Два часа в резервуаре. 0

Пьеса по мотивам киносценария Андрея Тарковского “Гофманиана”.

“Я есть антифашист и антифауст.
 Их либе жизнь и обожаю хаос.”
         И. Бродский “Два часа в резервуаре”.

“ - Ты теряешь человеческий облик.
   - У меня никогда его не было.”
          А. Тарковский “Гофманиана”.


“Если надо объяснять, то не надо объяснять”.
Золотые слова!
Объяснять - всё равно, что оправдываться. Текст должен сам говорить за себя.
Гордая нагота не нуждается в фиговой листве прелюдий и преамбул.

И всё же, презрев драгметал афоризма, я вновь наступаю на грабли суесловия - начинаю объяснять. Или, если угодно, оправдываться.

А чтобы окончательно расквасить профиль и подорвать репутацию, швырну вам в пасть ещё один образчик штампованного красноречия:
Не я выбирал Гофманиану. Гофманиана выбрала меня.

Знаю, знаю…
Самого начинает подташнивать.

О чём, собственно, речь?
Над сценарием о жизни и смерти Гофмана Тарковский работал в середине 70х прошлого века. Он только что закончил “Зеркало” - самый главный и знаменитый свой фильм.
Увы, картину ожидала печальная прокатная судьба. “Зеркало” получило вторую категорию, что означало - показ в задрипанных кинотеатрах на окраине и урезанный гонорар.
Настоящее было смутным, перспективы туманными, поэтому неожиданное предложение Эстонской киностудии написать сценарий “на что-нибудь из немцев” пришлось ко двору.
“Из немцев” Тарковский выбрал Эрнста Теодора Амадея.
“Гофманиана” Тарковского - это портрет художника в агонии.
Калейдоскоп предсмертных воспоминаний, видений, галлюцинаций. Нечто смутное, сумрачное, меланхоличное, с лёгким привкусом готики.
Словом, стопроцентная “тарковщина” в самом позитивном смысле этого термина.
Сценарий Эстонской киностудии понравился, а вот высшее начальство в лице экзекуторов Госкино сочло, что это бред и халтура.
“Гофманиана” не была экранизирована.
В качестве утешения автору её напечатали в журнале “Искусство кино”.

Движемся дальше.

О существовании вышеупомянутого сценария лично я узнал лет десять тому назад приблизительно. Вот как это вышло.

Один (точнее, одна) режиссер-документалист (сознательно не называю имен ныне живущих) предложил/предложила нам - небольшому, но довольно известному в узких театральных кругах коллективчику - принять участие в одной любопытной затее.
Дело в том, что режиссер был/была большим поклонником творчества Андрея Тарковского и мечтала снять о нём фильм.
Проживала же она на территории Германии.
Логично было ожидать, что деньги на постановку фильма должны проистекать из немецких источников. В свою очередь, немецкие деньги предполагают наличие в продукте чего-то немецкого.
Сам Тарковский в Германии кино не снимал и не жил (провёл пол года в Берлине и долго плевался), поэтому сценарий о жизни и творчестве немецкого романтика оказался тем самым связующим звеном, которое было призвано связать и консолидировать…

Короче, вы поняли.

Суть проекта была такова:
Некий японец (?!) - тоже поклонник Тарковского - путешествует по Италии и посещает места, где мастер снимал “Ностальгию”.
В ходе паломничества японец знакомится с полубродячим театром, гастролирующим по итальянским городам и весям со спектаклем “Гофманиана”.
Сметливый читатель уже догадался, о какой именно “Гофманиане” идёт речь?
Роль полубродячего театра как раз и предназначалась нам - театру мобильному и тоже отчасти полубродячему.

Короче, тут вам и Гофман, и Тарковский, и Италия. Даже японец!
Всем сёстрам по серьгам.
Способ решения проблемы весьма изящный, хотя и замысловатый - вроде путешествия Москва-Петушки с пересадкой в Нижнем Тагиле.

Увы, как это часто случается, немецкие деньги вовремя не обнаружились - проект завис.
Но спектакль мы сделать успели.
И даже сыграли его в Италии (салют “Ностальгии”), а так же в швейцарском Дорнахе - в том самом городе, где создавал антропософский центр доктор Штайн, трудами которого увлекался Тарковский в последние годы своей жизни (тоже салют!).

Впрочем, спектакль имел короткую жизнь.
А вскоре и театр наш распался.
Всё-таки двадцать пять лет - это солидный срок.
Маленькие театры, как и маленькие звери, долго не живут.

Прошло энное количество лет. И Гофман, и Тарковский благополучно забылись.
Как будто бы…
И вдруг, телефонный звонок - не хочу ли я тряхнуть гофманиановской сединой?

Дело в том, что мой бывший сподвижник по театральной стезе (бывший, не в смысле “глаза б мои его не видели больше”, а в смысле “пути-дорожки разошлись, бывает”) - так вот, мой бывший сподвижник получил предложение от некого драматического театра поставить на его драматической сцене драматический же спектакль.
А именно (тут у нас восклицательный знак) - сделать инсценировку одного малоизвестного киносценария одного легендарного кинорежиссера.
Ты с нами, сметливый читатель? Ты всё уже понял?

Само собой, кино - это кино, а театр - это театр.
В кино можно обозреть объект с высоты облаков, а в следующую секунду показать его же, отражённым в роговице глаза. Эффекты, штучки, монтажная склейка.
А в театре?
Купил билет в первый ряд - вот тебе и крупный план. Попал на галёрку - панорамное зрелище.
Зритель в зале, актёр на сцене. Зритель сидит, актёр шевелится.
Актёру надо продержаться час, полтора, два (иногда, у режиссёров-садистов, и дольше).
Не заскучать самому, не надоесть зрителю.
А главное - говорить, говорить, говорить…
Немое кино - это бывает.
А немой театр? Драматический?
То-то же!

Словом, киносценарий и пьеса, это как термокальсоны и шерстяные рейтузы с начёсом: вроде бы и об одном, но по сути - две кардинальные разницы.

И вот мой бывший сподвижник по театральной стезе, зная о моих литературных поползновениях и памятуя о нешапочном знакомстве с материалом, предложил сплотить усилия и вновь оприходовать тему.
Узурпировать, препарировать и адаптировать кинопродукт, в полном и адекватном соответствии с театральными нуждами и сценическими императивами, вытекающими из специфики жанра, а так же…

Короче, вы поняли.

Первая моя мысль была о граблях.
Опять наступать на этот беспокойный предмет?
Опять подставлять лицо под удар черенка фатальной репитативности?
Но потом, пораскинув остатком несотрясённых мозгов, я решил - почему бы и нет?
Это в реку бытия нельзя дважды войти, а наступать на грабли и вляпываться в экскременты можно до бесконечности.
Что я теряю?
Наивность лучше трусости, даже если экзистенциальный синоним её - трезвомыслие.
Была не была…

Мы обмозговали проект, выработали стратегический план, наметили линию, написали заявку, отправили её в театр, для ознакомления с нашими задумками соответственных лиц и…
Отложили упования на исполнение грёз в долгий гробоподобный ящик глухого гадения.
Сочинять что-либо без гарантии (или хотя бы призрачной надежды), что проект состоится, я, разумеется, не собирался.
Даже зарок себе дал: пока ничего - не притронусь!

Эх… Не тут-то было.
Подобно многим графоманам я угодил в ловушку сочинительского соблазна - поддался на провокацию иллюзорного морока.
Помните, как у Михаила Афанасьевича (он-то не из ныне живущих, его по имени-отчеству можно): маленькая ожившая коробочка - воображаемая сцена. Мираж…
В коробочке фигурки - они шевелятся, они разговаривают. Нужно лишь наблюдать за фигурками - прислушиваться к их болтовне и записывать.
Первая сценка, вторая. А что, если так?
Коготок увяз - всей птичке пропасть.
И понеслось…

Впрочем, “понеслось” - это сильно сказано. До финальной сцены в её окончательной редакции я добрёл аж через год. Но добрёл.

Пьеса была придумана.
Пьеса была написана.
Пьеса была никому не нужна.

Долгий ящик оставался на своём незыблемом месте.
О возможности постановки - ни слуху, ни духу.
Будущее смутно, перспективы туманны.
Надежда - которая, как известно, умирает последней - ещё не скопытилась, но уже начала пованивать чем-то сомнительно трупным.

Что прикажете делать?
Хоронить новорожденного?
Заказывать заупокойную мессу?

Ну, уж нет!
Мы в двадцать первом веке живём, как-никак.
А в двадцать первом веке детская смертность - это пережиток, нонсенс, позор.
Таких доходяг научились откачивать - просто волосы дыбом.
А тут - крепыш! Кровь с молоком и сметаной (немного саморекламы не повредит).
Так пусть существует себе на здоровье, а родителю на радость. Пусть…
Нету сцены? И чёрт с нею!
Читать-то, слава богу, не разучились ещё.
Пара-тройка человеков приобщится, и то хорошо.
А пара-тройка обязательно приобщится - я их, гадов, заставлю, я знаю приёмчики.
Я их, тварей, в бараний рог! Я их мордой в экран! Я их…

Короче, вы поняли.

Итак, любезный читатель - “Два часа в резервуаре”.
Водолазный скафандр, баллон с кислородом.
Ты готов к погружению?

    *     *
Публикуется 25 июня 2021, в годовщину 199 летия со дня смерти Э. Т. А. Гофмана.