Манякина Злата. Омега

МАНЯКИНА ЗЛАТА.


ОМЕГА.


Москва. Защита кандидатской диссертации, к которой столько лет стремилась, уже была позади, наступала другая жизнь, полная неизвестности. Шел тысяча девятьсот девяносто восьмой год, в стране был кризис, работу найти было очень сложно. Денег на аренду жилья не было, из общежития после завершения обучения выселили, пришлось искать приют в семье землячки Лиды, у которой в двухкомнатной квартире уже жили пять человек. Но в тесноте, да не в обиде. Меня очень тепло приняли, денег за проживание не брали, да и не было у меня их.
Каждый день я покупала в киоске газеты с объявлениями о приеме на работу и целыми днями обзванивала предполагаемых работодателей. Везде получала отказы. С моим высшим гуманитарным образованием я нигде была не нужна. Чтобы я могла устроиться по специальности, обязательно требовалась постоянная прописка в Москве, а у меня даже не было временной регистрации. В конце девяностых годов практически все люди подались в торговлю, столица превратилась в огромную барахолку, большие и малые стихийные рынки разворачивались везде.
Промыкавшись в поисках работы несколько недель, однажды наткнулась на объявление о приеме на работу в театральное агентство. Особых требований там не выдвигали, и я заинтригованная поехала на собеседование.
Театральное рекламное агентство «Омега Адвертайзинг» располагалось в огромном полупустом офисном здании. Секретарь Лена с большим азербайджанским носом и маленькими черными глазками, как мне показалось, лет тридцати пяти, дала мне анкету для заполнения. Позже выяснилось, что ей было чуть за двадцать лет, но выглядела и держала она себя очень солидно. Лена Рзаева была среди нас, пожалуй, единственной москвичкой. Ее мама вышла замуж за азербайджанца, родилась дочь, они проживали в квартире мамы. Начальники агентства были приезжие. Дарек приехал из Польши, он был директором агентства. Такие рекламные сетевые агентства работали на Западе: в Польше, Германии. Директор российского агентства Наталья сначала работала простым рекламным агентом в Сопоте с Дареком, вышла замуж за местного поляка. Затем они решили экспортировать бизнес из Польши в Москву и СПб. Первое агентство открыли в Москве, куда я и пришла. Наташа была родом из Бернгардовки, микрорайона города Всеволожска. До СПб оттуда надо было ехать тридцать минут на электричке. Поработав некоторое время в северной столице, Наталья перебралась сначала в Польшу, а затем в Москву.
Дарек, с которым она в Москве организовала бизнес, был наполовину немец, наполовину поляк. Он прекрасно говорил по-русски, часто шутил, травил анекдоты. Коллектив был очень молодой, старше сорока лет людей не было. Приходили на работу и шестнадцатилетние школьники, брали всех, текучка была большая. Каждый день принимали на работу по десять-пятнадцать человек, подавляющая масса из них трудилась всего один-два дня, максимум неделю. Единицы из них, самые стойкие и коммуникабельные, оставались на несколько месяцев. В руководящем составе агентства была Назигуль, она считала себя казашкой, мы ее называли просто Нази. Она была старше всех нас, ей было уже тридцать девять лет, она получила два высших образования, вышла замуж за башкира, но работу так и не нашла. Поступила в эту контору простым агентом, но быстро показала отличные результаты в продажах и высокий уровень организаторских способностей. Из всех начальников только она каждый день выходила на прямые продажи с нами в город. Нази очень молодо выглядела, была изящна, как статуэтка, постоянно ходила на каблуках. Ее оптимизм, жизнерадостность, уверенность в себе заряжали всех вокруг. Она нас постоянно воодушевляла и поддерживала.
Собеседование со мною проводили Дарек, Наталья и Назигуль. Мне рассказали, что агентство занимается продажей театральных карт. Пластиковые дисконтные карты Дарек заказывал в Сопоте (так было дешевле) и привозил в Москву на своей машине. Подписывались контракты с московскими театрами на предоставление скидок на билеты при предъявлении дисконтной карты в кассе театра на несколько процентов. Карта также давала право брони на спектакли. Человек у театрального агента покупал дисконтную карту (в определенный театр) на год за довольно внушительную сумму и пользовался ею как абонементом в течение года на условиях скидок на театральные билеты. Каждая карта имела свой индивидуальный номер. На обратной стороне дисконтной карты находилась реклама ночного клуба или ресторана, с которыми также подписывались соглашения на бронирование по номеру карты столиков и предоставление скидок на заказы. Карта не была именной, ее можно было передавать родственникам, знакомым, дарить.
В конце девяностых годов такие дисконтные карты были в новинку, да и идея получения скидок очень популярна. Расчет был сделан весьма точно. Презентация карты должна была начинаться с того, что человека приглашают в театр на спектакли. От такого приглашения редко кто отказывался, чтобы не показаться невежей. Затем ему предлагалась бронь на любой спектакль, а театры мы рекламировали самые лучшие в Москве и СПб, они в эти годы стояли пустые и с трудом продавали свои билеты. Если человек говорил, что в театры ему ходить некогда, мы предлагали ему и его родственникам сходить со скидкой в ночной клуб или ресторан, или взять карту в качестве необычного подарка. Конечно, большинство людей, купивших карту, никогда ею не пользовались, но были и такие, которых дисконт стимулировал посещать театры из-за потраченных денег.
Задачей рекламного агента было продавать карты всем и везде. Город делился на определенные зоны по станциям метро и каждый выезжал на свою территорию в девять утра, к пяти вечера он должен был вернуться в офис, сдать карты и деньги секретарю Лене, получить проценты от суммарной стоимости проданных карт. Зарплат не было, только проценты от продаж. И если ты ничего не продал, значит зря потерял время. К тому же мы становились материально ответственными лицами. Если агенты теряли карты, должны были полностью возместить их стоимость по цене продаж. Я согласилась с предложенными условиями и отдала трудовую книжку Дареку, которую он вскоре потерял. На следующее утро приступила к работе. Ездить приходилось на другой конец Москвы из Новых Черемушек до Рижской. Но это была реальная работа, и в первый же день я заработала деньги, которые нам выдавали тут же ежедневно.
Утро рабочего дня начиналось в офисе с общего собрания. В большой комнате все собирались в круг и ставились задачи на день, проходили обучение азам торгового дела, говорились слова напутствия. В офисе постоянно громко звучала современная музыка, она всех подбадривала и задавала тон всему дню. Каждый день на работу приходили устраиваться новые люди, «старички», отработавшие неделю, уже брали с собой «в поле» одного или двух стажеров-учеников. При торговле сначала надо было показывать им успешные продажи, а затем смотреть за тем, как они продают карты, подсказывать, как лучше это делать. За стажеров платы никакой не было, это была просто обязательная нагрузка. Чтобы побыстрей отделаться от этих гирь, многие агенты просто новичков запугивали тяжестью и бесперспективностью работы, чтобы они сразу уходили и на них не надо было тратить силы и время. Эта техника была весьма эффективна. Каждое утро в офисе присутствовало человек двадцать-тридцать постоянных агентов, проработавших в «Омеге» два-три года было около десяти человек. Это были самые стойкие и сильные агенты, сумевшие не только выжить в тяжелейших условиях, но и заработать деньги и опыт.
Первоначально к приему меня на работу руководство отнеслось скептически. Пришел устраиваться в торговлю новоиспеченный кандидат наук из МГУ с амбициями и требованиями, которые сложно удовлетворить в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Но уже первая неделя продаж показала, что я умею хорошо торговать и находить правильный подход к любым людям. Я оказалась для «Омега Адвертайзинг» приятной неожиданностью. Всего в этой организации я проработала три года, хотя большинство не выдерживало и трех дней.
У работы этой было две основные трудности: психологическая и физическая. Работать с людьми очень сложно, особенно тяжело продавать товар незнакомым людям, когда они совсем не планируют его покупать. Перед нами ставилась задача заходить во все без исключения организации на выделенной нам территории. Прежде всего нужно было идти к начальству, директору, руководству и приглашать их в театр, предлагать им купить карту себе или карты всему коллективу. После приемной надо было стучаться во все кабинеты и предлагать купить наши карты. Принцип «в каждую дверь» мы должны были соблюдать очень строго. Надо ли говорить, что почти за каждой дверью мы слышали отказ, что психологически очень тяжело переносилось, особенно при регулярной повторяемости. Мы вмешивались в жизнь незнакомых нам людей без приглашений, отрывали их от работы, навязывали им наш продукт, часто абсолютно им ненужный, просили отдать за него деньги. Весьма часто нам не просто говорили «нет», ругались и матерились, но и обзывали нас мошенниками, вызывали охрану и милицию. Бывали также дни, когда вообще ничего не продавалось, хотя сил прикладывалось очень много, просто, как в сговоре, все отказывались расставаться со своими деньгами. У нас денег не было даже на хлеб и чай. Приходило абсолютное отчаяние. Хотелось все бросить. Но наступал новый день, снова выходили на работу. Выдерживать физическую нагрузку передвижения пешком по улицам Москвы и лестницам столичных офисов с девяти утра до пяти вечера было весьма сложно. Выходных почти не было, мы работали всегда. Приходилось сталкиваться и с тем, что клиенты покупали карты, а им отказывались бронировать билеты или делать скидки. Жалобы и проклятия опять сыпались в наш адрес. Проработав несколько месяцев в Москве и достигнув определенных успехов, мне и другим «старичкам» руководители предложили перебраться в Питер, где открывался новый офис. Сотрудникам агентства руководство снимало двухкомнатную квартиру в СПб, также выплачивались проценты от продаж. Предполагалось, что в культурной столице страны люди будут намного охотнее покупать театральные дисконтные карты и чаще ходить в театры. Но это оказалось совсем не так. В Москве люди жили богаче и лучше, поэтому продажи здесь шли очень хорошо даже в тяжелые девяностые годы, а Питер в это время скатывался вниз: заводы закрывались, люди спивались, уровень жизни резко падал.
В первые же дни работы мы поняли, что хороших продаж здесь не будет, театральные карты почти никто не брал. Руководство кинулось заключать контракты с самыми лучшими театрами: Комедии, Ленсовета, но и туда не хотели идти. Я уехала из Москвы в СПб в силу нескольких причин. Столица была дорогим городом, жить здесь на проценты от продаж не получалось. Из-за отсутствия денег невозможно было снять даже комнату, долго пользоваться гостеприимством в Москве было неудобно. Хотелось пожить в знаменитом Санкт-Петербурге, походить по его улицам, театрам, дворцам, узнать город не в качестве туриста, а как его житель, изнутри. Маме моей очень нравился Ленинград, она его очень часто вспоминала, хотелось узнать, понравится ли он мне. В общем, обстоятельства складывались так, что надо было переезжать в Питер.
В северную столицу мы приехали командой из десяти человек, жили все вместе в съемной двухкомнатной квартире. Девочки жили в одной комнате, мальчики в другой, ели в основном пельмени, готовить было некогда. Вставали в семь утра, громко включали музыку, чтобы все проснулись, быстро завтракали и к восьми утра ехали в офис, там брали театральные карты, стажеров и ехали «в поле», на продажи, возвращались к шести вечера в офис, часто при отсутствии продаж трудились до восьми вечера. В Москве у нас уже была наработанная клиентская база, мы знали там места, где у нас наверняка могли купить карты, в Питере все приходилось начинать с нуля. Здесь мы неприятно были удивлены тем, что продажи по сравнению с Москвой упали в несколько раз. Часто приходилось делить пачку пельменей на весь коллектив. Некоторые люди, ужаснувшись такой работе, вернулись в Москву. Выдержали все испытания в Питере лишь несколько человек: три Олега, Алёна, я и наше начальство.
Во время работы в Питере случались разные приключения. Однажды недалеко от Финляндского вокзала я попала в тюрьму. Изучая вверенную мне территорию, где я должна была заходить в каждую дверь, увидела высокий забор с колючей проволокой. Пошла вдоль забора в поисках проходной и вскоре заметила маленькое помещение с дверью, на вывеску даже не взглянула. Захожу внутрь, а там абсолютная темнота, хоть глаз выколи, но присутствие людей ощущалось. Спросила в темноту, интересуется ли кто театром. Со мной на свежий воздух вышла женщина и купила карту, от нее узнала, что это подростковая тюрьма, в которой отключили свет. Мы вышли из помещения, где отдавались посылки для заключенных.
Минут через десять свет дали, я тоже встала в очередь, чтобы попасть в тюрьму. Дело несколько осложнялось тем, что я никогда с собой не брала паспорт, чтобы его не потерять. Восстановить паспорт я могла только по месту прописки в Грозном, а там шли бои. Можно было вообще остаться без важнейшего документа на несколько лет. Начальство мне выдало удостоверение «Омеги Адвертайзинг», с которым я передвигалась по городу. Подойдя к окошку, предъявила женщине в форме данное удостоверение, оно ей явно не внушило доверие.
«С какой целью прибыли?» — раздался вопрос. «С культурной, — не растерялась я. — Хочу пригласить руководство тюрьмы в театр!» Такое заявление несколько огорошило сотрудницу, потом, придя в себя, она потребовала мой паспорт.
Выяснилось что паспорта у меня нет, а объект режимный. Но в традициях местной культуры не принято было отказывать «театральным послам». Женщина позвонила начальству, там поинтересовались, почему я хожу без паспорта. Я решила пошутить и заметила, что совсем не собиралась сегодня попадать в тюрьму, поэтому паспорт с собой не взяла. Я думала, что хотя бы улыбку увижу на ее лице, но чуда не случилось. Она автоматически с каменным лицом передала мои слова руководству. Начальство, сильно заинтригованное, отдало распоряжение меня отпустить. До сих пор помню тяжелые, чугунные двери тюрьмы с ручками в форме головы льва, которые с грохотом закрывались за моей спиной. Сопровождающий меня провел в кабинет начальника тюрьмы. Пригласили присесть и подождать несколько минут. В это время по длинному списку начальнику отчитывалась женщина о количестве смертей за прошедшие сутки. Она назвала человек пять с фамилиями и возрастом, поразило то, что они были совсем детьми. Когда мы остались одни в кабинете, я сделала презентацию, рассказала о театрах, спектаклях и нашей карте. Начальник заулыбалась и без проволочек купила себе дисконт. Тут же она стала мне рассказывать о театре, организованном в их тюрьме, и приглашать меня на спектакли. Я внимательно выслушала и вежливо отказалась от повторного посещения тюрьмы.
Выйдя на улицу, с облегчением вдохнула свежего воздуха и пошла работать дальше. Вокруг тюрьмы теснились жилые дома, в которых располагались офисы разных контор, где у нас обычно и брали карты. Я заходила к ним, приглашала в театр, но никто из них ничего не покупал. На мое замечание, что даже в тюрьме у меня купили карту отвечали, что у них не тюрьма, а свобода выбора, а забот хватает и без театра. Приходилось мне проходить мимо знаменитых «Крестов» по Арсенальной набережной. Впечатление было отвратительное. Стойкий ужасный запах вокруг был очень силен. Мрачное грозное здание. И крики людей из разных окон. Стоило один раз пройти здесь, чтобы навсегда отбить охоту совершать преступления. В девяностых годах в «Крестах» находилось больше десяти тысяч подследственных. В каждой камере размером восемь квадратных метров, рассчитанной на шесть заключенных, держали до двадцати человек, так что спать приходилось по очереди. Жуткое место.
Однажды я со стажером попала на режимный объект. Это здание ничем не отличалось от остальных. На вывеске было указано, что это НИИ машиностроения. Мы, как обычно, с проходной позвонили в приемную директора и сказали, что хотим пригласить его в театр. От такого предложения редко кто отказывался, нас пропустили. Директор нас вежливо и очень внимательно выслушал, но когда речь зашла о покупке карты, сослался на занятость и постарался быстро распрощаться с нами. Но мы не спешили покинуть здание. Нужно было пройти все этажи, постучаться в каждую дверь и сделать презентацию театра и дисконта, чтобы не уйти с пустыми руками. Работать пришлось долго, обошли больше десяти этажей, продали несколько карт. Наконец остался только цокольный этаж. Стучимся в первую попавшуюся дверь и видим за столом человек пять мужчин в форме. Мы, как обычно, рассказываем о театре, но видим, что лица их становятся все суровей. Дальше они нас усадили на диван и сказали, что сейчас вызовут милицию и нас посадят за проникновение на секретный объект. Мы наивно поинтересовались, куда же попали. Оказалось, здесь проектируют крупную военную технику, а трактор на вывеске был для отвода глаз. Они начали нас по очереди допрашивать, как мы сюда проникли, с какой целью, потом звонили в приемную директора. Только после этого нас отпустили. Часто наши люди заходили в помещения, офисные здания, учреждения, даже не глядя на таблички, ведь нашей задачей было проникнуть в каждую дверь. Попасть внутрь было сложно из-за большого количества бдительной охраны и строгой пропускной системы. Конец девяностых годов был весьма криминальным.
Как-то в одном из питерских кафе собирались делать презентацию его директору. Нам указали на столик за которым сидели два бритоголовых человека, весьма агрессивно друг к другу настроенных. Я подошла к ним и заикнулась о приглашении в театр, меня попросили подождать. Мне никогда не приходилось присутствовать при бандитских разборках, а здесь я как будто попала на съемку «Бандитского Петербурга». Только все было по-настоящему. Просидев некоторое время рядом с ними и наслушавшись бандитской брани, поспешила откланяться, пообещав зайти в следующий раз. В другом районе Питера я как-то ждала в приемной директора организации. Он появился в дверях стремительно, заявил, что у него очень мало времени, чтобы я излагала свое приглашение в сжатом виде. Директор раздевался на ходу, было заметно, что он сильно нервничает. Когда он снял пиджак, я увидела портупею. Он спокойно достал пистолет и проверил наличие патронов на моих изумленных глазах. В то время мужчины часто носили с собой оружие. Многих убивали. Я как-то в Питере договорилась с директором нефтяной компании, что он купит несколько театральных карт для своих детей. Через несколько дней приношу ему карты, а секретарь говорит мне, что его выкрали неизвестные и убили, не получив желаемого выкупа.
Наша работа приносила много неожиданностей. Часто попадали в такие организации, о которых в обычной жизни только знают по слухам. В один из осенних дней я пришла в питерскую психушку. Я, как обычно, зашла через ворота на территорию какого-то медицинского учреждения. На здании была вывеска, но я на нее не взглянула. Все двери были открыты, и я прошла внутрь. Мне навстречу вез каталку санитар, я у него спросила, где найти главного врача. Он странно замотал головой и что-то невнятное мне ответил. Из-за угла вышла женщина в медицинском халате. Она объяснила мне как найти начальство. Поднявшись на второй этаж, увидела единственно открытую дверь. Постучалась и вошла внутрь. Это было помещение, занятое под физиотерапию. Внутри него находился маленький кабинет с двумя дверьми, площадью не больше четырех метров. Вышедший мне навстречу доктор провел в кабинет и усадил на стул. Презентацию я сделала как обычно. Он очень внимательно меня слушал. Неожиданно врач резко вскочил со своего места и кинулся изнутри запирать обе двери, что меня несколько насторожило. После этого он начал судорожно копаться в своем столе и наконец вытащил оттуда удостоверение почетного доктора. Он объяснил мне, что занимается частной практикой, лечит травами, массажем, иглоукалыванием. В общем, доктор увидел во мне потенциального клиента, источник дохода. Я пообещала подумать над его предложением. Театральную карту он купил скорей всего из-за того, чтобы произвести на меня хорошее впечатление. Для приобретения карты надо было заполнить место работы владельца. И тут я наконец поняла, где нахожусь. Это была не знаменитая клиника Кащенко, но «солидная психиатрическая клиника», как объяснил мне доктор. У меня мурашки побежали по коже, оказывается я попала в дурку. Побыстрей захотелось распрощаться и выйти на улицу, тем более что я была заперта в комнате с незнакомым человеком, но не тут-то было. У доктора, видно, редко выпадала минута общения со здравомыслящим человеком. Он начал рассказывать мне про всю тяжесть работы в психушке. Откровенно поведал, что накануне привезли заведующую отделением этой же клиники на скорой, что многие врачи сходят с ума и лечатся у своих бывших коллег. Потом он вызвался меня проводить до выхода. По дороге мы зашли в несколько палат. Входные двери были толстые металлические с иллюминаторами, как на подводной лодке. Палаты были с хорошей шумоизоляцией. Внутри все было выкрашено в белый цвет. На одной из кушеток лежал человек с бледным лицом, очень похожий на мертвеца. Обстановка напоминала пребывание на каком-то космическом корабле. Захотелось побыстрее вернуться на Землю, увидеть небо, солнце, подышать свежим воздухом. Распрощавшись с доктором, я стремительно кинулась к выходу.
Театры и спектакли, которые рекламировали, мы обязаны были хорошо знать, поэтому несколько раз в неделю их бесплатно посещали всем коллективом. Однажды вышел курьезный случай. На одном из музыкальных спектаклей мы все, десять человек, дружно заснули, настолько он был скучным и неинтересным. Проснулись только от громкого пения со сцены главного героя, который горланил в припеве: «Винцо, пивцо». Несмотря на убогость некоторых спектаклей, нам приходилось их расписывать такими эпитетами, что даже наши стажеры зажигались желанием на них сходить. Были и замечательные спектакли, например, в театре Комедии, куда мы не  один раз ходили и получали большое удовольствие от игры актеров.
В Питере мы долго рекламировали наряду с театром ночной клуб «CANDYMAN». Вход в клуб был платным, стоил от пяти до десяти долларов в рублевом эквиваленте. Наша дисконтная карта давала хорошую скидку. Основной приметой времени было то, что ресторанами и клубами владели в основном бандиты, но наше руководство умело с ними договариваться о взаимной сделке. После работы мы бесплатно заходили в рекламируемые ночные клубы и танцевали там под техно до утра. Как-то утром, выйдя на работу, начала рассказывать клиентам про прелести ночного клуба и скидки по нашей карте. Они спросили у меня, зайдут ли они сегодня в «CANDYMAN» на лыжах, в плавках и шапочке по нашей карте бесплатно
Я отшутилась. Но когда меня в пятый раз в разных местах об этом спросили, я позвонила к нам в офис. Оказалось, что наш директор договорился о такой акции с руководством клуба, но нас не успел предупредить. По радио объявили о клубной акции. Алёна, которая с нами работала, отчаянная и бесшабашная девушка, поспорив с клиентами на покупку у нее карты, вечером того же дня пришла в «CANDYMAN» в купальнике, шапочке и на лыжах, которые взяла в прокате. На улице стояла жара, был июнь месяц. На лыжах до клуба надо было дойти двадцать метров на глазах у охраны и посетителей, она это сделала! На следующий день проигравшая спор сторона купила нашу карту. Алёнка не раз попадала в сложные ситуации. Однажды она проникла в самый крутой отель на Невском проспекте и сделала презентацию его директору, крутому бандиту, предложила скидки… Он возмутился такой наглости и указал ей на дверь, она вцепилась ему в волосы и начала звать охрану. При этом назвала его петухом. Причем, как позже она оправдывалась перед нашим начальством, она имела ввиду именно птицу, он на нее налетел как петух, а она всего лишь приглашала его в театр. Алёна клялась, что она не знала, что это и тюремный лексикон, что она оскорбила человека, может быть, не раз отсидевшего срок.
Как-то Алёна поехала домой в Москву. Там зашла на одну из выставок, где познакомилась с директором строительной конторы из СПб. Предложила ему купить театральные карты на коллектив. Тот сказал, что уезжает через день в Питер, что если бы такие карты были в его родном городе, он обязательно бы купил их три штуки. Он еще не понимал, в какую ловушку сам себя загнал. Алёна взяла его номер телефона и адрес конторы. Через два дня наш человек в СПб нашел этого директора, тот был крайне удивлен тем, что есть питерские карты и вынужден был их купить, как и пообещал Алёне.
Начальство поручало нам изучать не только рекламируемые объекты, но и их конкурентов. Мы постоянно ходили по разным театрам и ночным клубам. Однажды решили пойти в знаменитый в определенных кругах клуб «69», было очень интересно посмотреть на место, о котором столько говорили. Гей-тусовка была экзотикой для России. Это был первый в Петербурге гей-клуб, не скрывавший своей ориентации. Администрация клуба всячески подчеркивала, что он создан в первую очередь для определенного плана мужчин и присутствие здесь случайных женщин нежелательно. Всех лесбиянок знали в лицо, поэтому их беспрепятственно пропускали, для остальных представительниц слабого пола вход в клуб был закрыт звонкой монетой. Они должны были платить намного дороже, чем мужчины за вход, а на многие вечеринки мужчины проходили бесплатно, а женщин вообще не пускали.
В один из зимних вечеров мы решили развлечься и сходить в «69». Я и три Олега из нашей конторы пошли знакомиться с клубом-конкурентом, о котором нам уже много рассказывали клиенты. Пришло время все самим узнать. Но не тут-то было. Когда мы подошли к клубу, меня не пустила охрана, парни зашли без препятствий. За день до этого я делала презентацию директору этого клуба, холеному молодому человеку, без конца томно поднимавшему и опускавшему ресницы, любовавшемуся самим собой бесконечно. Он меня внимательно выслушал, карту покупать не стал и пригласил прийти с приятелями вечером в его клуб, что мы и сделали. Я осталась перед закрытыми дверьми на улице, парни пошли к руководству разбираться. Начальство заявило, что я девушка, поэтому мне вход запрещен. В это время я жутко мерзла на улице, сильный мороз и холодный влажный ветер не давали мне согреться. Ребята снова устроили разборку в клубе, на этот раз, видя что они не отстанут, разрешили мне зайти, но заломили такую сумму за вход, что это сразу стало нереально. Олеги, в знак протеста тоже вышли на улицу, мы совещались, что делать дальше. В этот момент к клубу подъехала шикарная машина, из нее вышел парень и направился в заведение. За рулем была девушка, она вышла из авто и поинтересовалась, какие у нас проблемы. Мы вкратце объяснили. Она молча вытащила из кармана пачку денег, отсчитала нужную сумму, сказав, что возвращать не надо, это подарок и уехала.
С такими деньгами нас без проблем пустили в «69». В клубе было два этажа, на стенах везде висели постеры с изображением красивых полуобнаженных парней. Преобладали белый и черный цвета. Девушек было не больше пяти. Мы пошли на танцпол. Здесь парни танцевали, участвовали в викторинах, веселились от души. Часто в толпе мелькали переодетые в девушек юноши, иногда даже возникали сомнения в их половой принадлежности. В клубе было два туалета, на одном изображался мальчик, на другом мальчик и девочка. Я и несколько девушек встали в очередь ко второй двери. В это время к нам подлетели два юноши, не размыкавшие объятий и на ходу говоря: «Девочки мы быстро, мы стоя», — без очереди проскочили перед нами. У мужчин здесь были привилегии во всем, приходилось с этим мириться. Натанцевавшись от души, к полуночи мы покинули клуб.
К весне тысяча девятьсот девяносто девятого года экономическая ситуация в стране значительно ухудшилась, у нас резко упали продажи театральных карт. Наши директора отказались снимать квартиру, пришлось нам самим искать и оплачивать жилплощадь в СПб. Заработанных денег хватало только на одну пачку пельменей в день на всю нашу компанию. Иногда мы по несколько дней голодали, сидели только на чае и хлебе, продаж совсем не было. Четко осознав, что работа в Питере бесперспективная, мы вернулись в Москву. Здесь дела шли хорошо, директор снял новый офис на Тульской в здании бывшего завода, отремонтировал его, продажи приносили хороший доход и он не спешил возвращаться в Польшу.
Руководство открыло новое направление работы — продажу театральных билетов на антрепризные спектакли. Мы были первыми из тех, кто рекламировал и продавал билеты на спектакли только начинавшего свою раскрутку «Квартета И» и «Независимого театрального проекта». Наши люди ездили по всей Москве, развозили клиентам дисконтные карты и театральные билеты. Но доходы и здесь начали падать. Едва хватало денег на аренду комнаты и элементарную еду. Начальство нас, «старую гвардию», старалось удерживать, у нас был большой опыт и лучшие продажи. Наш директор Дарек самых лучших продавцов повез к себе на Родину в Польшу на машине, чтобы мы немного отвлеклись и расслабились. Он жил в Гданьске, в Сопоте в это время шел музыкальный фестиваль. Нас поселили в двухкомнатной квартире в Гданьске. Предупредили, чтобы при поляках на русском языке мы много не говорили, так как здесь русских не любят. Дали нашей группе из четырех человек провожатого, местного поляка Дарека. Это был веселый молодой человек, на момент нашего знакомства вообще не знавший русского языка. Но он оказался весьма талантлив. Через день общения он мог уже с нами изъясняться, через два дня свободно говорил по-русски и даже пытался травить анекдоты. В первый день он нам предложил расслабиться, сказал что достанет любые наркотики и выпивку без проблем. Мы отказались. Взяли только глинтвейн.
В то время достать наркотики в Сопоте было очень легко, их продавали на каждом шагу в большом ассортименте. Наш Дарек также находился все время под кайфом. Однажды он не принял наркоту и целый день сопровождал нас очень мрачный и желчный, практически ни с кем не разговаривал. На следующий день принял дозу и снова стал веселым, жизнерадостным Дареком. Однажды мы зашли в кафе в Гданьске, решили хорошо отобедать. Нам приносили огромные блюда с разными яствами, больше привычных нам тарелок раза в три, но при этом поставили блюдце с маленькими, тоненькими кусочками хлеба. Хлеб у нас разлетался за минуту. Мы попросили Дарека взять еще хлеба. Ему опять дали чуть-чуть. В общей сложности за хлебом Дарек ходил три раза, на четвертый поляки спросили, не русские ли мы? И выдали ему буханку хлеба. Они пояснили, что только русские у них едят столько хлеба. Во время фестиваля в Сопоте было очень много гостей, повсюду работали открытые сцены, где выступали артисты. Как-то мы шли по одной из аллей в центре Сопота с концерта. У меня вдруг сильно разболелась голова, что бывало довольно редко, и начало подташнивать. Я сказала об этом своим друзьям, а они рассмеялись. Ребята указали мне на облако дыма от сигарет, через которое мы шли. Это было облако от курения анаши, а у меня имелось врожденное неприятие наркотиков. Пробыв в Польше несколько дней, обойдя музеи, посетив достопримечательности и магазины, мы возвращались в Москву через Калининград. Дарек довез нас до перрона, дальше мы ехали на поезде. Мы всё волновались, когда заедем на Родину. Попутчики нам объяснили, что мы не пропустим этого момента. Они сказали, что как только начнется Россия, пойдут заброшенные поля, сорняки, болота. С польской стороны все будет ухожено, а здесь все заброшено. Так все и было. Нам попутчики пояснили, что калининградцы не хотят возделывать поля, так как считают всё это бесполезным занятием. Они ждали, что со дня на день войдут в состав Германии. До Москвы мы добрались быстро и хорошо. На пороге был двадцать первый век. Надо было принимать решение о дальнейшей работе. В двухтысячном году я поступила в докторантуру и стала самостоятельно закупать и реализовывать театральные билеты, таким образом значительно больше зарабатывая себе на жизнь. «Омега Адвертайзинг» остался в двадцатом веке.

26 06 2021.
15:50.