проза

Свидетельство о публикации №221062700145
Настоящим свидетельствуем, что литературное произведение «***» было обнародовано на сервере Проза.ру 27 июня 2021 года. При этом было указано, что его автором является Валентина Душина.
Адрес размещения произведения: http://proza.ru/2021/06/27/145
Обнародование литературного произведения на сервере Проза.ру в соответствии со статьей 1268 ГК РФ было осуществлено на основании Договора, который заключили Душина Валентина Николаевна и ООО «Проза». Авторские права на произведение охраняются законом Российской Федерации.
Единый номер депонирования литературного произведения в реестре: 221062700145.

Генеральный директор
ООО «Проза»

Д. В. Кравчук
Свидетельство о публикации действует в электронной форме, распечатывать его не требуется

Приложение: текст произведения в первоначальной редакции
***

Она смотрела в окно тупым, коровьим взглядом. В саду зацветали вишни, теплый, майский ветер шевелил груды чуть подсохшего свежевыстиранного белья.
Софья вся ушла в глубину своих мыслей и чувств. Зеленные, розовые и желтые пятна сада падали через стекло на ее лицо и лицо двигалось, губы силились что-то сказать, на самом деле это был обман. Женщина давно уже ничего не говорила, незыблемо зная, он к ней больше не вернется.
Сегодня она убирала в большой горнице и в шкафу среди псалтыри, молитвенников нашла старую свою записку, которую подала ему на исповеди много лет назад. Она развернула желтый обрывок бумаги и прочла, перед сном, представляла Вас, как мужчину. И тут же острая боль в сердце забрала последний остаток сил.
Софья закрыла глаза, но слеза медленно выкатилась из уголка глаза и поползла по щеке.Усилия, которые она прилагала чтоб удержать любимого могли бы сдвинуть гору.Никто не хотел или не мог ей помочь остаться с ним навсегда.
И в противовес этой весне вспомнила другую, холодную, когда ветер рвал платки и шапки с голов людей. Она привезла его сюда, на своей машине, в этот большой деревянный дом и на кухне чиркнув по коробку сухой спичкой, он сказал, смотри, совсем не отсырели и засмеялся. Будущая счастливая жизнь в свете его глаз представлялась солнечным, теплым днем, бесконечным, райским, полным белокрылых голубей, а теперь она никак не могла разомкнуть уголки губ от холода поднимающегося по ногам от половиц. Мысленно она видела, как все так же к батюшке подходили люди, что-то говорили, наклонялись под благословение, целовали руку.
Одна женщина отошла, другая подошла и осталась рядом. И это была не она, не Софья. Она хоронила себя много, много дней и ночей в этом доме и Бог, которому так трепетно поклонялся он и перед которым так безвольно опускалась ниц она смотрел на нее из углов отовсюду, обещая свое покровительство и защиту.

Частное строение принадлежало священнику, Софья была рада, что как доверенное лицо могла приезжать в любое время в отсутствие хозяина, для того чтобы протопить и убрать дом, а также посадить цветы в саду, здесь она мучительно думала о своей жизни.
Годы, она обтирала и целовала ему ноги.

При виде нынешней помощницы батюшки Марии, Софья впадала в ярость, она не знала, что сделает в гневе, убьет себя или побежит убивать Марию и это ее пугало, она имела глупость рассказать об этом на исповеди батюшке.
Что ты, что ты, сказал он, окстись! В первую очередь задумав, не то что претворив в действие убийство другого человека, ты убиваешь себя, свою душу навечно спускаешь в ад.
Кажется, она его здорово напугала. Он улетел с Марией в отпуск не попрощавшись с ней, а ведь раньше всегда его сопровождала она.
Одной ей, было позволено прикасаться к нему, массажировать спину и ноги, когда батюшка уставал.
Софья попыталась избавиться от слез, но последнее время они текли не переставая, она слепла испытывая горечь острейшего одиночества.

Батюшка вернулся в город через две недели, на дачу он приехал один.
В тот день она сидела с распущенными волосами на ступеньках крыльца в одной белой, сатиновой рубахе.
Софья увидев его, с трудом вытолкнула из себя слова приветствия, встала под благословение. Батюшка поставил черную, дорожную сумку, вынул из нее красное яблоко, протянул ей и погладил по волосам, как ребенка.
Софья сидела и ела яблоко, она видела в отце А...единственную твердую опору и боялась потерять ее.

После обеда, закончив свою работу, Софья спросила, что ты решил?
А он, спокойно глядя ей в глаза ответил, ничего не меняется, ты мне веришь?
Потом он добавил, бане нужен ремонт, ты оставишь мне мужа дней на пять? Да, ответила Софья, на работе напишет заявление на отпуск за свой счет. Она потянулась к нему, а он обнял ее, как обнял бы сестру.
Знал ли он меру боли и любви в сердце своей духовной дочери?
Знал, на исповеди она открывала все, тайн меж ними не было. Как знал и то, что на пути его служения Богу не возможно обойтись без помощи, таких, как София и ее муж. Сам он все время проводил в молитве и хорошо, когда есть люди, которые позаботятся о мирском, да и в их простой жизни пребудет смысла и благости.

Он, родился седьмым ребенком, всего детей было девять, в семье малограмотных крестьян, с трудом научившихся переписывать молитвы и писать короткие письма.
Война не дала им возможности выучиться, в юном возрасте и мать его, и отца угнали в Германию. Освободили их американцы в конце войны, они работали на бауэра, собирали свеклу на полях, обхаживали скотину.Бараки мужчин и женщин стояли отдельно, кормили плохо, ели все, что попадет под руку грязную морковь, свеклу, жевали зерно.

В детстве батюшка тяжело болел, долгое время в детстве он ничего не слышал, как-то разом потеряв во время болезни слух. Лечили его антибиотиками в маленькой больничке на пять мест, потом выписали, сказав матери, что у ребенка слабые легкие.
Худой, маленький в рубашонке с головой, повязанной женским белым платком, переступал босыми ногами по черному, бесконечному осеннему полю, которое распахали лошадью, чтоб собрать картошку. Сил кричать не было и он просто тянул руки к солнцу, вслед улетающим журавлям. Время от времени мать поднимала тяжелый взгляд от борозды и из под козырька руки смотрела на него, как на покойника, не веря в то, что он будет жить дальше.

Но он выжил, отец называл его золотой, оттого, что рождались девки и до рождения старшего брата Виктора и после, уже и не надеялись, что Бог подарит еще одного мальчика.
Шалил, как и все мальцы его возраста и даже однажды поджег стог сена. Отец не стал бить, он просто посмотрел на него и тогда сердце мальчика жаркой волной окатила жалость к родителям, их убийственному труду.

Семья, в которой он вырос, была патриархальная, по праздникам в доме правились службы, на которые сходились все жители деревни. Церкви, в этом окруженном торфяными болотами и непролазным лесом поселении не было. Так же его мать ходила по людям обмывать покойников и читать Псалтырь. Готовили в русской печки, обычно ставили всегда большой чугунок картошки и чугун со щами с мясом, работа была тяжелая, на улице, заготавливали дрова,рубили лес и ставили срубы,пахали, сеяли...имели двух, трех лошадей,овечек, баранов, держали корову, свиней, кур. Хозяйство было крепкое. Обедали за большим, деревянным столом, сидя на длинных прикрепленных к стене широких лавках, под большим киотом с иконами, украшенном вышитым полотенцем.В начале вся семья вставала и молилась, его отец читал молитвы вслух,крестились и садились.Отец доставал бутылку самогона и всем, кроме детей наливал по рюмке. Пьяным своего отца, он не видел никогда.Зелень, соленья, варенья все было со своего огорода и из леса.Все дети хорошо учились в десятилетней школе,были трудолюбивы, имели сообразительность и способности. Многодетная мать не работала на государство, каждое утро, она вставала в 4 утра,топила печь, чтобы приготовить, накормить скотину и отправить ребятишек в школу. Стирала, пряла шерсть, ткала половики. Забот хватало.

Меж тем двор жил своей обычной жизнью, зарождавшийся вечер говорил языком птиц и животных, прокричал петух, залаяла собака...Скрипели петли колодца,черная вода в ведре плескалась тяжелыми волнами, редкие брызги попадали на рукав и подол рясы, тепло уходящего дня было целительным, воскрешающим к жизни. Он тряхнул головой и не ощутил тяжести копны кудрявых волос, поэтому поднял руки и пригладил редкие седые волосы, окружающие лысину, он приезжал в этот загородный дом отдохнуть от шума города и людей, которые, как вши ползали по его телу,со своими страшными грехами и желаниями. Он никогда не жил так хорошо, как сейчас и помыслить не мог, что станет священником, и великие мира сего, будут приходить к нему и кланяться, просить благословения и совета, что его будут возить на машине на службу, со службы, на отпевание, освещение...Он ездил исповедовать умирающих и с помощью в многодетные семьи и все людские нужды знал хорошо. Его хорошо кормили и всячески ублажали. Что женщины молодые, умные и красивые будут приходить и предлагать себя, желая его.Он же, не хотел ничего.Только покоя, которого не было.

Может ли не быть греха, если человек по своему рождению изначально греховен?

Он, склонялся к тому, что грех будет всегда, ни часы молитв, ни долгие посты, ни смертельные болезни не смогли убить в нем порок сластолюбия и гордыни. У него не было ни друзей, ни врагов. В этом он был похож на своего деда, носившего в старости на одной ноге валенок, а на другой резиновый сапог. Деньги дед хранил в ладанке, висящей рядом с удом, детьми они воровали у него рубли, когда он спал и бежали в магазин покупать конфеты и сладкие булочки.
Дед был стар и одинок, его приезжали сватать старушки из соседних деревень на совместное хозяйствование, но дед не шел, а подарки брал.
Среди пыли овинов, стойл, чердаков и выгребных ям жил деревенский Бог, вися на шнурке детской шеи будущего батюшки, распятым на оловянном крестике.
Бог всевидящ, твердила мать и от неизмеримости величия грозного Бога и собственной малости, мальчик долго заикался от ночного испуга, ибо Бог видел все грехи и во тьме. Заикание прошло только к двадцати годам, но и теперь когда он волновался, речь порою становилась невнятной.

Бог был для него ослепительный свет, раньше после службы батюшка впадал в состояние всепрощения, оправдывая поступки людей ржой (от слова ржа)характера, вводящей в исступление, лживость и эгоизм. С годами взгляд его становился острее и жестче, батюшка стал сдавать.

Но вот в его жизни появилась женщина, молодая и покорная по имени Мария, она как мед, благоухая, источала почти осязаемую сладость. София начала взбрыкивать, ходила с хмурым видом, жаловалась на здоровье, перестала бывать на кухне, батюшке не хотелось готовить самому. Он, указывал ей на подвиг личного спасения в Церкви, говорил, что Бога обмануть невозможно, что за грехи воздастся сторицей, но она молчала, как каменный идол.
Батюшка легко управлялся с паствой, София была безотказной. Бывало, он говорил ей, мне нужен черный, тонкий, шерстяной свитер без горлышка. Она отвечала, батюшка, где же я найду? Везде продают с длинным воротом...Я, знаю, ты найдешь, ответствовал батюшка и она шла и находила. Батюшка отрезал с изнанки свитера ниточку, поджигал спичкой и по запаху и горению определял, шерсть это или нет.

Отец А... был земной человек, сила, которая поднимала его с одра смерти, была Бог. Бог воздевал свою ладонь над миром и все живое цвело, плодоносило и размножалось, но Бог в любое мгновение человеческой жизни мог опустить тяжелую десницу на голову грешника, повелевая встать на колени.
Когда ему исполнилось тридцать три года врачи обнаружили у него туберкулез лимфо-узлов с подозрением на рак, долгое время он провел в туберкулезном диспансере , ощущая свою непричастность ко всему временному и при выходе из лечебницы, полностью отдал себя Богу, приняв целибат.
Материальное положение у него теперь было очень хорошее. Теперь ему уже было к семидесяти, он побывал паломником в Иерусалиме. Прикоснувшись к гробу Господню, он продолжает жить, чтобы каждый миг своего дыхания славить Творца.

Мир можно познать только через призму мира культуры, созданного человеком в ходе преобразования природы, батюшка был продуктом своего времени и среды.
Впрочем, это вполне естественно, так как было бы наивно ожидать, что в уродливом, выстроенном на эксплуатации человека человеком обществе, потребности этого самого человека будут белоснежными, как покров Богородицы.

Ему всё так же нравятся молодые и красивые прихожанки. "Скудельный сосуд греха" неумолимо манит к себе его взгляд, наполняя сердце живым дыханием жизни.
Они просты и открыты. Батюшка, как павлин распускает хвост.
Почитателей батюшки, как страстотерпца и святого становится всё больше.
Его благосостояние растёт. Обращенные к Христу души готовы с себя снять последнюю рубаху.
По глубокой осени, начале зимы батюшка хандрит, несмотря на соблюдение постов, его тело стало полнеть, а ноги отекать. Он перенес две операции.
Его тянет на родину. Ночами снится родительский дом. Первый год жизни с женой, когда они только поженились. Загадывали жить, не разлучаясь. Не случилось.
Он монах в миру.

Уже засыпая, слышит нежный голос жены, которая ласково обращается к нему и ощущает легкое прикосновение её руки к волосам. Слезы выкатываются из его сомкнутых глаз и бегут ручьями по щекам. Вся подушка мокрая. Плач переходит в рыдание.
Поздно, слишком поздно и ничего изменить уже нельзя.

Утром с постели встаёт совсем другой человек,угрюмый и жёсткий, пастырь человеческого стада, лишенный всех людских слабостей.