глава Чудеса в нас будут верить

Чудеса в нас будут верить.
Во снах Фредди обрывками вспоминал прошлые жизни, на заброшенной богом планете.
Дик помогал ему, как мог, давая мысленные установки, как обычный оператор сновидений, погружая в нечто.
Быстро подросший котенок царственно лежал на его груди, иногда поблескивая смеженными глазками как египетский сфинкс.
Выдвинув лапы вперед, словно попирающие земную твердь.
Окаменев, сразу становясь невыносимо тяжелым, во много раз.
Воплощая собой сосредоточие тысячелетней мудрости.
«… Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…»
Наивной песней донеслось из Фредди, позабытого Там.
Призывно прозвучало, унося туда в прошлое.
Издалека, которого больше не будет никогда: ропотом умирающего прибоя, в пену об скалы — вдребезги!
Он едва успел в последний момент перекрыть знакомую волну, начавшую вздыматься из глубины, от низа живота и выше, к сердцу и выше к макушке.
Но нельзя выпустить луч энергии впустую. Нельзя, не для этого!
Из потаенной глубины всплывает врезанное навсегда знание: за него придется страшно платить. 
***
Зимний мороз, иголками впивался в полуодетое мальчишеское тельце, прорываясь через защитный кокон.
Легкая одежонка, в которой находился Фредди на момент проваливания, оказалась ему велика.
На добрый десяток размеров. Однако выбирать не приходилось.
Подоткнув штаны–мешки, он закутался в большую футболку, обернув её вокруг позабытого тела, с острыми костяшками выпирающих ключиц.
Рядом задрожал и басовито замурлыкал Дик, будто хотел о чем-то сказать ему по привычке, на кошачьем языке. А здесь общение, шло по другим принципам.
«Как же прехолодно и премерзко!— ярко уловил Фредди мысль визави, — что мы делаем дальше? Надеюсь, здесь крыс не придется ловить и душить! Фырр, ну их к заклятым собакам!»
Проводник по погружению поначалу поджал, но привыкнув к непривычной обстановке, помахивал тигриным хвостом, потом брезгливо фыркнув, тряхнул красивой железкой на шее, светящийся изнутри. У Дика и раньше имелся хвост, всем хвостам хвост.
Заботясь о нем как о главном украшение себя любимого, каждое утро начиналось с тщательного умывания, вылизывая его до кончика. Но этот хвост казался поистине королевским опахалом.
Неказистый ошейник от блох, преобразился в нагрудный мерцающий светом амулет с острейшими шипами из металла.
Дик увеличился в размерах, с доброго булгаковского Бегемота, а то и раз в пять громадней.
Коты умеют увеличиваться в размерах, в реале экстремальных ситуациях: то уменьшаться, то увеличиваться.
А Фредди наоборот уменьшился, каким ему надлежало быть в то время. Теперь он доставал макушкой Дику только до холки.
Раньше молодой котик, с завистью смотрел на его, думая как вырасти самым большим, и это явно читалась в его хитрющих глазках: « Мур-мур-мур, какой же ты преогромный и пребольшой. Наверное кушал много, надо тоже много кушать».
Что Дик и делал, уплетая по три порции за раз.
Килограммовая пачка кошачьего корма улетала за три дня, не считая мясной вырезки.
В зимней темноте ведомый тигр потянулся, разминаясь от вынужденной спячки, по кошачьему выгнул спину, густая шерсть на загривке встала дыбом.
Он тоже становился самим собой: истинным зверем, по праву рождения.
Снисходительно поглядывая на Фредди сверху зелеными глазами, с узкими вертикальными зрачками.
Ожидая ментальных приказов, серебристый тигр нетерпеливо мотнул усищами с головой, уворачиваясь от надоедливых снежинок.
Порывом вьюги его запорошило белоснежной пылью, превращая в седого зверя из сказок.
Для кого небылицы, а для них все было по взаправдашнему.
Когда вымысел сознания может стать настоящей реальностью, а реальность иллюзорным вымыслом.
Почему тогда здесь нельзя.
Не так просто вытащить из памяти подсознания образ мальчика.
Всюду стоят блоки сигнализаций, что так делать не положено.
Вот и приходиться идти напролом, ломая блоки сознания.
Дежа вю состояние, проживая мгновения заново, воспоминания вновь пришли к нему.
Его маме, в то время, на работе досталась детская путевка на несколько месяцев, в санаторный интернат, наподобие пионерского «Артека». На дворе стоял 1986 год, начало ноября, как раз годовщина «великой ленинской революции».
То ли шестое, то ли седьмое ноября. Стоял жуткий мороз.
Землю покрыло снегом, речки сковало льдом.
Когда он с мамой приехал в санаторий.
Да, все было бы ничего в придуманном советском раю.
Учеба не напрягала, благо учителя были высокой квалификации.
Досуг вполне разнообразный, несмотря на отсутствие кабельного ТВ и интернета. Первые дискотеки под музыку «аббы»и «оттаман»
Различные друзья со всех районов страны.
Да и его любовь, школьная.
«Ты представь, будто я Ассоль; ну а ты капитан Грей…» — тоненьким голоском выводило взрослое детство.
Только было одно но. Чагин. Разум мальчика в теле мужчины. Очень взрослого и очень здорового.
С два метра ростом, с пробивающейся щетиной на лице.
Акселерат, непонятно для всего персонала и учеников, как попавший сюда, в оздоровительное заведение.
Он не признавал никаких педагогических авторитетов, кроме кулаков и грубой силы.
Думающим как унизить и подчинить себе одноклассников.
И как раздеть глупых девочек до трусиков в туалете.
Его все боялись: учителя, воспитатели, совершенно все.
Даже ночные сторожа, охранявшие интернат.
Только возраст нам детям был совсем ничего, шестой класс.
Чагину, было, правда, на пару лет больше чем нам.
По слухам, он оставался на второй год два раза.
Пусть даже и на два года обогнал нас в развитии.
Но это был вполне сформировавшийся мужчина, с сексуальными запросами, со вставшим членом, волосатым и толстым.
Каждую ночь, он заходил в палаты мальчиков, напоказ демонстрируя член, как альфа-самец в стаде приматов.
Член безнаказанно искал новую жертву, не удовлетворяясь старыми насилиями.
Каждую ночь член Чагина то приближался, то отдалялся от Кирюши. Он с ужасом думал, что будет скоро в недалеком будущем, если поганый член неотвратимо приблизиться к его лицу.
Однокашники, подвергшиеся сексуальному насилию, специально ломали руки и ноги. Дабы избежать ночной экзекуции, и попасть в городскую больницу, подальше от зверства.
Настоящий дурдом был во всем.
Как педагоги допустили созревшего сексуального монстра до детей?! Как он вообще такой уродился?!
Почему он тогда появился там? Ответов нет.
Да и спрашивать больше не с кого, за искалеченные судьбы мальчишек и девчонок.
… Я где? Что это значит— здесь/и/сейчас, если «я» оказался здесь в прошлое время. Многомерность времени. Как в фильме «гостья из будущего». Только жестче в сто раз.
Фредди узнал место и время. Для него это и стало здесь/и/сейчас.
Эти воспоминания — «ключ» подсознания, случились именно сегодня, в тот снежный вечер декабря, тридцать лет назад.
Случайная смерть от осколка «безопасной» бритвы, нелепо воткнувшийся в детское горло.
Он с девчонкой сидел за одной партой, во время занятий.
Так и подружились. У неё было имя Аля, а он ее звал моя Ассоль.
«будь сладка, ты морская соль, от тебя мы стали добрей…».
Платоническая идиллия, которая скоро нарушилась вдребезги и насовсем.
***
Пора Чагина поставить на место.
Настало время, так надо.
Да не совсем так: заброски в прошлое со всеми вытекающими последствиями нет.
Фредди аватар самого себя нынешнего.
Прихватив с собой копию аватара Дика, для подстраховки.
Будет ли проекция на реальный мир — он не знал.
Что ж, попытка не пытка.
Надо узнать: что же там все-таки случилось.
Встретиться с аватаром Чагина.
И кто за шторой тайны находиться.
В том, что за Чагином стояло: большее и могущественное, чем обычный человек, он не сомневался.
Может удастся поймать за хвост зыбким сознанием чувство вины, совести, судьбы, кармы, скребущих по ночам его изнутри.
Унять, усмирить, удержать, взять в руки и взглянуть — что «это».
Всё по-другому, или как тогда…
***
В детстве он рос добрым ребенком, с кротким характером, слушался взрослых, не озорничал. Его так и звали мягко Кирюша, а не Кирилл. Еще он не любил драться, точнее сказать, не желал.
В начальных классах школы он, конечно, учился на «отлично» и был самым прилежным учеником.
Но на пятый год учебы, уже в классе появились мальчишки верховоды, которые стали над ним сильно измываться: стали задираться, насмешничать, что он зубрила, тихий и смирный, что он не может дать сдачи забиякам…
Но Кирюша терпел и не обращал на это внимание, и все принимал как должное. Благо друзей, занятий, и книжек про отважных героев, у него хватало. Да и учеба помогала забыть мелкие неприятности, исходившие от одноклассников.
Тут он оказался в интернате, оторванным от дома и привычного класса, на несколько месяцев, где была Аля, но где был и Чагин.
Произошел тот случай, как бывает —  когда совсем не ждешь беды.
В ту декабрьскую неделю, классу Кирюше в интернате выпало дежурство по корпусу и столовой.
В столовой ученики накрывали столы, потом убирали пустые тарелки.
В корпусе было дежурство по этажам: следить, чтобы малышня не бегала и не хулиганила; было дежурство в форме и в пионерском галстуке возле ленинского знамени, и на входе в интернат,  — в дневное время и до ночной смены сторожа, принимать приехавших родителей или посылки от них.
Кирюша подгадал так, чтобы им с Алей выпало дежурство в холле.
Конечно, кто дежурил, тот освобождался от занятий и домашних заданий. И все хотели дежурить именно в холле, а не в столовой или на этажах, но туда распределяли самых ответственных ребят и учениц.
Холл был великолепен: мраморные полы, скульптуры, зеркала, мягкие уголки с кожаными диванами, кнопочный телефон, большой цветной телевизор и зимний сад.
Там в больших кадках и бочках зеленели фикусы, деревца, и бог весть еще что, но всё это выглядело очень красиво.
Санаторий так и назывался — «зеленая роща», но, скорее всего, не из-за этого зимнего сада, а потому что вокруг него были сосновые и еловые лесопосадки.
После суматошного дня с посылками, настал вечер.
Кирюша примостился на диване и раскрыл припасенную книжку, взятую в библиотеке. Он был один, Аля отлучилась ненадолго
Вдруг в холле возникнул Чагин, он всегда появлялся внезапно, и по его виду нельзя было предугадать, что он приготовил для жертвы, попавшейся в западню.
То, что он жертва, и что он попал в западню, Кирюша понял, когда почувствовал состояние Чагина: возбуждённое и злое.
Злое, потому что ему пришлось из-за Кирюши сегодня дежурить в столовой, а там не особо поволынишь на диване.
Чагин приблизился и наклонился над маленькой жертвой:
— Ночью сосать будешь у меня, — проворчал он, ощеряясь во всё лицо с гнойными прыщами. — Готовься.
Кирюша с боязнью глядел на него, но смог вымолвить:
— Я не хочу, я не буду...
— Будешь, ещё как будешь, — наводил жуть Чагин, ещё больше наклоняясь вниз. Его лицо исказилось от ярости, прыщи сделались кровяными. Тут он, не сдерживая себя, навалился полностью на тело мальчика:
— Открой рот! — зарычал Чагин. — надо проверить — влезет член, или зубки придется удалять! Ну, открывай шире!
Кирюша барахтался под ним, извивался как мог, мотал головой не давая Чагину силой разжать ему рот.
Но что он мог поделать, против здорового монстра.
В ту минуту в холле из взрослых никого не оказалось, и помощи ждать Кирюше было не от кого.
— Да не крутись ты! — проревел Чагин. Вдруг его лицо преобразилось в варварскую образину языческого жреца.
Пленки на прыщах прорвались и закапали обжигающей кровью на лицо Кирюши. Вместо свирепого рыка Чагина, теперь ему слышались странные голоса: «лизни кровь, лизни. Пробуй, пробуй!»
Чагин откуда-то извлек бритву, зажал её в пальцах, и приблизил лезвие к лицу Кирюши:
— Не дергайся — а то сам порежешься!
— Отпусти его!— сквозь звон в ушах и полуобморочного состояния Кирюша услышал голосок Али. Она вернулась.
Чагин лихорадочно вздрогнул, его рука с бритвой отдернулась от лица жертвы, и наткнулась на железную стойку вешалки, которая стояла возле дивана. Прозвучал треск, похожий на тот, когда ломается что-то стальное. И Кирюша больше ничего не помнил…
Он очнулся через минуту, — в холле никого не было.
Кроме него и Али, которая лежала на полу, подоткнув под себя девчоночьи ножки, в луже крови.
От вида этого зрелища Кирюша вновь провалился в обморок…
Милиция и начальство санатория, списали смерть Али на несчастный случай. Чагин признавался лишь в том, что дал Кирюше бритву поиграться, а сам он ушел смотреть телевизор с остальными ребятами. Свидетелей происшествия и видеокамер не имелось, а Кирюша не стал никому рассказывать, что на самом деле было в холле, ему было стыдно. Очень стыдно и очень страшно.
Стыд, за то, что были сексуальные насилия, страшно — то, что он не смог защитить себя и свою любовь.
Чагина он не видел, его всё-таки отчислили, и по слухам на следующий день его забрал хмурый отец.
Кирюшу тоже отчислили, от греха подальше, но его врачи пока положили в интернатовский лазарет, где он провалялся неделю, приходя в себя от истерик и нервного обморока.
Потом в интернат приехала мама, и они вдвоем вернулись домой.
Кирюша вернулся, но уже другим.
Он превратился в Кирю: теперь его так называли все — и одноклассники и учителя.
В прожженного школьного хулигана.
Он стал драться со всеми пацанами, кто задевал его честь, прогуливать уроки, в учебе перешел с пятерок на двойки и тройки.
Эта была неосознанная реакция, на то, что испытал Кирюша, там, в интернате: спрятать свой страх и стыд за маской жесткого и дерзкого подростка.
Преодолевая страх, он стал драться, даже поначалу не умея этого делать хорошо. Он дрался, и не давал никому спуску, пока его самого не стали бояться.
Пересиливая стыд, он первым, нагло и зло издевался над школярами. Отбирал завтраки и мелочь, унижал отличников, тех самых вчерашних товарищей, отнимал портфели и окунал их в унитаз, да много чего делал, о чем вскоре Киря будет раскаиваться.
Но внутри Кири, всё равно притаился непобедимый страх:
он боялся встретиться с глазу на глаз с Чагиным.
И при этой встрече вновь испытать ужас и страх того вечера.
Поэтому Киря старался забыть, как можно скорее пребывание в интернате, и, будучи уже взрослым не искал специально Чагина.
Прошло школьное время, оставив на память пару шрамов на лице и на теле, и Киря вновь перевоплотился в другого человека.
Когда ему пришло время получать паспорт, он настоял, чтобы ему в графу, где имя, официально вписали — Фредди. Как он сам признавался, — наверно в память о Фредди, который сначала рос под именем Фарух Булсара. И был никому неизвестен.
В холле, того интерната, Фредди, тогда ещё мальчик Кирюша, отчетливо понял: все люди — расходный материал в замысловатой игре. Только чей? Самой Вселенной, или невидимых богов населяющей ее, где-то сверху.
А потом приключилось так, что Фредди нашёл первую видеокассету.
***
Примечания на полях.
Говорят: человек человеку друг. 
Но кто так говорит, видно того никогда не били по лицу.
ТВ-шоу зарабатывают рейтинги: ах, какие мы хорошие и красивые в гипнотических мечтах.
Еще говорят, что внутри человека, то и снаружи.
Если зашел в транспорт, не важно куда, а внутри негатив, то другое подсознание считало эту инфу и... в зубы, в лицо и матом.
Кто виноват? Сам. Что проецируем, то и получаем в итоге.
Но реагировать в таких ситуациях на первом порыве — это естественно.
Ведь всех с детства учат подавлять себя: «будь вежливым, будь культурным, будь человечным».
Это хорошо, но только когда живешь в разумной цивилизации, а не в диких городских джунглях.
Нужно уметь быть здравым, уметь отпустить себя, переходя в состояние аффекта, выпуская зверя.
Именно для этого существуют инстинкты зверя — для экстремальных и сложных ситуаций.
Все равны и если кто-то пытается стать равнее — имеем полное право противостоять.
В таких случаях инстинкты подавлять не нужно, а выпустить внутреннего «Тигра» и всех раскидать — позволить подсознанию самостоятельно решить проблемы, без всяких слов.
От состояния аффекта бегут все, никто не рискнет с ней связываться, с настоящей яростью.
Только она должна быть контролируемой, чтобы не натворить лишнего. Но рассуждать можно много на эту тему, что и как делать, проживая в социуме.
***
В звенящей от мороза ночной мгле завывающей вьюги, едва угадывались две удаляющиеся фигурки теней, идущих неотлучно рядом. Два силуэта: один кошачий, с ушами торчком, невообразимый в размерах, он с дикой грацией тигра, осторожно ступал по ледяному насту. Другой — вполне человеческий, детского роста, с тугими оболочками бушующих энергий, изнутри сгорая искорками, озаряющими мерзлую тьму.
Когда холодные снежинки касались невидимой брони, завывая холодным ветром декабря.
Они брели извилистым путем, то кружась на месте, то неожиданно поворачивая в другую сторону.
Как заплутавшиеся путники, потеряв дорогу в чужбине.
И вспоминая на ощупь, привычную тропинку к родному дому.
Оставленные сдвоенные следы ног и лап, стирались на глазах белым ластиком погоды.
Но Они дошли до намеченной цели. Входа–выхода, того самого.
Воодушевленный Тигр вкопано замер на месте, опустив морду вниз с прижатыми ушами, притаившись к прыжку, перед преградой невидимой для всех.
Фредди понял. Нет доступа им, войти во временную спираль лабиринта. Чтобы войти — необходимо отдать, потратить часть  драгоценной энергии «луча», который питает само погружение Аватаров. Но он не пожелал сдаваться без боя в этот раз, надеясь что энергии, хватит на возвращение Домой.
Тень, похожая на человеческую, плавно протянула конечность, взрезая неприступную преграду.
От соприкосновения двух материй, сиреневый всполох света озарил на мгновение два напрягшихся силуэта.
И она поддалась, пропуская непрошеных визитеров внутрь себя, рассыпаясь звездочками на полотне снега.
Чернота мрака, потом свет.
Приглушенный свет ламп ночного освещения на столбах, возле входа в санаторий, прорывавшийся сквозь мирно падающий снежок. Метель стихла внезапно, лишь чуть покачивались устало заснеженные сосны.
Вот и запорошенная снегом, знакомая до боли стелла с названием «Зеленая Роща», стоявшая на входе, возле лестницы санатория.
Прибывшие существа с другого времени поднялись по заснеженным ступеням.
Они прошлись по крыльцу возле бетонного парапета, и остановились возле дверей интерната.
Фредди знал — они были закрыты на замок, ведь он сам запер их в тот вечер. Но пришельцам из будущего, не было это препятствием.
Двери, стёкла, стены — материальны, а они нет.
Тень существа, приложило руку к стеклу окна, за которым, он помнил, находился зимний сад, и тот самый злосчастный диван.
Стекло подернулось дымкой и словно начало таять, образуя овальный проем, сквозь который просочились пришельцы.
Сначала в проем шагнуло существо, покрытое прозрачной оболочкой, словно из большого мыльного пузыря, потом запрыгнул тигр, тоже в защитной оболочке.
А там повторялось то жуткое действо до мельчайших деталей. Фредди пожелал затормозить текущую сцену, и она повиновалась ему: Кирюша, Чагин, и потом Аля, стали двигаться как в замедленном кино.
Тайным знанием он постигнул, что в его власти ускорить, или замедлить сцену, которая была помещена внутри громадного раздутого пузыря.
Можно было обойти вокруг них, чтобы повнимательней осмотреть, или даже вернуть назад и прокрутить заново. Но вмешаться, или дотронутся до них сквозь защитные оболочки — ему не позволено, ни в коем случае.
Фредди стоял в ступоре, ничего не делая, и словно потеряв ориентацию, раздавленный разгадкой тайны.
Только сейчас он осознал детали происходящего. Сцены сейчас, и тогда. Ведь это же культовое жертвоприношение.
Кирюша — приманка для жертвы, бритва — нож, Чагин — жрец, ну а жертвой стала сама Аля.
Тогда выходило, если Чагин жрец, то сексуальное насилие не было насилием в чистом виде, а было некой инициацией, и приобщением к магическому культу. Как в немецком сакральном обществе SS.
Силуэты действующих лиц, человеческого театра, померкли и сгинули в пузыре, который стал сокращать и тоже исчез.
Пришельцы остались вдвоём, оболочки с них спали.
Из под мира, называемым Безначальем, или еще Предвечным Сумраком. Донеслось. Глухим ревом.
В  холл интерната, будто выходя из чрева геенны, выкатилась Свинка, вереща будто резанная.
Ну как сказать, обычная свинья, только в десять раз больше.
Тигр неукротимо задрал кверху хвостище, в боевое положение, и обнажил белеющие клыки.
Готовясь к схватке, он загудел как высоковольтный трансформатор низкочастотным тоном: «У-у-у».
Тут часть реального помещения оторвалась, и перенеслась вместе со всеми в преисподнюю магии.
Уцелел только мраморный пол холла под ногами сущностей.
Колонны, двери, стекла окон, скульптуры, зеркала, лепной потолок и обстановка вестибюля: всё как изжевано взрывом, исковеркано и вырвано словно вихревым ударом торнадо.
И, похоже, было на то: Фредди, Свинку, и Дика, всосало в «никуда». Озоновым воздухом пропотело, над остатками скудной реальности, переносясь вместе с фундаментом и обломками стен интерната. «Буфер» называется, на языке магии.
Это когда... долго объяснять.
Фредди тоже использовал раньше этот прием «переноса в буфер», во времена «кассетного клуба», но сейчас энергии было в обрез.
Только на Это воплощение.
Посередине всего действа стояла новая сущность с разъяренным остроухим Тигром. Послушно пока сидевший подле ног
Перуна–громовержца, который едва удерживался от ярости, чтобы не извергнуть полчища молний.
Хотя если стряхнуть весь марьяж¬–наваждение, и видимой сделать мизансцену для реальности, то «посредине чего-то» стоял маленький мальчишка с крохотным котом, в запале предстоящий схватки, поднимающий лапку с выпущенными когтями.
Показалось — и сгинуло мимоходом.
На воображаемой сцене появилась новая действующая фигура.
Она выглядела вполне привычно: голова покрыта зеленой треуголкой с вороньим пером, на теле старинный камзол расшитый золотом, на ногах сапожки в пряжках и с ботфортами, в руке покачивался прутик из ветки.
Только не было самого лица, с человеческими чертами.
Фигура поклонилась Фредди, отвесив вроде реверанса, и важно произнесла:
— Приветствую тебя, мой дорогой гость в Мире Незабываемого.
Фредди подумал, что они, возможно, где-то встречались раньше, и перевоплотился в мальчишку. Потом поинтересовался:
— к чему этот спектакль в благородство?
— земной человечек, аватар Самого, Чагин под моим присмотром и потому неуязвим для вас, и для тебя тоже.
— Как же ты достал всех! Может, наигрался в жертвоприношения, и хватит? —  Спросил Фредди прямо.
—Ха – ха, угомонись Вьюноша!
Такое обращение, Фредди слышал лишь один раз в молодости. 
— ошибаешся, я не успокоюсь ни за что.
— а ты рано стал наш Договор расторгать,— ухмыляясь во весь рот, превращённый в черный провал маски, изрекла Фигура.
— сам же его своей кровью подписал тогда? Тебя никто не заставлял этого делать! Али тебе напомнить, братец?
Перед глазами Фредди как наяву восстали и пронеслись воспоминания о том роковом часе, когда он прибегнул, как ему казалось, последнему средству.
Тогда он и услышал это — «Вьюноша».
Потом он хотел избавиться этого неправедного договора, но видно тогда не получилось.
Фредди только хотел выдохнуть слова расторжения отчасти неисполненного договора: но тут вмешались обстоятельства, схватка двух чудовищных сущностей.
Гигантского Тигра и сатанинской Свинки.
Подручная демона поддела копытом тигриного Стража.
Рвяк, рвяк, под ритм.
Наверно захотели испытать нас на прочность, подумал Фредди.
— вот гад, — отблагодарил он вслух незабвенного братца по крови. А что? Люцифер я или нет; али тварь дрожащая, Создателем обретенная на муки вечные.
— Ну что Санто, простим его? — обратился Фредди к своему потрепанному визави.
То ли упавшему, то ли самому спрыгнувшему из поднебесья.
Бастарды. И род у них босячий.
Кошки ведь произошли от египетской Богини — Баасты.
А Фигура преобразилась в демона
Трехпалые лапы, в костяной, зелено-серой чешуе, с желтыми ногтями, обвешенными браслетами, с многочисленными шнурами, уходившими глубоко внутрь чудовища.
Череп с бараньими рогами, двумя огромными перепончатыми когтистыми крыльями, покрытый каменной чешуей,
серо-зеленого цвета.
Клыки в пасти скрывались в огненных языках пламени временами, вырывающимися из пасти.
При общение между мирами: человеческим и магическим.
Магическая Свинка испарилась, словно мираж, повинуясь ментальному приказу.
—Мы встретимся. Ищи Бальтазавра… — отдаляясь, глухо донеслось откуда-то снизу сновидения.
Заворошившись, просыпаясь от погружения, Фредди подскочил на постели, сбрасывая Дика с груди на пол, тот злобно зашипел.
Наверно ещё сознанием находясь «там» в схватке.
Фредди ясно помнил что, Бальтазавр — зацепка, которая появилась вдруг невзначай. Только куда она приведет...
***
Заметки на листах бумаги, пожелтевших от времени, датированные 1986-м годом.
«… Лезвие клинка, остро–блестящее, со скинутой на него порчей, взмахнувшей крылом птицей улетело во двор с открытого балкона, выброшенный мгновенным взмахом кисти.
Будто раскаленный нож обжигал руку.
Ему тоже хотелось жить. Пока, еще чуть-чуть. Хотя бы немного.
Может время земного срока не вышло.
Ай. Вей. Поэтому так.
Не берите случайной железки с земли, даже монетки золотой.
Никогда. Вы слышите. Они сделаны на смерть…»
Запись на следующим листе:
«Я, маг в законе, десятого колена, носящим имя Бальтазавр, пишу эти строки, дабы исполнить волю Вседержителей, при моей случайной или не случайной, полной потери памяти и воспоминаний, передать послание … …, и найти человека оного. Он незряч на одно око. Называться он буде диковинным заморским именем, начинающемся на «Д» буквицу...»
***
Вот и жилище колдуна. Как обычно, у всех людей.
Здесь нет зловония трав и добавок в виде требухи лягушки. Простая комната, да табачный дым лезет во все глаза и горло.
Маг восстал из небытия, потянувшись, скрипя старыми костьми на кровати. Усатая образина призывно и ласково облизывала его лик, возвращая к жизни. Часть лба онемела, будто от хорошего кулачного удара, остальная часть головы раскалывалась от боли.
На руках вздулись багровые синяки, тоже как от ударов по металлу или по гранитному камню. Это бывает у всех Видящих.
Часть воздействий магии из «сна» Нави, неважно какой: белой или черной, переноситься обратно в реальность.
Потом он встал и заходил по тесной клетке, скованной из кирпичных стен обветшалой «хрущевки».
Подошел к холодильнику, открыл его и достал отрезанный кусок мяса из вырезки, взятой на местном рынке.
Бросил коту, подмастерье колдуна.
Кот довольный заурчал, замявкал, жадно двигая ушами, зубами разбирая на части, сотворение бога.
Козу или корову, их хрен разберешь.
Жадно проглатывая мясную плоть в утробу.
«Некромант растет у меня, однако, — лениво подумал маг, — да и что с того. Они самые, некромант некроманту рознь, получаются…»
Текли мысли мага сами собой, исподволь наблюдавшему за котом.
Как речка, вошедшая в половодье, пластилиновыми формами застывая, где-то там вдалеке.
Ведь он его сам приручил, дав испить кровишки, подобрав на кладбищенском погосте. Да он сам такой безрассудный.
Вот только что ходил в «Стикс», обратно в реальность, потом снова туда, чтобы выправлять «Узлы Жизни». Тут и до Сабуровой Дачи (имеется в виду психбольница) не далеко осталось.
Мельчаем, мельчаем мы, думалось магу.
А ведь были времена незапамятные.
Где эльфы, гномы–страхолюды, куда сгинули орки.
Ах да. Они ведь еще с викингами бились. Да уж, история была.
История, это что такое — что помнишь ты сам.
Сознательно и бессознательно, вторым мозгом.
Вот это История. Рассказанная твоими пращурами, коих не вывели на корню власти. А не по учебнику «истории», за 5-ый класс.
Переписанная много раз придворными немцами.
Тут уже сам черт не разберет где правда, где вымысел.
Немцы–щёлкоперы постарались на славу.
— «Яяя», — что я, я?! — немчура поганая.
Если русичи испокон веков жили в Берлине.
Суета сует, получается, как ни крути.
Ленин, да кто такой, обычный человечишко, возомнивший себя живым богом, идолом и кумиром.
Бог, хотя не поминай бога всуе, бог весть каким-то чудом, взобравшимся на советский престол.
Ему ли судить нас и меня в том числе.
Продавшему свою душонку Дияволу.
Мавзолей даже выстроен, где он живее всех живых.
Хрень собачья, или кошачья.
Тут кот, замерев на месте, как пришибленный тапком, перестал жевать «иудино» мясо.
С ужасом взирая на сгустившиеся тени, которые незримо окружали достопочтенного хозяина.
Потом громко фыркнув, будто с чем-то, не соглашаясь, кот оставил еду, лег, подобравшись всем телом возле дверного порога неподкупным стражем, готовясь к прыжку на невидимую жертву.
Маг подошел и нагнулся к коту, поглаживая по вздыбившейся шерсти. Снова размышляя о своем.
Чему их учат, зачем учат.
Если даже не умеют задавать «вопросы».
Эх молодежь, молодо–зелено.
Что теперь об этом думать, когда сам же в коротких штанишках за мамкину юбку цеплялся.
Бездомный котенок превращается в мефистофельского человека.
Описанным в «фаусте».
Что сожалеть об этом, сам провел экспиреинс над бедным котом.
Теперь кот как человек, обретал повадки и действия, как у существа человеческого. Воплощая все пороки и недостатки.
Хотя было одно. Верность.
Кот хранил верность хозяину, несмотря на клубящихся демонов вокруг мага. Собачья верность, да как бы не так.
Ошибся тот борзописец. Не собачья она, вовсе нет.
Верность она бывает или нет, в каждом из нас.
«что об этом рассуждать», — маг легким жестом махнул рукой, разгоняя видения, да выпустил кота на холодный балкон.
Немного освежиться и проветриться.
Да и души человеческие и кошачьи не перемешиваются.
Это бредни индусов, превращения как из песни: «был человеком, а превратился в баобаба». У кошек свой Эдем, у людей свой.
Кто, на что учился. Так уж заведено свыше.
Потом он прошел на кухню, там была соль.
Поваренная, крупного помола.
Ее еще при царе горохе изготавливали, сейчас такую днем с огнем не сыщешь. Соль была насыпана на полу белой чертой и кругом, образуя триграмму. С едва заметной усмешкой, маг нагнулся, принюхался, взял на палец несколько крупинок и лизнул языком, проверяя на вкус, осязательные чувства. Да и здесь борзописцы ошиблись. Магов соль не берет, ни чеснок, ни хрень серебряная.
«Не суди, да не судим буде тоже». Треклятая заповедь божья.
Это ведь она, подвела под монастырь, тогда молодого инока, когда он взялся обличать его святейшество патриарха в корысти и мздоимству. Анафема потом. Да гори оно. Синем рас–синем пламенем! Заскрипело под неуспокоенными ногами зеркало, разбитое на множество кусочков, которое уже не собрать воедино в пазл двоякий. Маг уходил, из кухни в комнату.
Там он уселся за стол.
На нём лежали листы белой бумаги, и уже исписанные вязью слов и пиктограмм, также находилась чернильница и старинная перьевая ручка. Он вздохнул, окунул ручку в чернила, и стал водить пером по листу, четким почерком…
***
Кто знает, кто знает.
Что в этой «хватерки» решались судьбы ныне всех живущих.
Да что разглагольствовать — судьбы: Нити Судьбы.
Имя магу было — Бальтазавр.
И теперь знал, даже при потере памяти и всех воспоминаний, он обязательно встретиться с чародеем в теле подростка под удивительным именем Фредди, который сможет отыскать чудесную коробочку, подарок от Вседержителей, и у которого тоже будет кот подмастерье.
***