Неудача атамана. М. М. Якимов

Неудача атамана
М. Якимов.
Таежные походы. Сборник эпизодов из истории гражданской войны на Дальнем Востоке
Под ред. М. Горького, П. Постышева, И. Минца
Изд-во «История гражданской войны». М.: 1935 г.


Атаману Семенову неожиданно повезло: в середине февраля 1920 года в Читу прибыли двадцать тысяч каппелевцев – остатки колчаковских войск, разбитых Красной армией в Западной Сибири. Получив столь солидную поддержку, атаман реорганизовал свои войска, сведя их в три корпуса: 1-ый Забайкальский, смешанный (конница и пехота), 2-й и 3-й каппелевские, сформированные из остатков растрепанных армий генералов Сахарова и Пепеляева. Командирами новых корпусов были газначены генералы: Кислицын – первым, Бангерский – вторым и Вержбицкий – третьим.
Усилившись за счет каппелевцев, атаман Семенов задался целью разгромить красные части, и в первую очередь восточно-забайкальских партизан. Непосредственно угрожавших тылу белой армии. Восточно-забайкальские партизаны очень часто производили налеты на Амурскую железную дорогу, разрушали полотно, громили узловые базы белых. Часть продовольствия забирали себе, остальное раздавали беднейшему населению. Не давали они покоя и резервам атамана, неожиданно нападали на них и уничтожали по частям.
Но для Семенова было хуже всего – это то, что восточно-забайкальские партизаны связывали ему руки в борьбе с амурскими партизанами. Между тем Амурская область, очищенная к этому времени от белогвардейцев и японских интервентов, больше всего угрожала атаману. Там уже были созданы советы, и под их руководством выросла мощная партизанская армия. Атаман метался, словно волк между двух гончих: кинется на амурских партизан – больно щиплют забайкальцы, устремится на последних – амурцы начинают трепать. Атаман потерял терпение и решил окончательно разгромить сначала восточно-забайкальских партизан, а там, если хватит силы, покончить и с амурскими.
Для проведения этой операции он выделил стрелковый корпус каппелевцев, стрелковую дивизию забайкальского корпуса, шесть казачьих полков и батальон японцев. 10 апреля 1920 года большинство этих частей вышло из города Нерчинска и заняло станицу Шелопугино, поселок Купряково, станицу Жидкинская. Остальные силы белых войск сосредоточились в Сретенске, Налгачи и деревне Удыча.
Двенадцатого апреля 1920 года красные и белые сблизились настолько, что решительное столкновение стало неизбежным. Боя хотели как мы, так и они.
Белые рассчитывали с утра 12 апреля провести наступление на наши части, находящиеся в станице Копуньская, с четырех сторон: со Сретенска, деревни Удыча и со станиц Жидкинская и Шелопугино.
Но мы, зная заранее намерение белых и группировку их частей, решили разгромить их поочередно. Наиболее сильной группой белых являлись стрелковая дивизия и конная группа под командой генерала Сахарова. Поэтому наше командование наметило разбить ее в первую очередь. Для выполнения этой операции было сгруппировано пять полков.
Накануне боя, 12 апреля, в штабе кипела напряженная работа. Командующий фронтом тов. Каратаев, окруженный тесным кольцом командиров партизанских частей, сидел за большим кривоногим столом и рассматривал истрепанную десятиверстку. Решалось самое важное – как лучше нанести удар противнику. Обсуждали в сотый раз расположение семеновцев, строили планы налета, заходили частям белых, расположенным кубиками на карте, и в лоб и с тылу.
 - Нет, товарищи, все это не то… - гудел недовольным баритоном один из командиров. – Надо выработать такой план, при котором победа наших частей была бы обеспечена безусловно с наименьшими для нас потерями.
- Вот что, товарищи, - произнес наконец Каратаев. – Я считаю. Что для наиболее удачного проведения всей этой операции нам надо заслониться пятью полками от жидкинского, сретенского и удычинского противника, а пятью другими полками внезапным налетом разгромить группу генерала Сахарова. Кто возьмется за выполнение этой операции?..
  Тов. Каратаев обвел сидящих за столом командиров внимательным взглядом. Глаза его остановились на мне.
- Товарищ Якимов, командование ударной группой возлагаю на тебя.
Я охотно выразил свое согласие.
- Теперь перейдем к обсуждению дальнейшего плана боя.
Командиры еще теснее сгрудились над десятиверсткой, следя за огрызком карандаша, которым тов. Каратаев быстро наносил на карту стрелы удара.
 - 1-й и 2-й пехотные полки при двух батареях вместе с 11-м кавалерийским полком наступают с северной стороны на Купряково и Шелопугино – это ударная группа. Так. Теперь 2-й кавалерийский полк мы бросаем противнику во фланг. Он ведет наступление с северо-восточной стороны на Шелопугино. 6-й кавалерийский полк без одной сотни также заходит во фланг и тыл противника и наступает на Шелопугино с северо-западной стороны. В это время наша ударная группа стремительно нападает на купряковского противника и разбивает его. Он устремляется к реке Унде, чтобы перейти через мост и отступить в Шелопугино. Но…
Тов. Каратаев поднял голову, глаза его блестели веселым огоньком .
- Тут ему будет и крышка! Противника встречает «золотая сотня» с двумя пулеметами. Вот здесь у самого моста небольшая возвышенность с мелким кустарником – лучшего места для засады нельзя и придумать. Товарищ Димов, что ты думаешь?
 Молодой плечистый парень в порыжелой кожанке утвердительно кивнул головой в большой мохнатой шапке.
- Есть. Устроим встречку, как полагается. Не впервой…
Чуть скуластое лицо его расплылось в добродушной улыбке. Он был доволен, что получил опять горячее дело. «Золотая сотня» Димова давно прославилась не только в партизанских частях, но и у противника. Насчитывающая в своих рядах всего лишь 250 человек, он творила чудеса. Ее бросали в самые тяжелые и ответственные места, и сотня всегда с честью выходила из положения. Она состояла исключительно из рабочих Новотрицких (Балейских) золотых приисков, откуда и получила своё название.
Итак, весь план боя был четко вырисован. Оставалось только привести его в исполнение. Командиры поздно вечером разошлись из штабной избы по своим частям и начали усиленного готовиться к выступлению.

ГЕНЕРАЛ НЕ ВЫДЕРЖАЛ

Наступила ночь 13 апреля. Под прикрытием темноты ударная группа из двух стрелковых и одного кавалерийского полков выступила из станицы Копуньская и двинулась на Купряково. Почти одновременно тов. Димов повел свою сотню к мосту.
По дороге, скованной легким мартовским морозом, ехали осторожно, стараясь как можно меньше производить шуму. Часа через два в темноте слева показался поселок Купряково.. Сотня обогнула его с западной стороны и подошла к мосту. Здесь на небольшом пригорке, покрытом низкорослым кустарником, сотня спешилась. Лошадей отвели в ложбину за пригорок. Два станковых пулемета установили на расстоянии 200-300 шагов от моста. Приготовились и стали ждать.
Со стороны Купряково не доносилось ни звука. По-видимому, белые не подозревали о готовящемуся на них налете и спокойно спали. Слышалось только монотонное посыпывание освобождающейся из-подо льда реки. Близился рассвет. Димов, поглядывая на небо, заметно волновался.
- Что это они там застряли. Пора бы уже начинать, - тихо разговаривал он со своим помощником тов. Ворониным.
- Да, как бы белые не предупредили наших и не выступили первыми. Тогда…
Воронин не успел докончить. Тишина сразу прорвалась как плотина, долго сдерживавшая напор воды. Сначала раздался залп, за ним второй. Потом поднялся какой-то неясный гуд и замер. Опять накатился сильнее прежнего и стих. А через секунду снова набросился еще яростнее и злее. Зачастили сухие отрывистые выстрелы. Гул с каждой минутой рос. Делался отчетливее и сильнее. Можно было разобрать отдельные крики. Долетавшие в промежутках между пулеметными очередями.
В утренних сумерках заблестели короткие вспышки, похожие на отблески молнии. Покрывая крики и сухую трескотню ружейных и пулеметных выстрелов, тяжело и гулко заговорили батареи. Настроение бойцов «золотой сотни» накалялось. Они с трудом сдерживали желание броситься в атаку на белых с тылу.
Но вот гул голосов сделался явственнее. Он словно приближался к реке. Димов и Воронин насторожились. От Купряково по дороге, изрытой весенними ухабами, катилась густая людская волна.
- Приготовиться!.. – отчетливо прозвучал голос Димова. – По команде «огонь» - бить разом по мосту. Людская масса стремительно направлялась к мосту. По-видимому, это были главные силы купряковского противника, не выдержавшего натиска нашей ударной группы.
Отступление носило панический характер. Пехота перепуталась с конницей. Патронными двуколками, штабными повозками. Для людей не хватало дороги, и они расплылись, как грязное быстро увеличивающееся пятно по обеим сторонам дороги.
Конница опередила пехоту и первой ворвалась на мост. По деревянному настилу затрещала дробь подков. Сзади на конницу напирала пехота, в затылок ей сгрудилась вереница повозок. Встревоженное ржанье лошадей, отборная ругань и крики сотен глоток слились в какой-то дикий вой.
Вдруг с пригорка лизнули длинные языки огня. Залп двух сотен ружей и двух пулеметов слился в один гул. Лавина людей и лошадей, катящаяся по мосту, неожиданно споткнулась, забарахталась. Передние были скошены первым залпом и запрудили своими телами всю середину моста. Задние напирали на них и, спотыкаясь, путаясь в их телах, старались продвинуться вперед. Но едва они делали шаг – другой, как тут же падали на груду тел и больше уже не вставали. Некоторые всадники, пытаясь перескочить через ворох трупов, переворачивались и летели в воду.
Но людская волна несмотря на огонь продолжала захлестывать мост. Дальше середины, где возвышалась бесформенная куча конских и людских тел, никто продвинуться не мог. Кавалеристы в отчаянии устремились с крутых берегов вплавь. Они бросались в ледяную реку, перевертывались вместе с лошадьми, выплывали, цеплялись с отчаянием за гривы и хвосты коней и тут же опять скрывались под водой, сраженные пулями. Переправу сильно затрудняли огромные льдины, стремительно плывшие по течению. Скоро на реке образовался своеобразный помост из людских и конских трупов, по которому, без преувеличения, можно было перейти на другую строну, не замочив ног. Но волны реки прорывались, размывали плотину трупов и уносили их по течению. Белые, отчаявшись найти спасение в бегстве, сгрудились тесной кучей у моста. Многие бросали оружие, поднимали руки кверху, кричали о пощаде.
С пригорка огонь разом стих. В это время части нашей ударной группы, преследовавшие противника по пятам, окружили его со всех сторон и начали обезоруживать. Белые сдавались без сопротивления.
Так кончился бой под Купряковом. Мы захватили в этом бою 11 станковых и 16 легких пулеметов, много винтовок, патронов, обозного имущества. Потери же наши, как потом выяснилось, были незначительны.
Покончив с купряковским противником, ударная группа вместе с «золотой сотней» бросилась на поддержку 2-му и 6-му кавалерийским полкам, наступавшим в это время на станицу Шелопугино. От Купряково эта станица находится всего в четырех километрах.
Как потом рассказывали сами же пленные белогвардейцы, генерал Сахаров до самой последней минуты не придавал никакого значения силам партизанских частей. Когда мы громили купряковского противника, Сахаров спокойно сидел в своей штабной халупе в Шелопугине, окруженный офицерами и полковыми дамами. Прислушиваясь к канонаде, которая долетала из Купрякова, генерал хвастливо заявлял:
- Господа, вы слышите, как мои доблестные солдаты расправляются с партизанами? Еще один такой удар, и мы сотрем эти банды с лица земли!
Но не прошло и часа после этого заявления, как генералу пришлось пожалеть о своей самоуверенности. Объединившись в мощный кулак, наши полки взяли Шелопугино в кольцо. Тщетно белые бросались в контратаки – кольцо с каждым часом сжималось все плотнее. Бой длился шесть часов. Наконец противник не выдержал и, разбитый наголову, начал разбегаться. Сам доблестный генерал с кучкой солдат еле выбрался из Шелопугина. Он так летел, что даже проскочил мимо второй каппелевской дивизии, которая готовилась в это время в станице Жидкинская перейти в наступление на красных. Опомнился генерал только в Нерчинске, когда за его спиной легла дистанция в сто километров.
Вторая каппелевская дивизия, узнав от нескольких спасшихся офицеров о разгроме генерала Сахарова, оставила всякую мысль о наступлении. Она лихорадочно принялась окапываться в станице Жидкинская, с минуты на минуту ожидая появления красных частей.

СРАЖЕНИЕ В БУРАНЕ

Во время разгрома генерала Сахарова под Купряковом и Шелопугином остальные части белых не участвовали в наступлении. Даже на второй день после боя, потеряв всякую связь между собой, они не посмели сунуть носа к нашим заслонам.
Вторая каппелевская дивизия, как я уже сказал, находилась в это время в станице Жидкинская. Недалеко от нее, на Казаковском золотом промысле, расположился батальон японской пехоты. Мы решили разгромить жидкинского противника и для этой цели создали ударную группу из 1-го, 2-го, 6-го, 10-го и 11-го кавлерийских и 2-го пехотного полков при 6 орудиях и 30 пулеметах.
В ночь на 16 апреля наша ударная группа двинулась в поход. Но лишь только мы отошли километра 3-4 от поселка Даяконского, неподалеку от станицы Копуньская, поднялась сильная пурга. Ветер завыл, засвистал со страшной силой, снежный вихрь залеплял глаза, не позволяя в двух шагах разглядеть дорогу. Движение было сильно затруднено. Чтобы не потеряться в буране, мы шли медленно, стараясь как можно ближе держаться друг к другу.
Наступило утро, а до противника оставалось пять или шесть километров. Головной батальон нашей группы вступил в северную окраину станицу Жидкинская, не встретив ни души. Тишина показалась нам подозрительной. Неужели белые узнали о нашем приближении и оставили станицу без боя?
Несколько бойцов головного батальона зашло в крайнюю избу. На полу, посреди избы, спало вповалку несколько человек, прикрытых шинелями. С печки свесились еще две пары ног.
Партизаны на мгновение нерешительно остановились в дверях. Вдруг крайний из лежащих на полу, разбуженный по-видимому холодом, ворвавшимся в избу из раскрытой двери, зашевелился и поднял голову. Мигом сообразив, в чем дело, он вскочил на ноги и хотел было кинуться к стоящим в углу ружьям, но партизаны угрожающе подняли штыки. Остальные тоже проснулись и лежали, не шевелясь, испуганно глядя на непрошенных гостей.
- Проспали царствие небесное. Чего уж тут, сдавайтесь!.. – С хрипловатым смешком промолвил один из наших бойцов.
Солдаты покорно поднялись и начали одеваться, в то время как двое партизан забирали их оружие.
В других избах мы также накрыли человек до двадцати. Пленных вывели на улицу и сдали под конвой группе партизан. Не успели мы покончить с этим делом, как поднялась тревога. Затрещали пулеметы, ружья, тяжело заухали орудия. Но кто кого палит – понять невозможно. Пурга окутывала всю станицу в непроницаемую пелену.
Я послал к нашим обходящим полкам четырнадцать ординарцев для связи, но они заблудились в буране и попали к противнику. Вырваться удалось только двоим, которые с трудом отыскали наш штаб и донесли, что гору, которую должен был занять наш 1-й полк, уже заняли белые. Это произошло потому, что головной батальон и три сотни 2-го полка выгнали противника из села, и ему пришлось отступить на горы, окружающие станицу Жидкинская.
Прошло с полчаса. Вдруг на северных высотах от станицы послышалась сильная стрельба: это завязали бой с противником 6-й и 10-й кавалерийские полки. Подошедшие в это время к станице. Спустя несколько минут начался бой и на восточных высотах – там вел наступление 11-й кавалерийский полк.
Снежный буран начал понемногу стихать. Сначала выступили из белой мглы отдельные халупы, потом отчетливо обозначилась высокая колокольня. А за ней начали проступать хмурые контуры гор. Через полчаса метель улеглась совершенно и на горах мы увидели противника. Наша батарея, стоявшая около кладбища, открыла огонь. На горах то там, то здесь появились вспышки взрывов. С каждой секундой они учащались. Противник не выдержал и покатился с гор в южном направлении к мосту, в сторону села Глушково.
На этот раз белым удалось удрать благополучно. Один из наших кавалерийских полков, который должен был занять мост, блуждал в это время в пурге, иначе здесь с белыми повторилась бы купряковская баня. Мы не преследовали убегавшего противника, так как были сильно утомлены бессонной ночью, проведенной в борьбе с врагом и метелью.
Заняв село, принялись подсчитывать свои потери и трофеи. Оказалось, что у нас было только 5 убитых, 9 раненых, и 12 моих ординарцев попали в плен. Каппелевцы оставили 30-35 убитыми – раненых они сумели подобрать. Кроме того, 40 человек попали к нам в плен. Мы захватили 11 станковых пулеметов, большое количество винтовок и обоз с различным военным имуществом.
Так неудачно для атамана Семенова окончилось его столкновение с забайкальскими партизанами. Атаман не только не сумел развязать себе руки для борьбы с амурскими партизанами, но еще больше запутался. А мы в этом столкновении лишний раз проверили свои силы и убедились, что они не только не уменьшились, а возросли во много раз.