И не введи нас во искушение

******
     Ирка была дурочка… Ну то есть не в бытовом, обычном смысле, когда так иногда называют чересчур наивных и недалёких девочек, а в самом, что ни на есть, документально подтверждённом. То есть имелся вполне официальный, неоднократно подтверждённый медицинский диагноз. Чего-то там замысловато-длинное, звучащее довольно обидно, правда, в лёгкой степени. Эта заключительная формулировка как-то обнадёживала и даже вроде бы позволяла надеяться на какой-то благоприятный исход в будущем, хотя прямо скажем, оснований для этого не было совершенно никаких.
     Тем не менее, Ирка обслуживала себя полностью самостоятельно и даже училась в школе. Правда, в коррекционной.
     Ей было четырнадцать, согласно дате рождения, но в интеллектуальном смысле, максимум пять с половиной. Хотя выглядела внешне и анатомически развита она была на все восемнадцать. Вот такое вот физическое, психическое и умственное несоответствие. Может, кому другому это бы и доставляло некоторые неудобства, но только не Иришке. Глядя на неё, казалось, что эта девочка пребывает в состоянии хронического блаженства и полнейшего согласия с самой собой и окружающим миром. Полное непротивление чему и кому бы то ни было и абсолютное принятие всего того, что преподносила ей жизнь, являлись, пожалуй, основными или ведущими чертами, как говорят психологи, её солнечного характера.
     При взгляде на её круглолицее, румяное лицо в любой момент времени бросалась в глаза радостная, немного застенчивая улыбка и открытый взгляд круглых, словно всегда удивлённых голубых глаз, обрамлённых пушистыми, белесыми ресницами. Любое живое существо в своей жизни, Ириша встречала с такой искренней радостью и опережающей доброжелательностью, с такой откровенной готовностью служить ему всем, чем только можно, что обезоруживала этим даже своих потенциальных обидчиков. Тем более что обижаться Ирка попросту не умела. И совершенно не понимала что это такое. И если бы даже кому-то удалось объяснить ей значение данного явления, то она очень бы удивилась, узнав, что некоторые люди тратят на это так много времени, которое можно было бы провести с куда большей пользой.
     Вообще, Ирка, со своей девственно чистой душой и незамутнённым сознанием, напоминала жертвенного агнца, который если и догадывается о своей печальной участи, нисколько не грустит об этом. Как-то так получалось, что всевозможная пакость и мерзость жизни, которой немало было, как в родной семье, так и в её вспомогательной школе, не только к ней не прилипала, но даже будто отторгалась и отскакивала.
     Так, например, отборный мат, особый, повседневный язык, на котором преимущественно разговаривали её родители, пролетал, не касаясь, мимо Иркиных ушей, никоим образом не выводя её из состояния благостного умиротворения и доброжелательности. Или был случай, когда позарившись на её соблазнительные формы, Ирку зажал в коридоре и быстро облапил жадными руками, местный хулиган и красавец Вовка Васильев. Ирка не произнесла ни звука. Она всё так же улыбалась, глядя на него чистыми и светлыми, будто промытыми глазами и хлопала белесыми ресницами. Только её щёки превратились из нежно-розовых, в ярко-малиновые. Она пригладила пушистые, кипенно белые волосы и произнесла:
- А у меня собака есть… Чижик зовут… Он умеет лапу давать, и… - Ирка задумалась, так как умением давать лапу, достижения Чижика, собственно, и заканчивались. Она напряглась, покраснела ещё больше и выпалила:
- И лаять! - Ирка счастливо рассмеялась, радуясь своей находчивости, а также отдавая должное способностям Чижика.
- Дура! - сердито отозвался педагогически сильно запущенный Вовка, с весьма неутешительным диагнозом, касающимся его как поведенческой, так и когнитивной сферы. А затем, брезгливо морща губы, с чувством и небольшим дополнением, повторил:
- Дура белобрысая! - и быстро пошёл прочь, не имея возможности увидеть, с какой материнской нежностью и вселенским состраданием смотрит ему вслед, тихо улыбаясь, белокурая, с алым румянцем во всю щёку Ирка.
     Больше всего на свете Ириша любила животных, особенно свою собаку Чижика и Григория Валентиновича - ветеринара, который однажды вылечил Чижика от ужасной болезни, от которой бедный пёс едва не умер. С тех самых пор, Ириша считала Григория Валентиновича неким сверхчеловеком, которому легко и охотно приписывала самые выдающиеся качества. Сорокалетний ветеринар был, можно сказать, обречён на самую искреннюю и бескорыстную любовь этой девочки, ещё и потому, что тоже любил животных. А Ирка таких людей чувствовала безошибочно и всегда своим внутренним, настроенным на поиск любви радаром.
    Это случилось сразу после их знакомства. Весьма драматического, надо сказать. Прибыв однажды на весенние каникулы домой, Иришка застала Чижика с текущими глазами, почти неподвижно лежащим на балконе.
- Третий день ничо не жрёт, - равнодушно констатировала мать, встав в проёме двери с банкой пива. И вот тогда Ирка, чуть ли не первый раз в жизни, устроила форменную истерику. В результате которой, хмурый, слабоопохмелённый отец, с зарёванной Иркой и Чижиком, завёрнутым в одеяло поехали на такси в ветеринарную клинику, которая располагалась, к счастью, совсем недалеко от дома.
     Там Ириша и познакомилась с Григорием Валентиновичем: мудрым, добрым и всезнающим волшебником. Он сказал Ирке и её отцу, что такое случается у пожилых собак и объяснил, что делать в этих случаях и как ухаживать. Ириша тогда облегчённо и, как всегда, радостно рассмеялась:
- Какой же Чижик пожилой? Вы просто не видели, как он носится по двору… И как звонко лает! Григорий Валентинович, прищурившись, внимательно посмотрел на девочку, а затем перевёл взгляд на её отца и молча кивнул. С того самого дня они, ветеринар и Ириша, почти подружились. Каждые каникулы она считала своим долгом навещать его в клинике. Ведь друзья должны встречаться!? Хотя бы иногда. А иначе это и дружбой-то назвать нельзя.
     Ирка продолжала приходить и потом, когда Чижик снова заболел, и Григорию Валентиновичу пришлось отправить его в лучший санаторий для собак. Так он объяснил девочке отсутствие пса. Нет, навещать его нельзя, сказал он. Это тайное место, куда войти могут одни только собаки, ну и в порядке исключения, он, Григорий Валентинович. Поэтому он охотно может иногда передавать приветы от неё Чижику. Ему это совсем не затруднительно.
- И мясные обрезки, - загорелась тогда Ирка, - Чижик их очень любит! Григорий Валентинович согласился, но как-то неуверенно. И пояснил, что слишком часто этого делать не сможет, так как собак много, а он один. К тому же, даже обрезки стоят денег, которых у него нет.
     Зачем он так сказал этой больной, но такой доброй и чистой девочке, он и сам не знал. В последнее время, всё валилось из рук. Душили кредиты, после инсульта почти перестал ходить отец, совсем недавно ещё бодрый и энергичный, так не вовремя поломалась машина, и как венец всего - его вялость и слабость, в том числе половая. После очередного фиаско в постели, жена криво усмехнулась и качнула головой, мол, ничего другого и не ждала. Григорий Валентинович почувствовал себя немощным и жалким неудачником. Но перед этой девочкой, почему-то было очень неудобно. Это же надо! - думал он, раздражаясь на самого себя, - начал рассказывать малолетней дурочке, о своих финансовых проблемах! Со мной точно не всё в порядке. Он искоса взглянул на неё и опустил голову, автоматически продолжая заполнять журнал. Но Ирка смотрела на него такими прозрачными, такими умоляющими глазами, с таким отчаянием сложила у груди руки в молитвенном жесте, что пришлось пообещать хотя бы иногда  баловать Чижика и его друзей гостинцами в виде мясных обрезков. А также заверить, что у собак, прибывающих в это место, всё остальное есть в достаточном количестве.
- Это отличный санаторий, Ириша. Не волнуйся! Чижику и его приятелям, там очень хорошо. Я и сам время от времени, подумываю там обосноваться, - добавил он каким-то потухшим голосом.
- Если бы только у меня были деньги… - иногда мечтательно тянула Иришка, - вы не представляете, как Чижик любит мясо…
    Родителям об этих визитах ничего, разумеется, известно не было. Да никто из сторон к этому и не стремился. Маме и папе, скажем так, было не особенно  интересно, как проводит свободное время их дочь.
    Тем более что родители у Ирки были пьющие. И далеко не всегда умеренно. В качестве многолетней и одной из самых прочных версий того, что Ирка родилась именно такой, часто указывалось данное родительское пристрастие. Как бы там ни было, Ирка и им сочувствовала и очень их жалела. Каким-то своим интуитивным началом ощущая, что пьют они от безысходности, от того, что пытаются заполнить какую-то душевную пустоту. И, как могла, пыталась дать то, в чём они испытывали дефицит. Конечно, не её вина, что слишком уж преуспеть в этом ей не удалось.
     К тому же, дома она бывала только на каникулах. Её можно было бы и на выходные забирать домой, но мама и папа далеко не каждую неделю были в состоянии это делать.
     Нельзя сказать, чтобы Иришу это особенно огорчало. Заботливым рукам и доброму сердцу всюду находилось применение. Она приглядывала за слепой кошкой, живущей в коробке у пищеблока, развлекала рассказами о животных оставшихся в учреждении детей или помогала дежурному воспитателю с малышами.
******
     Однажды Ирку не забирали домой целый месяц. Или даже больше. И хотя она знала, что Чижик в санатории, и ему ничего не угрожает, у неё всё равно каждую ночь тревожно билось сердце, мешая заснуть. Пару раз она даже украдкой всплакнула. А вскоре ей приснился Григорий Валентинович, который перестал оперировать большую собаку, лежащую у него на столе, а поднял голову, прищурился и отчётливо произнёс:
- Ира, тебя мама зовёт!
     До самого утра, Ирка уже не уснула, пытаясь понять, отчего на сердце образовалась такая тяжесть и что с этим делать. Ни до чего толком не додумавшись, Ириша твёрдо решила попросить социального педагога Елену Ивановну позвонить родителям.
     Но делать этого не пришлось. После обеда за Иркой приехала мать. Хмурая, осунувшаяся, но трезвая, она тусклым голосом сообщила дочери по дороге домой, что месяц назад случилась в жизни их семьи огромная удача. Они с отцом в лотерею выиграли огромную кучу денег.
- Пятьсот сексиллионов и два триллиарда. Что-то такое послышалось Ирке. Точнее она не запомнила, потому что вдруг очень разволновалась.
Однако сам факт хорошей новости, которую сообщила девочке мать, никак не вязался с её видом, а главное, интонацией, с которой это было сказано.
     - Если говорить точнее, - доверительно, обдавая шею и ухо дочери остаточным перегаром, зашептала мать, - это мои деньги, понимаешь? Ну чего ты глазами хлопаешь, дурёха?! Господи, ну должны же были в этой твоей дурацкой школе у чёрта на куличиках, куда я таскаюсь, между прочим, чуть не каждую неделю, хоть чему-нибудь тебя научить?! Мать медленно выдохнула и Ирка инстинктивно, по выработанной годами привычке задержала дыхание.
- Ну, это я купила лотерейный билет, понимаешь? - устало откинувшись на сиденье пригородного автобуса, нехотя пояснила она, - именно я вовремя проверила его, а эта свинья, твой отец…
     Вскоре картина прояснилась. Действительно, как гром среди ясного, июньского неба прогрохотала сногсшибательная новость - чета Дудинцевых - выиграла в лотерею почти целый миллион! Реакция была эмоциональная,  многоликая и незамедлительная, но общий её смысл сводился к двум основным постулатам: «Дуракам везёт» и «Всё равно пропьют».
     После уплаты каких-то налогов, погашения задолженности по коммуналке, двухнедельного празднования этого события, «чистыми» на руках у них осталось без малого шестьсот тысяч. И тут начались между мужем и женой настоящие распри. Не ссоры, не скандалы и даже не разборки. Нет. Раздор и вражда. Глава семьи, моментально возомнивший себя предпринимателем, требовал пустить все деньги на развитие его бизнеса. Только он пока не выбрал, чем хочет заниматься. Его наполеоновские планы разрывались между разведением песцов и страусиной фермой, на территории которой обязательно должен быть ресторан со страусиным меню.
     Его жена, Людка Дудинцева, презрительно фыркала и громогласно призывала супруга не быть идиотом. Лично она предлагала купить ей вторую шубу и первые серьги с бриллиантами, которые Валера Дудинцев обещал ей за рождение ребёнка. А на остальные  - хорошенько кутнуть и поехать автостопом по миру!
- За сына, - выходя из себя орал Валерон, - за рождение сына обещал, да! А ты кого родила? Девку, да и ту неполноценную!
     После таких или похожих выпадов, дискуссия принимала более угрожающие и даже кровопролитные формы и резко уходила в сторону.
     После шаткого примирения, Дудинцевы принимались либо ехать на следующий день в Гагры, либо узнавали цены на дом с большим участком, где вольготно себя бы чувствовали песцы, ну или страусы, либо принимались звонить среди ночи знакомому риэлтору, чтобы немедленно улучшить свои жилищные условия.
     Однако, к общему знаменателю, они так и не пришли. Разругались вдрызг.
- Да если бы не я, - кричала Люся Дудинцева, - ты бы даже не узнал о выигрыше! Тебе бы и в голову твою с отбитыми мозгами не пришло не то, что пойти и проверить, а даже просто купить лотерейный билет!
- А на чьи деньги ты его купила, стерва? - кидался в атаку худой и поджарый, вечно раздетый до пояса Валерка Дудинцев, - Ты сможешь вспомнить, когда работала последний раз? Я лично - нет! Ты чё, в декрете всё? Пятнадцатый год?!
- А кто на обувной фабрике корячился, пока ты в психушке отлёживался, скотина неблагодарная?! Как же тебе вспомнить что-нибудь, если ты штаны свои по утрам отыскать не в силах!!
- Да всё потому что срач такой в хате, что шею сломать можно, ты себя скоро найти не сможешь в бардаке этом, су@а ты пропитая… 
     Иришка пыталась им что-то сказать. Ей очень нужно было с ними поговорить. О чём-то очень важном и значимом. Но ей советовали не лезть не в своё дело и под горячую руку, как бы не попасть под раздачу.
     Выходные уже прошли, нужно было возвращаться в школу, но мать, когда ей об этом напомнила Ириша, отмахнулась и сказала, что возьмёт ей справку. А если нужно будет, то и купит.
- Ишь ты, - тут же ехидно подхватил отец, - как у тебя всё просто… Ещё бы, не твои ведь деньги-то…
- Что значит, не мои?! - заполошно кричала мать, и всё начиналось сначала….
    … В одной из таких вот словесных потасовок, перешедшей постепенно в драку, Людмила Дудинцева дважды пырнула ножом своего мужа. Валерон попал в реанимацию, а его жена в камеру следственного изолятора.
     После этого, по всем правилам был проведён обыск, но никаких денег в квартире найдено не было. По личному заявлению Людмилы Дудинцевой, был произведён повторный осмотр помещения, также с нулевым результатом.
     Незадолго до этого, оставшись ненадолго одна, Иришка куда-то отлучилась и вернулась домой совершенно счастливая. Она сделала себе бутерброд с колбасой, с аппетитом съела и запила его холодной, кипячёной водой из чайника. Газ ей включать категорически запрещалось. И хоть проследить за этим было теперь некому, Ириша была послушная девочка. Послушная и очень добрая. Она улыбнулась, когда отправляя в рот последний кусочек, вспомнила удивлённый и ошарашенный взгляд Григория Валентиновича, которому на рабочий стол она положила увесистый свёрток.
- Это деньги, - сказала она, задыхаясь от удовольствия и переполнявшего её счастья, - в санаторий для собак… Вы купите Чижику и его друзьям побольше мясных обрезков, хорошо? Ведь он их так любит…