Пинок от Ленина

Пинок от Ленина

Назар Шохин

В середине апреля 1990 года меня вызвал к себе секретарь парткома института и «посоветовал» прочесть на торжественном заседании, посвященном дню рождения Ленина, доклад. Просьба, откровенно говоря, прозвучала несколько надменно и высокомерно, как-то ментально и именно в форме «совета»: руководство, очевидно, боялось встречной, невыполнимой для него, просьбы.

В принципе, я бы мог абсолютно без ущерба для своего пребывания в вузе отказаться: партбилетом я не обладал, зависть многочисленных верных ленинцев мне сейчас была совсем ни к чему, премии это мне не прибавило бы, но вот на помощь ректората в научных командировках я надеялся, –пришлось согласиться.

Материалов для спича в институтской библиотеке было хоть отбавляй, – причем новых и нескучных. Подготовка текста заняла несколько дней. «Покручу, поверчу, начну с именитого именинника, потом перейду к перестройке и гласности, пафоса минимум, без коммунистических догм, про успехи тоже ни в коем случае, но главное – добавлю от себя и вброшу в аудиторию для разнообразия свои мысли о местных неформалах и судьбе местных языков», – подумал я, совершенно не предполагая, что затеянное плохо кончится.

…Двадцать второго апреля большой актовый зал был забит до отказа. Профессура, преподаватели, студенты-отличники, ветераны – участники войны. Доклад проходил как будто бы спокойно: кто зевал, кто читал, кто жевал, а кто-то изредка скрипел креслом, напоминая о регламенте, но после слов о «тех, которым, как оказалось, нужны любые потрясения» большая часть публики отреагировала аплодисментами, а часть… неожиданным смехом. Вслед за фразой «необходимо все-таки уважать все языки нашей республики, уважать все нации и народности» в зале прокатился шепот, а кто-то… свистнул. Ведущий предпочел при этом отмолчаться, лишь покачав головой.

Я узнал свистевшего: высоченный, здоровый тип с кафедры математики, которого, честного говоря, я никогда не причислял к своим недругам. Так, иногда встречались в столовой и даже обедали вместе. Вчера, наверное, коммунистам дифирамбы пел, а сегодня вот скурвился. В конце концов, подумал я, у математика нет ученой степени, он приезжий, его мнение никак не повлияет на общественное.

Но вот собрание закончилось, занавес закрылся, основной свет погас, должен был начаться концерт. Президиум спустился на заранее приготовленные места первого ряда. Мое отсутствие тут никто бы не заметил, и я, сославшись на дежурство в общежитии и попрощавшись с секретарем парткома, вышел через боковую дверь.

…Вслед за мной в фойе вышли несколько человек с тем самым математиком во главе.

Меня схватили за руки и быстро повели куда-то вперед.

Сумев расправить одно плечо, я ударил локтем в грудь одного из напавших, но математик схватил меня за волосы, а я рванул его за галстук и даже ухитрился огреть дипломатом по физиономии. Произошла короткая заминка, которой я воспользовался, чтобы дать пинка одному из новоиспеченных идейных оппонентов. Кто-то ударил меня по ногам, и я упал. Еще немного – и меня стали волочить за рукава по гладкому полу. До ближайшей двери было длинных пятьдесят метров.

Так бы я и натирал курткой мрамор... если б вдруг из зала не вышли несколько стариков с орденами на груди. Дальнейшее происходило почему-то беззвучно, как будто у меня случился инсульт, в результате которого повредился слуховой нерв. Старики, ускорив шаг, подняли меня, а двое нападавших, словно передав «эстафету помощи больному» и «выполнив задачу», спешно ретировались через ближайшую дверь. Я встал, отряхнул с себя пыль, убедив новых спутников, что вполне здоров и дальше могу идти самостоятельно.

...Обидно, конечно, было быть побитым, да еще своими коллегами, да чуть ли не на глазах у студентов. И за что? За то, что мои недруги оказались у меня перед носом, а я сказал им, что думаю о них? Не пестуя в себе обиду, я подбил итоги: синяков нет, травм тоже, нападавшие испугались, дипломатом по физиономии и пинком по заднице было наверняка ну очень смешно, старики были на моей стороне, куртка недорогая и поношенная, смеялся последним вроде бы я – жизнь продолжалась!
Это было последнее мероприятие такого рода в институте, где я тогда работал. Перестал показываться в столовой, исчезнув куда-то, и математик.