Судостроительный завод Кама

    Вот и закончилась моя беззаботная учёба в Кораблестроительном Институте. Я к тому времени уже обзавёлся семьёй и перебрался из институтской общаги к жене. Её родители приютили нашу пока скромную социальную ячейку общества из двух человек. Вопрос материального обеспечения этой самой ячейки стоял давно. И вот я усиленно стал искать работу по вновь «испечённой» специальности в городе корабелов Николаеве. Но что значит найти работу в 1992 году, когда страна на глазах катится в тартарары, предприятия разваливаются, на продукты введены талоны, а инфляция достигла невероятных размеров? Я обошел все судостроительные, и не очень, предприятия города, и везде получил отлуп.

    И тут надо отдать должное родному институту – он не бросил своих выпускников на произвол судьбы, он, как и прежде старался трудоустроить своих бывших студентов. Обязательным распределение студентов после окончания института перестало существовать «как Класс», остались только рекомендации и предложения. В институт приехали «покупатели» со своими вакансиями с разных предприятий уже развалившейся, но пока остающейся по инерции целой, страны.

    Меня заинтересовало предложение Судостроительного завода «Кама» находящегося в городе Перми. Представитель, и как оказалось, начальник отдела кадров судостроительного завода Суслонов Юрий Егорович предложил мне не только работу мастера цеха и достойную зарплату, но и жильё в общежитии на первое время, и квартиру в новом строящемся доме в последствии. Предложение было очень заманчивым, тем более, что в Перми жили родственники жены. И мы, с супругой не раздумывая, согласились ехать в Пермь.

    Я, как и полагается конкистадору, поехал в Пермь осваивать «Новый Свет». Судозавод оказался градообразующим предприятием и находился не в самой Перми, а на другом (правом) берегу реки Камы в городе Закамске, где продолжалось строительство жилья для работников завода.
 
    Я оформился на работу и поселился в общежитие. А напротив общежития строилась новая «десятиэтажка».  Вот в этом-то десятиэтажном доме и планировалась наша будущая жизнь под надёжным крылышком предприятия. Дом строился очень быстро, строители «выдавали на-гора» по одному этажу в месяц. И я, даже не подключая знаний высшей математики, вычислил, что если эдак дело пойдёт и дальше, то через три четыре месяца у нас с женой будет своя собственная квартира!
 
    «Завоевав новые земли» и окрылённый головокружительными перспективами я вернулся в Николаев со счастливыми вестями.

    Сборы были не долги. С помощью родителей мы быстренько загрузили трёхтонный контейнер с самой необходимой утварью и вещами. Своих вещей мы ещё не нажили, но всем  необходимым нас обеспечили родители из собственных запасов. Но скарба нашего оказалось совсем не много, контейнер получился загруженным наполовину.
    - Ничего, обживётесь, обзаведётесь ещё вещами – «успокоил» меня тесть.

    С собой в дорогу старались брать только всё самое необходимое на первое время самостоятельной жизни, пока наш контейнер был в пути. Но почему-то самого необходимого получилось: три тяжёлых коробки из-под туалетной бумаги,  чемодан и некоторое количество сумок. Главной тягловой силой был, конечно, я. Погрузится в поезд, нам помогли родители, а вот дальнейшие перемещения во время многочисленных пересадок приходилось совершать самим перебежками.

    «Очень гостеприимно» нас встретила Москва. Не успели мы сойти с поезда, как нас обступила толпа носильщиков с тележками. Носильщики наперебой стали предлагать свои услуги. И за какие-то «сущие копейки» в пятьдесят рублей (при цене хлеба – 20 руб.) брались перетащить наши вещи с платформы до главного входа вокзала. Мы с женой сразу представили себе носильщика по праву носящего своё имя, согнутого в три погибели, постоянно спотыкающегося и шатающегося под тяжестью, но прилежно отрабатывающего свои пятьдесят рублей, волокущего на своём горбу наши коробки и сумки. Единственно в нашем воображении не вязалась с носильщиком его тележка – при таком раскладе она была явно лишней. И мы подумали, что их правильнее было бы называть – возильщик, но это оказалось всего лишь наше устаревшее воображение. На самом же деле возильщик всё же был носильщиком. Он участливо сложил все наши котомки на свою тележку и «полетел» с ней к главному входу Курского вокзала, да так, что мы налегке за ним еле поспевали.

    Нам надо было всего лишь переместится с Курского железнодорожного вокзала на Казанский. И хоть их разделяет всего два километра, а на метро так и вообще «на следующей выходить», но с нашими вещами проблема выросла в разы. Пешком пройти было не реально, а на метро сесть, было просто не возможно. Естественно нам оставался только один транспорт – такси.

    Носильщик, которому мы заплатили, столько, сколько он просил, честно передал нас в руки «весёлых» частных таксистов. Нет, они были культурные люди и толпой к нам не кинулись со своими предложениями как носильщики. К нам подошёл всего один таксист и озвучил цену переезда – 300 рублей.
    - Скока, скока? – хотелось мне ответить словами Жванецкого, но я сдержался.

    Это была добрая треть денег, что у нас имелась вообще. Мы, конечно, были в курсе, что частное такси может стоить 150 рублей, (при цене метро – 3 руб.) и были готовы отдать эти деньги лишь бы нормально переехать. Но мы были не готовы отдать за два километра пути стоимость нашего железнодорожного переезда в Пермь.

    - Нет, - сказал я - мы поедем на государственном транспорте, и стал искать глазами стоянку жёлтеньких Волг с шашечками. Но на всём огромном пространстве привокзальной площади ничего напоминающего «цвет Таксо» не было. Мы с супругой уже, было, совсем расстроились, как на дальнюю стоянку заехало спасительное жёлтое такси. Я быстрым шагом направился в сторону жёлтой Волги. Но частник только что вымогавший у нас деньги оказался проворнее. Он чуть ли не бегом доскакал до жёлтого такси, и пока я до них добирался, успел сказать таксисту что-то очень секретное. А когда я подошёл к таксисту, он уже стоял в стороне и ехидно ухмылялся. Я, конечно, догадался, о чём говорил частник с таксистом, но в глубине души всё же теплилась надежда, что таксист окажется порядочным. При моём вопросе о стоимости переезда таксист ответил ожидаемо: - Триста! Я отказался. Он постоял ещё несколько минут и пустой куда-то уехал.

    Частник опять подошёл ко мне и сожалеющее сообщил, что ни одно такси не согласится везти нас за 150 рублей.

    Мы с женой всё же решили подождать ещё одну машину, благо время до поезда в Пермь у нас было. Но ни через пятнадцать минут, ни через двадцать государственных машин такси больше не появилось. И мы поняли, что их уже и не будет. Всё это время частник крутился рядом, и он добился своего. Ждать больше, не имело смысла. Я плюнул и сказал ему: - Вези!

    Частник на радостях подогнал свою «девятку», каким-то волшебным образом запихнул в неё все наши вещи и долго вёз нас по городу, показывая, что якобы дорога не близкая, вся в пробках, и что даже 300 рублей мало, но он благодетель, с нас больше не требует, потому что очень понимает, как тяжело сейчас жить.

    - Ну и чёрт с тобой! Подавись! – подумали мы с супругой и отдали таксисту треть нашего богатства.

    Этот случай глубоко впечатался в нашу память. И хоть мы не раз бывали в Москве до того, и восхищались Столицей, он стёр все наши хорошие представления и воспоминания о ней.

    В Перми уже было легче. Мы часть вещей сдали в камеру хранения на вокзале, а потом по частям перевезли их в общежитие.

    Пермь встретила нас приветливо. Нам понравился город, нам понравился народ.
На заводе я получил «подъёмные» деньги полагающиеся молодым специалистам, начал работать и проблема нехватки денег пропала.

    Работа меня полностью устраивала. Я работал сначала мастером, а затем технологом в отдельном цехе малого судостроения. Мы делали алюминиевые катера и шлюпки. Коллектив цеха был хороший, дружный. Только вот начальника цеха почему-то постоянно заменял его заместитель Разваляев Игорь. Он был «из наших», то есть был молодым специалистом, жил с нами в общежитии и стоял на очереди на жильё.

    Общежитие, как оказалось, завод арендовал у Технического Училища. В общежитии нам, молодым специалистам коих было семь семей, выделили отдельные пол четвёртого этажа пятиэтажного дома. Комнат было достаточно и нам даже разрешили одну комнату сделать общей кладовой. Наши семьи хорошо сдружились и любые праздники и события всегда праздновали и отмечали вместе. Мы обзавелись дачными участками, ежегодно выращивали картошку на арендуемых заводом землях. Еды было вдоволь, денег на всё хватало. Мы с супругой прибарахлились: купили некоторую мебель, пылесос, стиральную машинку, на всю зарплату велосипед, чтобы ездить за картошкой, и многое другое.

    Каждую зиму встречали с радостью! Давно мы не видели настоящих зим, с большим снегом, с хорошим морозом! Радовались как дети.

    В очереди на жильё мы, как молодые специалисты, были первыми. А за окном рос как на дрожжах новый дом с будущими нашими квартирами.

    Но! Как говорится: «ничто ни вечно под Луной». В какой то момент мы заметили сильное замедление в строительстве нашего дома. А через несколько месяцев строительство остановилось вообще. Мы стали узнавать, в чём причина, и нам ответили – нет денег на строительство. Это ихнее «нет денег» стало сказываться и на нашей зарплате, хотя «пароходы» завод строил в том же темпе и объёме. Потом мы, чисто случайно, узнали, что в очереди на жильё мы уже совсем не первые, а… десятые. Кто были теперь эти первые, было не известно. Ещё через время узнали, что в очереди мы теперь двадцатые.

    Как-то на улице я встретил Суслонова. Он обрадовался, стал расспрашивать как мои дела, всё ли хорошо, доволен ли я работой. Я пожаловался ему на происходящее с очередью на жильё. Юрий Егорович сразу стал грустным и ответил:
    - Дима, я, к сожалению уже не работаю  на заводе, я уволился. Но с вашей проблемой попробую разобраться. Я ведь вас всех собирал, приглашал и вроде как в ответственности за вас. Постараюсь по своим связям сделать все, что в моих силах.

    О причинах увольнения и о том, что там «у них» произошло, Суслонов рассказывать не стал, а я не решился расспрашивать. Но я понял, что именно этот вопрос и явился причиной разногласий, и Юрию Егоровичу видимо пришлось уволиться.

    Суслонов помочь нам ничем не смог. А мы продолжали в списках всё дальше и дальше двигаться от начала к концу.

    Дожидаться когда мы увидим себя в списках первыми с конца, или вообще не увидим себя в списках на жильё, мы не стали.

    Вскоре в общежитии пошли разговоры о нашем выселении, ведь общежитие было не заводским. Нас ещё не гнали, но конкретно дали понять, что в очень не далёком будущем нам придётся покинуть, эту светлую обитель по адресу Светлогорская 5. Вопрос жилья надо было срочно решать.

    Ближе к концу 1994 года на предприятии с зарплатами стало совсем туго. Последнюю мою зарплату пришлось буквально выгрызать зубами из бухгалтерии завода. До суда дело не дошло, но понервничать пришлось. Тогда достаточно оказалось одного звонка знакомого юриста в бухгалтерию, и зарплата была выплачена.

    Решение об увольнении с предприятия было воспринято мной очень болезненно. И вообще расставание с городом, который мы приняли всей душой, было тяжело для нас.

    Пересмотрев несколько вариантов развития дальнейших событий, нам показался наилучшим вариант с переездом к моим родителям в Набережные Челны. Там у меня была перспектива устроиться на более мощное предприятие автозавод «КамАЗ». И хоть мне предстояло переквалифицироваться из судостроителя в машиностроителя, но зато с жильём проблемы решались. Нам тогда казалось, что принадлежность к мощному предприятию будет очень надёжным фактором и у нас проблем не возникнет, но мы ошибались. Тем не менее, решение было принято. Мы собрали вещи, загрузили контейнер, который был теперь уже пятитонным, нам даже удалось выгодно продать свой дачный участок, доставшийся нам от завода бесплатно, и «отчалили» в Набережные Челны.

    1994 год завершал свой виток во временном пространстве. Счастливая жизнь кончилась. Начались суровые и долгие годы выживания.

    Дмитрий Зимин
    25.06.2021 г.