Бог и художник

В  глазах  босоного мальчика в старой сатиновой рубашке, мольба и боль.
– Э-э, э-э, –   хочет  он  что-то сказать, но не может .
– Ня-мы,  ня-мы,-  кому только не лень – обзывают  его  в Михалине.   
Дети – народ жестокий.
Если кто-то  не такой, как все – значит, он  отверженный! Улицей, ребятами. Даже дома смотрели  на  мальчика  по другому.   Жалели? Конечно, жалели ? Но лучше бы он был такой , как все? Или   вообще  бы  не было...
  Младшие братья  его  любят, но куда с ним? На речку?
Уплывёт – не докричишься! В лес? Уйдет – не дозовёшься.
Одно слово – немой ! И есть на свете, и нет...
Э-э, – тянется за братьями по  местечку.
Выстроились две команды на футбольном поле. Толик  любит бегать, играться с мячом. Улыбается, показывает всем видом, что тоже хочет быть со всеми.
– Ня-мы ! – и в сторону, – выталкивают его на обочину поля.
Вечером собираются ребята играть в городки. Подошёл, взял в руки биту.
– А ты что, нямы? Уходи отсюда, уходи, – кричат на него. Ничего не слышит, но понимает по   губам, что гонят, гонят отовсюду.
В маленьком сердце непонимание: что он такого сделал, что никому не нужен?
 И вдруг новость: нигде не видно немого.
– Где он? – спрашивают у братьев – Сергея и Виктора.
– Батька и матка завезли его в школу глухонемых.
В центре небольшого райцентра, за высоким забором – школа. Ни зайти, ни выйти без разрешения: специальное учебное заведение. Падает на колени  Толик, целует ноги родителям. Мол, не оставляйте меня здесь одного: домой хочу.
Дрогнуло сердце у мамы, у отца оно тоже не железное.
Только пересилили себя: обняли сына, объяснили, что будут приезжать к нему, что любят его очень и хотят, чтобы он был не хуже, а лучше других.
– Как? – показывает знаками  Толик  , – Я буду  лучше других?
– Ты, ты, - обнимает мать.
Зд-ра-а-вст-ву-й-те, – открывается дверь, и в наш дом вбегает  Толик .
Прошёл только год!  Приехал на летние каникулы и сразу   к нам. Мы жили рядом, да и не показывали к нему никакого пренебрежения. Он всегда чувствовал теплоту и радушие в нашем доме. Дружил с братом Сергеем. У них была одна общая страсть: рисование! Оба рисовали отменно, обменивались работами.
Хлопает Толик Сергея по плечу, показывает большой палец и говорит: « Мо-ло-дец, мо-ло-дец»!
Так мы узнали, что  немой   не просто немой, а художник, будущий художник!
С каждым приездом в Михалин он менялся, взрослел, становился другим. Как-то я увидел, что идёт по  нашему посёлку модно одетый мужчина с красивой рыжеволосой  бородкой.
– Кто это? – спрашивает Батя, закрыв рукой глаза от солнца.
А незнакомец, радостно сверкая улыбкой, бросается к нам в объятия.
– Здравству- й-те, это я! Я -  Ана-то-лий!!
Наш дом на самом краю Михалина: первыми видим, кто уезжает, кто приезжает. Вот  и его  встретили первыми .
Присели, чемоданчик   возле скамейки, угощаем  фруктами,   овощами.
А гость    спешит: он   давно не был дома.
Уходит дальше, радуясь Михалину и   всем людям, которых он  знает, помнит.
– А, это ты немой? – Бросает на него удивленный взгляд Мишка-тракторист,  бывший капитан футбольной команды, удаливший его с поля, – Тебя не узнать?
– Доб- рый де-нь, – протягивает ему руку Толик , он давно уже забыл детские  обиды.
Иду по Михалину   2016 года. Вот и дом – разноцветный   , добротный,  где раньше жил Толик    и его семья.
За забором – другие: никого уже нет. Все умерли: и братья , и родители . Осталась только младшая сестра.
– А Толик, Анатолий  как? – спрашиваю у дальней родственницы.
–  Живёт в центре России, он у нас – известная личность: художник. Его работы покупают иностранцы.
И … Михалин открывается мне по-иному.
В наше время он уже не был еврейским. В нём жило большинство белорусов. И самым     несчастным, и самым обездоленным был немой. Так его звали, и  имени у него не было…
Анатолий, сейчас у тебя есть – Имя!  Есть!
 Мой  друг далекого детства, если ты прочтешь эти строки, знай, я тобой горжусь! И не только я, но и все, кто тебя знал. Ты не просто Победитель своей Жизни. Ты – её Художник и Творец!
Ты – самая лучшая и самая прекрасная картина, которую создал в своей Жизни!
 ***  *** ***
 
...Иду по дороге. На лавочке – старая женщина.
Увидев меня, она машет мне рукой, хочет что-то сказать.
Как же трудно в ней узнать божественную Алёну, по которой сохли все наши хлопцы? Светлые волосы по пояс, голубые глаза, сочные губы, грудь, разрывающая все кофточки…
Красивее её у нас никого не было. Даже никто не замечал или не хотел замечать, что девушка говорит с трудом. Говорит ведь, и её понимают. Не говорящая, как все, но и не немая, как  Толик.
Присел рядом с ней, обнял при встрече. Плачет Алена: молодость прошла, старость пришла, красота улетела. Работала уборщицей, замуж так и не вышла, осталась одна.
Помню: её родители тоже завезли в школу глухонемых. Только девочку вскоре забрали оттуда, мол, может учиться и в обычной школе.
Всё понимает, что-то слышит, как-то говорит....
Белые облака!  Белые облака! Куда же вы улетаете? Куда?
Вернитесь обратно, заберите с Алену! Пусть она начнет всё сначала…
Но облака от нас уплывают, Алена продолжает что-то шептать на непонятном мне языке.
– Она стала совсем немой, – думаю о ней. И  про Анатолия,  который заговорил…
 А недавно пришла печальная весть: не стало Художника Анатолия Владимирова- светлого Человека!
 То, что он не успел сказать  словами, сказал своими  замечательными  картинами.
 Кто знает, может  Бог  для этого  запечатал его уста?...