Жизнь, похожая на мою. Детство. Дедушка

Дедушка Виктор Дмитриевич родился в Хвалынске, у него был старший брат Саша и сестра Аня, года на 4 моложе, но её до самой глубокой старости звали Нюрочкой. Так и мы тётю с наших малых лет и до сего дня зовём Ниночкой. Для дедушки она была Нина Андреевна, а для меня с братом, её племянников, Ниночка.
Впрочем, дедушка и свою младшую сестру называл - Анна Дмитриевна. На семейных обедах, которые бабушка устраивала раз примерно в две недели, и куда приглашались близкие родственники и друзья, и где обязательно на горячее подавались великолепные пироги, других подобных я не ел, бабушка призывала всех пироги есть руками, чтобы почувствовать их настоящий вкус. «Ведь хлеб вы берёте руками», -  говорила она.  И только дедушка и другая моя бабушка, Софья Марковна, ели их при помощи ножа и вилки.
Вилки, как уже было сказано, были с тремя зубцами. За столом не пили, подавали только графинчик с наливкой, для аппетита.
Перед обедом дедушка, его друг детства, с которым они вместе были на Военно-грузинской дороге во время первой мировой войны, муж бабушкиной подруги, Иван Семёнович, в обществе бабушки Софьи Марковны, которая всегда ценила настоящих мужчин, вели разговоры, выпивали по паре рюмок водки и курили папиросы. К моменту окончания подготовки к обеду подходили остальные гости.
Дедушка был аккуратным человеком, стремившимся добиться во всем порядка и совершенства, даже в тех достаточно скромных условиях, где он жил. Сейчас такого человека называли бы перфекционистом. Это видимо врождённая черта или просто психотип человека.
Обувь, всегда начищенная до сияющего блеска, ботинки с новой профилактической подошвой со стальными подковками, никаких стоптанных каблуков.
Пробор на голове волос к волосу. Верёвочки от покупок скручены в ровные бухточки. Рубашки наглажены и брюки по длине, закрывающие середину каблука.
Когда требовалось пригласить мастеров и выполнить ремонтные работы по дому, он писал последовательность работ, необходимые к применению материалы, где их купить и по какой цене. Выделял деньги жене. Бабушка говорила:
- Я за всем прослежу, а тебя, Виктор Дмитриевич, прошу не во что больше не вмешиваться, иди и спокойно погуляй, товарищей навести. При тебе люди робеют работать, говорят тебе не угодить.
- Елизавета Назаровна, вы опять не доглядите или, что-нибудь напутаете.
- Идите гулять Виктор Дмитриевич или рабочие и начинать работу не будут.
Дедушке спор надоедал, и мы шли в гости к его другу на улицу Михайловскую (ныне Рахова). Там сейчас пятиэтажный дом со стоматологической клиникой «Практик», а раньше были двухэтажные дома с деревянными верандами и во двор, и в сад. В саду росла китайка, груша и тутовник, а у забора - паслён. Дедушка с другом играли в шахматы на веранде, а потом долго пили чай и, сидя в креслах, смотрели вдаль молча. Они были друзьями детства, где жили по соседству в Хвалынске и ходили вместе в школу, и вместе были призваны на войну, ещё первую мировую. И вместе служили, и обещали друг друга не бросать, если что случится.
Дедушка, закончил четыре класса церковно-приходской школы, и его отец определил его на работу к своему другу, который занимался производством кондитерских изделий.
В Хвалынске у друга был торговый дом и фабрика.
А у папы дедушки был магазин «Колониальные товары» и склады для перегрузки зерна.
Тогда с крестьянами заблаговременно заключали договора о покупке зерна и выплачивали аванс, а потом те везли зерно на склады, где его принимали, проверяли, сформировали по классу и сорту.
Фасовали в мерную тару, клеймили и хранили под заказ оптовых покупателей для вывоза баржами по всей Волге и в Нижний Новгород на ярмарку.
И вот дедушкин папа привёл его к другу устраивать на работу, на место, которое называлось мальчик для поручений. Хозяин его хорошо знал, их семьи дружили и ходили друг к другу в гости на праздники, да и так просто. Дальше передам то, что слышал от деда лично.
- Хорошо Витенька, что пришел к нам на работу, идём я все тебе покажу, как все у нас устроено и работает. -  сказал хозяин. - Вот тут делают конфеты, ты обязательно попробуй.
- Да я не хочу.
- Нет обязательно, надо знать вкус.
Витенька попробовал, а дальше пирожные и тоже попробовал, а дальше пряники, и их тоже попробовал, и так далее, и так далее.
И так напробовался, рассказывал дедушка, что за десять лет его там работы до армии ни разу не съел на производстве ни кусочка продукции. Из мальчиков его перевели в приказчики и видимо хорошо платили. У него была своя лошадь для верховой езды и коляска для прогулок, хорошая одежда и золотые часы 18-ти каратные с толстой и длинной цепью и четырьмя крышками. Они, как ни странно, сохранились через революции, войны, голод и разруху.
Дедушка обсуждал с другом варианты покупки соседнего частного дома на углу улиц Михайловской и Пугачевской. Дом был большим и крепким, отдельно стоящим, одноэтажным, с отдельным двором и, главное, не далеко от центра, от Крытого рынка и, самое главное, во дворе не было соседей. Хозяева дома собирались переезжать в Волгоград к сыну, и сделка почти состоялась, и уже бабушка осмотрела этот дом, и он ей тоже понравился, и она даже подарила хозяйке хорошую сковородку, видимо в качестве залога. Но дело затормозилось. Толи сына продавцов в Волгограде отправили на химию, то ли он собрался разводится с женой, не известно.
 Переезд был отменён.
Бабушка годами вспоминала безвозвратно утерянную сковороду и выговаривала деду за то, что он затеял это дело с покупкой дома. Но часто сама жалела, что не удалось жить с отдельным двором.
Но к нашему дому, кроме палисадника с погребом был приписан большой дровяной сарай в глубине двора. Дом где мы жили, раньше принадлежал домовладельцу, чиновнику в отставке, который построил несколько доходных домов, сдавал их в наем и жил на доход и небольшую пенсию в маленьком домике во дворе, следил за порядком и собирал квартирную плату.
В 1918 году все изменилось, дома реквизировали, жильцов уплотнили, оставив бывшему владельцу только маленький домик. Там он и проживал со своей горбатой дочкой.
Потом он умер, а дочку, как одинокую, переселили в одну из комнат теперь коммунальной квартиры на втором этаже.
Домик отдали социально близкому новой власти активисту. Шло время, активист впал в немилость. Его родственники, распродали из домика все, что можно, включая крышу и пол, и переехали в другой город.
Дедушка договорился в жакте и поменял полуподвальчик на разорённый дом. Дом восстановили и хотели выкупить, советская власть отказала.
Тихая горбатая старушка еще много лет жила в комнате на втором этаже. Бабушка всегда её угощала пирогами и ватрушками, и иногда приглашала угостить обедом.
Вернусь к дровяному сараю, в одном углу которого лежали ровно нарезанные бревна, потом шли штабеля нарубленных поленьев.
С другой стороны, в сундуках уложены и на стенах развешаны инструменты. Тут же весы и гири. Безмены с надписями с твёрдым знаком и, главное, по центру: полная воинская упряжь и седла, как для верховой езды, так и для гужевых повозок. Все упаковано в мешковину и закрыто брезентом. Каждый год дедушка это осматривал, протирал кожу глицерином и опять упаковывал.
А еще раз в месяц к дедушке приезжал его друг и заместитель по работе, который занял его место после выхода на пенсию. Приезжал он на коляске с кожаным верхом и кучером. Да, с кучером, и коляска на резиновом ходу. А конь - Муромский тяжеловоз.
Пока мужчины разговаривали и пили чай, бабушка отрезала два больших куска хлеба посыпала их солью и говорила мне: «Иди, угости лошадку».  Летом она давала мне яблок для лошадки.
Я честно говоря робел дать еду лошади, у нее были огромные зубы. Кучер слазил со своей сиделки и обязательно стряхивал соль с хлеба и давал, а я говорил: «Велели с солью дать». Тот мне отвечал: «Скажи бабушке, я лучше ее понимаю».
Дедушка выходил провожать гостя. Подходил к лошади и она, увидев его, ржала и встряхивала гривой. Он подходил к ней и гладил по морде. Потом здоровался с кучером за руку, и тот говорил: «Здоровья вам, Виктор Дмитриевич!»
Дедушка хотел, чтобы я выглядел опрятно и был аккуратным, делал он это не навязчиво, не приводя мне в пример конкретных людей, а так невзначай рассказывая про то, что увидел на улице.
Однажды, придя с утренней прогулки, говорил:
- Ты всё дома, гулять не собираешься?
- Да сейчас пойду. – отвечала бабушка.
- Елизавета Назаровна, я утром выхожу из двора, смотрю, а мне навстречу Андрей идет, Сережин друг из 26 дома. Идет весь такой ладный; в кирзовых сапожках, в телогреечке, шапка ушанка на нем, уши у шапки сверху завязаны на бантик. Брючки в сапоги заправлены. подпоясан ремешком. Кашне на нем красное, все расправлено и внутрь телогрейки заправлено. В одной руке сетка с хлебом, а в другой круглое зеркальце. Идет лужи обходит, сеткой размахивает. А сам в зеркальце смотрит и поет: «Я люблю тебя жизнь и хочу, чтобы лучше ты стала». Увидел меня, поздоровался и говорит: «Я к вам в гости сегодня собирался зайти». Прямо любо дорого посмотреть.
Андрюша, так я его, называл, был моим первым другом, другом детства. Он был мом ровесником, у него была сестра чуть старше, а у сестры подружка, мы вместе играли у них во дворе. Двор был большой, а дом - на две семьи, одноэтажный, с садом, огородом и большими высокими деревьями. Сарайчики, куча песка, две беседки в саду и туалеты, будочки во дворе.
Андрюша действительно был ладным мальчиком, и его нарисовал художник газеты " Коммунист" на противопожарном плакате. На плакате был изображен мальчик, который уже залез на табуретку и тянул руки к открытой коробке спичек. Мальчик упорно лез к спичкам мимо горящего примуса. Окно в комнате было распахнуто, занавески развевались на ветру и вдалеке был виден дом, объятый пламенем, к которому подъехала красная пожарная машина, и маленькие пожарные в желтых касках с баграми, топорами и шлангом пытались потушить пожар. Они, эти пожарные на плакате, и не подозревали, что вот-вот произойдет еще одно возгорание. На плакате была надпись: «Детям спички не игрушки». Плакаты разошлись по всему городу. Их копировали на железные щиты и вешали на стены домов, в бумажном варианте они были в каждом ЖЭКе, поликлинике и просто уголке по пожарной безопасности каждой саратовской конторы. Андрюша был знаменит. И мы все его друзья им гордились.
Не прошло с тех пор и 62 года, как я видел этот плакат, хорошо тронутый временем во дворе на улице Большой Казачей, ранее называвшейся 20 лет ВЛКСМ, которую теперь хотят переименовать в ул. им. Табакова Олега местные активисты.
Художник Киселев жил на втором этаже дома, во дворе которого находился наш дом, в самой большой квартире, и у него был единственный в округе телефон и машина Победа. Киселев был хороший дядька, но у него постоянно ломался телефон, и связисты лазили чинить его на крышу через нашу ендовую, причиняя неимоверные моральные страдания бабушке, которая считала, что ендовая теперь наверняка потечёт.
Вечером, перед чаем, когда собаке уже помыли ноги после улицы и заперли все засовы, дедушка садился на кухне и старинными щипчиками колол кусковой сахар на маленькие ровные кусочки. Пили чай в прикуску.   Напротив сидел шпиц Барс и ждал свой кусочек. Дедушка поднимал руку с кусочком сахара, и собака вставала на задние лапы и танцевала по кругу. Получив свой кусочек, шла к двери, куда на ночь ей клали подстилку, старую телогрейку.
К чаю подавали брынзу, сливочное масло, саратовский калач, варенье и колотый сахар. Бабушка и дедушка читали молитву, остальные домашние молча ждали, когда они закончат и тогда начинали пить чай.