Кое-что о маме

                К О Е   -   Ч Т О   О   М А М Е
               
                (ко  Дню Матери)

     День Матери в России учреждён  первым президентом России  Б.Н.Ельциным в 1994г.
У этого праздника нет определённой календарной даты, он отмечается в последнее воскресенье ноября.

    Мать – это та женщина, которая дала тебе жизнь и это – незабываемый факт; это та женщина, через которую вошли в тебя все гены предыдущих поколений.  На ночь мать обычно  пела своим детям колыбельные песни.
 
Ты запой мне ту песню, что прежде
Напевала нам старая мать.
Не жалея о сгибшей надежде,
Я сумею тебе подпевать.
Ты мне пой, ну, а я с такою,
Вот с такой же песней, как ты,
Лишь немного глаза прикрою –
Вижу вновь дорогие черты.
Ты мне пой, ну а я припомню
И не буду забывчиво хмур,
Так приятно и так легко мне
Видеть мать и тоскующих кур.

     На Руси пели всегда – и в праздники и в будни,  при рождении и на похоронах. Песня была неотъемлемой частью нашей жизни.

Я бродил бы тридцать лет по свету,
 А к тебе вернулся б умирать,
Потому что в детстве песню эту
Знал, ведь мне её певала мать.
    
Материнское чувство такое же обширное, как сама природа – мать. Оно присуще всему живому:  и человеку, и животному, и растению:

В природе есть одно единство,
Которое её роднит,
Она лелеет материнство,
На нём незыблемо стоит.
Вот эта яблоня у тына,
Что сломится, того гляди,
Оцепенела и застыла
От счастья, что на ней плоды.
Вот эта серая кобыла,
Пасущаяся у прясла,
Ни на минуту не забыла,
Что жеребёнка принесла.
Глаза от радости слезятся,
А уши ревностно строги.
Ещё бы! Рядом здесь резвятся
Четыре родственных ноги!
А ты, кукушка, что кукуешь,
Тревожа пасмурный рассвет?
Наверно, ты о том горюешь,
Что малых деток рядом нет!?

      Всё начинается с любви. С любви начинается и материнская нежность.

С какою нежностью покоит на руках   
Она своё дитя в задумчивом молчанье!
С любовию прижав дитя к груди своей,
В его грядущее она глядит с мольбою.
И хочет мать закрыть заботливой рукой
Своё дитя от слёз, печали и скорбей.
И в сердце у неё неясная боязнь –
Лишиться дорогой, единственной святыни…
Ведь без него весь мир вдруг станется пустыней,
И за него она пойдёт на казнь.

        В этом празднике, который отмечается у нас в последнее воскресенье ноября, всё смешалось: тут и детские воспоминания: «Кто всегда со мною рядом?  Для кого я есть отрада и утеха для очей?», тут и взрослое состояние.
      Мама – это та гавань, куда ты можешь вернуться и вновь почувствовать  себя ребёнком. И ты возвращаешься в любом возрасте, потрёпанный жизнью, но такой сильный и независимый.
     Ты идёшь к ней делиться своей удачей или печалью и уверен, что она тебя выслушает, приголубит и хотя не всегда даст правильный совет, но тебе станет легче.
     Именно мама, пока она есть, поймёт и будет любить тебя таким, какой есть, какие бы ошибки ты не совершал, или каким бы знатным ты не стал. Но не стоит раздувать щёки, вот мол, я – какой важный. Это не ты такой могучий, это твоя мать такая, и ты знаешь, что здесь тебя любят всякого, важного или скромного.

Мне горько, мама, грустно, мама,
Я – пленник глупой суеты.
И моего так в жизни мало
Вниманья чувствовала ты.
Кручусь на шумной карусели,
Куда-то мчусь, но вдруг опять
Сожмётся сердце: «Неужели
Я начал маму забывать?»
Звезда, сверкнув на небосклоне,
Летит в конечный свой полёт,
Тебе твой мальчик на ладони
Седую голову кладёт.
   
            /Слушаем песню М. Табачникова  «Мама»,  стихи Г. Гридова, поёт К. Шульженко/

               
Всех, кого взяла война,
Каждого солдата
Проводила хоть одна
Женщина когда-то…
И приходится сказать,
Что из всех тех женщин,
Как всегда, родную мать
Вспоминают меньше.

      Но бывает, что перед самой смертью боец вспоминает именно мать, именно ту женщину, которая пустила его на этот свет:      
Жён вспоминали на привале,
Друзей – в бою.
                И только мать,
Не то и вправду забывали,
Не то стеснялись вспоминать.
Но было, что пред смертью самой,
Видавший не один поход,            
Седой рубака крикнет – Мама! …
И под копыта упадёт.

     А вспомним годы войны – кем только наши мамы не были: и санитарками, и бойцами, и разведчицами, и медсёстрами, и врачами.  Они не гнушались никакой работы; и в тылу рыли заградительные рвы, шили одежду, стоя у станка производили снаряды и ещё много чего делали для победы.

Как руки у вас красивы!
Редкостной белизны!
С врагами они пугливы
С друзьями они нежны.
Вы холите их, лелеете,
Меняете цвет ногтей.
А я почему-то вспомнил
Руки мамы моей.
Упрёка я вам не сделаю,
Вроде бы не к чему,
Но руки те огрубелые
С вашими не сравню.
Сейчас они некрасивы,
И лишь, как земля, темны,
Красу они всю России
Отдали в дни войны.
Всё делали – не просили
Ни платы и ни наград.
Как руки у вас красивы!
Как руки у мамы дрожат…

      Мать есть мать, и в годину войны именно она кручинится о своём воюющем сыне, это её руки благословляли сына на битву с врагом.

На краю деревни старая избушка,
Там перед иконой молится старушка.
Молится старушка, сына поминает, -
Сын в краю далёком Родину спасает.
Видит она поле, - это поле боя,
Сына видит в поле, павшего героя.
И под этим горем вся она застыла,
Голову седую на руки склонила.
И закрыли брови редкие сединки,
А из глаз, как бисер, сыплются слезинки.

     В стихотворении «Жди меня» К.Симонова есть такие строчки: «Пусть поверит сын и мать в то, что нет меня».  Неправда! Уж кто-кто, а мать не поступит так никогда.  И здесь мне очень близко стихотворение Н.Некрасова,  который как раз об этом и говорит:
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя,
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы!  Утешится жена,
И друга лучший друг забудет,
Но в мире есть душа одна –
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы -
То слёзы наших матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…

    В годы тяжких испытаний наши мамы знавали и голод, и холод. Но хуже всего было, когда от детей не было известий, тогда и пища становилась горькой, и ночь грустнее, и день тоскливее.

                /Звучит песня   М. Ножкина  «Последний бой» в исполнении К Шульженко/

     Меня не покидает мысль, что «от бумажного голубя до ракеты на Марс» роль матери остаётся прежней (в большинстве случаев).  Мы взрослеем, но помним, что с первых дней рождения мы  учились говорить, и первое слово было – «мама»

По-русски «мама», по-грузински «нана»,
А по-аварски – ласково «баба».
Из тысяч слов земли и океана
У этого – особая судьба.
Став первым словом в год наш колыбельный,
Оно порой входило в дымный круг,
И на устах солдата в час смертельный
Последним звоном становилось вдруг.
На это слово не ложатся тени.
И в тишине, наверно, потому
Слова другие, преклонив колени,
Желают исповедаться ему.
Тайком вздохну, о чём-нибудь горюя,
И, скрыв слезу при ясном свете дня,
«Не беспокойся, - маме говорю я –
Всё хорошо, родная, у меня.»
Тревожится за сына постоянно,
Святой любви великая раба.
По-русски «мама»,  по-грузински «нана»,
А по-аварски  -  ласково «баба».
/Расул Гамзатов/

    Мы приходим к родителям и от них узнаём, «что такое хорошо, и что такое плохо», это они сеют в наши  неокрепшие души «вечное, доброе, разумное»;
     Не мудрствуя лукаво, просто, без лишних и ненужных сложностей переносят они жизненные трудности, зная, что «жизнь прожить – не поле перейти», и этому учат нас. И они живут не столько ради себя, сколько ради нас, «ради жизни на земле». Большую роль в семье играет и отец, но почему-то об отце вспоминают и говорят реже.

Всегда заботой матери храним,
От колыбельных дней и до конца,
Взрослеет сын, и борется, и дышит!
Так почему за именем своим
Он пишет имя гордого отца,
А имя доброй матери не пишет!..

     Дни бегут, сменяя друг друга. Ведь  время  бежит быстро, хотя в детстве оно тянется. Мы вспоминаем, как нам было тепло и уютно с мамой. Может быть, порой вокруг всё было плохо, но нам с мамой всегда было хорошо. И пусть она не кончала никаких университетов, но для нас наша мама была самой-самой…

Никаких гимназий не кончала,
Бога от попа не отличала,
Лишь детей рожала да качала,
Но жила, одну мечту тая:
Вырастут, и в этой жизни серой
Будут мерить самой строгой мерой
Будут верить самой светлой верой 
Дочери твои и сыновья.
Чтобы каждый был из нас умытым,
Сытым, с головы до ног обшитым,
Ты всю жизнь склонялась над корытом,
Над машинкой швейной и плитой.
Всех ты удивляла добротою,
Самой беспросветной темнотою,
Самой ослепительной мечтою…
Нет святых,
                но ты была святою…
/Н. Старшинов/

     Мы вспоминаем даже то, чего, кажется, никогда и не было: что мама всегда была самой красивой,  самой нарядной и самой лучшей.

Не избалованы подарками
И сводя кое-как концы,
Были мамы по-своему яркими,
Ведь любили их наши отцы.   
И не крашеных, и не холеных,
И не знавших модных портных,
Между стройками, между войнами
Не успев наглядеться на них.
Мать есть мать!
                И в речах застольных
Дифирамбов ты ей не пой,
Только жизнь проживи достойным
Беспредельной любви такой.

     Мы взрослеем. Нам хочется скорее стать взрослыми. Но…всему своё время. Проходят годы и роли меняются.  Вот мы уже и сами родители, и хотим сделать, чтобы маме было хорошо, чтобы ей было легче.  Мы знаем, что она стареет и стремимся что-то для неё сделать, забывая при этом, что у неё сохранилась неуёмная жажда деятельности:

Состарясь, из далёкого села,
Где глушь, где волки ходят под окошко,
Забросив деревенские дела
И над печуркою всплакнув немножко,
Уж год, как мать приехала ко мне.
Она всё чистила, варила нам, стирала.
Хотел я сделать так, чтоб мама отдыхала,
Но отдыха опять у мамы нет.
Я запретил ей гнуться над полами,
Сказал: ты мыть и чистить не должна.
Сказал, что это сделает жена.
Но только руки свесились у мамы,
Моя забота боль разбередила.
И слёзы вдруг: «Сынок, не уж, не угодила?»

     Поражает поистине безграничная любовь к детям. И совсем не случайно в любом возрасте приходит к нам во сне мама, и мы начинаем понимать, что те простенькие песни-колыбельные, и та простенькая музыка, которая наполняла наш дом, вносили в наши души счастье.  И это счастье давала она – мама.  Только сейчас мы понимаем, что тогда мама могла собой заменить для нас весь мир, но этот мир никогда не заменит нам нашу маму.

Как бы трудно нам не было с вами
В этой жизни, наполненной горем,
Мы всегда обращаемся к маме,
И нам легче становится вскоре. 
Мы уж выросли, семьи создали,
Родились наши дети и внуки,
Всё равно мы идём к своей маме,
И с любовью целуем ей руки.
Чтобы не было, чтоб не случилось,
Мать – начало всех поколений,
И за то, что мы с вами родились,
Преклоним перед нею колени.

             /Звучит песня Игоря Зубкова «Детство моё босоногое…»
                Стихи М.Гуцериева  Исп. М.Шуфутинский /

    В этой композиции мне хочется коснуться  и  тех женщин, которые и не были матерями данным детям, но всю себя отдали этим детям, заменили им мать.

     Одна из них няня А.Пушкина – Арина Родионовна Матвеева (1758-1828). Саша Пушкин не был в семье любимым ребёнком. Матери было не до него. Есть женщины, которые не утруждают себя материнством. Поэтому в раннем детстве он был привязан к бабушке - Марии Алексеевне Ганнибал (1745-1818) в селе Захарово - женщине умной, деятельной и рассудительной. Она очень любила внука.
      А позже он попал в руки няни Арины Родионовны. Она была крепостной и должна была получить вольную.  Но в год рождения Саши она осталась в этой семье и помогла внуку стать тем, кем Александр Пушкин для нас является. Это она вдохнула в его душу и русские сказки, и русские народные песни. Она его любила, любила не за гений, а просто потому, что любила.
        Обычно выросший ребёнок называет свою мать – мама, маменька, матушка и т.д. Няню Пушкин называл «мамушка». Он не написал о матери ни одного стихотворения, а о своей няне сочинил и опубликовал очень много:

Ах! Умолчу ль о мамушке моей,
О прелести таинственных ночей,
Когда в чепце, в старинном одеянье
Она, духов молитвой уклоня,
С усердием перекрестит меня
И шёпотом рассказывать мне станет
О мертвецах, о подвиге Бовы…
Я трепетал – и тихо, наконец,
Томленье сна на очи упадало.

     Он не любил «болтливости своей, но детских лет воспоминанье» он очень любил. И позже, находясь в ссылке на юге, Пушкин опять  вспоминает свою няню:

Наперсница волшебной старины,
Друг вымыслов, игривых и печальных,
Тебя я знал во дни моей весны,
Во дни утех и снов первоначальных.
Я ждал тебя;  в вечерней тишине
Являлась ты весёлою старушкой   
И надо мной сидела в шушуне
В больших очках и с резвою гремушкой.
Ты, детскую качая колыбель,
Мой слух напевами пленила
И меж пелён оставила свирель,
Которую сама заворожила.

     Александр знал, что Арина Родионовна вложила в него очень многое.  Он всегда это помнил и ценил.
Ты отрока беспечного любила,
Средь важных муз тебя лишь помнил он.
     Из села Михайловского он писал своему брату Льву: «Вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки своего проклятого воспитания. Что за прелесть эти сказки!»
     В честь Арины Родионовны  Пушкин написал и «Зимний вечер», превращенный  его лицейским другом Михаилом Яковлевым в романс:
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя;  где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.

         /Слушаем романс Яковлева «Зимний вечер» /

     Притягательная сила (как у Пушкина в лице Арины Родионовны) была и у поэта Владислава Ходасевича (1886-1939). Сам русский поэт родился в Москве, и хотя отец его был  поляк  (художник и фотограф,  а мать – еврейка,  и она тоже была воспитана в духе польского католицизма), тем не менее, его воспитывала  русская женщина, и это сказалось больше, чем наставления его родителей.   Владислав всегда воспевал русскую речь и в своей поэзии всегда чувствовал русское слово.               
               
Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной  я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.
Она не знала сказок и не пела,
Зато всегда хранила для меня
В заветном сундучке, обитом жестью белой,
То пряник вяземский, то мятного коня.
Она меня молитвам не учила,
Но отдала мне безраздельно всё:
И материнство горькое своё,
И просто всё, что дорого ей было.
Лишь раз, когда упал я из окна,
Но встал живой (как помню этот день я!)
Грошовую свечу за чудное спасенье
У Иверской поставила она.
Года бегут.  Грядущего не надо,
Минувшее в душе пережжено,
Но тайная жива ещё отрада,
Что есть и мне прибежище одно:
Там, где на сердце, съеденным червями,
Любовь ко мне нетленно затая,
Спит рядом с царскими ходынскими гостями
Елена Кузина, кормилица моя.
                ------------------------------------

      У каждого наступает время, когда любовь к подруге застилает любовь к матери.
Но мать есть мать, она всегда переживает за сына и желает ему добра, как бы не было ей самой худо.

Однажды бедный парень жил
И злую девушку любил.
Она сказала: «Для свиней
дай сердце матери твоей».
И он пошёл, убил он мать,
Взял сердце, бросился бежать.
Когда бежал, споткнулся вдруг
И сердце выронил из рук.
И в пыль упав, оно лежит.
Вдруг слышит: сердце говорит.
И внемлет тихой сын мольбе:
«Сынок, не больно ли тебе?»

     Мать всегда желает сыну добра, и когда не может сделать что-то лично, всегда пишет ему, что у неё всё хорошо, лишь бы он берёг себя. Святая мамина неправда облегчала сыну жизнь, а порой и облегчала его казнь.

Позорной казни обречённый
Лежит, в цепях закован, граф.
Своей Отчизне угнетённой
Хотел помочь он. Гордый нрав
В нём возмущался, меж рабами
Себя он чувствовал рабом,
И взят в борьбе с могучим злом
И к петле присуждён врагами.
   Едва двадцатая весна настала,
   И надо мир покинуть!..
Мать говорила, утешая:
«Не бойся, не дрожи, родной!
Я во дворец пойду, рыдая,
Слезами, воплями, мольбой
Пощаду вымолю.
А поутру, как поведут тебя на казнь,
Я встану тут, у места казни, на балконе.
Коль в чёрной шали буду я,
Знай, - неизбежна смерть твоя.
А если в покрывале белом
Меня увидишь над толпой,
Знай, вымолили я пощаду,
Пощаду жизни молодой.
Пусть будешь схвачен палачами,
Не бойся, не дрожи, родной!»
    И вот его ведут на казнь.
    Граф ничего не замечает.
    Вперёд на площадь он глядит,
    Там на балконе мать стоит
    Спокойно в покрывале белом
И заиграло сердце в нём!
И к месту казни шагом смелым
Пошёл он с радостным лицом.
Легко на эшафот поднялся,
И даже в петле улыбался.
            *     *     *
Зачем же в белом мать была?
О, ложь святая!               
                Так могла солгать
Лишь мать, полна боязнью,
Чтоб сын не дрогнул перед казнью

                /Звучит песня «Алексей, Алёшенька, сынок»  в исполнении С. Ротару
                Стихи А. Дементьева/

     Мать, хоть и не беспокоит своих детей (не звонит, не тревожит), но душа  всегда болит за них;  она знает, что всё, что они не дали своей матери, они отдадут своим детям и внукам. И на этом держится жизнь.

Первое слово ребёнок сказал:
               - Мама!
Вырос. Солдатом пришёл на вокзал.
               - Мама!
Вот он в атаке на дымную землю упал:
               - Мама!
Встал.  И пошёл!  Губами горячими к жизни припал:
               - Мама!

А у меня нет мамы. Она умерла.

      Она умерла… И наступила какая-то пустота. Уже много лет прошло с тех пор, но она всегда со мной, она – в моём сердце
Как у сердца своего меня носила,
Так теперь ношу я тебя в сердце своём!
     Многое у нас не случилось и уже не случится никогда.

     Когда Юрия Гагарина спросили, о чём он вспоминал в космосе, он не задумываясь, ответил:  «Вспоминал о многом: дом, мать, дети – ребятишки у меня….
     К большому сожалению, за прошедшее время у нас появилось  очень много детских домов,  которых не было даже в годы войны.  И это наводит на нехорошие мысли.

Но даже в этих детских домах многие воспитанники продолжают ждать и любить своих мам…

      /Звучит Ариозо Матери из кантаты Новикова «Нам нужен мир»   
                Стихи Н.Рублёва/

                К    О     Н     Е     Ц 


               
 .