de omnibus dubitandum 119. 71
Глава 119.71. ВЕРСИЯ СМЕРТИ АТАМАНА КАЛЕДИНА…
Описания смерти почти у всех авторов словно списаны друг у друга. Приведем лишь два.
В 1997 году заместитель директора по науке Старочеркасского музея-заповедника М. Астапенко (Остапенко)*) по публикациям речи М. Богаевского в «Донской волне» 29 января 1918 года» (Донская волна (ДВ), 1918, N 4, С.13) в фактически первой наиболее полной биографии знаменитого Атамана, рисует сцену самоубийства с самоубийственной самоуверенностью. Такая вот картина вырисовывается в его изложении.
Вчитаемся:
«...Атаманский дворец опустел, Алексей Максимович остался один. Подойдя к окну, он выглянул на площадь. Холодный январский день догорал над городом, по небу медленно ползли сине-черные тяжелые тучи, а над городом, не спеша, опускался туман. ... О чем думал Атаман в эти последние минуты своей жизни, нам никогда уже не узнать...
...Где они теперь, эти казаки?! Предатели...
Горечь полной безысходности сдавила Атаману горло, слезы подступили к глазам. Он отошел от окна и, гулко печатая шаги, через зал, увешанный портретами Войсковых Атаманов, прошел в комнату жены...
...Мария Петровна беседовала с какой-то посетительницей, и Алексей Максимович, быстро прикрыв дверь ее комнаты, прошел в покои брата Василия*. Тяжело присев за столиком, стоящим рядом с деревянной кроватью, он принялся быстро писать свое последнее письмо (думаете, жене, не обратившей на него никакого внимания? Нет! Генералу Алексееву! — Л.С.)
...Положив письмо на стол, Алексей Максимович снял китель и аккуратно повесил его на спинку стула. Потом 6ережно снял нательный крест и вместе с часами-браслетом, показывавшими два часа тридцать минут, положил на стол. Перекрестившись, лег на кровать и, приставив к груди кольт, выстрелил в сердце» (Астапенко М.Л. Атаман Каледин. Ростов-на-Дону, 1997. С. 107).
*) КАЛЕДИН Василий Максимович (дон.) (5 октября 1859 – 3 июня 1919, Новочеркасск) — российский военный, генерал-майор, участник Белого движения. Старший брат Алексея Каледина. Общее образование получил во Владимирской Киевской военной гимназии. В службу вступил 01.09.1876. Окончил 2-е военное Константиновское училище (1878). Выпущен в 8-ю Донскую казачью батарею. Хорунжий (старшинство 16.04.1878). Участник русско-турецкой войны (1877-1878).
Сотник (ст. 06.05.1882). Подъесаул (ст. 06.05.1892). Есаул (старшинство с 15.04.1897). Окончил Офицерскую артиллерийскую школу. Командир батареи (9 л. 1 м.). Войсковой старшина (пр. 1900; старшинство с 02.05.1900; за отличие). Полковник (пр. 1908; ст. 06.05.1908; за отличие). Командир 2-го Донского казачьего артиллерийского дивизиона (18.07.1910 – 30.05.1911). С 30.05.1911 командир 12-го Донского казачьего полка, с которым вступил в Первую мировую войну в составе 11-й кавалерийской дивизии. Генерал-майор (произведен 14.11.1914; со старшинством с 26.07.1914). На 15.02.1915 в том же чине командующий тем же полком.
Командир 2-й бригады 3-й Донской казачьей дивизии (с 27.04.1915), в состав которой входили 30-й и 32-й Донские казачьи полки. В сентябрьских боях 1915 года, при ликвидации Свенцянского прорыва, 2-я бригада генерал-майора Василия Каледина 3-й Донской казачьей дивизии отличилась в сражении 13.09.1915 г. за местечко Будслав, а также соседние населенные пункты. В результате наступления под ударами донцов оказались фланги немецких войск, что заставило германское командование начать отход, ибо путь для немцев через Волколату был отрезан. (В отместку немцы жестоко убили 10 раненых казаков 30-го и 32-го Донских казачьих полков и 2 прапорщиков 30-го Донского полка, взятых в плен после боя 16.09.1915 г. в деревне Гули (Мядельский район, Минская область). Воспользовавшись достигнутым успехом, кавалерия генерала Орановского прорвала фронт немцев на реке Вилии и, развивая успех, захватила деревни Пожарцы, Пацкевичи и еще несколько других населенных пунктов. 3-я дивизия выполнила свою задачу и была отведена в резерв 12-й армии, чтобы пополнить убыль в людях.
Командующий 4-й Донской казачьей дивизией (с 03.06.1916). Отчислен за болезнью в распоряжение войскового начальника 10.7.1918. В Гражданскую войну – управляющий отделом внутренних дел Донского правительства. Жена - Мелетина Ивановна, р. ? г. дочери Татьяна, р. ? г. и Вера, р. ? г. Умер в Новочеркасске от рака желудка.
Награды:
Орден святого Станислава 3-й ст. (6.5.1886);
Орден святой Анны 3-й ст. (20.8.1895);
Орден святого Станислава 2-й ст. (3.3.1899);
Орден святой Анны 2-й ст. (25.12. 1899);
Орден святого Владимира 4-й ст. (6.5.1904);
Орден святого Владимира 3-й ст. (10.5.1912);
мечи к ордену св. Владимира 4-й ст. (5.1.1915);
мечи к ордену св. Владимира 3-й ст. (5.2.1915);
Орден святого Станислава 1-й ст. с мечами (3.3.1915);
Орден святой Анны 1-й ст. с мечами и бантом (2.5.1915)
Источники:
Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 407, оп 1, д.99, л.194 об.
Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне. — М., 2003.
Список старшим войсковым начальникам, начальникам штабов: округов, корпусов и дивизий и командирам отдельных строевых частей. — СПб., Военная Типография. 1913.
Список полковникам по старшинству. Составлен по 01.03.1914. — СПб., 1914.
Список генералам по старшинству. Составлен по 10.07.1916. — Пг., 1916.
ВП по военному ведомству // Разведчик №1256, 25.11.1914.
ВП по военному ведомству // Разведчик №1272, 24.03.1915.
ВП по военному ведомству // Разведчик №1275, 14.04.1915.
ВП по военному ведомству // Разведчик №1289, 21.07.1915.
Сравним, что о самоубийстве писал в 2003 году Андрей Смирнов, отстоящий от события почти на целый век:
«Закончив рвать и жечь бумаги, Алексей Максимович, видимо, хотел попрощаться с женой. Он прошел через кабинет в приемную, но Мария Петровна, увлеченная разговором с посетителем, даже не повернула головы» (Смирнов А. Указ. соч. С. 261).
Кабинет и приемная находились друг напротив друга через коридор. В приемной должен был находиться один из адъютантов, но о нем никто не упоминает, в том числе и Смирнов. А комната жены — будуар, находилась как раз (рядом - Л.С.) с малой гостиной, в которой и жил старший брат Атамана — Василий.
Где же все-таки находилась жена? Ведь если в будуаре, то из него дверь ведет в малую гостиную, и на выстрел быстрее ее никто не мог бы вбежать в комнату. Если первым вбежал денщик, то он мог только через другую дверь, выходящую из комнаты брата в пустынный коридор. Но вот вбежавший следом за денщиком пудель наверняка от жены.
Жена фактически была рядом с мужем, но вела себя странно. Это жена-то, наверняка, знавшая все о психической надломленности Атамана. Или не было никакой надломленности, а был холодный расчет и надежда на партизан? Кто еще ближе его душе, как не жена? Из этого можно сделать предположение, что она не видела никакой опасности и наверняка знала о подлинных планах мужа, потому и не волновалась и не обратила на его появление внимания. Знала, что есть еще время для разговора, никакой угрозы мужу в данный момент нет.
Дальше Смирнов пишет: «Не почувствовала, как напряжены нервы мужа, как тягостно ему на душе». Профурсетка, а не самый близкий атаманской душе человек, знающий всю подноготную творящихся событий. А какая жена этого не может знать?
Смирнов рассуждает: «Может быть, заговорив с ним она, отвлекла бы его». От чего? Все авторы дружно обвиняют жену: почему не заговорила. Да не нужно это было, "план отхода" (кавычки мои - Л.С.) с ней согласован, о чем тут разговаривать,
«Каледин постоял несколько минут в дверях и, вздохнув, вошел в небольшую комнату отдыха, где стояли походная кровать (складная железная, а не деревянная как пишет Астапенко. — Л.С.) и тумбочка... Медленно, как в полусне, генерал снял китель. Затем отстегнул часы-браслет и, достал из кобуры револьвер. Вытащил из-под ворота нижней рубахи материнскую иконку, поцеловал ее, перекрестился, прилег на кровать, взял револьвер и выстрелил в сердце» (Смирнов А. Указ. соч. С.261).
Оба автора подчеркивают одну и ту же деталь, Алексей Максимович, боевой генерал и, безусловно, человек чести, стрелялся не в генеральской форме, как можно было бы предположить по офицерскому кодексу чести, а можно сказать, в исподнем (Точно так же поступил и генерал Крымов — стрелялся на кровати в исподнем. Это что, традиция такая была в русской имперской армии?).
Расходятся только в деталях — Астапенко пишет о снятом с шеи нательном кресте. Смирнов о нем не упоминает, а говорит о снятой с шеи материнской иконке.
А снимал ли Атаман вообще что-либо с шеи? То, что Каледин снял китель и прилег на кровать может означать еще и простую мысль: перед трудной встречей в городской думе он прилег отдохнуть и, утомленный бессмысленными разговорами со своим правительством, посетителями и просителями, сразу уснул.
Тут-то и мог войти убийца, который за минуту до выстрела осмотрелся и запомнил те детали, которые потом с его слов пошли гулять по разным изданиям. Кто бы он ни был, из окружения Атамана или нет, но вот руку его точно направлял кто-то из врагов Каледина, явных или тайных. Явным, открытым врагом был Голубов. Но мог ли он осуществить задуманное без поддержки тайного врага Атамана или человека, получившего чей-то приказ на ликвидацию скрытно готовящегося к Степному походу с партизанами Войскового атамана.
Здесь уместно вспомнить германских агентов, направленных лично Лениным для убийства Каледина. Кто может поручиться за то, что эти же агенты или уже другие не были вновь отправлены в Ростов и Новочеркасск? И уж точно никто не может поручиться за то, что эти новые агенты не выполнили поручение Ленина по убийству Каледина. Только кто их допустил к Атаману? В день ли убийства или внедрил заранее? Такое мог сделать, в том числе, и М. Богаевский по требованию Голубова, получившего указание от Антонова-Овсеенко через резидента большевиков Щаденко в Каменской. Или от Харламова, если вспомнить его последующие в эмиграции контакты с фашистской Германией. Мог ли Харламов быть германским агентом в дореволюционные и революционные годы? Теоретически да. Мог быть и двойным агентом, работая и на «Антанту», и на немцев.
Однако контакты трех представителей войсковой старшины в деле убийства Каледина — только предположение, не лишенное, правда, основания, учитывая странные отношения М. Богаевского и Голубова в течение 1917 и 1918 годов и тесные отношения М. Богаевского с Харламовым еще со студенческих лет в Петербурге.
Выстрел в небольшом помещении был громким, а отдачей револьвер кольт, несомненно, должен был отбросить держащую его руку либо по телу вниз, либо от тела в сторону. Но руки атамана были сложены на груди, а оружия нигде не было.
Удивительная загадка самоубийцы.
Выстрел слышали во дворце, но кто первый вбежал в комнату за кабинетом? Астапенко сообщает, что денщик.
Это еще одна загадка. Войсковому Атаману по штату положен адъютант-офицер, и не один. Где они находились в момент его смерти? О них никто ничего не пишет. Кроме того, в приемной всегда должен дежурить офицер, но где был он? Тоже никто ничего о нем не пишет. Значит, все разошлись, и никого в рабочих помещениях Войскового Атамана не было. Но откуда взялся денщик, фамилия которого не называется? Очень даже мог быть денщик, а председатель правительства, считавшийся самым приближенным к Каледину человеком, мог иметь особые отношения с его денщиком. Если таковой, в самом деле обслуживал семью Атамана.
Вбежал? А, может, сначала успел выбежать, забыв бросить в комнате убитого револьвер? А потом, на глазах у потрясенных соратников Атамана, снова вбежал в комнату. Но чтобы потомки думали, будто все было «взаправду», Астапенко упоминает даже вбежавшего следом пуделя. Кто мог это фиксировать столь хладнокровно? Кто в такой суматохе мог заметить перебежки денщика? А почему первой не была жена Алексея Максимовича, которая несколько минут назад находилась в приемной мужа? Денщик опередил?
А откуда он вбежал? Ведь в малую комнату вели две двери — одна из кабинета, другая из коридора. Неужели двери в Атаманском дворце не запирались? Кстати, окно в комнате убитого оказалось открытым. Вряд ли Каледин это сделал сам, зачем ему? Если убийца не денщик, то другой убийца мог выпрыгнуть со второго этажа и скрыться. Например, посланец от Голубова.
Конечно, это версия. Но вкупе с другими несуразностями, достойная внимания. Астапенко вообще сообщает невероятный факт: «...В комнату вбежал запыхавшийся Митрофан Богаевский с женой. Увидев, что все кончено и Атаман мертв, он поправил голову покойного, осмотрел рану, полез под кровать и нашел сплющенную пулю».
Зачем нужно было поправлять голову, если в нее не стреляли? Или, может быть, выстрел все же был сделан именно в голову? Тогда понятно, почему поправил. От выстрела в голову, она, естественно, могла быть повернута. Кстати, такой версии придерживались некоторые исследователи... и сам М. Богаевский проговорился об этом, выступая перед Малым кругом 7 февраля 1918 года. Относительно поднятой М. Богаевским пули, то это на современном языке называется сокрытием улик. Почему это сделал Председатель Войскового правительства и почему он не назначил следственную комиссию? Чем не способ скрыть убийство? И почему о пуле промолчал в своем выступлении Богаевский, и почему отдал ее брату Африкану Богаевскому?
Любопытен эпизод воспоминаний последнего: "Я проводил почти все время в штабе, приходя домой только обедать и ночевать. На другой день после кончины
А.М. (30 января 1918 года. — Л.С.) я вечером ушел в штаб. Едва подошел к письменному столу в кабинете и зажег электричество, как из-за ширмы, где стояла кровать (ввиду массы работы мне приходилось иногда ночевать в штабе), поднялась какая-то темная фигура и двинулась ко мне. Это было так неожиданно, что я сразу даже не узнал, кто это был. Оказалось, что в мое отсутствие приехал из Новочеркасска брат Митрофан Петрович и, не желая беспокоить меня на квартире, поджидал меня в штабе.
Брат сильно изменился: похудел и как-то осунулся. Настроение духа у него было крайне удрученное. Он рассказал мне некоторые подробности смерти Каледина. Она произвела на него такое потрясающее впечатление, что он не в силах был оставаться во дворце и в Новочеркасске и уехал с женой в Ростов. Бедный брат чувствовал себя совершенно выбитым из колеи и положительно не находил себе места. В Новочеркасске ему делать уже было нечего. События развивались быстрым ходом. Вновь избранный атаман, генерал Назаров, уже не в силах был поднять упавшего духа казаков и заставить их бороться против большевиков. Начиналась агония Дона: уже не за горами было полное водворение красной власти... Вскоре брат уехал с женой в Сальские степи, где у него было много друзей среди калмыков. Здесь он надеялся успокоиться и быть в безопасности, так как искренно верил, что калмыки его не выдадут, укроют» (Богаевский А.П. Указ. соч. стр. 31).
Генерал А. Богаевский не говорит о том, что его брат Митрофан вернулся затем в Новочеркасск. Эту деталь, мемуарист почему то опускает в своих воспоминаниях. Но известно, что М. Богаевский выступал в Новочеркасске на Войсковом Круге 7 февраля и ни словом не обмолвился о поездке в Ростов. Создается впечатление, что Митрофан в панике бежал из Новочеркасска, боясь, что его в чем-то могут заподозрить.
Астапенко в сноске по факту изъятой пули сообщает, что «позже эта пуля была передана в фонды Донского музея в Новочеркасске» (Астапенко М.П. Указ. соч. С. 149). Но, во-первых, та ли эта пуля, а во-вторых, когда была передана? Возможно, что во времена атаманства А. Богаевского. Но известно ведь, что если баллистики не сопоставляли пулю с оружием, то она не может быть признана подлинной.
И снова придется напомнить, что в комнате, где случилась смерть Каледина, оружие не нашли. Во всяком случае, о том все молчат. И это самый надежный способ погасить пересуды. Атаман мертв. Но почему совершена самая большая провокация в отношении Каледина — появление его, так называемого предсмертного письма?
Поразительно это письмо генералу Алексееву. Хотя на нем стоит точное время его написания — 2 часа 12 минут. До рокового выстрела оставалось еще двадцать минут, совершенно непонятно чем заполненных. А еще не ясно, зачем оно вообще было написано и кем?
Фактически для всех пишущих о самоубийстве атамана Каледина письмо является главным доказательством. Ну как же, написал, да не кому-нибудь, а главному предателю бывшей Российской империи. Жене ни словечка, ближнему кругу и «милым казакам» ничего, а этому масонскому перевертышу целое письмо, да с извинениями, да с рекомендациями не ходить войной на большевиков. Что это? Горячечный бред полностью потерявшего контроль над собой человека? Или, может быть подделка, чтобы этого человека представить именно в таком неприглядном виде и заложить мотив психологической его надломленности, все объясняющей? М. Богаевский после ареста тоже призывал не воевать с большевиками. В самом ли деле одной головой думали два руководителя донских казаков, а поступали по-разному?
По одной версии, написал письмо якобы в кабинете, по другой — в комнате, где застрелился. Хотя у него вряд ли было время для подготовки этого письма. Хронология всех действий Атамана, которые отслеживало его окружение (Об этом 8 февраля 1918 года говорил в своей речи на Малом Круге Митрофан Богаевский), не дает ему такой возможности, ибо он почти постоянно оставался в поле их зрения. А тут целых двадцать минут никто не видит, что делает Войсковой Атаман, хотя кто-то вроде как в подробностях и подсматривает, как он готовится к смерти. Но это еще что! Письмо пролежало то ли в кабинете Атамана, то ли в комнате, где он застрелился, целых две недели, пока вдруг не было обнаружено. И ни кем-нибудь, а вошедшими 12 февраля в Новочеркасск казачьими «революционерами» под командой войскового старшины Голубова. Где, в каком архиве хранится это письмо? Неизвестно. Во всяком случае, разные авторы цитируют его либо без указания источника, либо по большевистскому журналу («Пролетарская революция на Дону», № 4, с. 230).
Вот это обстоятельство и наводит на размышления об искусной подделке. Во всяком случае, можно согласиться с русской эмиграцией, которая еще 80 лет назад вынесла этому сфабрикованному документу свой непререкаемый приговор.
Читал ли письмо генерал Алексеев? Генерал с частями Добровольческой армии в это время находился в «Ледяном походе» по землям недружелюбной Кубани и вряд ли читал «предсмертное» письмо Каледина.
Обратимся все же к тексту самого письма, тут много прелюбопытных пассажей, подтверждающих мысль о подделке. Его почему-то многие авторы называют предсмертным письмом-завещанием Донского Атамана.
Вот его текст:
«Многоуважаемый генерал Алексеев, волею судьбы и желанием казачества, Тихий Дон Вам вверил судьбу казачества и предложил избавить Дон от ненавистников свободного и здорового казачества, от врагов всякого национального самоопределения, от большевиков. Вы, с Вашим горячим темпераментом и боевой отвагой, смело взялись за свое дело и начали преследование большевистских солдат находящихся на территории Войска Донского. Вы отчаянно и мужественно сражались, но не учли того обстоятельства, что казачество идет за своими вождями до тех пор пока вожди приносят лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого проводителя своих интересов и отходят от него.
Так случилось со мной, и случится с Вами, если Вы не сумеете одолеть врага; но мне дороги интересы казачества и я прошу щадить их и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России. Казачеству, необходимы вольность и спокойствие; избавьте Дон от змей, но дальше не ведите на бойню моих милых казаков.
Я ухожу в вечность и прощаю Вам все обиды, нанесенные мне Вами с последнего Вашего появления в нашем кругу.
Уважающий вас Каледин.
29 января, 2 часа 12 минут».
Во-первых, странное обращение Каледина: «Многоуважаемый генерал Алексеев...». Если уж многоуважаемый, то непременно должно быть Михаил Васильевич. По крайней мере, обращался Каледин к бывшему Главнокомандующему Российской армией в один из самых острых моментов отношений с ним, когда пошел за примерением 26 ноября 1917 года. Тон письма доверительный и никак не соответствует начальному сухому и не субординационному обращению, и стиль это явно не Георгиевского кавалера. Уж наверняка знал Атаман, как, согласно армейской субординации, следует обращаться к бывшему Главнокомандующему.
Знал, что надлежит не иначе, как «Ваше высокопревосходительство генерал Алексеев...». Не большевики же, в конце концов, общались друг с другом, а генералы.
Чужая здесь рука была, не знал поддельщик, как следует писать обращение.
Во-вторых, почему Каледин, якобы, пишет о том, что «...Тихий Дон вверил Вам (Алексееву. — Л.С.) судьбу казачества...». Да, Атаман делал все возможное, чтобы не втянуть казачество в дела Белого движения. Не оттого ли Добровольческая армия вынуждена была покинуть Новочеркасск — столицу донского казачества, и перебазироваться в Ростов, казачьим никогда не бывший? А как любопытно: якобы Атаман вверяет судьбу казачества в руки предателя Алексеева и просит, буквально умоляет «пощадить их (казаков. — Л.С.) и отказаться от мысли разбить большевиков по всей России».
Что, Атаман гимназист, не понимает политических тенденций и пишет школьные глупости? Но Каледин был опытный политик. И даже если он писал письмо сам, то, стало быть, пораженцем и трусом стал, чего за боевым генералом раньше не наблюдалось.
Кто же помог ему так переродиться? Уж не Войсковое ли правительство?
В-третьих, автор письма вносит в него ключевую фразу, позволяющую понять, что он очень хорошо знает ментальность донского казачества: «...Казачество идет за своими вождями до тех пор, пока вожди приносят ему лавры победы, а когда дело осложняется, то они видят в своем вожде не казака по духу и происхождению, а слабого проводителя своих интересов и отходят от него».
Прямо на лекции по истории либо историка Харламова, либо историка М. Богаевского, не хватает упомянуть Разина, Пугачева, Булавина. Предают казаки своих вождей, ох, как предают!
Да что там эти предательства, все равно остаются «милыми казаками» и Голубов с Мироновым, и Подтелков с Кривошлыковым, и даже те, о которых ранее говорил в своем обращении Войсковой Атаман: «...удостоверены факты продажи казаками своих офицеров за денежное вознаграждение». Ничего себе «милые казаки»! Мог ли так написать Каледин, который знал не только эти вопиющие факты, но был предан казачеством без надежды на помилование? Вряд ли. Перестарались поддельщики. Вот только кто они? Либо сами большевики, либо те, кто хотел спасти свою шкуру, стремясь переметнуться к большевикам.
Автор фальшивки пытался показать моральную капитуляцию атамана Каледина, что до сих пор не подтвердилось никакими документами.
Почему была необходимость в изготовлении данной фальшивки? Ведь застрелился — значит капитулировал. Ленин об этом на всю страну раззвонил. Почему этого мало вдруг показалось, например, большевикам? Хотя о чем тут еще рассуждать, какие аргументы приводить в доказательство самоубийства? Большевикам слов Ленина было вполне достаточно. Кому же тогда мало было аргументов? Предсмертных писем никому ведь не оставил, даже жене. А вдруг не поверит казачество в самоубийство, вдруг Атаман и не думал стреляться, потому никому ничего не писал? Вдруг просто прилег отдохнуть и уснул, в это время из соседней комнаты вошел убийца и выстрелил спящему Атаману то ли в голову, то ли в сердце.
Безусловно, письмо выгодно было, прежде всего «красному главкому» Голубову. Он и около могилы подтвердил, что там лежит Каледин. Выгодно было войсковой старшине, чтобы не возникли в казачьей среде пересуды, а у интеллигенции — исторические параллели.
Хотя Митрофан Богаевский простодушно проговорился об исторических параллелях с Кондратием Булавиным, причем дважды. Первый раз до смерти Атамана, второй раз после его смерти.
Так кому выгодна была подделка?
Свидетельство о публикации №221062600225