Хорошая девочка Лида Унесенные ветром по-советски

Глава I
 Прошло много лет. Три элегантные дамы весьма почтенного возраста возвращались с парада, посвященного очередной годовщине Победы. Лидия Васильевна и Зинаида Петровна раскланивались со своими бывшими учениками и их родителями, с Александрой Александровной здоровались многочисленные пациенты. Выйдя из многолюдного потока, они медленно шли по тихим улочкам к дому Мезенцевых. Вот и старый, слегка обветшавший коттедж, проходная почти разрушилась, сад по большей части зарос, только перед парадным входом алели ранними тюльпанами две клумбы, на которые еще хватало сил хозяйки дома. «Сколько б ни было в жизни разлук, в этот дом я привык приходить. Я теперь слишком старый твой друг, чтоб привычке своей изменить», - слегка фальшивя, пропела Зинаида Петровна. Женщины принялись накрывать на стол. Сегодня был праздник, по этому случаю устроились в гостиной, достали парадный сервиз и хрусталь.
-Широко отмечаем, раньше так не было! - заметила Александра Александровна. 
-Мы в этот день всегда картошку сажали, мама после этого всегда успокаивалась. Ведь если картошка есть, с голоду не умрешь. Голодали жутко, даже в конце войны, и в первые годы после… А когда под немцами были, так вообще одной травой питались - сказала Зинаида Петровна.
-Зин, а ты никогда не говорила, что в оккупации была. Я всегда думала, что ты из Сибири, - сказала, вошедшая в комнату Лидия Васильевна, расчищая на столе место для пирога.
-А  кто бы меня в город после оккупации пустил, вот и молчала. Я сама из Куйбышева, Самары по-теперешнему. Летом сорок первого меня с братом к бабушке отправили в Горловку, под Донецком. Мне девять лет тогда было, а брату двенадцать. Немцы бомбить почти сразу  начали, там же шахты, стратегические объекты. Как бомбежки начались, бабушка нас в деревню к своей сестре послала, от города недалеко было. Вот идем мы с Вовкой по полю, вдруг немецкий самолет налетает, низко так, лицо летчика видно. И он нас расстреливать из пулемета начинает. Убить, видно, не хотел. Так развлекался. Никогда я того лица забыть не могла, и как у меня по ногам текло… Сволочь! – лицо Зинаиды Петровны стало жестким, а в глазах полыхала ненависть, которую она не изжила за многие годы, да и не пыталась изжить. – Когда наши пришли, мама нас нашла, и сразу завербовалась в Сибирь, в геологическую партию. Там никто спрашивать ничего не стал, а мы не рассказывали, так и вышло, что анкеты у нас чистые оказались. В сорок пятом, утром, когда объявили, что война кончилась, по деревне, где мы жили, такой вой стоял, все своих не вернувшихся оплакивали, это уж потом праздновать стали, - продолжала она.
Взгляд Александры остановился, как будто она что-то увидела через многие годы, отделявшие ее от войны.
-Я тоже, когда о Победе узнала, так помнится, ревела. Маму так было жалко. Мы ведь с сестрой ее два месяца не хоронили, зимой сорок второго. Карточки на нее получали, да и сил вынести не было. Так и жили, в одной комнате мы, а в другой она, заледеневшая. Если б кто узнал, нас бы расстрелять могли, несмотря на то, что малолетки. Но донести некому было. Женщина, которая нас научила так сделать, тоже умерла. В соседней квартире до весны пролежала.
-Давайте, девочки, выпьем. За упокой всех наших, кто на той Войне остался, - сказала Лидия Васильевна, разливая по фужерам коньяк.
Они встали, молча, выпили, помолчали, пока горячая волна алкоголя не пробежала по жилам.
-Вот ведь, как приказал Лаврентий в город «Белый аист» возить, так , столько лет и возят, - сказала Зинаида, рассматривая этикетку на коньячной бутылке.
-Скоро, очевидно, перестанут. Скоро будем только гуманитарной помощью питаться, - ехидно заметила Саша.
-Да, заводчане, всякие ужасы рассказывают, как их заставляют кастрюли вместо атомных реакторов разрабатывать. Конверсия называется. А в бывшей ведомственной гостинице, что в конце улицы, каждый день то американцы, то французы, то еще какие-то личности жуликоватого вида, – произнесла Лидия Васильевна, раскладывая салаты.
-Я вот  думаю, мы столько за мир во всем мире боролись, так может вот он и настал, всеобщее братание, ни от кого у нас секретов нет. Только мы почему-то напоминаем жителей колоний. В городе-то еще ничего, только продуктовые талоны ввели. А на большой земле посмотришь, так народ голодает, прилавки совсем пустые, они за этой гуманитарной помощью в драку – начала заводиться Зинаида.
-Значит мы, то есть город, больше не нужен? И наша жизнь коту под хвост? И значит Боря, Глеб Борисович, Глебушка, все зря погибли. И мой Влад… - на глаза Александры, навернулись слезы, хотя ее нельзя было назвать чересчур сентиментальной.
-А что Влад? – оживилась Зинаида.
Подруги знали, что муж Саши несколько лет назад умер от сердечного приступа.
-Раз уж сегодня такой день откровений, то Влад покончил с собой.
Зинаида Петровна с  Лидией ахнули.
-Саша, как же так? – только и смогла произнести Лидия Васильевна.
-Да так. Вы же знаете, как сейчас предприятия у нас финансируются. Вот и в институте зарплату полгода не платили. А потом позвонили из Москвы, приказали все материалы, что за долгие годы насобирали подготовить для передачи американцам. А там уникальные разработки были, жизнями и здоровьем наших комбинатовцев оплаченные. Ну, вы Влада знали, он, естественно, послал их. А они ему, дескать, тогда деньги на содержание вашей богадельни ищите сами. А где он найдет? Ну и решил… Я тоже с ним хотела. Вместе прожили, вместе бы и ушли. У меня бы рука не дрогнула, но девчонок пожалели. Все-таки явная демонстрация получилась бы. Конечно, может во враги народа не записали, но кто знает… Вот так я осталась, а он ушел, - Александра замахнула полфужера коньяка.
-Но диагноз? – произнесла срывающимся от волнения голосом Зинаида.
-Он же был хороший врач. А вскрытие делали у него в институте…
-Но почему ты нам ничего не сказала? – спросила Лидия Васильевна.
-Да у вас и своего горя много…
-И что, Сашка, ты бы вот спокойно смогла себя убить? – поинтересовалась, уже изрядно захмелевшая Зинаида.
-А что тебя смущает? Муж мой смог. И я бы смогла.
-И не страшно?
-Конечно, страшно. Но ведь в итоге мы все там будем.
-Я не про то… Ну, не по-божески это как-то.
-Давно ли ты, Зинаида, в бога верить стала? Помнится, раньше за тобой этого не замечалось, - съязвила Лидия Васильевна.
-Ну, это я не так выразилась. Я хотела сказать, что вот и партия нас тоже учила, что самоубийство – это удел слабых.
-Много чему нас партия учила, и где мы теперь с этой учебой! – взвилась Александра.
-Так давайте партбилеты свои сожжем, как вон по телевизору один режиссеришка сделал, - крикнула Зинаида.
-Ну, девочки, напились, хороши! – примирительно сказала Лидия Васильевна.
-Нет. Не буду я свой партбилет сжигать. И ни от одного своего дня, я не откажусь. Я всегда состояла в партии, в той, которая войну выиграла, которая нам и нашим детям образование дала, город этот построила. И Родина у меня одна – Советский Союз, и флаг у меня один – красный! – тихо и жестко произнесла Александра Александровна.
-Что ж пафосно, но правильно, - поддержала ее Лидия Васильевна.
Они посидели еще, поговорили о всяких пустяках. За чаем Лидия Васильевна выложила новость:
-А ко мне, девочки, правнук приезжает в конце месяца.
-На каникулы? – поинтересовалась Зинаида.
-Да, нет. Видимо надолго.
-Из Москвы, в нашу тьму-таракань?
-Вот поэтому Даша, внучка моя, и отправляет его сюда.
-Да зачем? Говори толком,- возмутилась Зина.
Лидия Васильевна, как будто, собравшись с силами, выдохнула:
-Наркотики.
-Лидка, ты с ума сошла!- завопила Зинаида.
Александра Александровна, подняв тонкие брови, сказала:
-Лида, я надеюсь,  ты понимаешь, что делаешь. Учти, это не лечится.
-А что мне остается? Отказать в помощи? Но он по крови Мезенцев, хоть и носит другую фамилию. И потом ему всего тринадцать лет, может образумится. И если его спасти не удастся, у Дарьи маленькая дочь, может хоть она не свихнется.
-Но, Лида, ты же совсем не представляешь, какие они, современные дети. Сколько ты уже не работаешь? – спросила Зинаида Петровна.
-Да лет десять.
-Ну, вот они же совсем неуправляемые теперь. Что ты бить его, что ли будешь? Так  не справишься уже!
-Ты же с учениками как-то справляешься?
-Во-первых, они – не наркоманы, во-вторых, они  - мне чужие люди. Я свои часы отчитала и все. А тебе с ним под одной крышей жить!
-Кстати, а я тебя все хотела спросить, Зинаида, что ты им сейчас рассказываешь в рамках школьной программы. Все ведь теперь с ног на голову поставлено, - поинтересовалась Александра.
-Да то же, что и всегда рассказывала. Это после двадцатого съезда у меня психоз был. А теперь-то я знаю, что история расставит все по местам рано или поздно.
-Скорее поздно, чем рано. Ни при нашей жизни, я думаю, - отозвалась Саша.
-А помнишь, как ты меня всегда упрекала, что я детей не люблю, - сказала Лидия Васильевна, - а теперь, похоже, и ты их не очень-то жалуешь.
-Знаете, они теперь какие-то меркантильные все, хотя есть и умненькие. Все как-то стараются приспособиться, врут много. Но кто-то же должен их учить, а работать совсем некому. Платят-то копейки, и то не во время, - грустно отозвалась Зинаида.
-Что выросло, то выросло. Выходит, мы их такими воспитали, - констатировала Александра Александровна.
-Время такое, - печально сказала Лидия Васильевна.
-«Времена не выбирают, в них живут и умирают», - процитировала Александра, - только вот как-то быстро наши принципы нивелировали. Всего-то одного поколения хватило.
-Наши принципы остались при нас. А на внуков и правнуков наших, посмотри, какое давление оказывается. И газеты, и телевидение. Да что говорить, им рассуждать и думать некогда. Деньги надо зарабатывать, чтобы выжить. Страшнее то, что культура утрачивается, в широком смысле. Недавно по телевизору вещали, что часто мыться - вредно, сама слышала, - сказала Лидия Васильевна.
-Зато у них теперь свобода слова, и за границу можно ездить, - продолжала Саша.
-Да, теперь в программу и Солженицина, и Цветаеву, и Ахматову включили, все, что раньше запрещали, - заметила Зинаида Петровна.
-Ну, и пусть читают, красивые же стихи, - заметила Лидия.
- Красивые, только бестолковые и безысходные, ни к чему не ведущие, - ответила Зина.
-А тебе все надо «Партия – наш рулевой!», - засмеялась Александра.
-Нет, но все-таки, согласись, что все их стишки – сплошное упадничество! Да и жизнь прожили как приживалки. Видите ли, натуры с тонкой душевной организацией. Тьфу! Ленин правильно говорил, что интеллигенция это – гавно! –припечатала, пошедшая в разнос  Зинаида.
-А мы тогда кто? -  поинтересовалась Лидия Васильевна.
Зинаида тут же отрапортовала:
- Лично я из рабочих и крестьян!
Александра Александровна и Лидия промолчали.
Глава II
     В конце мая Лидия Васильевна с дочерью встречали на контрольно-пропускном пункте правнука Данилу. К металлическим воротам подъехало такси, из него вышел мужчина, спортивной комплекции, в котором Лидия узнала мужа Дарьи, которого она видела только на фотографиях, а вслед за ним появился подросток совершенно очаровательной внешности. Был он золотисто рыж, с огромными голубыми глазами и веснушками на носу. Он застенчиво улыбнулся встречавшим женщинам. Сердце Лидии Васильевны дрогнуло, она ринулась обнять его, но в силу природной сдержанности, только потрепала за плечо. Отец, смущаясь и заикаясь, передал Ларисе необходимые документы и вещи сына, было видно, что ему невыносимо стыдно за то, что он перекладывает свои проблемы на плечи двух, уже не молодых женщин. Быстро попрощавшись, они разъехались в разные стороны. «Ну, тебя как разведчика в «Мертвом сезоне» передали», - сказала Лариса. Парень улыбнулся. По дороге до города он живо интересовался попадавшимися по пути объектами, а увидев, стоявшего на обочине лося, пришел в полный восторг. Было понятно, что он начитан, хорошо воспитан и чертовски обаятелен. «Может все еще и обойдется!», - шепнула Лидия Васильевна дочери, когда они подъехали к коттеджу. Лариса, как впрочем, и все близкие люди,  была резко против приезда мальчишки, но переубедить мать не смогла. Понимая, что в ее жизни появилась еще одна огромная проблема, она все-таки согласилась помочь ей в устройстве и адаптации Данилы в новых условиях. «Ну ладно, практика будет», - уговаривала она сама себя. Проработав всю жизнь в школе, недавно она получила еще и диплом психолога. Но это была весьма слабая компенсация за ту тревогу, которую она испытывала в отношении матери.
Весь следующий день Данила осваивался в новом доме, казалось, его радует большое количество книг, некоторые из которых он забрал к себе в комнату. Долго он рассматривал макеты кораблей, бережно хранимых Лидией в память о муже и сыне. Она показала ему дорогу в парк, и рассказала, как пройти к эллингу. Полдня его не было, вернулся он в прекрасном настроении, которое передалось и бабушке. «Все будет хорошо, все будет хорошо!», - повторяла она про себя.
Еще через день в коттедже собралась вся семья. Лариса с Сергеем, Людмила с мужем и детьми. Брат и сестра были погодками четырнадцати и тринадцати лет, и взрослые рассчитывали, что парень, попав в их компанию, быстро освоится с новыми обстоятельствами своей жизни. Но что-то пошло не так. Видимо, Данила, привыкший очаровывать всех подряд, рассчитывал увидеть провинциальных родственников и произвести на них неизгладимое впечатление. Но Ника и Никита ничем не уступали ему, они слушали те же музыкальные группы, что были популярны в столице, много читали, а некоторые фильмы посмотрели раньше троюродного брата. И им очень не понравилась его манера общаться снисходительно и свысока. Расстались все с плохо скрываемым раздражением друг другом.
Лидия Васильевна поняла, что чуда не произошло, но и ничего страшного пока тоже не произошло. Данила целыми днями валялся у себя в комнате, может быть читал или слушал музыку в наушниках, по своему обыкновению бабушка не лезла к нему с разговорами. Она видела, что с каждым днем обаяние его тает, все чаще он отвечал на ее простые бытовые вопросы сначала колкостями, а потом и грубостями. По ночам она лихорадочно думала, чем занять парня до школы. Примерно через месяц, вернувшись из поликлиники, Лидия Васильевна увидела пьяного «в стельку» внука, прикончившего коньяк, оставшийся после какого-то праздника, и спирт для инъекций, который он нашел в аптечке. Видимо всем этим он запил таблетки валерьяны и настойку пиона. Пузырьки от лекарств она обнаружила тут же, около дивана, на котором, скорчившись, лежал подросток. Ему было очень плохо. Лидия Васильевна хотела позвонить Саше, но было как-то неловко перед подругой, предупреждавшей ее о последствиях ее желания играть в благородство. Собрав все силы, она потащила парня в ванную, держала ему голову, пока его жестоко рвало, потом уложила в постель и принялась приводить в порядок квартиру.
      На следующий день слегла с гипертоническим кризом сама Лидия Васильевна. Данила извинялся, снова был обаятелен и ластился к ней как котенок. Он даже помыл посуду и сбегал в магазин за томатным соком, который попросила бабушка. Следующие несколько дней прошли спокойно. Лидии пришла в голову мысль, не записать ли ей внука в яхт-клуб. Она спросила Данилу, как он относится к этой идее. Казалось, он был от нее в полном восторге. Из местной газеты Лидия Васильевна знала, что Вячеслав Владимирович, оставался почетным президентом клуба, а реально им руководил его сын. Отбросив все сомнения, она решила обратиться к бывшему возлюбленному, ведь внука надо было спасать, и в таком деле должны быть использованы все средства. В один из июльских дней она оделась тщательнее, чем обычно, чуть-чуть подкрасилась и направилась к эллингу. Она была почти уверена, что непременно найдет Славу на пирсе. Так оно и случилось. Издали ей показалось, будто не прошло этих тридцати лет. Он был все также хорош, в бейсболке и коротких шортах. Но подойдя ближе, она разглядела совсем седые усы и глубокие морщины, избороздившие его обветренное лицо. «Все-таки наши мужчины стареют вместе с нами», - подумала она, вступая на пирс. Наверное, Вячеслав Владимирович удивился, увидев ее, но он был легкий человек и его природный юмор, помог избежать неловкости. Он понимал, что только крайние обстоятельства могли заставить Лидию придти сюда, поэтому отвел ее в свой кабинет и велел рассказывать, что приключилась. Она скупо, без подробностей изложила обстоятельства дела. «Лида, не вопрос, конечно, я попрошу Олега, да и сам присмотрю за парнем. Но ты же понимаешь, что у нас обучение начинается с самой простой, не интересной и грязной работы. Тут фанатеть от паруса надо. Но все, что могу, сделаю», - сказал он, прощаясь. Лидия была благодарна ему за то, что он не впал в сентиментальные воспоминания, не затаил на нее обиды, и когда она подала ему на прощание руку, пожал ее крепко, по-товарищески. Окрыленная она вернулась домой, и сообщила внуку, что завтра к десяти часам он должен быть в яхт-клубе.
     Целую неделю Данила вставал в девять утра и к десяти бежал на занятия. Лидия Васильевна ликовала. Но как-то вечером позвонил Вячеслав Владимирович и спросил: «Ну что там внучок-то собирается к нам, а то мы на следующей неделе в поход уходим!». Так  Лидия Васильевна узнала, что внук ей талантливо врет. Она не стала его спрашивать, где он проводил время, это было неважно, и как-то само собой получилась, что она стала дистанцироваться от него, как от чего - то нечистоплотного и гадкого.
    Через несколько дней Данила притащил в дом щенка. Лидия не любила собак, но подумала, что маленький пушистый комочек заставит мальчишку заботиться о себе, и может быть, в нем проснется чувство ответственности. Собачку назвали Фросей. Первые дни Данила поднимался в шесть утра и выводил щенка на улицу,  варил ей овсянку на молоке и вообще уделял много времени. Но вскоре любовь прошла, и собачка оказалась заброшенной. Заботы о ней пришлось взять на себя бабушке. Сначала с негодованием и ворчанием Лидия Васильевна убирала за собакой лужи, кормила ее, выгуливала. Но Фрося была таким благодарным, веселым и жизнерадостным существом, что постепенно растопила лед в сердце хозяйки и стала ей верным другом на многие годы. 
     Родители Данилы звонили нечасто, только ежемесячно присылали скромные деньги на его содержание. А когда звонили, общались в основном с сыном, и очень скупо с Лидией Васильевной. Видимо и им, и ей нечего было сказать друг другу. Им, наверное, было стыдно за то, что сослали собственного ребенка, а она не могла сказать ничего утешительного, и тоже испытывала некоторое чувство вины, хотя и понимала, что оно совершенно безосновательно.
    Наконец, настало долгожданное первое сентября. Лидия Васильевна возлагала большие надежды на лучшую в городе школу, с углубленным изучением английского языка, куда был определен Данила. И действительно, он стал уходить в восемь утра и появляться к пяти вечера. Лариса ежедневно докладывала матери о его поведении и успеваемости. Несколько недель все шло хорошо. Он успешно освоился с учителями и одноклассниками, посещал несколько факультативов и получал хорошие отметки на уроках. Но как-то раз Лидия Васильевна обнаружила, что пропали деньги, отложенные на продукты и ее немногочисленные драгоценности. Она вынуждена была позвонить дочери, потому что до очередной пенсии нужно было как-то прожить. Лариса ворвалась в дом, как ураган. Подбежав к ничего не подозревавшему подростку, она схватила его за руку и задрала рукав, чуть не порвав пуловер. Следы от инъекций говорили сами за себя. Лидия поняла, что это конец. Лариса бросилась к телефону и стала набирать московский номер  племянницы. Она хотела сказать, чтоб та немедленно забирала своего отпрыска и дала спокойно дожить ей и матери. Но Лидия Васильевна нажала на телефонные рычажки. Она слишком хорошо помнила, как это страшно видеть медленную смерть своего ребенка, и жалела внучку. И тут Лариса в первый раз в жизни не сдержалась и повысила на мать голос. Она буквально орала, что вот она, ее родная дочь, не доставившая ей за всю жизнь и десятой доли таких проблем, какие за несколько месяцев создал этот подонок, никогда не имела от нее столько внимания. Никогда Лидия Васильевна ни для нее, ни для ее семьи не совершала таких подвигов самопожертвования. А теперь этот моральный урод крадет жизнь не только у матери, но и у нее, Ларисы, потому что она отвечает и за нее и за него. Лидия Васильевна, молча, слушала, она понимала, что дочь права во всем, но то ли чувство долга, то ли обыкновенное старческое упрямство мешали ей, воспользовавшись, случаем выкинуть из своей жизни порочного мальчишку. Выкинуть и забыть навсегда. Гораздо больше ее волновало сейчас, где он взял проклятущее зелье, о чем она и спросила, дождавшись, когда Лариса немного успокоилась.
- У нас ведь закрытый город, где же он покупает эту дрянь? – спросила она.
- Да полно этих точек, к концу уроков у школы машина стоит с барыгами, даже идти никуда не надо!
-Как? А милиция куда же смотрит? – возмутилась Лидия Васильевна.
-Мама, ну нельзя же быть такой наивной. Давно уж все куплено. И милиция, и прокуратура,- ответила устало Лариса.
-А вы-то что делаете? У вас в школе наркотиками торгуют, и вы молчите? – возмутилась еще больше мать.
-Знаешь, я еще пожить хочу, а главное, чтобы моя семья живой осталась, - сказала дочь.
После скандала Лидия Васильевна не спала всю ночь. Она не была глупой или наивной, как считала Лариса, но она остро чувствовала свою ответственность за этот город перед всеми, кого уже не было на земле, и кто не мог  встать на его защиту. Она понимала, что внука, скорее всего не спасти, но были другие дети, другие семьи, к которым подбиралась эта беда. «Что я могу сделать? - думала она, ворочаясь в постели, - один в поле не воин. Нет, воин! Пойду, завтра туда, и будь, что будет».
Все утро она приводила себя в порядок. Духи и хорошая одежда всегда поддерживала ее в трудных ситуациях. К обеду она выглядела очень достойно, облачившись в элегантное черное пальто  и сапоги на высоких каблуках, она направилась в школу, но в дверях столкнулась с Зинаидой, которая очень ни кстати решила зайти в гости.
-Ты куда? – поинтересовалась подруга.
-В школу к внуку.
-Ну и я с тобой, давно Киру не видела, поболтаем.
-Нет, - резко ответила Лидия Васильевна.
-Лида, что случилось? Что ты задумала? – встревожилась Зинаида Петровна.
-Ничего, только я одна пойду.
-Ну, уж нет! - сказала ничего не понимающая Зинаида.
И они, молча, пошли в сторону школы вместе, высокая, внутренне собранная Лидия Васильевна и маленькая, толстенькая растерянная Зинаида Петровна.
У школы, почти у парадного входа, никого не таясь, стояла белая «восьмерка», в ней сидело двое парней, абсолютно бандитского вида. Лидия Васильевна подошла к машине, и сказала одному из них: «Выйдите, нужно поговорить!». Парень вылез, презрительно посмотрел на двух пожилых дам и сказал, не прекращая жевать: «Ну?». Лидия Васильевна, внешне очень спокойная, сказала своим глухим голосом: «Немедленно уезжайте отсюда! Мой внук и ничей другой внук не будут наркоманами. Это - наш город, наша земля и вы не будете тут устанавливать свои порядки!». Парень, мерзко усмехнувшись, выплюнул под ноги Лидии Васильевне жвачку и сказал: «Ты че, старая, попутала?...» И выдал такое ругательство, какого она ни разу не слышала за всю свою долгую жизнь. Сохраняя внешнее спокойствие, Лидия Васильевна подобрала увесистый камень, очень удачно оказавшийся на газоне, и метнула его в лобовое стекло машины. Осколки водопадом посыпались на водителя. Он выскочил и хотел броситься на женщину с кулаками. Тут отмерла Зинаида и подскочила к подруге, готовая вцепиться ему в лицо. Но второй, набирая какой-то номер по мобильному телефону, закричал: «Погоди, ща все будет!». Через две минуты к месту происшествия подлетел милицейский «бобик». В это время прозвенел звонок, школьники стали выходить и с интересом наблюдали за происходящим. Лидию Васильевну посадили в зарешеченную машину, Зинаиду, пытавшуюся что-то объяснить милиционерам, оттолкнули, и велели идти домой. Бандиты поехали следом за «бобиком».
Оставшиеся полдня Лидию Васильевну допрашивал в прокуренном кабинете молодой лейтенант с непроницаемым лицом индейца. Он никак не хотел вписывать в протокол ее показания о том, что в разбитой ею машине в школу привозили наркотики. Он задавал ей кучу не имевших отношения к делу вопросов о ее доходах или о том, что она делала вчера вечером и какие лекарства принимала. Наконец, разозлившись окончательно, Лидия сказала: «Молодой человек, вы хоть понимаете, что защищаете бандитов? У меня сын в вашем возрасте погиб на подводной лодке. Неужели ради того, чтобы через тридцать лет наших детей продавали, такие как вы? Неужели ваши родители вас такому учили? Стыдно должно быть!». Лейтенант сжал зубы и пошел красными пятнами. Лидии казалось, что он с удовольствием бы ударил ее, но сдержал свой порыв. Тут раздался телефонный звонок, и милиционер отпустил Лидию без протокола, пригрозив штрафом за хулиганство.
В коридоре ее ждали Зинаида с Ларисой. Дочь сразу же напустилась на нее со словами: «Мама, ты хоть понимаешь, что всех нас «под монастырь» подводишь?  Вот что теперь будет? Нас всех поубивают к чертям собачьим!». Лидия молчала. С одной стороны она понимала всю серьезность ситуации, с другой, она считала, что поступила совершенно правильно, она не могла иначе. Обстановку разрядила Зинаида, заявив: «Спокойно, девочки, у меня есть план!»

Глава III
Придя в коттедж Мезенцевых, первым делом, Зинаида позвонила Александре Александровне и попросила ее приехать. Потом женщины с пристрастием допросили Данилу о том сколько раз он покупал наркотики у барыг, и где еще он их брал. Напуганный решительными действиями бабушки, подросток сказал, что приобретал зелье только у школы, но слышал, что еще есть точки на улице Герцена, и в парке, возле каруселей. На вопрос о том, сколько еще наркоманов в его классе, он уверенно назвал троих, и еще двое по его словам «баловались», то есть пока могли обходиться без регулярного потребления. «Вот видишь, - обратилась Лидия Васильевна к дочери, - если ничего не предпринять и Никита с Никой могут угодить в это болото».  Зина огласила свои идеи. Во-первых, нужно было провести родительские собрания во всех школах города и честно рассказать о постигшей всех беде, и нужно организовать дежурство родителей возле школ. Зинаида хотела еще обратиться к начальнику городского автохозяйства, своему бывшему ученику, с тем, чтобы организовать развоз детей после занятий. В разгар совещания раздался междугородний звонок. «Лида, что там у тебя происходит?», - взволнованно спрашивал Анатолий. «А ты откуда знаешь?», - удивилась Лидия Васильевна. «По радио объявили! - съязвил родственник, - Лариса позвонила». Кратко изложив ситуацию, Лидия Васильевна раздраженно посмотрела на дочь, но в глубине души была рада поддержке из Москвы. Несмотря на то, что контакты с родней становились все реже и реже, она чувствовала, что в критические минуты они объединялись и были настоящей семьей. Так было всю жизнь, может быть, именно поэтому она не отказала Дарье взять в дом мальчишку-наркомана, ведь она четко знала, своих в беде бросать нельзя ни при каких обстоятельствах. «Эх, Лида, в нехорошую историю ты попала. Я, конечно, сделаю, все, что смогу. Только могу я теперь мало, времена не те»,- сказал Анатолий и отсоединился, не став слушать благодарностей Лидии Васильевны. Тем временем, подруги и дочь принялись сочинять письмо Президенту. Хорошим, учительским языком они доходчиво описывали сложившуюся ситуацию, указывали на то, что процветание наркомании в таком городе может привести к катастрофическим последствиям в обороне страны, просили разобраться с потворствующими преступникам правоохранительными органами. В последующие дни  Зинаида и Александра Александровна звонили и ходили по своим многочисленным знакомым, с тем, чтобы те подписали петицию. За несколько дней было собрано десять тысяч подписей. Подписывали и рядовые граждане, и лауреаты научных степеней, и кавалеры высоких государственных наград, таких в городе было немало. Но некоторые отказывались, боясь мести бандитов или думая, что их эта беда не коснется. Благодаря усилиям маленькой компании пожилых женщин, весь город пришел в движение. Со дня на день ждали серьезную правительственную комиссию.
    Данила сидел дома в совершенно угнетенном состоянии, ведь допинг ему стало брать негде, все поставщики залегли на дно. Лидию не особенно беспокоило состояние правнука, она давно уже приняла для себя жестокую истину, что он человек конченный, и старалась не переживать за него. Бурная деятельность, развернутая подругами, как будто придавала ей сил, она с утра до вечера моталась то по школам, то по предприятиям, собирая подписи и участвуя в родительских пикетах. Однажды, возвращаясь, домой, из редакции местной газеты, где она безуспешно пыталась пристроить статью о своих злоключениях, Лидия Васильевна увидела возле коттеджа незнакомую иномарку. Входная дверь оказалась открытой. Забежав в гостиную, она увидела полный разгром, посредине на высоком венском стуле сидел Данила, а вокруг него суетились два «братка», очевидно, пытаясь связать мальчишку. В углу отчаянно стонала Фрося. «А, явилась, не запылилась!» - сказал один из них, приставляя пистолет  к виску внука. «Щас мы твоего щенка шлепнем! Будешь знать, как нам гадить!». Внутри у Лидии Васильевны все оборвалось, но внешне она ничем не выдала своего ужаса. Она спокойно подошла и встала между бандитом и Данилой. Она старалась не смотреть на противную жирную рожу, а смотрела на портрет Великого. И тут она почувствовала, что он стоит у нее за спиной, и в этот раз он стоит не один, здесь и Борис, и Глеб, и генерал Мезенцев, и Влад и еще много людей, которым когда-то было хорошо в этом доме. Лидия, почувствовав, мощную поддержку, отвела руку с пистолетом и презрительно сказала: «Пошел вон!».  Бандит оторопел от такой наглости, и хотел ударить женщину, но тут из кухни вышел еще один «гость», видимо их предводитель. «Хорош, пацаны, - изрек он, - уходим!». И посмотрев на Лидию, с невольным уважением сказал: «Я вам еще за воротник должен». «Азимин»,-  пронеслось у нее в голове. Бандиты ушли, а у Лидии Васильевны подкосились ноги, и она села прямо на ковер. Рыдающий Данила принес ей воды, достал из сумки валидол. Стоя перед ней на коленях, он сказал: «Бабушка, я больше никогда, никогда не буду колоться, и курить и вообще принимать ничего, никогда не буду! Клянусь тебе!». «Клятвам твоим грош цена, - сухо сказала Лидия, - поднимайся, нужно все здесь прибрать… И продезинфицировать».
     Прежде чем приняться за уборку, она обзвонила всех своих, чтобы приняли меры, предполагая, что бандиты наведаются ко всем организаторам сопротивления. «Убить, может, и не убьют, но запугивать будут», - размышляла она. Ход ее мыслей прервал звонок в дверь. «Не слишком ли много для одного дня?», - обреченно подумала Лидия. На пороге стояли два молодых, ничем не примечательных, человека. Они предъявили красные корочки, и, зайдя в дом, попросили хозяйку подробно рассказать о дневном происшествии, причем в общих чертах они уже о нем знали. Под их диктовку Лидия Васильевна написала заявление о нападении, и в конце визита они уверили ее, что больше подобного не повторится, что Азимин и компания уже арестованы, а их хозяева и вдохновители не сегодня, завтра лишатся своих постов. Они ничего не сказали прямо, но по каким-то косвенным признакам Лидия поняла, что их появление здесь обусловлено вмешательством высокого столичного руководства. «Толик постарался!», - с благодарностью подумала она.
    Через несколько дней в город приехала представительная комиссия. Лидию Васильевну и ее подруг стали регулярно приглашать на беседы, больше напоминающие допросы. Внешне проверяющие вели себя очень корректно, но каждый раз женщинам давали понять, что они зря раздули такое событие из-за незначительного происшествия. Нервы у всех были на пределе, но они продолжали отстаивать свои позиции. Однажды после очередного раунда бессмысленных разговоров с власть предержащими подруги вышли из здания милиции, на улице было беспросветно серо и как-то безысходно. Александра Александровна позвала всех к себе. С продуктами было плоховато, а спиртное и вовсе можно было купить, только отстояв длинную очередь в нетрезвой толпе. Но у Саши нашелся медицинский спирт, они поджарили картошку, достали заготовленные летом соленые грибы и огурцы, и остались, вполне довольны застольем. Это напомнило им военные и послевоенные годы их молодости. Выпили они немного, но всех как-то сразу развезло, наверное, сказалось величайшее напряжение последних недель.  - Каких же скотов мы все-таки воспитали! - сказала, ни к кому не обращаясь, Лидия.
 - Это не мы их воспитали, а родители, - тут же отозвалась Зинаида Петровна.
- Ага, если б ты у Азиминской мамаши презенты не брала, может быть, он бандитом-то и не вырос! – парировала Лидия.
-Ну да, я ж не то, что ты. Фамилией не вышла. Хорошо быть гордой, когда тебе и так все на блюдечке с голубой каемочкой поднесут, - задыхаясь от возмущения, зашипела Зина.
Теперь уже Лидия покрылась красными пятнами и выкрикнула:
-А я за все заплатила, и все отработала, и ты это знаешь!
Молчавшая до сих пор Александра Александровна, ударила ладонью по столу, так, что зазвенела расставленная на нем посуда:
-Разошлись, старые курицы! Я вот, Лида, с тобой тоже не согласна. Мы просто хотели жить хоть чуть-чуть лучше, и чтобы дети наши лучше нас жили. Разве это предосудительно? Что мы в молодости видели? Войну, голод, труд непосильный. Ну, имели же мы право на какое-то, может, и убогое материальное благополучие? А то, что не воспитали мы идеально нравственных людей, так это и невозможно,  инстинкты еще никто не отменял.
Лидия вспомнила свой давний разговор с Великим, он тоже не верил в человечество, и как выяснялось теперь, был абсолютно прав. Ну что ж, на то он и Великий.
-Простите меня, девочки, что-то я, правда, не то несу. Давайте споем что ли?
Они запели свою любимую «То не ветер ветку клонит», и в этот раз у них  получилось плохо, потому что все задыхались от нахлынувших на них рыданий, они всхлипывали, глотали слезы, но продолжали вести мелодию, и все-таки допели до конца.
По итогам работы комиссии сняли прокурора города и начальника милиции. Но как стало известно позже, их не посадили, а перевели на службу в другие города. Это было чудовищно несправедливо, и единственным утешением Лидии Васильевны и всех, кто ее поддерживал, было то, что наглая торговля наркотиками прекратилась, а люди стали бдительней следить за своими детьми. Неожиданной ее настоящей победой стало то, что Данила выполнил свое обещание и перестал употреблять. Первые месяцы были очень тяжелыми и для него, и для нее. Саша, как могла, помогала медикаментозно, Лариса, постоянно консультируясь с коллегами, применяла  к нему новейшие психологические методики. Совместными усилиями они вытащили парня. И если девятый класс он закончил с большим трудом, то выпускные экзамены сдал почти все на «отлично», и легко поступил на журфак МГУ. Все-таки в городе давали прекрасное образование. Лидии Васильевне было чем гордиться, но она не испытывала ничего, кроме чувства усталости и недоверия к внуку, и была рада, когда он уехал в столицу.
Глава IV
     Первые несколько месяцев Лидия Васильевна наслаждалась покоем после пережитого стресса. Все-таки одно хорошее дело для нее Данила сделал, привел в дом Фросю. Подруги посмеивались над тем, как волевую, непреклонную Лиду подчинила себе маленькая собачка. Ей было позволено все. Она рыла в саду ямы, разоряя клумбы и грядки, постоянно вымогала самые лакомые кусочки, и о, ужас, Лида вполне могла обнаружить ее у себя в постели. Если хозяйка начинала ворчать, Фрося смотрела на нее большими коричневыми глазами, в уголках которых собирались слезы и катились по наглой узкой морде. Дворняжка была великой трагической актрисой! Лида понимала, как нелепо смотрится ее привязанность к собаке на фоне прохладного отношения к внукам, правнукам и к людям вообще. Но она была уже в том возрасте, когда могла себе позволить любить только того, кого хотела, без всяких оговорок и оглядки на мнение других. Ее дни проходили спокойно, но наполнено. С утра она шла на местный, недавно открывшийся,  рынок, чтобы купить недорогих продуктов для себя и собаки. Потом варила очень простую еду, без всяких изысков, поев, они с Фросей отправлялись в парк и долго сидели на берегу озера, любуясь скалистыми берегами, то полыхающими алыми рябиновыми кустами, то скованными причудливыми ледяными глыбами. В то время в стране начался настоящий книжный бум, стали доступными книги, о которых раньше ходили только отрывочные слухи. И Лидия Васильевна с упоением читала и детективы, и любовные романы, и Блаватскую с Костанедой, и даже учебник по квантовой физике. С годами ей все больше хотелось понять природу своих отношений с Великим, но истина, всегда ускользала от нее. Сначала ей, казалось, что это нервное расстройство, потом она думала, что все ее видения, по сути, разговоры с самой собой, но иногда она сталкивалась с материальными доказательствами его присутствия. Например, они могли вместе выпить чаю, и, придя в себя, Лидия обнаруживала две грязные чашки, или она совершенно четко знала, что кресло в ее спальне стоит у окна всегда, но после некоторых его визитов оно оказывалось в изголовье ее кровати. Конечно, это мог быть сомнабулизм, но она прочла много научных статей, посвященных этому явлению, и по ряду признаков не могла считать себя лунатиком. Удивительно, но чем старше она становилась, тем интереснее делалась для нее жизнь. Возможно, это помогло ей пережить уход подруг. Сначала тихо угасла Саша от подхваченной где-то пневмонии, потом долго и мучительно от диабета умирала Зинаида. Лидия Васильевна всегда боялась того момента, когда на земле уже не останется людей, бывших с ней на одной волне, но наступившее одиночество скорее было грустно – приятным, чем страшным. Она смотрела на постаревшую дочь, полностью растворившуюся во внуках и правнуках, и задавала себе вопрос, почему она не могла жить также? Не могла. Видимо, каждому в жизни отмеривается своя норма любви, слез, страха, горя, счастья. И у нее была не маленькая норма, но вся ушла на Глеба. А Лариса сумела как-то поделить себя между всеми, и это, наверное, было правильней. Но Лидия Васильевна научилась принимать себя такой, какой она была. Несмотря на уже очень преклонный возраст, она не хотела, чтобы возле нее кто-то суетился, и держала всех на почтительном расстоянии. Она была очень благодарна своему организму, который для ее лет очень исправно функционировал, но не давала ему расслабляться. В это время главным ее девизом стало: «Не смей!». «Не смей долго валяться в кровати, не смей неприбранной ходить по дому, не смей ныть, даже если что-то разболелось!». Ежедневно, в любую погоду, она гнала себя на улицу, а если уж совсем плохо себя чувствовала, делала обязательные пятьсот шагов, держась за подоконник. Она давно приняла свои морщины, пигментные пятна и складки на теле, но чего она боялась, так это запаха старости, поэтому даже в суровые морозы форточки в доме не закрывались, а единственным желанным подарком для нее стали хорошие духи. Семья ее собиралась вместе нечасто, и всегда по инициативе Ларисы, считавшей, что надо хоть минимально соблюдать традиции. А Лидия Васильевна всегда думала: «Зачем все это? Я же для этих детишек сущий динозавр». Она удивлялась, как много произошло за время ее существования на земле, как менялась эстетика, мода, отношения между людьми. И она была не только свидетелем, но и участником всех перемен, это было здорово, но непостижимо. И она хорошо понимала, что внуки ее совершенно другая порода людей, что их проблемы совсем не похожи на проблемы ее поколения, и меньше всего ей хотелось, чтобы они тратили свое время на вынужденные визиты к ней, но дочь считала это необходимым, и Лидия Васильевна не протестовала. В  восемьдесят пятый день ее рождения внуки подарили ей компьютер с интернетом, что поначалу привело ее в полный восторг. Во-первых, она была рада убедиться, что ее мыслительные функции находятся в совершенном порядке, и она очень быстро научилась управляться с новой игрушкой. Во-вторых, она оценила удобство получения практически любой информации. Но довольно скоро она остыла и вернулась к привычным и любимым  книгам. От прикосновения к бумажным листам, от особого книжного запаха она получала почти физическое удовольствие. Компьютер же стал раздражать ее навязчивой рекламой, частой сменой картинок, а когда она несколько раз зашла на женские форумы убогость и примитивность общения окончательно убедили ее в неприемлемости этого изобретения. «Раньше, - думала она, - в публичное пространство попадали только люди интересные, чего-то добившиеся в жизни, а теперь любая домохозяйка считает себя вправе не только учить суп варить, но и давать оценки всему подряд. А ведь пророчества Великого Физика начинают сбываться. Вот уже и стирать руками не надо, и самодвижущиеся пылесосы появились, и рыться в словарях и энциклопедиях не приходится. Но на что люди тратят свое время? На бессодержательные беседы в сети, на глупые, а порой страшные фильмы, на игры?  Нет, это все не для меня», - решила Лидия, и больше не прикасалась  к чудо - машине.
Не забывал ее и Данила, что несказанно удивляло Лидию Васильевну. После окончания университета он стал журналистом и ездил по всему миру. Почти каждый месяц в ее почтовом ящике оказывались открытки из разных стран с видами достопримечательностей или просто смешными картинками. Она не отвечала, потому что не знала куда писать, а еще, потому что воспоминания о правнуке и связанных с ним событиях до сих пор вызывали у нее чувство неприятия и отвращения. По этой же причине она уже давно прекратила общение со своей московской внучкой. Иногда Данила звонил ей или Ларисе, они вежливо отвечали на вопросы о здоровье, о погоде, интересовались тем, из какой страны он звонит, желали успехов в труде и личной жизни и заканчивали разговор. Обе считали его профессию несерьезной, а самому парню не доверяли по понятным причинам.
Глава V
Однажды поздним вечером в двери коттеджа позвонили, такого не случалось уже много лет. Лидия Васильевна переполошилась. С громко стучащим от страха сердцем она вышла в прихожую, и как можно тверже спросила: «Кто там?». Из-за двери ответили: «Ба, это я, Данила!». Плохо слушающимися руками она открыла замок. На пороге стоял полноватый, лысеющий человек, с живыми голубыми глазами ее правнука. Они обнялись, вернее он сграбастал ее худенькое тело и прижал к себе. От пережитого страха и неожиданности Лидия Васильевна растерялась и молча села на диван, не зная как реагировать на такое внезапное явление родственничка.  Слегка придя в себя, она поинтересовалась, почему он так неожиданно появился, как ему удалось добыть пропуск и что могло снова его привести в глухую провинцию за колючей проволокой. Улыбаясь все той же по-детски обаятельной улыбкой, внук сказал:
-Ба, все в порядке. Просто захотелось побыть в тишине. С пропуском друзья помогли. А не позвонил, потому что не хотел тебя тревожить. Можно поживу у тебя немного?
От подобной перспективы Лидия Васильевна была совсем не в восторге, но, в конце концов, этот дом был домом его деда, и она не могла отказать Даниле, у которого, как она предполагала, снова возникли не шуточные проблемы. «Живи»,- просто сказала она.
Внук остался, из дома он выходил редко, в основном проводил время за компьютером. На вопрос Лидии, о том, чем он занимается, Данила ответил, что пишет книгу. «О чем же?»,- поинтересовалась бабушка. «О тебе», - сказал он. Лидия Васильевна усмехнулась: «Тоже мне, нашел тему. Кому это интересно?». «Это сейчас, может быть, не интересно. А лет через десять это будет бестселлер, уверяю тебя»,- то ли в шутку, то ли всерьез сказал внук. Еще Данила начал приводить в порядок, изрядно заросший сад, что не могло не радовать хозяйку дома. Сразу же после его приезда Лидия заметила, что он сильно прихрамывает. Она попыталась деликатно выяснить, что произошло, но внук отшутился, сказав сакраментальное «бандитская пуля». «Где-нибудь в пьяной драке пострадал», - подумала про себя бабушка, но с вопросами больше не приставала. Кстати, за то время, что внук жил у нее она ни разу не видела, чтобы он выпил вина или выкурил сигарету. Но она не доверяла ему, и все время ожидала какого-то подвоха. Однажды, встав ночью, Лидия Васильевна столкнулась около уборной с Данилой, и в тусклом свете ночника она увидела, что вместо правой ноги у него протез. От изумления она лишилась дара речи и лишь всплеснула руками. Внук смущенно сказал:
-Извини, не хотел тебя напугать.
-Но как же так? Как это случилось? - спросила она.
-Да на работе задело.
-На работе? Но ты же журналист.
-Военный, Ба, военный. Пойдем спать.
Всю ночь Лидия Васильевна ворочалась с боку на бок.
-Вот что я за бабка? Родного внука покалечило, а я узнаю об этом случайно. А чего я еще обо всех остальных не знаю?
- Так ты и не хочешь знать!, - вела она нелицеприятный разговор с собой. 
-С другой стороны, все они взрослые люди, у них давно уже своя жизнь, и что я могу для них сделать?
- Да, но хотя бы поинтересоваться ты можешь!
- А им это надо?
Так ни до чего, не договорившись сама с собой, под утро она забылась  тревожным старческим сном.
День начался с того, что Лидия Васильевна очень настоятельно попросила внука показать ей свои материалы. Она знала, что все, что публикуется в прессе, обязательно есть в сети. Слегка посопротивлявшись, Данила открыл свой блог, Лидия Васильевна погрузилась в суровые будни современной войны. Внук писал и снимал так, что у нее, плакавшей за последние тридцать лет раза три, слезы лились ручьем. Кавказ, Сирия, Донбасс. Она не очень интересовалась политикой, ибо понимала, что Державы уже нет и Побед нет, но в репортажах внука были живые люди, порой изуродованные физически и нравственно, потерявшие близких, утратившие веру. И еще там были неопровержимые факты, свидетельствующие о предательствах, о коррупции и продажности власти. Это объясняло, почему парень так внезапно оказался у нее в доме.  Слегка успокоившись, она подошла к Даниле и хотела обнять, но не смогла, только положила руку на его плечо. Он прижался к этой старческой руке, как будто она могла дать ему силы жить дальше. «Ты – большой молодец!», - сказала Лидия Васильевна. «Твоя порода, - ответил внук, - если бы ты тогда под пистолет не встала, что бы со мной было?». Она погладила его по волосам. «Знаешь, я ведь не одна тогда была, а с ними не страшно…», - прошептала бабушка, и рассказала ему и о Великом, и о генерале, и Борисе с Глебом. После смерти сына ни с кем она не говорила так откровенно и легко. Закончив, она с тревогой посмотрела на Данилу: «Небось думаешь, что бабка из ума выжила?». «Нет, на войне я и не такое видел. Да и здесь кое-что тоже вижу. У Дома есть душа, а теперь я понимаю, что не только душа, но и Дух. Надо сделать ремонт, а то он еще рассердится, порядок во всем любит». С того дня Лидия Васильевна и Данила стали по-настоящему близки. Подсчитав свои скромные средства, они начали ремонтировать Дом. Очень медленно метр за метром он преображался. Лидия Васильевна уже не могла выполнять тяжелую работу, но она видела, как внук, несмотря на свое увечье, тщательно и скрупулезно многое делает своими руками. Это были счастливые годы, на которые Лидия даже не могла рассчитывать. У нее как будто открылось второе дыхание, а главное, с ней рядом снова был близкий и любимый человек.
Эпилог
Лидия Васильевна проснулась от яркого солнечного луча, пробивавшегося сквозь плотную ткань портьер. «Хочу домой!»,- пронеслось у нее в голове. «Постой, ты же дома. Сегодня твой день рождения. Девяносто пять. Какая же долгая у меня получилась жизнь. Давай, вставай, нечего разлеживаться!», - она медленно спустила с кровати исхудавшие ноги. «Сегодня ты должна дойти до своей скамейки!», - скомандовала она себе. Медленно умывшись, позавтракав, она надела спортивный костюм и, опираясь на скандинавские палки, вышла из дома. Она теперь все делала медленно, и преодолеть пятьсот метров до намеченной цели ей было невообразимо трудно, но она шла, как шла всю жизнь, через боль, слезы, шла, рассчитывая только на свои силы. Она добралась до заветной скамьи и с восторгом оглядела, открывшуюся перед ней картину. Уже несколько лет,  ее глаза различали только движущиеся силуэты, но она семьдесят лет смотрела на этот пейзаж. Она знала до мельчайших подробностей, как на утреннем сентябрьском солнце сияют бриллиантами инея бордовые кусты шиповника, как трепещут на ветру оранжевые рябины, ухватившиеся за величественные скалы, какие пронзительно фиолетовые горы на другом берегу отражающего голубое небо озера. Она любила это всей душой, и давно уже решила, что в свой день рождения она придет сюда, придет одна, чего бы ей это не стоило, какая бы погода не случилась. И она сделала этот подарок сама себе. «Ну, вот Лида, девяносто пять. А для чего? Говорят, для детей. Да, у меня уж и праправнуки. Но не может того быть, чтобы человек жил только для воспроизводства себе подобных. Не имеет смысла. Для Родины? Нет уж моей Родины. Для любви? Пожалуй. Всю жизнь у меня была одна всепоглощающая любовь к сыну, и вот в конце еще Бог послал Данилу. Не многих я любовью-то одарила. А Лариса… А Борис…», - так и неизжитое чувство вины и стыда накатило на нее. «А ведь это так просто, нужно только сказать: «Прости меня, доченька!». Просто сказать, просто обнять. Непросто, но сегодня я должна сделать это». Она посидела еще немного, потом встала и пошла домой. Почему-то обратный путь ей всегда, казался, легче.
Дома, только она опустилась в кресло, пришла медсестра из районной поликлиники. Она уже много лет в необходимых случаях делала Лидии Васильевне инъекции, а иногда помогала с маникюром и прической. Звали ее Ирина Николаевна, и когда-то она была ее ученицей со смешной фамилией Чернушкина. Уложив поредевшие волосы бывшей учительницы в замысловатую прическу, Ирина подумала: «Ну, Лиду не зря в свое время Холодильником прозвали, вон, как в морозилке сохранилась». А вслух сказала: «Вот, Лидия Васильевна, можно теперь и замуж!». Они посмеялись. Ирина ушла, а юбилярша, перед тем как прилечь отдохнуть решила приготовить себе наряд на вечер. Должна была собраться вся семья, и главное, было не напугать народ своим внешним видом.
   Она открыла шкаф и стала доставать свои любимые платья. Их осталось немного, только те, с которыми были связаны важные моменты ее жизни. Вот легкое крепдешиновое платьице, сшитое к открытию городского театра. Лида тогда только приехала в дом генерала, и у нее не было красивых нарядов, идти на мероприятие было не в чем. Узнав об этом, Мусечка, жена Великого Физика, принесла ей этот отрез нежно розового шелка, и выкройку новомодного фасона. За один вечер они сшили эффектное платье, но видимо поторопились, и оно оказалось слишком широким в талии. Тогда Муся раздобыла где-то тонкий серебряный поясок, все вместе выглядело так хорошо, что от Лидочки нельзя было отвести глаз. А вот длинное, в пол, платье из черного панбархата, в котором она ходила в театр, будучи уже взрослой женщиной, тогда это было принято, обязательное вечернее платье и туфли. Зеленый муаровый костюм. Надо же он все еще пахнет ее любимыми «Clema”. Его она сшила на выпускной вечер Глеба в военно-морском училище. «Мама, ты похожа на Хозяйку Медной горы», - сказал тогда сын. И в глазах его светилась гордость, когда он знакомил ее со своими товарищами. Руки ее коснулись легкой шероховатой ткани. А это серебристое, последнее, сшитое ею для себя, платье, кажется, на шестидесятилетие. Это платье – протест против старости, надвигающегося безвременья, и жизни, катастрофически терявшей свою элегантность. «Вот его и надену», - подумала Лидия Васильевна. Платье стало чуть великовато, и тут снова выручил Мусин поясок. «Да, но придется тогда и туфли надеть. Не в тапках же гостей встречать». Она вынула несколько пар обуви. Больше всего к платью подходили красные туфли, но каблук был высок. «Брось, ты и трех шагов в них не сделаешь!», - говорила она себе.  И тут же отвечала: «Ерунда, десять шагов до гостиной как-нибудь осилю». Она обулась. Посмотрела в зеркало на свой силуэт. «Ну что ж! Буду думать, что выгляжу прилично», -резюмировала она, падая в кресло, чтобы передохнуть. Одевание и раздевание теперь давались с большим трудом. Слегка переведя дух, Лидия Васильевна взяла лежавший на столе фотоальбом, погладила его кожаную обложку и положила на место. «Все равно ничего не разгляжу», - грустно подумала она. Под руку попалась какая-то тетрадь, на ощупь она поняла, что это та самая тетрадка с рецептами ее свекрови. «Откуда она здесь, я уже много лет ее не видела», - удивилась Лидия Васильевна, листая пожелтевшую бумагу, и ощущая едва уловимый запах ванили. Вдруг по спине пробежал знакомый холодок. Балконная дверь слегка скрипнула, и в комнату вошел Великий Физик. Он был все также крепок, хорош собой и обаятелен. Да и не удивительно, ведь теперь он был намного моложе Лидии. «Здравствуйте, Лидочка! Я смотрю, вы устали сегодня», - сказал он, как всегда улыбаясь. «Да нет, я в порядке», - ответила она. «Устали. Да и пора бы. А вот что я вам предложу. Давайте-ка пройдем тур вальса», - он протянул ей руку. Лидия тяжело поднялась с кресла, откуда-то полилась музыка, «Венский вальс». Физик закружил ее по комнате, шепча на ухо какие-то милые глупости, Лидия хохотала, музыка влекла их все быстрее и быстрее. И вот Лида уже видела, что ее старое изможденное тело исчезло, а на ней было только ее серебристое платье, и она летела, держась за руку Великого, к чему-то светлому и радостному. Она поняла, что летит домой.
Данила зашел к бабушке предупредить, что стол накрыт и вот-вот начнут собираться гости, и увидел, уже застывшие черты родного лица. Он упал на колени, глаза защипало, но он не плакал. Он восхищался красотой ее последнего часа, и той печатью достоинства, которой смерть награждает далеко не всех. Он это знал. Он вообще кое-что знал о жизни. И о смерти…Он поднял с пола старую тетрадь, раскрытую на рецепте пирога с осетриной. Поверх выцветших, выведенных химическим карандашом букв, энергичным мужским почерком было написано красными чернилами: «Хорошая девочка Лида! 5+»