но один точно был Егор.
     Нельзя сказать, что никто не ехал. Частенько для такого времени суток появлялись фуры, но все они почему-то предательски проносились мимо. И я замерзла. Пожалела о куртке, оставленной в Красноярске. Почему-то не вспомнила про таблетки горючего, которые лежали в рюкзаке, ведь можно было развести костер и согреться. Но вместо этого я стала молиться. У дороги в том месте стоял поклонный крест. А ночи в мае холодные даже в Северной Европе, не говоря уже о Забайкальском крае. Я второй раз в жизни приняла решение голосовать в обе стороны (первый раз был во время поездки в Добрости и все из-за того же холода). В итоге меня подобрали те же самые парни и привезли в Читу. Егор сказал, что у него есть родственник - дальнобойщик, который завтра утром поедет в Хабаровск и даже позвонил ему при мне. Договорились, что в семь утра он подберет меня на выезде из города.
     Все. Меня ожидала беспечная и мирная дорога на ближайшие две тысячи километров. Оставалось только переждать ночь. Парни высадили меня у универмага “Царский”, там я купила мороженное за тринадцать рублей. “Все равно уже мерзнуть сильнее некуда, - подумала я, - а так хоть себя порадую”. Да, я люблю совершать странные поступки. Мне кажется, если бы я была бандитом, то любой Шерлок Холмс сломал бы мозги со своей дедукцией, выясняя, почему я сделала так, а не иначе - самой то мне не всегда удается найти ответ на этот вопрос. Выйдя из универмага на улицу, я стала скрываться от холода на заправке, но оттуда из-за карантина меня вскоре выгнали. Я успела купить баночку кофе. Да, именно жестяную баночку, так как обычного кофе на этой заправке не было, а мороженое хотелось чем-то запить, да и согреться. Может, краем моего разочарования стала именно эта банка кофе, последней каплей в чаше терпения. Потому что от него несло спиртом, и он быстро остыл. Был ли это кофе вообще, или продавщица мне сорвала?
     Я стала ловить попутку, выбросив наполовину пустую жестянку, и меня довольно быстро для города подобрал какой-то дедушка. Сперва я подумала, что это таксист, но оказалось, что он просто ехал по своим делам. “Куда тебе?” - этот вопрос поставил меня в тупик. Я ответила, что точно не знаю, поэтому нам по пути. Мы долго кружили по городу, в итоге он высадил меня рядом с железнодорожным вокзалом. В отличие от курского, этот вокзал меня не привлекал, как и весь город. Я вообще туда зашла только потому, что было холодно. В зале ожидания дежурила полиция. Чтобы не вызывать подозрений, я уточнила в кассе, когда будет поезд на Хабаровск, даже спросила цену билета, и присела на скамейку, строя из себя примерную пассажирку. Сначала полицейские подошли ко мне сами с просьбой надеть маску. Масок у меня было много - Ксюша из Усолья Сибирского их шила и дала мне пять штук с собой в дорогу.
     Я сидела и мечтала быть тем, кем сейчас пытаюсь показаться - нормальным человеком, ожидающим поезд. Поезд, который привезет меня не в неизвестный холодный Хабаровск, а домой, туда, где меня любят и ждут - в место, которого никогда не существовало. И вдруг я решила, что покупкой мороженого мои странности этой ночью не должны ограничиться. Мое сердце хотело домой, а разум кричал - беги дальше - нельзя, проделав такой значительный путь, бросать его на середине. И не сумев выбрать между сердцем и разумом, я предоставила этот выбор случаю. Подошла к полицейским, спросив, как пройти на автовокзал. Мне сказали, что он закрыт. И тут события могли бы развиваться по разному. Либо они мне просто покажут дорогу, и я сделаю вид, будто ухожу, а потом поеду дальше в Хабаровск. Либо же спросят мои документы. И они спросили.
     Сердце возрадовалось и решило твердо держаться тропинки, проложенной случаем. Поеду домой. Чтобы точно их заинтересовать, я сказала, что никаких документов у меня при себе нет. Эти слова носили еще и вторую цель - впоследствии на допросе в отделении я сказала, что забыла паспорт в куртке в Красноярске, в надежде на то, что когда меня повезут в Новгород, мы заедем туда за ним. “Просто надо забрать куртку,” - пыталась думать я, но не смогла себя обмануть. Сердце знало, что в Красноярск мне хочется вернуться, в первую очередь, чтобы увидеть его. Помню, как в отделении тетка-милиционер позвонила моей маме. В Чите то шел четвертый час ночи, а в Новгороде было еще только девять вечера.   
Здравствуйте, Юлия Михайловна. Вам звонят из полиции Забайкальского края. Мы нашли вашу дочь.
Где?
На вокзале, в Чите.
Что?! В Чите? А где это?
Ну, как бы вам объяснить… Это рядом с китайской границей.
А как она там оказалась?
Это вам лучше у нее спросить. Саша, хочешь поговорить с мамой? 
     Я взяла трубку. Не смогу сейчас точно пересказать наш диалог, но надо отдать должное тому, как держалась моя мама. Она вроде даже шутила, не смотря на то, что пребывала в шоке. Особенно ее позабавила моя фраза про то, что я не туда свернула под Воронежем, и поэтому попала вместо Черного моря в Читу.
     Дальше не было ничего интересного. Меня ночью на бобике отвезли в какой-то детдом. Там меня встретила дежурная воспитательница-бурятка. Увидев ее я почему-то сразу вспомнила, что бурят в переводе с монгольского означает предатель. У меня отобрали все вещи, отправили мыться и переодели в казенное, а затем заперли в изолятор. В изоляторе первые дни было скучно, а в понедельник пришла заведующая детдомом, точнее социально-реабилитационным центром для несовершеннолетних, если говорить правильно. Потом приходил какой-то полицейский, чтобы я подписала протокол о нарушении карантина. Меня осмотрела врач, и узнав что у меня был клещ, стала таскать по всяким больницам. Мы всю Читу объехали, но не нашли нигде противоэнцефалитной сыворотки, поэтому меня решили для профилактики просто напичкать антибиотиками. Вот тогда я поблагодарила клеща - если бы не он, такую “экскурсию” по городу мне бы, конечно, не провели.
     А в изоляторе сидеть было скучно. Правда, потом привезли еще двух девочек пяти и одиннадцати лет, но от них было больше суматохи, чем толка. На третий день заведующая дала мне свой телефон, чтобы позвонить Андрею.
Привет, я в Чите, - сказала я ему.
Как доехала?
Без пробок. Ментовскую машину все пропускают, а тем более ночью.
Тебя поймали?!
Нет. Я пришла к ним сама.
Почему?!
Потому что устала.
     И больше я не стала ничего объяснять, а ночью выкинула в окно его одуванчик, поняв, что мы никогда больше не увидимся. А если увидимся, то я точно не уйду в монастырь. И снова упрямство разума в жестокой борьбе схватилось внутри меня с зовом сердца. Когда сказали, что мне будут делать временные документы для транспортировки в Новгород, я поняла, что в Красноярск уже точно не попаду, даже за паспортом и перестала звонить Андрею. Моя унылое существование в четырех стенах изолятора скрашивали только книги и редкие смены Анатолия Юрьевича. Он был самым молодым воспитателем, может от силы двадцать пять ему было. То есть, почти как Андрей и весь мой круг общения. Пока мелкие бесились, мы с ним беседовали на разные темы. Как же я обрадовалась потом, когда узнала, что именно он повезет меня в Новгород! Спустя две недели, положенные нормами карантина, меня перевели в общее приемное отделение, которое было по сути тем же изолятором, только не на три, а на пятнадцать человек, с более строгими воспитателями и графиком дежурства.
     В приемном отделении я просидела до семнадцатого июня, и дни это были ой-какие печальные. А все дело в том, что одна девчонка невзлюбила меня всей душой и настроила всех ребят против меня. Когда тебя гнобят люди, с которыми ты спишь и ешь в одних стенах, это очень мерзко. Правда, одна девочка, Марина, со мной нормально общалась, но скрывала это от “лидерши”. Я чувствовала себя как в тюрьме. Да и порядки там были похожие. Может быть потому, что Чита со всех сторон окружена тюрьмами, почти все дети имели сидящих или отсидевших родственников и четко знали, что значит “жить по понятиям”. Воспитатели, как ни странно, придерживались тех же устоев. Представляете, каково было оказаться в такой среде мне - человеку, родившемуся и выросшему в двухстах километрах от культурной столицы России!
      Но закончилось все хорошо. Руководствуясь каким-то ей одной известным мотивом, девочка, ненавидевшая меня больше всех, за день до моего отъезда сама подошла ко мне и извинилась, сказав, что это была просто проверка, а теперь она поняла, что я - девчонка нормальная. Бойкот был мгновенно отменен, и из Читы я уезжала со спокойной душой. Пожалуй, был только один неудачный момент. Оказалось, что при передаче ребенка из одного учреждения в другое необходимо описывать все его вещи вплоть до последнего носка. Естественно, мой рюкзак, весь этот месяц пролежавший на складе, растряхнули и нашли в нем паспорт. Вызвали директора детдома, меня порядком отчитали, а затем пожелали счастливого пути с надеждой, что в Читу меня больше не занесет, как минимум до совершеннолетия.
     Ранним утром, когда все дети еще спали, за мной приехал Анатолий Юрьевич со своим братом и увез на такси в аэропорт. Я чувствовала себя львом, которого выпустили на волю спустя пять лет жизни в зоопарке. Не знаю, доводилось ли вам, читатель, бывать в таких ситуациях, но поверьте мне наслово - после того как ты месяц сидишь в четырех стенах, поездка куда-либо, пусть даже и в соседний район, равна кругосветному путешествию. Все шло прекрасно, только вот на предполетном досмотре меня отказались пускать в самолет с ножиком. Было жаль расставаться с вещью, которая приносила мне спокойствие в стольких трудных ситуациях, но никуда не денешься. Чтобы драгоценный нож не пропал, я оставила его брату Анатолия Юрьевича как подарок их семье за теплое отношение ко мне и сувенир с Новгородских земель.
     Когда мы зашли в самолет, место у окна уже было занято каким-то студентом, так что я разместилась с краю, а Анатолий Юрьевич занял среднее сидение. По дороге я, помню, учила его вязать морские узлы на каком-то шнурке. Мы прилетели в Новосибирск в то же время, что вылетели из Читы - удивительный трюк с часовыми поясами. До самолета в Санкт-Петербург было еще четыре часа. В аэропорту от нечего делать мы стали играть в города. Но я забыла, что Анатолий Юрьевич по образованию учитель географии. Даже несмотря на то, что я подглядывала названия городов в футбольной трансляции на висящем в кафе телеэкране, он выиграл. Во втором самолете, к моей радости, место попалось у окна, так что я могла внимательно наблюдать и взлет и посадку. Так как мой отец - иностранец, летать на самолетах мне приходится несколько раз в год, но вид городов, тающих внизу при взлете и постепенно возникающих из тумана при посадке всегда будет меня завораживать - привыкнуть к этому невозможно.
     Еще до взлета мы стали есть бананы - почему-то руководство детдома решило снабдить нас на дорогу именно этими фруктами в качестве сухого пайка. А так как бананы пролежали на жаре уже полдня, их надо было срочно уничтожать - иначе испортятся. Забавный это был момент. Вот представьте себе: огромный самолет постепенно заполняется пассажирами, все думают, как распихать сумки, не перепутать места и тому подобное, под самолетом суетятся инженеры, координаторы, заправщики, производя последние приготовления, пилоты в кабине наверняка проверяют все системы, изучают прогноз погоды и прокладывают маршрут. И посреди всей этой суеты мы с Анатолием Юрьевичем как ни в чем не бывало сидим и уплетаем бананы, один за другим, с таким энтузиазмом, будто нас не кормили месяц!
     И вот, наконец, вечером семнадцатого июня, мы прилетели в город на Неве. Оказалось, что у Анатолия Юрьевича там живет сестра. И неизвестно, сколько бы они еще не встретились, живя на разных концах России, если б я тогда вышла из машины в Воронеже. Удивительно переплетаются все же человеческие судьбы! В аэропорту меня уже встречала социальный педагог из новгородского детдома. Там я навсегда попрощалась с Анатолием Юрьевичем, с дальними путешествиями и глупыми мечтами. Я понимала, что все закончилось. Закончилось не так, как должно было. Около шести часов вечера, как раз к ужину, меня привезли в новгородский детдом. Так как разница во времени у Читы и Великого Новгорода - шесть часов, это была уже полночь по моим внутренним часам. А разбудили меня в пять утра. В десять вечера я легла спать - так и закончился самый длинный день в моей жизни. Мне оставалось прожить каких-то четыре с половиной месяца, а потом уйти в монастырь, чтобы навсегда забыть себя и оставить за древними монастырскими  стенами все свои чувства, воспоминания, трагедии и взлеты. Если бы я знала, что через каких-то три дня этим мыслям больше не будет места в моей голове...