Киллер

Киллер

В городе жара: много равнодушных людей, они просто как банки с органами ждут своего обеда. Смотрят в обе стороны одновременно. Жара. Даже жалюзи трескается. Мимоходом, проплыв между автоматом питьевой, и окном взглядом понаблюдал за демонстрацией цветных на улице. Как жаль, что эти банки с органами имеют человеческие права. И тут , словно осознав жестокость этой мысли, я прокусил губу до крови, и начал наслаждаться теплой свежей струйкой крови, наполняющий мой рот. Но вообще, если человек равнодушен в теории он неопасен. А тратить время и силы сейчас следует только на опасных.
Демонстрация цветных тем временем сужается, я уже вижу лица. Точнее, было бы сказать лицо. Хоть их и много, но они совершенно одинаковые для меня. Их кожа пыль времени, их жажда надежда на то что они хоть не много индивидуальны.. Но нет, это иллюзия. Они капли спермы на ободке унитаза, хозяина замка. Жалкие, тупые, порочные.

Я отхожу от окна и вдыхаю пар солнечного обезвоживания. Мне не хватает Наташи. Этой русской эмигрантки, молодой, еще не созревшй, поэтессе, но с уже глобальными амбициями. Мне не хватает ни чего-то хорошего в ней, а ее пошлых закидонов. Всегда так, хорошее быстро стирается, а вот визитная карточка всегда недостатки. То, ради чего стоит тревожить память.

Я думаю, о том что хороший гражданин никогда не написал хорошего произведения, по завету Некрасова. Я думаю, о черном солнце которое сгустилось над всеми нами. О песке времени, которое еще совсем скоро пересыплется за край песочницы, под названием смысл.
А затем я вспоминаю кто я. Я- киллер. И моя задача на сегодня сжечь коробку экземпляров Библии.. Новый и старый заветы. Я потираю ручки. Наконец-то я это вспомнил. Я беру книги в руки, они легки и чисты как мыльные пузыри.. Я вспоминаю стихи Наташи, « мой сын созрел- теперь не тяжесть внучьей спеси, а легкости шара пузыря» Наташа любила заигрывать с состояниями эмпатического слабоумия, когда я сказал это, она обиделась.

Я не хочу уничтожать труд Божьего сына. Я чувствую легкое сомнение на мгновение, но потом вспоминаю, что всегда желал почувствовать запах горящей бумаги, с детства, меня парализовала эта мысль, в пять, и я проболел этим до скончания празднеств.

Я беру бутылку медицинского спирта, бережно протираю страницы. Спичка. Не горит. Ничего. Ничего. Книги живы. Я жив. Спирт просто впитался в текст, как законнорожденный ребенок неба, я лапаю жирными лапами свое имущество. Я убийца собственного имени. А не книг. Я киллер бумажного самовыражения.

За окном цветные расходятся по домам. Консервные банки с органами, чего от них еще ждать. Ни погрома. Ни ярко выраженной значимости. Просто сперма на ободке Божьего унитаза. .. С этими мыслями я закуриваю спиральку, и улетаю в далекий дом, где сейчас живет Наташа и спит, милая Наташа, родная Наташа, которая никогда не знала что я и кто я. Ей сниться сон, про то, что мы помирились и читаем стихи, о текучих состояниях сознания и шаманизме и киллер умирает во мне, до следующего дыма.

«26.06.21»