Мой Магадан

   Недавно я понял истину простую, - писатели пишут для писателей. Обыкновенные люди, в большинстве своём, книги не читают.
   Да и как читать эти книги? Писатели пишут, в основном, о людском горе, о низменных пороках, которых хватает, в каждом из нас, под завязку.
   А, охота ли читать про себя, про свою мелкую натуру? Нет! Не охота! Потому люди и не читают.
А, если б, писатели, в своих творениях, показали всё людское горе, которое приходило на нашу, грешную Землю, то я думаю, многие бы из них сошли с ума.

   А неокрепший дух читателя, полетел бы сразу в Психдиспансер. Одного только Варлама Шаламова, хватит нам за глаза, для объективной оценки человеческой подлости.
   В который раз, я беру книги великого писателя, и, читаю, читаю, читаю! Его «Колымские рассказы», являются, сгустком боли, концентрацией ненависти и безысходности.

   Есть люди, которых чужая беда, не тревожит, а есть люди, наподобие меня, через которых, чужая трагедия, проходит, как электрический ток.
 Может, этот ток, передаётся на генном уровне, от предков, прошедших через ад каторжных тюрем царизма?
 А, может, от, тех предков, которые попали под молоты и наковальни «ГУЛАГа»? Может! Всё может быть!

   В 1986 году, я побывал в тех местах, о которых пишет Варлам Шаламов.
 А дело было так:

    Мой друг, и коллега по работе, Саня Звёздкин решил жениться. Женится - дело хорошее! А время было голодное – талонное.
 Магазины были пусты, и на талоны купить продукты, было невозможно. Потому, мы   Саней, решили, посоветоваться с начальством, как выкрутиться из этого, безпродуктового положения.
И начальство пошло нам на встречу. Тем, более, что была производственная необходимость, слетать в командировку в Магадан, на Стекольный завод.
   У нас, с этим заводом, был договор по оказанию технической помощи. Работали мы, в то время, в Государственном институте стекла.
И, потому, проблем, чтоб полетать по Советскому Союзу, у нас не было. Прибалтика, Средняя Азия, Кавказ, в общем, все Союзные республики, у нас были в договорах!
   Полетел я в Магадан, вместе с начальником отдела Волковым Иваном Семёновичем, в начале декабря, с учётом, что домой вернёмся к Новому Году и привезём продукты.
Такая была жизнь, за рыбой летали в Магадан.

   Посёлок «Стекольный» расположен на Колымской трассе, в 69 километрах от Магадана. Колымская трасса, это - самая длинная улица Ленина в мире.
 Она начинается в Магадане от телевышки и заканчивается в Якутске.

   Удачно приземлившись в магаданском аэропорту «Сокол», мы, несмотря на суровую зиму, через три часа были уже в посёлке.
Доставил нас туда рейсовый автобус. Водитель автобуса, балагур и весельчак, потомок колымских каторжан, всю дорогу рассказывал рыбацкие байки.

     Так, что, доехали мы, с Иваном Семёновичем, быстро. После заселения в общежитие стекольного завода, мы пошли на улицу, оглядеться и зайти в местные магазины.
   Мать честная! Чего только мы не увидели в фруктово-овощном отделе, местного гастронома.
 Стоял декабрь, а полки ломились от экзотических фруктов. Именно, тогда, воочию, я увидел и манго, и авокадо.
Бананы, яблоки, апельсины-мандарины, горами лежали на широких столах.
Свежие: клубника, черешня, абрикосы, благоухали неземными ароматами. А овощи: зелёные огурцы, красные помидоры, редис, так и просились в салат.

-Иван Семёнович, вот, это – Магадан!
Удивлённо протянул я.

-Сразу видно – столица Колымского Края!
Ответил мне он.

   Иван Семёнович, с отвисшей, от неожиданности, челюстью, ходил от прилавка к прилавку и смотрел на ценники-
-Даже сравнить не с чем. В Москве, и в помине, такого – нет!-
Сказал он разочаровано. Видно, вспоминая, голодную, центральную Россию.
-А нам, всё вдалбливают в голову, пугают, что в Магадане одни зэки, преступность на каждом шагу, жрать, кроме рыбы нечего!-
Бормотал вполголоса, боясь стукачей, Иван Семёнович.

   А когда, мы подошли к винному отделу, то моментально потеряли дар речи. Во всю стену, от пола, до потолка, стояли в шеренгах, нами давно забытые вина, не говоря уже про коньяки и водку.

   Сколько счастья здесь светилось! И болгарские, марочные вина - «Варна» и «Тырново». И американские, разные - джины и виски.
 И алкогольная продукция Советского Союза, несмотря, на введённый, недавно, "Сухой закон". 
И все, с красочными, новогодними этикетками. Выстроены, словно на парад, как бы говоря, что Жизнь, это – нескончаемый праздник.

-Да, дела-а-а! Наверно, сюда "Сухой закон" не дошёл!-
Протянул я,
-Тяжело будет отсюда уезжать!-
Добавил Иван Семёнович.

Глядел я, на всю эту роскошь, и думал, -
«Хорошо там, где нас – нет!».

   Взяв, бутылочку «Варны», мы прошли в мясной отдел. Колбасы свисали и дразнили полированными поверхностями.
   Чего тут только не было! Колбасы  - разных сортов. В середине -  суджук; украинская; зернистая; махан. Справа от них - краковская; туристские колбаски; еврейская деликатесная. Слева - московская; чоризо; баранья. По прилавку лежали - салями («Русская», «Свиная», «Свиная Особенная» и прочие). Отдельно, свисали -  брауншвейгская; юбилейная; и даже - сервелат.
   Взяв, килограмм туристских колбасок, - командировочные, приравниваются к туристам, мы перешли в рыбный отдел.
    О нём, писать, совсем нет желания. Все дары моря были выложены на сверкающий лёд прилавков:
   Дальневосточные крабы огромными клешнями обнимали горбушу и кету. Морские звёзды окружали морских ежей, а морской огурец сам просился в рот.
   И икра. Икра, икра. Икра, - кругом одна икра! Купив копчёной селёдки, мы пошли на выход, подальше от этого изобилия  пещеры "Али - Бабы".

  Уже, потом, нам на заводе, словоохотливая, конторская уборщица, растолковала, почему в магазинах всё есть.
-Так, ить, мы ж, обеспечиваемся по другой норме, нежели вы там, на материке. К нам продукты завозят пароходами, со всего мира, по линии «СЭВ».-
Объяснила женщина, хорошо разбиравшаяся, в межправительственных, государственных  соглашениях.

  В 1991 году, по желанию Горбачёва, «СЭВ» был ликвидирован. А во время нашей командировки, судя по прилавкам магазинов, он, вовсю ещё функционировал.
   Вы скажите, что нет никакого предательства в прекращении деятельности «СЭВа», а я вам отвечу, что – есть! И в развале СССР, тоже – есть! Потому что пропали все продукты.

   А пока, мы шли, с бутылкой «Варны», у меня за пазухой. Туристскими колбасками и селёдкой, и буханкой чёрного, магаданского хлеба, в авоське, к себе, в общежитие.

   У себя в комнате, мы выпили «Варну», закусили колбасками, и Ивана Семёновича потянуло в сон. А я вышел в коридор покурить.
   Вдруг, соседняя дверь открывается, и из неё показывается изуродованное шрамами лицо. Хозяин лица подошёл ко мне и попросил вежливо прикурить. Прикурив «Беломорканал», он спросил меня,
- Что, страшный? –
 И, не дожидаясь ответа, продолжил,
 – Это меня, в сорок шестом, около прииска «Партизан», медведица встретила. Не понравился, видно я ей, вот пол лица и свезла лапой, еле вырвался. Лопатой отбивался. А она, голодная, наверно, была. Только проснулась, после зимней спячки и пошла с голоду к людям. А тут, я – обед!
Шутливой скороговоркой делился своей бедой покалеченный.

-Иван! – протянул он руку – Иван Безродный! Так кличут по паспорту. А, в миру – Шрам!

-Женя!
Ответил я и пожал руку соседу по общежитию.

-Вот и ладненько! Пойдём ко мне в комнату, выпьем, я расскажу тебе, за жизнь колымскую. Вам, с материка интересно ведь, как тут люди живут?

   Зашли в комнату. На столе, застеленной газетой, у соседа, стояла бутылка водки. Рядом на тарелке, была крупно  порезанная,  копчёная горбуша и ещё, стояла открытая, трёхлитровая банка, красной икры.
 Из мебели у него было, это – две табуретки, панцирная кровать, да двухдверный шифоньер.
  Всё это, было - казённое. Как шутил Шрам, - «Я казённый человек, всю жизнь на казённых харчах!».

-Присаживайся! Да не забывай, что в гостях!-
 С шутки начал разговор Шрам.

   Я присел на табурет, и приготовился слушать. Всё-таки, интересно пообщаться с такой легендарной личностью.

-Родился я здесь, в Палатке*. Родители, были из вольнонаёмных. Ещё в двадцать четвёртом году приехали из Сахалина, на первые разработки золотых приисков.
   А почему из Сахалина? Да потому, что их родители: мои – бабки, дедки, были царскими, каторжными работниками. По-простому - каторжанами.

   Рассказывая, он, между делом, разлил по гранёным стаканам водку. Кивнул мне, на мой стакан, поднял свой, и сказал,
-За Колыму! За столицу колымского края – Магадан!

-За Магадан!
Поддержал я его.
   
  Мы выпили, закусили копчёной горбушей. Вкус рыбы я и до сих пор помню – настоящий!
   Ту, рыбу, которой сейчас завалили «Пятёрочки», да «Ашаны», трудно назвать рыбой, настоящей. А горбуша 1986 года осталась у меня в памяти навсегда.

-Так, вот, родился, мил человек, я здесь, в двадцать шестом году. А, вскоре, посадили мать, а потом и отца, за украденное золото, которое они, якобы, таскали с прииска. Дали по десять лет, и отправили работать на тот же прииск, где они и работали вольнонаёмными. Только теперь, социальный статус у них изменился, - стали заключёнными.
Меня определили в детский дом, здесь же, в Палатке. В пятнадцать лет, я пошёл работать на тот же прииск, где отбывали свои срока родители. Я их в глаза не видел. Да и как я мог видеть, когда их посадили, я был – грудной. Воспитательница в детском доме рассказывала мне про них, где они находятся, и фамилия у них такая же, как у меня – Безродные! Потом я их всё же нашёл, но оказалось зря, - забыли они меня начисто.

   Налив ещё по пол стакана, Шарм сказал,
-А я не жалею, что Бог послал меня на эту землю, именно, в это место!

И прочитал стихи:

«Звёзды здесь ближе,
Ясней человек.
Души,
Отмыты ветрами.
Здесь начинается,
Солнца разбег,
Золото спит
Под ногами».

   Услышав такие изумительные строчки, я спросил его,
-А кто, кто написал эти стихи?

-Я! – просто ответил Шрам, продолжил,- Стихов-то я много написал, да книгу издать невозможно! Идеологически вредные они, так мне ответили в издательстве, да к тому же я – бывший зэк, и родители мои были зэками, да и бабки с дедками, в этом плане подкачали. Вся родословная моя – тюрьма, да лагеря!

   Когда выпили по третьей, я попросил Безродного почитать ещё. Он достал, из-под кровати, деревянный чемодан, очевидно – зековский.
   Открыл его и вытащил потрёпанную общую тетрадь. Как оказалось, она вся от корки до корки, была исписана стихами. Открыл наугад и начал:

«Не верь, не бойся, не проси!
Молчанье – золото, вовеки. –
Поныне, на святой Руси,
Заветы чтят на зонах «ЗеКи».

Как в завещание Христа,
В бессмертье верят каторжане.
Была бы только жизнь чиста,
И до погоста скользки сани».

   Вдруг, я услышал, что по коридору кто-то идёт. Через каждый шаг, раздаётся медленный, мягкий скрип.  Шаги остановились около нашей двери.
Без стука она открылась. Вошёл человек, одетый в ватник.
На голове была шапка – малахайка. На одной ноге – валенок, а другой, у него не было. Был деревянный протез.

-А, вот, и моя Мурка приканала! Раздевайся, подруга дней моих суровых. А у нас, сегодня – гость, из Москвы!

  Потом я узнал, что все, кто приезжал с материка, для магаданских, были из Москвы. Когда человек снял малахай и ватник, то действительно, перед нами предстала женщина лет сорока, приятной наружности, с коротко подстриженными волосами, видно по привычке. Вместо ноги, у неё был протез.

   Это, сейчас, делают протезы, не отличишь от настоящей ноги, а тогда, простой инвалид, обходился деревянным костылём.

  -Японские моряки, заходившие в порт Магадана, обещали настоящую, искусственную ногу, которая подчиняется силе мысли, но много золота запросили за неё. А где оно, у нас золото, хотя по золоту и ходим. Сидеть, больше никто не хочет!-
Ответил на мой сочувствующий взгляд Шрам.
-Мурка, это её прошлая кликуха, а так она – Гончарова Наталья Александровна, потомок каторжных работников, из дворян, и сидельцев «ГУЛАГа». Судьба, точь в точь, как моя!-
Представил свою подругу Безродный.

   С подоконника он взял стакан, налил его и поднёс Мурке. Я удивился его заботе. Если он с двадцать шестого года, а сегодня – восемьдесят шестой, то ему – шестьдесят лет, а ей всего – сорок! Вот, так – любовь!

-Выпьем за любовь, за неё, заразу! Первый срок я и получил из-за неё! Да, ладно, забыли!

 Мы втроём чокнулись, закусили, я решил продолжить разговор.

-Вот зашли мы сегодня с товарищем в гастроном и такое изобилие увидели, что мы и забыли, когда такое видели. Разве, что при раннем Брежневе, и то в Москве! Наверное, и зарплаты у вас соответствуют Дальнему Востоку.

-Зарплаты хорошие, не жалуемся, тройная сетка оплаты, северные надбавки,- хватает! Солнце мало! Но хохлы, бывшие бандеровцы и власовцы, которые не поехали после амнистии на ридну неньку – Украину, научились и здесь выращивать поросят. А в оранжереях, даже арбузы созревают.
С гордость сказал Безродный.

 -Дядя Ваня, а прочитайте, что-нибудь ещё из ваших стихов! – попросил я.

  -Что ж, можно, если за душу берёт, то почему не прочитать, – ответил Шрам и стал листать свою легендарную тетрадь. - А, вот, я думаю, кстати:

«А если, вдруг, придётся лечь,
За той, тюремною стеною,
То знай, что ты успел зажечь,
Звезду, что светит надо мною!

Дымят остроги по стране, -
Томится в камерах люд разный.
И по вине – не по вине,
Здоровый, - рядом и проказный.

Судить нас может только Бог, -
Мы на земле, лишь божьи твари.
В потёмках ищем свой порог,
Его найдём ли мы? –
Едва ли!».

   Слушая, эти проникновенные строки, я мурашками на спине ощущал всю обездоленность попавших в беду людей.

   Только Шрам закончил читать стихи, как Мурка, хлебнув из стакана, жалобно затянула:

«Сюда не мчаться поезда.
Отсюда нет дверей на волю.
И туз бубновый, как звезда,
Горит на спинах, -
Мы в неволе!
И арестантов слышен мат.
И кандалы гремят повсюду.
Спроси, любого,
- Виноват?
А он ответит, -
Гадом буду!»

   Глядя в изуродованное медвежьей лапой лицо Шрама, я увидел в нём лицо русского народа, исполосованное войнами, голодом, правителями.

-Спасибо, дядя Ваня, за угощение, мне пора, старший товарищ заждался. Удачи, вам в жизни и божьей помощи.
Попрощался я с соседями и вышел из комнаты. И долго ещё, на протяжении всей командировки, я слышал из комнаты Шрама и Мурки - "Сюда не мчаться поезда".

    Командировка подошла к концу. Мы, с Иваном Семёновичем, набили по два чемодана разной, заморской рыбой и рыбными консервами.
Правда, в аэропорту со мной произошёл казус. Вместо положенных к провозу в багаже двадцати килограммов, у меня оказалось четыре лишних.
 Выкидывать продукты было жалко, а доплата за них получалась в три раза дороже стоимости самих продуктов.
Но, тут мне повезло. Увидев, курящего на улице мужика, характерной, зековской наружности, я подошёл к нему.
-Бог в помощь, брат!
Обратился я к пассажиру.
-Не в Москву ли, летите?

-В Москву, в Москву, в неё, родимую!
Ответил куряка.

-Я вижу, у вас багаж маленький, а у меня лишний вес оказался, не сможете вы, один мой чемодан, с собой в самолёт захватить?

-Почему, не сможете? Сможем! У меня всего одна сетка с пожитками. Откинулся я сегодня, после двадцатилетнего срока, и вот в течение суток, должен покинуть райское место. Давай чемодан и не волнуйся, я не за кражу сидел такой срок, а за покушение на бандеровца Хрущёва. Хотел отомстить ему за его причастность к убийству моего любимого Сталина.

Взяв мой чемодан, он вместе с нами пошёл на посадку.
Перебирая в уме, во время полёта, свои магаданские знакомства, я пришёл к выводу, чем жозче условия жизни, тем лучше становятся люди.

   Весёлую свадьбу Звёздкину Сане, мы сыграли на Новый Год. Столы ломились дальневосточными дарами.
А там, в Магадане, Шрам читал стихи своей Мурке:

«Белки, белки,
Разведите стрелки,
Вы одни помощницы мои.
Я хочу на волю,
Погулять по полю,
Слушать, как токуют глухари».

Евгений
Шапорев
09.02.2019 г.
Палатка* - посёлок под Магаданом


Рецензии