Табличка и запоздалый стыд

Табличка и запоздалый стыд

Назар Шохин

Лет двадцать пять назад, точно уже не помню, британский посол в Ташкенте (и одновременно в Душанбе) госпожа Барбара Хэй захотела профинансировать работы по частичной реставрации Мавзолея Саманидов в Бухаре. Что ж, дело благородное, и мало кому в столице приходило в голову эту помощь отвергнуть.

Саманидская усыпальница, эта всемирная достопримечательность, была на тот момент уже вроде достаточно ухоженной – ее окружали со всех сторон роскошные цветники, но кому в конце 1990-х не нужна была иностранная валюта, участие известных реставраторов? Поэтому жест госпожи Хэй показался вполне себе нормальным. Да и предоставляемые деньги были немалые – что-то, если мне не изменяет память, около семи тысяч долларов (в то время на эту сумму в узбекской столице можно было купить четыре панельные двушки).

...Прошло немного времени – и текущая реставрация с участием британских экспертов завершилась.

Однако дипломат неожиданно поставила условие, чтобы факт английского участия был каким-то образом зафиксирован – ну, например, наземной табличкой на одном из окружающих мавзолей газонов. Городу при этом была заботливо передана миниатюрная латунная плитка с кратким упоминанием о благотворительности – на узбекском, таджикском и английском языках.

Сидевшим наверху условие это явно не понравилось: что-то чиновников насторожило. То ли уму, еще не освободившемуся от коммунистической партийной «гордости», показалось диким само присутствие здесь «империалистической» таблички, то ли побоялись, что бывшая послом одновременно в Узбекистане и Таджикистане англичанка, как всегда, «нагадит», то ли какой-нибудь чересчур мудрый местный священник надоумил, что «благотворительность не должна быть показной»?.. Все детали неизвестны, но решено было сделать так, чтобы «you cannot run with the hare and hunt with the hounds» – и овцы были целы, и волки сыты. Причем малоприятную «миссию» вежливого отказа «возложили», как это часто у нас бывает, на «низы», то есть на городские власти, одновременно пригрозив чиновникам за возможное отсутствие ретивости.

...И вот спустя время в назначенный день по единственной дороге к мавзолею подъехало роскошное авто. Из нее вышла дама лет 45 с голубыми глазами, в элегантной шляпе, одетая с иголочки – в фиолетовый, кажется, наряд. Хэй поздоровалась, улыбаясь так, как улыбалась в свое время с экрана советского ТВ Тэтчер. Затем несколько приветственных слов, вопросов по-английски – и посол проследовала к гробнице.

Однако улыбка сползла с ее лица, как только... она увидела табличку: та красовалась вовсе не в предварительно оговоренном месте, а... довольно-таки далеко от мавзолея. О, Хэй сразу поняла этот коварный восточный пируэт и, возможно, даже догадалась, что будет с табличкой после ее возвращения в Ташкент.

Небольшой спуск к расположенной в низине гробнице, короткий обход вокруг, подъем, кивок в сторону сопровождающего чиновника городской мэрии – и Хэй, явно разочарованная, покинула парк.

Воткнутая в землю газона приваренным прутом арматуры табличка... часа через два была уже убрана!

Вот такой случай был в Бухаре…

...Мы сами старались, чтобы Мавзолей Саманидов был признан всемирным наследием, не так ли? Значит, надо было быть готовыми к участию иностранцев в его сохранении. Англичане по натуре, как известно, не очень щедры, и, принимая их пожертвование, очевидно, надо было быть готовыми и к их встречным условиям, не так ли? Причем условия эти, естественно, соответствовали их представлениям о мире. К тому же Барбара Хэй, первая и единственная женщина-посол в Узбекистане, представляла могущественную страну, не так ли? Следовательно, надо было просчитать все вытекающие из нарушения условий договора последствия. И, наконец, сначала установить знак далеко от обусловленного места, а затем вообще его убрать, – а Хэй наверняка об этом доложили! – ни чести нам не сделало, ни авторитета не прибавило. Порядочные люди так не поступают.

Тогда все представлялось нам укладывающимся в рамки неведомых «наивысших» интересов. Но прошло время – и недалекость политиков стала очевидной. Чем больше в старость, тем тяжелее груз сожаления. Вместе с воспоминаниями приходит, увы, и запоздалый стыд. Простите нас, Барбара-ханум!