Поджог

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


   Парад был успешный, все были рады: приветствовали друг друга, смеялись.
  - Придёшь? – спросил адъютант генерала своего сокурсника, успешную карьеру после окончания Кадетского корпуса ему прочили многие, но чтобы так?
  - Приду, - темноволосый капитан сиял от радости, после прохождения его роты, его отделяли от повышения несколько...
Чего не должно было случиться, то и не случилось: во всём виноват пожар. Его тушили всеми силами, были подключены "резервы" со своими средствами пожаротушения, но и они не помогли – сарай сгорел со всем содержимым. А содержимого там было на миллион рублей, так говорили, но от силы две сотни тысяч всякого "барахла", что хорошо горит и так же хорошо продаётся. Говорили о поджоге, но доказать не смогли. Виновного нашли сразу – капитан Смирнов не уследил. А ведь могло помочь вмешательство генерала, но адъютант вовремя напомнил стареющему начальству, что прозвище у Смирнова в Кадетском корпусе было "Медляк" – это и сыграло определённую роль, если б не ожог лица, кожи рук и ног по колени (он ходил в огне по раскалённым мешкам с тряпьём). В госпитале покачали головой – не воин, особенно ноги пострадали – живого места не нашли, 2-3 степень – местами до кости дошло, сапоги "слезли" сами, если б не они, быть бы Смирнову без ног совсем, а так... кричал от боли – всего лишь. Было несправедливо по всем статьям: на службе успевал – ходил в "отличниках", ждал "погоны" и вот – развязка. Пока судили, лежал в госпитале, прямых доказательств не было, в поджоге не участвовал, на склад не заходил – не его дело, но его наряд дежурил у склада: кого ещё искать? Выплату не присудили и на том скажи спасибо – не справедливо во всём. Жена убивалась: "Зачем, зачем?" – шептала.
  - Что зачем, Маша? – спрашивал он жену, она приносила цветы и фрукты, пока сама не слегла в горячке.
  - Я боюсь за тебя, Михаил, знаю – не виновен, но ведь как вышло?
Жена не утешала, а только сетовала, видела забинтованные ноги, руки, обгорелое лицо и не могла понять: как это могло случиться с ним? Они долго встречались до Кадетского корпуса, потом редкие встречи во время учёбы – тут и полюбили друг друга. А "Медляк" он в сравнении с другими кадетами, которые успевали жениться чуть только познакомятся с барышней. Михаил Смирнов ждал "погоны", а как дождался – сделал предложение по всей форме. Теперь у них сын – маленький Сергей, Серёжа, Серёженька, как называла его мать. "Весь в отца", - говорила с гордостью мать. А Сергей рос баловником, так казалось отцу: не слушался, оскорблял мать словами: "Ты ходишь не так, как все, а, - показывал, - боком, а надо, - шёл прямо, - прямо, учись ходить, мама".
  - А у неё бок болит, сын, - говорил отец.
  - Ну и что? Пусть идёт прямо, как я хожу.
  - Боли ещё не знает, Михаил, ни твоей, ни моей – пусть... Что будет с ним?.. – она плакала, думая о своём мальчике. – Что будет с ним, когда нас не будет?
  - Серёжа, иди к папе, помоги ему, принеси костыли.
  - Не могу, у меня руки болят.
Мальчик думал, если родители притворяться умеют так, то и он может. Детская психика не была готова к смерти родителей: ожоги не заживали у отца, рано выписался, и мать слабела с каждым днём – охала и стонала, пришлось везти в больницу. Там неутешительный прогноз – осталось не долго. Тётка мальчика не хотела брать: больно капризный – присматривала соседка, сердобольная старушка. Отцу так нездоровилось, что он вынужден был и сам лечь в больницу для иссечения струпьев, которые наполнялись гноем, образовывая корки и мучили адской болью. Хирург пообещал сделать всё наилучшим образом, посетовал на позднее обращение и денег не взял за лечение. Ситуация была ему известна – сам военный, сразу сказал "оговор", а когда пациент оказался у него и вовсе расположился к нему. Пенять не стал: "Что ж вы, батенька, по огню-то ходите?" А просто взял с пациента слово, что долечится у него.
  - И правда помогло, - радовался Михаил, выписываясь через два месяца, - какое чудодейственное средство?!
Доктор показывал руки.
  - Ну и немного волшебства, - добавил он с улыбкой.
К сожалению жена скончалась. Мальчика отдали в приют, не надеясь, что отец вернётся.
Бывший капитан, теперь капитан в отставке: был оправдан по всем статьям, благодаря военным связям хирурга дело пересмотрели, нашли истинных виновников поджога. Это были воришки: наворовали на несколько тысяч, а тут ревизия. Ревизию устроил генерал, который был уверен, что во вверенной ему части всё безупречно, однако надо проверить. Вот тут-то и спохватились: найдут, что не списано, а на складе уже нет, вот и подожгли. Три человека провернули всё дело: оставили тлеющую головешку посреди тюков с обмундированием и маслица по краям, что б горело лучше, налили – вот и полыхало, не потушить. Книгу из магазина, в котором сбывалось краденое обмундирование, армейские сапоги и прочее достали "по случаю" через своего человека. Там всё краденое обозначено было (вели учёт, как положено) с фамилиями сдававших – всё сходилось. Правда, там оказались и другие "поставщики" краденого из других подразделений (пожары так же были, но без серьёзных последствий). Капитан был реабилитирован ещё до окончания дела, а с адъютантом генерала вышла неприятность. Не любил генерал, когда его обманывают, а подлецов и подавно.
  - Что ж ты, голубчик, меня обманул? – и подписал перевод в часть ротным, и добавил: "До майора ещё далеко".
А узнал генерал про "позднюю" любовь кадета, отчего и получено было прозвище "Медляк".