Кризис патриархата. Книга 3. Часть3. Глава 2

       
              Глава 2. «Военная тайна»

       Но вот прошли зимние каникулы, отшумели шуточные спектакли   и   концерты  школьников, снова началась учёба и два-три раза в неделю -  репетиции нового спектакля. На первой же читке все захотели играть мальчиков и девочек, угнанных в Германию насильно  с оккупированных фашистами советских территорий.  Не хватало только взрослых исполнителей для создания образов русских  офицеров, разыскавших наших детей на немецких землях, да заботил поиск военной формы тех лет со всеми знаками отличия. Хорошо, что это взял на себя заведующий клубом.
 
  И не было ни одной ученицы, которая бы согласилась сыграть роль Фрау, крикливой содержательницы кафе для немецких офицеров… Выход подсказали мальчики, которым хотелось к весенним каникулам подготовить спектакль, чтобы сыграть его и в майские праздничные дни, выезжая «на гастроли».
-  Любовь Алексеевна,  вы не  огорчайтесь, в старших классах у нас есть девочка Катя.  Высокая, с хорошей дикцией, она мечтает учиться в театральном ВУЗе  и готовится поступать, наверное, в Ленинград. Мы пригласим её к Вам, Вы поговорите с Катей, и мы вместе уговорим её. Помните, Вы  рассказывали  нам , что актёрам и актрисам  приходится создавать  и  отрицательные персонажи, играть плохих героев.

-  Нет,  плохих  героев не бывает… Это – неправильное выражение!  «Подвиг»  и «герой» для нашего народа – святые понятия!  А вот роль отрицательного персонажа пьесы – сказано верно.  Знаете, в других языках вообще  нет слова «подвиг». Они не знают, что это такое...

-  Мы ей так и скажем!  Вот  сыграешь  не похожего на тебя человека,  тогда  мы  все  за тебя  болеть будем! Это тоже своеобразный подвиг. Правильно?
  На  следующем   занятии  появилась   с  ямочками на пухленьких щеках,  довольно высокая девочка  с  золотыми  кудряшками.
-  Подходит? – спросили мальчишки. – Настоящая Фрау!
-  Я  согласна  попробовать - сказала Катя.- Но  при одном условии:  мальчики  не будут обзывать меня «Фрау!» Я не хочу в жизни такой быть! У меня имя хорошее – Катюша! Военное! Вот!
_ Это мы тебе обеспечим. У нас дружный коллектив, правда, мальчики? Мы против всяких обидных прозвищ и кличек. Только на  сцене  и  только на  репетиции,  только в роли, только в образе…
 
  И работа закипела. Слова выучили быстро, тем более, что Люба подсократила объёмные реплики и термины, непонятные обычным школьникам. На главные роли претендовали по два-три человека…  Но вот «Фрау»  была у них только  одна.
-  Катюша, береги себя, пожалуйста! – просила Люба. – Сейчас коварное время года, можно легко схватить простуду. Заменить тебя будет некем, спектакль может быть будет сорван. Понимаешь?
- Да! – подхватили девочки.- А ты знаешь, что у Любови Алексеевны в Доме офицеров чуть было не сорвалась премьера?
-  Именно перед началом спектакля, уже народ собирался в фойе, где были организованы танцы, стало известно, что заболел мальчик-восьмиклассник, которого невозможно было никем заменить. Потому что он пел революционную песню мальчишеским голосом и носился по сцене с гранатой и с желанием "взорвать немецкую овчарку"! Так они прозвали героиню, которая была нашей разведчицей, но работала на немцев в штабе. Но об этом никому нельзя  было знать и говорить!
-  А  Любовь Алексеевна  за пять минут до начала отрезала свои огромные косы и сама  стала  этим «мальчишкой», даже спела его песню. Мне мама поздно вечером рассказала. Она в бухгалтерии работает и получила два билета на первый спектакль.  Там комиссия приезжала  из  Москвы  с проверкой,  уже  в зале все сидели…  Жалко, что я не видела, говорят, она так здорово сыграла, что многие  даже не сразу узнали Любовь Алексеевну…
-  Теперь держитесь! Я уже никого не смогу заменить, - пошутила Люба. – Будете играть сами, не болейте. А косы мои потихоньку отрастают…   
       
    Дома Яна начала поспешно собираться к себе в Латвию.
-  Любушка-голубушка,  я  никогда не была в Таллинне. Давай, на всякий случай вместе съездим. Мне Борис одной не разрешает, боится, что рожу эстонца, а не латыша, - пошутила  Яна. - И для малышей наших долгожданных накупим эстонского приданного, и всем моим родственникам привезу столичные сувениры… Сходим в музей, погуляем по улочкам, посетим магазины, к вечеру вернёмся.  Борису ругаться будет уже поздно…
 
    Так и сделали. Поехали на раннем утреннем поезде, когда их мужчины были  на службе. Билеты взяли купейные,  чтобы  меньше трясло.  Кассирша  предлагала  даже в мягком вагоне. Еле уговорили на купейные места, они всё-таки подешевле...
-  Зря не поспорили с ней, лишние траты, - ворчала экономная Яна, уже сидя за столиком в купе.  Дверь  почти  сразу отворилась, и к ним вошла  жена  «особиста»  из их  военного городка. Она была старше лет на десять-двенадцать, судя по её сыну. Но и Любе, и Яне она казалась очень «пожилой». Невольно разговорились о разном. Она представилась Эммой, у неё был в домике  телевизор,  и она  сразу  же пригласила их  на какую-то передачу.  Рассказала, какие фильмы  идут,  какие  мультфильмы  обожает её школьник-сын.  И наши  «девочки»  расслабились, потеряли «бдительность». Но оказалось, что  эту  Эмму не случайно все женщины  обходили стороной  и, к крайнему  удивлению Любы,  предпочитали только здороваться и прощаться…
-  А  правду говорят, что нашим скоро прибавят денежное содержание?  Всем нам, молодожёнам, так нужны деньги… – вдруг спросила Яна.
-  Кому  это – нашим? – Уточнила,  как-то недобро прищурившись, Эмма.
 - Мы за  покупками  для малышей поехали, а то у нас выбора почти нет в нашем маленьком  железнодорожном разъезде. А хочется приобрести что-то необычное. Я в Латвию уезжаю, к маме. Там  все соседки сбегутся… Будут расспрашивать об Эстонии и Таллинне. Так правда или нет, что нашим  что-то прибавят и когда?
-  Кому это нашим? – повторила вопрос «особистка».
-  Ну, нашим, ракетчикам? – наивно  ответила Яна, не заметив подвоха.
   «Особистка»  вдруг вспыхнула и гневно начала обличать их:
-  Вот вы на собрания женсовета не ходите и так легко выдаёте военную тайну!  Вам что, не известно, что у нас артиллерийская часть?
-  Давно известно. Как известно и то, что все и на рынке, и в наших магазинах,  знают,  что часть-то ракетная, как и весь наш городок, - возразила обиженная латышка.

-  А ходить на  собрания  так  далеко  по скользкой  мостовой без тротуара нам с Яной небезопасно. Меня и так однажды чуть не сбила, заскользив, грузовая военная машина.  Хорошо, что Володя среагировал и буквально бросил меня в сугроб и ещё сам закрыл своим телом. А что часть у нас не артиллерийская, знают даже дети железнодорожников у меня в кружке. Приходится им всё время делать замечания…  Мы с Вами оказались в купе, а я за Вами  тут же встала и закрыла дверь на задвижку, чтобы к нам никто больше не зашёл. Вы не заметили?  Вот…
  Предусмотрительная  Люба снова  встала, отодвинула задвижку, выглянула в коридор.  И справа и слева до тамбуров не было видно ни одного человека.
-  Никого. Можете убедиться.
   
    Разгневанная Эмма замолчала, и они проехали весь путь, больше  не проронив ни слова.  Поезд  грохотал… Но вот и Таллинн. Вежливо  попрощавшись и с  «бдительной» Эммой,  и  с  приветливой  эстонской проводницей, сказав ей: «Ятайга!» (До свидания!).  Они поспешили на площадь и подошли к дежурному милиционеру, чтобы расспросить его и не заплутаться в незнакомом городе,  где Люба была только один раз, а  Яна оказалась вообще впервые.
 
        Они легко нашли магазинчик с предметами для новорожденных, сделали покупки и стали советоваться, как побыстрее попасть в музей и где  тут  самые старинные средневековые улочки и соборы. Это не сразу получилось, потому что, не все жительницы Таллинна могли и хотели говорить по-русски.  Проходили они до самого отъезда, потому что заблаговременно купили билеты «туда и обратно».  Конечно,  больше  всего  их  впечатлили  узенькие, необычные,  средневековые, хорошо сохранившиеся улочки и переулки, а так же «Старый  Тоомас» на ратуше - защитник Таллинна…

    Дома они успели разложить покупки, ещё раз полюбовались на детскую одежду и до поры до времени  припрятали  её  от  чужих,  недобрых глаз. Но на этом  их  история  поездки  не закончилась.  На следующий день Володя вошёл  в  домик,  и  Люба сразу же поняла, что он был  чем-то недоволен и расстроен. Он хмурился, отводил взгляд, еле сдерживался, чтобы не раскричаться своим богатым командирским голосом.

-  Рассказывай, что случилось! Я же вижу… Только спокойно!
-  Не могу спокойно!  Сегодня меня вызвали в политотдел и официально заявили, что ты выдала военную тайну.  Я  же тебя предупреждал, чтобы ты была осторожна.
-  Я выдала военную тайну?!   Интересно,  какую  же?  Ха-ха! Расскажи-ка!
-  Нет, это ты мне расскажи, чтоб  я знал!
-  Ничего, ни одного слова! Пока ты не расскажешь мне, откуда взял  такую ахинею! – сказала огорчённая Люба. –  Опять кто-то захотел погубить моего  ребёнка! Враги не дремлют... Или, может, это ты хочешь избавиться от нас обоих?  Тебе же свобода нужна, машина и много денет… Ни что на свете не дорого… Ничего не свято… -  Люба уже осознала, что характер у мужа бывает скверным. Плакать ни в коем случае нельзя. Слёзы её приведут к ещё большей жестокости с его стороны. Она больно прикусила губу, чтобы «не выйти из себя и не расплакаться  навзрыд. Ей во что бы то ни стало нужно было сохранить этот второй, ни в чём не повинный зародыш, часто толкающий её, стремившийся к жизни… В гневе  она не почувствовала боли, даже  не поняла, что прокусила губу до крови, стараясь сохранить душевное равновесие.  Ей  нельзя было вредить маленькому существу…
 
        С окровавленным ртом и подбородком она приподнялась и сказала:
-  Всё!  Кончено! Я больше не могу сдерживаться.  Я сейчас же пойду на вокзал, уеду к отцу. Мне там все будут помогать… Я уеду от  тебя  навсегда! Хватит тебе издеваться… Поищи  себе  другую, как Валерка… У тебя из всех чувств больше всего развита жестокость! А папа даже обрадуется в душе, потому что он ещё работает, ездит на велосипеде или ходит на лыжах  в  соседнее село, в  начальную  школу. С него спадёт обязанность ухаживать по-женски за Галочкой и Егоркой и не надо будет ему следить за их успеваемостью, кормить их завтраком, обедом и ужином… Баста!  Ничего прокормит, я даже на  развод  и  на  алименты подавать не буду, чтобы не навредить тебе в глазах командиров… Строй спокойно свою карьеру,только без меня.
-  Что с тобой? – испугался Володя.- Тебе плохо?
-  Нет, мне очень хорошо!  Только нельзя  мне больше так жить в условиях вашего непреодолимого патриархата и всё время  чувствовать  себя  «без вины виноватой»!  Мне нужен покой… А ты  издеваешься: то профессия моя тебе и твоей маме, видите ли, не нравится;  то работа в Доме отдыха,где у меня всё было спокойно и меня кормили по санаторным нормам. Я стала приходить в себя, стала работать с детьми и находить в этом удовольствие. Но тебе то платье не подходит, слишком у меня красивые плечи и шея при достаточно скромном вырезе… Потанцевать даже ни с кем нельзя...
- Сядь, может, машину вызвать, я сейчас  сгоняю? – он достал из шкафа полотенце и прижал к подбородку жены. – Что это?
    Люба увидела кровь  и  покачала головой, лизнув губу:
- Это я нечаянно губу прикусила в праведном гневе… Даже не заметила  как… Ну, говори: с чего это ты взял, что я - «изменница родины»? Отвечай мне немедленно! Не тяни время, не мучай меня, пожалуйста. Давай спокойно во всём разберёмся…
       
    И  Володя  уже  доброжелательно  начал рассказывать ей, как его  вызвали  и  сказали, что его жена в поезде хвасталась перед всем вагоном, как много, якобы, зарабатывают офицеры  в  их ракетной части…

- И ты, Володя, из-за такой напраслины мучаешь меня уже полчаса? Взял  бы  этих  «знатоков»  и  привёз  их  сюда, предложил им выслушать и вторую сторону, прежде чем обвинять и навешивать грозный ярлык… -  И Люба уже спокойно, даже посмеиваясь над Эммой-дурой, рассказала подробно, «в цветах и красках» о поездке по маршруту  «их городок – Таллинн». – Наше купе было в середине вагона, народа  вообще  было мало.Рабочий день… Полупустой вагон грохотал. Только ленинградцы ехали в Таллинн, экскурсанты, да и то в соседнем вагоне. Ну, и где тут моя измена Родине?! Пойдём  с тобой  в соседний домик, и я всё выскажу этой Эмме-змее,  хотя  надо было бы ей дать по морде за клевету…
- Так ты говоришь, что вы ехали в купе?
- Вот, дружок, мой билет «туда и обратно», ещё не выкинула. Нас, понимаешь, было только трое, тихо беседовали, даже проводница не приходила…
-  Если всё так…
-  Никаких "если"! Ты  уже знаешь  мою память  достаточно хорошо. Понимаешь,  соседка-сволочь, которую все женщины не любят, перевернула всё, рассказав мужу, он по-своему понял и доложил  начальству, перевернув всё в свою выгоду. Думал: его сразу же в Москву переведут в Генштаб, там  место маршала как раз недавно освободилось, - издевательски  иронизировала Люба.– Ну, идиоты… Они, что, эти  "умники" специально Америкой подкуплены, что бы мы все возненавидели друг друга  и прости-прощай все любящие офицерские семьи ракетчиков? Вот попробуй-ка тут, у вас, выносить и родить здоровенького малыша. Уезжать надо бы мне… Яна уже недаром собирается, Тая  уезжала, а  мне  покоя не дают… Защитить-то меня некому: брат погиб, у отца и без того хлопот много. А ты веришь первому встречному...

-  Не надо уезжать, а то без тебя мне ещё хуже будет.  Вот что:  я напишу  служебную записку командиру, а ты подробно до мелочей опиши всю поездку в поезде. Припомни все мелочи.  А я укажу, что он не перепроверил слова своей жены ни у тебя, ни у Яны, переврал  все  факты  и  поспешил, сделав ложный вывод, сразу же дав делу ход, оклеветав вас. Он попытался внести в нашу семью разлад. Я приложу билет в доказательство, можно даже будет проверить сколько человек ехало в вагоне... Напиши подробно!
- Напишу! Даже в виде сценки для офицерской самодеятельности!  Как ты  думаешь, получится в виде «хохмы»? А что?  Хороший номер бы получился, все  бы посмеялись!
- Не шути так, просто объяснительная записка, факты и ничего лишнего. Выводы я сам сделаю.

-  Только, пожалуйста, Яну не трогайте!  Ей рожать совсем скоро. Я подробно напишу и потребую извинения этой самой Эммы и «ейного  мужа»…  Всё, я сажусь писать, а ты иди, поужинай, там всё готово на кухне, а мне только молока принеси топлёного, я прихлёбывать буду, чтобы малыша успокоить… А то он тоже во мне  разбушевался...
 
        На том порешили… Но этим дело не закончилось. Ещё на одном из  совещаний  «особист» снова затронул понравившуюся ему тему. Тогда старший лейтенант Соколов попросил слова и предложил подробно ответить, что было им сделано по предотвращению вопиющих  случаев  нарушения  особого  режима их  части и привёл соответствующие факты. Всякие наветы  на Любу сразу же прекратились.
 
        Яна, от кого-то услышав об этом событии, заявила, что ни одного дня не будет жить в военном городке, уехала в Ригу, а вскоре и Борис перевёлся в их Латвийскую республику. Люба осталась одна на своей половинке финского домика, но не надолго.
 
        Вскоре к ней подошла  и  представилась  Зельма – жена ещё одного Володиного сослуживца. Она сообщила, что  закончила медицинский  институт, у неё есть трёхлетняя дочка, Женька. Её оставили бабушке до тех пор, пока онис мужем не получат отдельную квартиру. Так у  Любы вскоре появилась ещё одна соседка в маленькой девятиметровой комнате.