Детство. Еврейские будни и я при них

1946 г. Для восстановления городских объектов, папу направили в г. Кишинев.  Семье выделили квартиру ул.  Павлова 4,  угловой дом, второй этаж.  За домом  проезд во двор,  вдоль всей улицы впритык  двухэтажные постройки. На противоположной улице находился завод, огороженный   забором. Соседи называли его  «Пуп вселенной», возможно от того, что  занимал  он значительную территорию вокруг которой  по периметру ютились дворики с одноэтажными и двухэтажными домами. Их заселяли в основном еврейские семьи. Семей иных  национальностей (на тот момент) по пальцам сосчитать, мы к ним и относились. Папа родом из Перми, мама из Нижнего  Тагила.
    Дети  объединялись в команды и  охраняли свои кварталы от «посягательства» из вне. Своих в обиду не давали,  войнушку затевали, по – настоящему дрались, мирились, бегали друг к другу в гости.
   Впритык  к заводскому забору в закуточке, была прилеплена клетушка с маленьким окошком, навесом,  приспособлением  для примуса. Жильё устроил Муськин папа  Гриша -Боцман (нам говорил, тельняшка - вторая кожа и у него их целых три). Добившись разрешения, без устали он лазил по развалкам, тачкой возил бут, кирпичи, осколки, окошко раздобыл и двери, куски кровельного железа. Телегами возил песок и глину, кусками известь. На станции   разгружал вагоны с цементом, лесом, заработал доски для пола и покатой крыши.  На помощь прибыла родня, отец и брат. За три дня они соорудили из того, что под руки попало,  Бог послал  и по квитанциям добыто – хату 3х3 м., в которой  жинка будет жить. Строители до осени исчезли,  оставив вместо себя наёмных сельских женщин.  Те, время даром не теряли, занимались штукатуркой, а мы сновали между ними,  ногами месили в корыте глину, заполняли ёмкости водой и донимали баловством.
  На своей секретной карте  хату обозначили квадратом, жильцов вписали: мама Мира (Мара?) Мусик – Мамалыга (на поясе всегда висел мешочек, в нем были шарики из кукурузной муки, начиненные молотыми шкварками из вымя или брынзы). Он редко забегал в наш двор, устраивался в сторонке и наблюдал за играми детей. В тот день воскресный, когда случилось чудо (в детском понимании обыденный пустяк) ,  мы подошли к нему и предложили посшибать чурки – самоделки, к паре не хватало  игрока.  Палка его не достигала цели. Мазилой Муську не назвали, а дружно стали объяснять, как эту палочку метать. Нежданно появился Мишка - Шарик, Муська размахнулся и палкой врезал по лицу.  Разбитый нос, кровь вопли мамы:
   -Боря, разбили нашего сыночка!
   Хватаю Муську за рукав с криком, айда домой, Кит зашибет, бежим ватагой к маме Мире. Боря -Кит с Мишкой на руках спешит за нами. Жена его, толстушка Софа (Сима?) несется следом и кричит:
 -Боря, не вздумай кулаки пускать, наш Мишка сам полез под палку.
 Опередила мужа, первая ворвалась к Мире. Раздался вопль с сиреной схожий:
-Не может быть! О, боже, боже!
В руках у Софы самодельная шкатулка  размером примерно 15х15 см с откидной крышечкой, выполненная из отмытой рентгеновской пленки и картона, собранная из множества деталей, обшитых петельным швом.  Под пленкой разные картинки.  (Было такое увлечение и в нашей квартире плёночные вазочки, шкатулка, поднос для фруктов красовались на видном месте).  Софа  тычет пальцем в боковину самоделки,  кричит:
  -Сюда смотри, сюда смотри! Карету, для мамы вызови карету! (Скорую помощь)
А дальше, непонятное случилось. Боря – Кит взмахнул руками, развернулся, забыв о сыне и о мести,  побежал к воротам.   
  Мы  на углу стоим,  скорую помощь  караулим, гадаем, что  произошло? Кит драку не устроил и почему-то убежал, разведчик доложил, Мира на топчане лежит, рыдает. Софа вместо того, чтоб Мишкино лицо отмыть от крови,  Муську пытается поймать, а он предательски вопит:
  - Меня заставили кидать!
 Показался Боря –Кит, в руках у него стул, на нем сидит  его  маманя и он кричит на весь квартал:
-Не умирай, мама, поедем к папе,  пока он дышит, должен   знать!
Интерес к событиям пропал, никто не помер, не подрался,  у нас иное на уме,  за Ильинским базаром свадьба, будут конфеты раздавать, надо позицию занять.
   Но, слово «знать» заставило во двор вернуться. На  лавочке в объятиях Софы сидит зареванная Мира, а врач отчитывает их:
- За ложный вызов оштрафую, вы панику несете мне, покойник где, уже воскрес?
Борина мама ей отвечает на еврейском языке. В нашей команде только Моня   точно переводы доносил. Сын  новость ей принес, просит потерпеть, они заплатят десять штрафов. Если не ошибся, сердце не выдержит  удар и будет у врача работа.
Бабуля, уже на русском языке обращается ко всем:
-Я плохо вижу, плохо слышу, прошу устроить тишину. Боря, покажи семью,  где я сижу,  а вы стоите, папы нет, он нас снимает во дворе. Деточка Мира, у тебя в шкатулке испорченная карточка зашита, Софа и Боря утверждают, что контуры с альбомной схожи.  Вспомни, откуда у тебя она?
-Когда мы выпускались из детдома, воспитательница – мама рассказала, женщина, что привела меня, показала карточку, на ней  еврейская семья, она погибла от пожара. Чтоб легче мне жилось на свете,  просила русской записать, назвала Машей.  На имя я не откликалась, когда освоилась и научилась отвечать, предложила назваться именем любым. Я кукол Мирой называла, меня и стали Мирой звать. Но  документы все на Машу.
   -Не так всё было. Я карточку подрезала сама,  вставила в новый кошелёк. На барахолке вытащила деньги и отдала его тебе, занять хотела. На нашей фотографии семья, предположительно твоя. Ты, узнаёшь кого-нибудь?
Мира твёрдо отвечает:
- Мне эти люди не знакомы.
-Не спеши и память напряги. Когда  стащили  мою дочку, исполнилось ей три.  Умной девочкой была, не могут голод и разлука так повредить  твои мозги.
Бабуля вспоминала жизнь, на очередное «нет», спокойствие исчезло в ней, всхлипнув, произнесла с укором:
- Твоё нет-нет меня убило. Я не живу, а доживаю, все ночи напролет  во снах цветочек свой ищу.   страдания тебе понятны?
-Бабушка! Прошу прощения, я устала, вы нервы истрепали мне. На свете миллион семейств вот так на фотографиях изображали. Еще раз повторяю, мне эти люди не знакомы.
   Борина мама – в начале милая старушка, вдруг превратилась в старую каргу, обрушив тяжесть своей жизни на Муськину безвинную маманю:
   -Цаца! Вы посмотрите на неё! Она устала, а я годами встречи жду, я не устала?   Тебя канаву рыть не заставляют, а просят, -  встряхнуть  свои ленивые мозги. 
Что на меня нашло, не знаю, я к ним протиснулась, затараторила, боясь, что остановят:
-В Туркмении, где раньше жили, нам прививали оспу. У всех нормально, у меня оспинок много на руке и на ноге. А на ноге величиной с копейку, мне было меньше трех,  я помню головную боль  и как болели мои ранки. Смотрите!  (Сдергиваю до колен сатиновые шаровары  и тычу  пальцем в оспенные метки.) Мама говорила, когда от гноя чистила меня, от боли я сознание теряла.  Боль помню, что было раньше – ничего. 
   Впервые за полгода, (после инсульта) Борина мама на ноги самостоятельно поднялась, шагнула к Мире и закричала голосом чужим:
-Сучье вымя! Сучье вымя!   Корни доставали. На шее два и ниже, подмышкой чирей рассосался сам. Боря, задери ей кофту, быстрее, я начинаю умирать.
Мы не заметили, как медсестра   устроила лежанку под навесом, бабуле камфорой виски натерла,   капли накапала в стакан, напялила очки, уставилась на спину Миры и подтвердила выводы врача:
   -Шрамы на месте,  с прибавкой вас на дочь и внука.
   Они слезами умывались, нам (детям) показалось тронулись умом. После войны люди   находились часто, радоваться надо, зачем же горько так кричать?  Нас больше волновало, присудят штраф им или нет?
   Вечером спросила маму , что означает  «Сучье вымя», она ответила, несколько нарывов рядом, инфекция попала в кровь,  ребенок настрадался очень.
    В тот год я перешла в третий класс, а Муську записали в первый. По секрету поведал новости, они в Одессу уезжают к деду. Приехал папа с новой жинкой, трехлетним сыном. Им надо с мамой развестись.  Перед разводом Мира  заходила к нам, просила мужа защитить.  Родители мои знали причину их развода, в суде свидетелями были и оправдали Муськиного папу, жильё устроил, деньгами помогал, жену и сына одевал. Подвоха  нет в судебном деле, им не пришлось полгода ждать.
   Мира в АТБ бумаги получила, квитанцию на перевоз добра. Шофер, сосед Иван Титков – мужик прямолинейный (что в мыслях, то на языке), ждал, когда в полуторку  загрузят вещи.  Смотрел на Миру жалкими глазами и причитал:
   -Мира, Мира, одумайся, пока не поздно? Твой братец  за океан  уедет. Судя по нему, повесятся на шею два выживших еврея с характером, не приведи Господь. Моя чахоточная Тоня с пастели не вставала год, я знаю, что это такое -  работа, сын и каждый день уход. Взял домработницу, жена от ревности с ума сходила. ( В будущем его жена.)
   Мира ответила:
-Я напишу вам о себе.
Пришло  длиннющее письмо, в котором мама хлоркой уничтожила часть строчек. На вопрос, зачем, ответила, её секреты. Постараюсь, суть не исказив, вам донести заботы Миры.
   «В  груди скопилась пустота, слов мама, папа вслух не говорила.  В тайне ото всех,  я до сих пор играла в куклы,  семью придумала, родню. То было в мыслях, а нынче правдой оказалось. Ради этой правды, желания познать откуда я, готова на любую тяжесть. Во мне привязанности нет к деньгам, вещам, я малограмотная против них, семь классов и швея, брат обозвал меня простушкой,  сына недотёпой, а Мишу умником считает. Но, в нас есть то, что в нем не достаёт, спокойствие и справедливость. Днём мама спит, а ночью разговоры, которые нужны, как воздух.  Родной язык дается трудно, я не ловлю его на слух.
История моя такая,  родители   на  барахолке одежду подбирали детям. Мама вытащила деньги из кошелька и сунула его мне в руки, отвлечь хотела от нытья. Папа ушел в ряды выпить  молдавского вина.  На миг какой-то  выпустила ручку, меня не оказалось рядом. Исчезновение моё,  клин вбило между ними, они не разводились, к друг  другу приезжали в гости, но мама  с Борей жили в Кишиневе, папа со старшей дочерью в Одессе.  Как жизнь сложилась у меня? Считаю, что нормально.  Детский дом, училище, общежитская свадьба, кто что имел несли на стол. Рождение сына. Надумали крестить его, к родне собрались в украинскую глухомань.  Ко мне претензий не имели, я на еврейку не похожа,  а насчет  внука усомнились, не Гришин сын!  Народ собрался на крестины,  батюшка  ребёнка в руки взял и возмутился, крестить не буду иудея! Гриша  клятвенно заверил, сын -  кровный,  жена  досталась после  штампа, так своей честью дорожила, а кто она, сама не знает, в детдом ребёнком привели.  Каждую весну объединялись мужики шабашничать на стройках. Гриша заявил, хату отдельную построим, осядем здесь. Я попросила не спешить. По тону понял, важное случилось. После последнего отъезда собралась Гришина родня и разложила будущность семьи, они не видели нас вместе.
Родня права,   крестьянский  быт нервировал меня, а разговоры ужасали. Бабуля внука поучает, два зуба у тебя лопатой, как у бобра или крота, сейчас нельзя, а подрастёшь, щипцами вырвут и вставят меньшего размера.  При смехе или разговоре губою зубы прикрывай.  А нос, не знаю, что с ним делать, мама красивая, папка тоже, ты страшноватеньким родился. От игр я холодела, душа моя привыкнуть не могла. В детском разуме война и игр иных они не знали. Разделятся на немцев - партизан, проигравших ведут к канаве. При слове «пли» заваливают наземь. Проездом гости заглянули,  я хлопотала по хозяйству, хватилась, сына не видать. Свекровь ответила, в сарае заперт, уедут гости, отопру. На вопрос, что натворил, впервые свёкр вмешался в разговор:
   - Ничего! Я жил под властью старого Арона, опутанный долгами много лет. Время пришло, Арон сбежал, а я поднялся.    Гриша мой в 15 лет уперся лбом, ушёл из дома.  Доставил горе всей семье. Зачем пригрел тебя и внука? За эти годы сын осел и прикипел к земле, родне, уже не побежит вдогонку.  Тебя с заботы не снимаем, придумали, где будешь жить. Кишинев (на тот момент) еврейский город, найдешь подобного себе. Я так устроен по породе, в хате моей и сыновей  не будут  бегать иудеи . У нас с тобою обоюдно, ты нас терпела, мы – тебя. В стране послевоенная разруха, а в хате сытно и тепло, не обижали, сохраняли здоровье хилое твоё и внука на руках держали. Сама прекрасно понимаешь, средь нас ты словно сирота.
   Из одного  родного омута попала я в другой родной. Ночные разговоры с мамой, кончаются её слезами. Душевный страх моей пропажи исчез, явился новый. Я – дочь ЕЁ, связалась с Гришей, ни вида в нем и ни ума,  куда глаза мои смотрели?  На слова,  любила и это лучшее, что было, она в истерику впадала.  Папа прибегал, уводил в комнату свою,  устраивался рядом  и заговаривал всю боль.  Чувствовала,  он до конца  не верил, что я его родная дочь. Вечерами он книжки Мусику читал, к ним подошла и в томик  Саши Черного  взглянула, память детская завесу приоткрыла, воскликнула, помнишь , папа, как я раскрасила листы? Ты наказал меня, за дверь отправил, я там уснула на полу.
   С этого дня папа прилип ко мне, а отношения сестры и брата  похожи стали на зиму. Причину от него узнала. До  встречи наследство отписали детям,  немалое оно. Со мной  просили поделиться, сказали, что иные планы, мы не отступимся от них. Теперь он голову ломает, во сне беседует с собой, я дочку нищею оставил.
 Устроилась в артель, работа сдельная, ремонт одежды. Мама в ужасе, дочка её, старьё чужое разгребает! Тебя содержим, займись учёностью ребёнка.
Как своим новость поднести? (Новость эту мама забелила хлоркой.) 
                ***
На склоне лет,  мама моя вспоминала не охи-ахи, а то, что доставляло радость Семь с половиной  лет она  не выходила за порог, перелом шейки бедра лишил  самостоятельных движений. Муж Владимир перенес второй инсульт, ко мне глаукома прицепилась, съела левый глазик,  принялась за правый. Мы часто сиживали рядом и в разговорах всегда сворачивали в детство. Почему мама   Миру вспоминала, в моментах главных судьбы схожи. Я на всю жизнь запомнила слова, СИРОТСТВО, СТРАШНАЯ  БЕДА!
   Тогда мне тайну не открыли, она сама на свет явилась, назвалась именем в честь  прапрадеда – бочковоза,  сумевшего подняться и вытащить свой род из нищеты.
   До развода Мира допустила близость, не совестно, была женой. Когда носила,  боялась  маменьки родной.  Однажды, она взяла ладошку сына и приложила к животу, заметив папу, растерялась На вопрос, у вас секреты от меня,  Мусик ответил,  только правда.  Вечером папа в мамину комнату ушел и просил не беспокоить. Утром позвал на пару слов.  Из этой «пары» Мусик понял, мама его роднее всех, они судьбу её жалели и очень - будущую жизнь. Мира попросила сына принести  подушку - плюшевого зайца. Внутри его, среди набитой требухи лежало всё её богатство, доставшееся  от той  сиротской жизни: серебряные обручальное колечко, цепочка с крестиком, купленные при крещении сына; золотые -  заколка для волос с  солнышком на тоненькой цепочке, серёжки - шарики и на иголке божья коровка, окрашенная эмалью в красный цвет. Беженцы, спасаясь от бомбёжек, тянулись вереницей  на Восток, меняя на еду, что было. (Секретный дар от бабушки внучку и деньги, свернутые в трубку). Рядом с украшениями Мусик положил две  денежные пачки.
   У бабушки изменился взгляд, огромные, на выкате глаза, на дочь смотрели, не мигая. Из горла вырвались слова, это крохи! Не крохи, возразила Мира, это задел на пару лет, уверенность, спокойствие в работе, за годы Гриша накопил.  Вчера скосила путь, мимо развалок проходила, беженцы вернулись, чистили камни от раствора. К уцелевшей стене пристройку мастерят, семье укрыться в зиму надо. У них богатства нет, четыре пары взрослых, три пары детских рук, новорожденный, устроенный в собачьей будке, они как я - богаты верой.
  Тихоня Мира, вдруг превратилась в детдомовскую нянечку со стажем, командным голосом произнесла, мама, прекратите плакать! Ваш плач мне сердце рвёт на части. Папа, из-за меня семья   бранится,  порою хочется сказать, лучше бы мы не находились, или я не понимаю что-то?
   Ответ заставил по-иному на жизнь родителей взглянуть.
   - Старшие дети за спиной творят шедевры, а младшая   погоны нацепила и учит нас, как надо жить.   Зачем тебе огрехи наши, в своих завалах разберись.  Гришу любишь, на здоровье! Люби, пока седой не станешь, не истощишься от трудов. Сыну три года, на стороне второй родился. Случайно, Гриша пьяным был, поклялся в рот не брать спиртного.  Горсовет  участки раздавал под стройку, он выбрал, что дешевле, проще. Вода в колонке, а туалет через дорогу, зимой парашу в печке жечь.  На днях твои сестра и брат произнесли слова, подобные ты вылила на папу с мамой. Осталось  только нам озвучить – «Лучше бы ты не находилась!» или признать позицию твою, БЕЗ НАС ТЫ ЛУЧШЕ ПОЛУЧИЛАСЬ! А наше мнение не в счет, за нас решили, утвердили. Неописуемая радость встречи! За радостью нахлынуло иное, чувство вины перед тобою. Мы пичкали детей наукой, они начитаны, владеют языками,  для жизни получили всё. В тебе потерянные годы, восполнить знания  нельзя. Софа без устали вливает в Мишу, ему четыре с половиной, он по-английски отвечает и знает больше трёхсот слов.  Знает вход в библиотеку и с мамою в концертный зал.  У Риты музыкальная семья и муж талантлив по работе.    Тебя мы этого лишили! В слово "крохи", я заложила смысл иной.
 Рита наследница,  дом, где живём, уже продали. Весной к родне уедет в Штаты и там получит половину через еврейскую общину, вторую через год, когда освободим жильё и к ним на жительство приедем.  Такие планы были раньше.  Этой ночью мы заглянули в каждый уголок прожитой жизни, так далеко и откровенно  мы никогда не заходили. Папа поедет в Кишинев, у нас вопросы появились. Розочка…
   Мама, прошу вас, обратилась Мира, во мне цветочек не прижился, не хотите Мирой,  зовите дочкой. В дочках уютней и родней.  Я всё ещё живу той жизнью. Прощание перед глазами. Стоят две женщины с сынами, а посерёдке их отец.  После развода он ничей и  ждёт, чтоб я его вернула. Не дай Господь пережить вновь, что в душах наших накопилось. Наш узел Мусик разрубил, он к деду подбежал, сказал, я помнить буду, как рыбачил и как с собакою дружил. Горшок сметанный я разбил, а бабушка меня прикрыла. Мама, скажи спасибо тёте Мане, за Петьку, брата моего…   
                Продолжение следует.
                ***
   В 2010-2011 г. не помню, как называлось это сообщество я вставила несколько мемуаров о жильцах нашего двора. На некоторые эпизоды обрушилась лавина – зачем вы это написали, кто вас просил, пишите о  кошках и собаках, под Гоголя и Пушкина косите?... Я махом уничтожила свой труд, сообщество, под душем вымылась  и стало легче. 
   В г. Кишиневе, на ул.Павлова 4,  в нашем дворе прошли моё детство, юность,  рождение детей, их детство. Квартал снесли, осталась ПАМЯТЬ, разъехались соседи кто-куда. Приезжая в гости из разных городов и стран, заглядывали к нам. Если бы вы видели, с каким упоением  мы вспоминали наши шкоды, походы, игры,  тимуровскую помощь, вечерние и ночные посиделки. Мы даже вспоминали огромный медный таз, в котором соседи по очереди варили сливовое повидло, оно булькало, как гейзер и ляпы обжигали руки. В него ещё орехи добавляли, для торжества и сливочное масло. Дети   «примерных пап и мам» таращили глаза от удивления и восклицали, а нам не разрешают то, и это. Им обычно отвечали, такие были времена, нам можно было, вам нельзя!  В мемуарах я обязательно вставляю  памятные кусочки, несколько вам приведу.
                ***
   В детстве рядом с нами жили старики, годами, за восемьдесят перешагнули. Провожая на рынок мужа, бабушка Циля семенила рядом, кричала на ухо:
   -Очки в кармане? Газету  не забыл? (на случай, если приспичит по дороге). Перчатки не снимай, снимешь, руки под мышками держи, в очереди перебирай ногами, замерзнешь и ходить не сможешь. Платок, платок, рукавами нос не три, грязь обходи, сдачу проверяй и нюхай, нюхай, что дают.
   Послевоенные годы. Жили старики бедно и питались скромно, соседи уважали их за юмор, дельные советы, за трогательное отношение меж собой. Дед Рувим ногами не ходил, а шаркал, спиною был горбат, голову не воротил, а поворачивался телом и собеседника просил:
   -Сударь, любезнейший, вы мне на ухо покричите,  такие вот мои года, мы с Циличкой оглохли разом.
   Помню, старик Рувим купил резиновые боты, туфли по талону не достались. Бабушка Циля с вечера соседям объявила, Рувим, шикарную ей обувь обещал. Утром ушел из дома, явился к вечеру, голодный и уставший, протянул огромную коробку. Соседки разом набежали, я с друзьями протиснулась вперед. Почувствовав обман, перед тем, как развернуть подарок, она с десяток раз спросила:
-Это туфли?  Это туфли? Туфли?
-Циличка, что нам досталось, такое счастье вот моё, я шел и по дороге плакал, хотел тебя в туфлях похоронить, не получилось. Вышли боты!!!
Циля за голову схватилась.
-Ты на размер их посмотрел?
-Что досталось, не мог же я уйти пустой!
-В них пять таких, как я вместятся. Люди! Мой Рувик,  лодки мне купил! Не переживай! Приедет цирк, я их надену, Циличка за клоуна сойдет...
  Боты, очень пригодились! Ими пользовались все, туалет дворовой в конце квартала находился, дождь, грязь непролазная, ноги в боты, желанной цели достигаем!
Рувим ушел из жизни раньше, а Циля, распределив  богатство по соседям, кушетку, старенький сервант, четыре стула,  стол (в штаб нам отдала),  тюлевую занавеску, две скатерти, салфетки, пастельное бельё три сменки,  посуду,  керогаз и медный таз, который всем принадлежал,  от пищи отказалась. На  уговоры, хоть чай испить, с улыбкой отвечала:             
   -Рувик,   не может без меня,  и я, боюсь с ним разминуться.
(После войны старики вернулись налегке, всё, чем пользовались они в быту,  предоставила еврейская община или синагога, такие были разговоры.)
          
                ***
     У ЖЕКа выбили сарай, нам штаб был нужен до зарезу. Фамилия начальника Будеер, а звали  Моисей Ефимыч. У нас был горн и барабан. Кругляш от барабана мы  обнаружили  на свалке. Соседка Буся за три примусных иголки  нам подарила  козью  шкуру,   покойной матери своей  она радикулит лечила. Под обруч  сами  натянули.   Горн списанный без  мундштука на лето  выдавал завхоз из школы.  В ЖЭК мы всей командой ходили по утрам,  охрипшим горном оглашали двор и становились  в очередь просящих.  А секретарь Ида  Будеера жалела, стыдила нас:
-На все кварталы, что вокруг, нам обрезей дают три куба.  За каждую и сломанную палку, комиссия  вытряхивает душу. Сарай вам нужен? На туалеты досок не хватает! Кого вы, выбрали в Тимуры? Такого человека подвели!
Было дело. Все домохозяйки  в неделю раз, в определенный  день и час,  под роспись, собирались в ЖЭКе. Будеер лично обучал, что надо делать, если  закинут атомную бомбу.  Дома у нас висел плакат, порядок  точный я не помню, примерный приведу. Оповестить соседей надо, схватить готовенький мешок, где документы, плащ-накидка, а если нет, сойдет  и простынь, запас питья, еды, в убежище спуститься. У нас оно под  домом было. Две лавки, бочка для воды, песочный ящик, щит с лопатой.
Комиссия в два человека и грозный дядька в воен форме расселись за столом, вопросы задают и слушают ответы. Маме, как отличнице учебы,  военный задает вопрос:
-Тревога вас на улице застала,  в руках нет ни чего, и вы находитесь вот в этаком квартале. Что вы предпримете, на схеме покажите.
Мама ответила на пять, Будеер встал, пожал ей руку. Вдруг кто-то дернул за язык, она добавила:
-Прощение прошу,  благое дело, вы нас старались  защитить.  Но, дома маленькие дети , где бы  тревога не застала, стопы свои я к ним направлю.
А вечером пришел Будеер,  как он маменьку ругал за несерьезность отношений, за показатели и вымпел, которые  наверняка лишат.
Тревожился напрасно,  грамота  в рамочке висела в коридоре ЖЕКа и вымпел красовался на столе.
Случай второй произошел зимой.  Печник и Моисей Ефимыч, вели проверку дымоходов, вернее будет, печник всем чистил дымоходы, Будеер тягу проверял. Год назад в реке Бычок мы выловили в камышах щенка с веревкой на шее. Его несчастного топили, да камень из петли сорвался. Кабздоха принесли домой, за год  хорошего откорма, могутная дворняга вышла. Корм зарабатывал он сам, ночью охранял мясную лавку,  днем отсыпался  у печи.  Не знаем почему, Кабздох не лаял, зато рычал, страшнее не бывает.  Будеер с печником поднялись на второй этаж, стучат клюкою в наши двери. Мама за водой спустилась. Я их пыталась успокоить:
-Ну, задержалась наша мама, зачем же так собаку злить?
А он кричит:
-Предупредил, должна быть дома! Я составляю план осмотра.
Подобный тон  Кабздох не понял,  цепь натянул и вырвал из гнезда печную дверцу. Будеер с печником неслись по лестнице стрелою,  Кабздох догнал бы их в два счета, но дверца тормозила бег.  Погоня разом оборвалась, заметив маму, пес сразу плюхнулся у ног. Ну, думаю, вражда на веке, ошиблась я. Начальник ЖЕКа, кричит и машет своей шляпой:
-Мадам Ходырева, вы потрясаете меня, снимаю шляпу перед вами. Вы, даже слово не сказали, а он упал у ваших ног.
 Все дворовые женщины – мадамы,  так было принято у нас,  для слуха моего приятно. Двор заселили в основном евреи, семей иных по пальцам сосчитать. Различий не было меж нами,  послевоенная нужда, в какой-то степени прошлась на равных. Между детьми бывали ссоры, за лидерство кулачные бои, но взрослые вели себя умнее,  несмотря на ближнее родство, виновника клевали дружно. Вечером отцу сказала:
-Я выросту, меня мадамой  будут звать. Иду я утром в туалет (один на всех  в конце квартала), а самый важный  Абалович, приподымает свою шляпу и говорит:
-Со светлым утром, вы - мадам!
Отец заливисто смеётся.
(Отрывок из «Без родины скитальцы мы, без детства – в старости сироты»)