СТЫД

     Фото из интернета
               
     ВО-ПЕРВЫХ.    Что заставило меня подойти к газетному киоску у Балтийского вокзала в один тёплый летний день, я так и не понял.  Может быть, газету, или кроссворд купить. Возможно. С продавцом разговаривал мужчина среднего роста, с сумкой на плече, голова лысеющая, светловолосая.
Физиономия показалась знакомой и я рискнул встрять в их разговор.
     – Опоздал на электричку, придётся ждать. Что бы такое почитать?
     – Вот свежие газеты, журналы. Выбирайте.
     – Лучше всего кроссворд.  Время быстро пролетит, не заметите, как пропустите  следующую электричку, – воткнулся я.
 
     Мужчина удивлённо посмотрел на меня, прищурился.
     – Знаю по опыту. Я в молодости накатался на ней почти каждый день в Кронштадт. Уверен, что и Вы, то есть ты, Слава, метишь туда же.
     Славка Цветков рассмеялся
     – Это ты?  Как ты узнал меня и что здесь делаешь?
     – Ты почти не изменился. А я давно из Кронштадта выехал. Сейчас работаю в этом районе, собирался в метро и вижу: ты, или не ты.  Решил рискнуть и не ошибся.
     – Ну, давай посидим, время есть.
     Слава расплатился за газету, и мы уселись в скверике, где когда-то стоял постамент И.В. Сталину, поговорить.

     – Я, ведь, в Кронштадт редко езжу, – начал беседу Слава, -- Там у меня мать похоронена, больше никого там нет.  Где пропал без вести отец, мы с матерью не знали. Вот собрался матери на могилу цветочки возложить. Может зайду в наш двор, вспомнить детство.  И, знаешь ли, люблю ездить по 
старинке, на поезде и пароходе, как раньше.  Все станции проедешь до Ораниенбаума.  Интересно.
     – Я  сейчас с удовольствием махнул бы с тобой в родной город, но завтра опять надо трудиться.
     Слава достал сигареты:
     – Будешь?
     Я отказался.
     – А я, как забрали меня служить на Север, после дембеля остался в Североморске, потом перебрался в Петрозаводск. На флоте в отпуск не отпускали, так что с матерью только переписывался.  Потом встретился с одной прекрасной женщиной. Теперь  дочка и сын сами стали родителями, а я дед.  Счастье в жизни, кажется , нашёл.

     – Молодец. Ты сказал, что служил в Североморске.  Там же служил и Лёнька  Загарин, мой сосед по лестнице. Мы дружили.  Мать его говорила, что Лёня погиб на Севере зимой на железнодорожном переезде. Чуть ли не героем был, кого-то спасая из-под поезда.
     – Ты, видимо, не знал, что нас с Загариным  призвали одновременно во флот и мы попали вместе с ним в береговую службу в Североморске.  Виделись мы почти каждую неделю, вспоминали дом, ребят. Я-то знаю о нём совсем другую историю, не ту, что сказала его мать...

     ВО-ВТОРЫХ.      Ребята нашего двора. Жизнь почти всех раскидала кого куда. Кое-кто остался в Кронштадте жить в тех же домах на Ленинградской улице. Санька Игин, например,  женился на Вальке Серняевой, в том же доме они и продолжали жить. Кто-то ещё. Не помню и не знаю.
     После войны ребята часто после школы собирались вечером на скамейках во дворе, судачили допоздна, играли на гармошке, пели песни, в основном, блатные, мешая людям спать. Откуда появились эти песни? Видимо, от старших ребят, которые побывали и в тюрьмах, и бродяжничали в период войны.
     Присоединялись к компании ребят и некоторые девочки. Бегали, визжали, шумели, пока кто-нибудь из жителей дома из окна не сливал всем на головы ковш воды. Тогда все, смеясь,  разбегались и снова устраивались на других скамейках у другого флигеля дома.

     Люська Простакова, юркая пухляшка, выделялась из многих своими крупными бугорками на груди.
     Ребятам не терпелось их потрогать. А как это сделать? Люська часто выбегала из своего подъезда и, как стрела, неслась к подруге в другой подъезд. Не всегда ей удавалось проскочить мимо ребят. Её ловили, дёргали за волосы и за другие места, она кричала, вырывалась и убегала.  Кому-то доставалось по лбу от неё кулаком, а с некоторыми она не дралась, просто изворачивалась и, смеясь, убегала.  Значит, не так уж противно ей было, что её трогают (как тогда говорили - щупают).

     Ещё одна девчонка, Нинка Черникова, была чуть постарше других девчонок,  У неё тоже всё было, что привлекало ребят. Сидят иногда вечером три девчонки, а на концам скамейки и перед ними толпятся ребята, рассказывают всякие анекдоты и небылицы. Любили мальчишки пальцем покрутить перед лицом какой-нибудь девчонки и ткнуть ей в грудь, ощутить податливое мягкое тело. Получали от девчонок тумака, чтобы не повадно было. Только  Лёньке Загарину почему-то удавалось это делать беспрепятственно, особенно с Черниковой. Та молча улыбалась и не шевелилась. Было заметно, что Лёнька ей нравился
 
     Лёнька  Загарин был не по возрасту рослым, красивым, смуглым в маму. Жил он с матерью и дедом,  подполковником медицинской службы в маленькой двухкомнатной квартире на первом этаже.  Дед Пётр Евграфович в царское время служил на кораблях врачом и часто бывал в Японии.  Оттуда он привёз в Россию не только ценности, но и красивую смуглую дочку, помесь русского с японкой. В Кронштадте после войны они оказались уже втроём, с внуком Лёней. Кто был до войны отцом Леонида никто не знал. Знали, конечно, дед и мать и только.  Лёнька же ребятам рассказывал, что его отец был капитаном катера. Авиабомба попала в мостик катера, где стоял его отец. Так Лёнька остался без отца с мамой и дедом.
     Кто-то верил ему, другие говорили ему: «Ври больше». Итак, правда, осталась покрытой  мраком.  Мама Лёньки была очень красива и молода, хотя имела достаточно взрослого парня.  Так и не узнали в нашем дворе, кто и когда соблазнил молодую смуглянку и оставил ей «подарочек».
     Загарины жили достаточно обеспеченно по тому времени. Дед продолжал работать в поликлинике, мать - в ремесленном училище официанткой.  Лёнька всегда был аккуратно одет, имел много разных игрушек. Позже у него появился аккордеон и фотоаппарат «Лейка». Все фотоснимки того времени были сделаны Лёнькой, и остались хорошей памятью.

     Как-то Лёньку  стали часто видеть у Нинки в комнате на первом этаже. У неё была младшая сестра, отца, как и у многих, не было. Жили они бедненько. Окно у них часто днём было распахнуто, пока мать на работе, и с улицы можно увидеть, что там творится внутри, если ухватиться за слив подоконника и привстать на выступ стены.  Так ребята и делали. Короче, их застукали за любовью.
     Перед службой Лёнька бросил учёбу, пошёл на завод, появились взрослые прожжённые друзья,  папиросы, выпивка и даже женщины.  Мать уже не могла справляться с сыном  В конце концов, Загарина забрали служить во флот, а у Нинки остался «подарок», о котором Лёнька  тогда не догадывался.

     В-ТРЕТЬИХ.  Мы со Славой продолжали сидеть в скверике под щебетанье птичек и беседовать, вернее, он рассказывал, а я слушал.
     – Года два мы с Леонидом виделись часто, вспоминали о ребятах, доме, девчонках. Здесь в Североморске с девушками было трудно. Мы часто находились в отдалённых местах, на безлюдье.  Какие там девчонки, особенно зимой. К этому моряки относились по разному. Некоторым удавалось переносить скуку легко, отвлекаясь на спорт, чтение.  Другие  переносили разлуку с трудом, в основном те, кто уже познал радость с девушками.  К их числу относился и Загарин.

     Однажды он рассказал мне  в подробностях о своих молодых похождениях. Оказывается, кроме Нины Черниковой он встречался и с другими девушками из других домов.  Короче, до армии он уже успел погулять.
     – Я это слышу в первый раз. От ребят трудно было что-то скрыть. но последние годы мы с Лёнькой почти не дружили, он работал, я учился. Не врал ли он?
     – Да нет, не думаю.  Ему, кроме меня,  тогда не с кем было откровенничать. Мы всё-таки с послевоенного времени вместе жили, как и ты, в одном дворе, знали почти всё друг о друге. Исключением была только семья самих Загариных.

     Последние годы службы мы с ним встречались ещё реже. И как-то однажды во время беседы, он стал говорить, что ему стали часто сниться девки и ласки с ними. Не Нинка Черникова, та не была красавицей, просто сама легла под Лёньку, а снились какие-то чужие, новые.
     Я тогда не обратил внимания на эти его сны, темы для разговора были и другие.  Но в следующий раз я увидел его подавленным и удручённым.  На мой вопрос, что с ним, он ответил уклончиво. Мол, скоро демобилизация, а он не решил, что дальше делать.

     Кронштадт тех 50-тых годов 20-го века был закрытым городом, выехать на большую землю удавалось с трудом. Всем хотелось оказаться на большой земле.  Многие кронштадтцы, отслужив срочную службу, старались найти себе подругу и жильё в другом месте на большой земле.
     Я сказал Леониду, что, вероятно, найду для себя дело в Петрозаводске. Устроюсь на работу, пока поживу в общаге, а там видно будет.  Кстати, я так и поступил.
     – Не знаю, ответил мне он, – я ещё не решил.  И вообще,  настроение паршивое, хоть в петлю.
     – Ты хоть думаешь, что говоришь?  Мы ещё молоды, а ты такое несёшь.
     – Потому, что ты не знаешь ничего.  У тебя, видимо, подобного не было в жизни, поэтому ты строишь планы на будущее.  А мне всё стало противным, и я сам себе противен, – разошёлся он.

     – Может, тебе поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, станет легче?
У нас кончалось время на разговоры, надо было разбегаться.
     – Кроме тебя мне говорить не с кем.  Я во сне видел свою маму…
     Не закончив разговор, мы разбежались.

     В-ЧЕТВЁРТЫХ.     Слава продолжал рассказ:
     – Спустя какое-то время,  нам снова удалось увидеться. Лёня ещё больше изменился, будто старел не по годам, а по дням. по-прежнему был смугл и сер. Его продолжала грызть какая-то мысль, тревожная проблема.
     Я напомнил ему прошлый незаконченный разговор.
     – Так это хорошо, что тебе снится мать.  Мы все скучаем по родителям и они нам снятся. Что в этом плохого?
     – Это не то, совсем не то, – он передохнул и продолжал.-- Во сне я обнимался и ласкался с  женщиной. Бывало такое, тоскуешь по недоступному. Но в тот раз было так отчётливо и ясно, как в жизни. Я её обнимал, она гладила мою голову. Дошло до самого пика лобзаний, я даже кончил по настоящему. Очнувшись ото сна,  я хотел видеть его продолжение.  Как было жалко, что сон  закончился.
     – Я не понимаю.  Ну и что же, бывает со многими такое и что в этом странного?

     – Послушай дальше. До подъёма оставалось немного времени. Я заново просмотрел весь сон, как в кино, от начала и до конца и ... Это было ужасно! Я понял. Это была моя мама.  Я остолбенел, заболела, закружилась  голова.  Я почувствовал себя очень плохо, но никому не жаловался, хотя мог лечь в санчасть.  Ты можешь себя представить в таком дурацком положении?
     Я обалдел от его слов.  Он что, всё это придумал? Может быть, свихнулся от тоски? Ему я не ответил. 
     Он продолжал:
     – Как ты стал бы дальше жить, имея ЭТО за пазухой?  Что я скажу при встрече матери, как посмотрю ей в глаза, не представляю. Она же, как цыганка, видит насквозь и всё понимает. Чёрт бы  побрал этот сон!
    
     Мне нечего было ему на это ответить. Я просто сказал, чтоб он успокоился и выбросил этот сон из головы.  Мы разошлись. После этой тяжёлой встречи мы больше не встречались. Меня перевели в соседнюю часть, где я продолжал службу. 
     Закончив службу, я собирался немного повременить и отправиться в Петрозаводск, а затем уже навестить Кронштадт.  Увидев демобилизованных моряков, направляющихся к автобусной станции, я подошёл, спросил:
     – Ребята, есть кто из той части, где я вначале служил?
     Двое ответили, что да. Я спросил их, знали они Лёню Загарина? Один из парней сказал, что помнит Загарина, и вкратце рассказал, что перед самым дембелем Загарина нашли  в подсобке застреленным.
     Виновных не нашли. Посчитали этот случай самоубийством. По болезни психики, или по другим причинам,
парень не знал. И ещё парень добавил, что при Загарине была, якобы, записка, о том, чтобы никого не винили в его смерти и всё.   Ребята уехали, а я стоял и думал…

     В-ПЯТЫХ.     – Слушай, Слава, если это именно так и было, матери Леонида сообщили правду?
     – Думаю,  детали такого исключительного случая в армии и на флоте не раскрывают перед родственниками, а сообщают дежурную фразу: «Погиб при исполнении служебного долга». Особенно в те годы.
     – Пожалуй так, – подумалось мне.
     Я возвращался домой на метро подавленным и удивлённым рассказам Славы Цветкова. Мы обменявшись со Славой телефонами и разошлись. В метро я продолжал думать о Лёне Загарине.  Действительно, он мог так поступить. Ещё юношей он делал отчаянные поступки.
     На спор вечером проходил по улице Мануильского вдоль нашего дома в кальсонах, держа брюки на руке. Ребята смотрели со стороны, не привлекая внимания прохожих. Реакция у проходящих мимо была совершенно разная.  Женщины шарахались и смывались побыстрей, мужики улыбались, кто-то замечал, что жарко стало на улице.
   
      Лёнька первый затевал проделку, бросая камни, кто добросит,  бить стёкла в общежитии напротив, а затем прятаться в подвалах нашего дома, которые мы знали, как свои пять пальцев.
     Как можно назвать это - смелостью, геройством, разгильдяйством, хулиганством? Но некоторые ребята следовали за ним.  А ему всё сходило с рук.
    Мне хотелось верить, что Лёнька Загарин сознательно совершил такой поступок. Он как бы разбудил в себе совесть, всё обдумал, вспомнил, что у Нины от него родился мальчик, копия его самого, вспомнил ещё  свои «поступки» и решил завязать со всем этим навсегда.

     Взрослого сына Леонида и его постаревшую мать мне позже приходилось видеть в Кронштадте издалека.
     Мама с большим трудом пережила потерю сына. По всей вероятности, правду она и внук так и не узнали.
     Так для неё было лучше и легче.  И никто из тех, кто знал истинную правду его ухода из жизни, не осмеливался жуткую правду ей донести.  И правильно.  Пусть сын останется для матери тем, кем каждый из родителей хочет видеть своих детей.
     Стыд раздавил окончательно Леонида Загарина. Он не смог это нести по жизни и совершил ЭТО.
     Он повзрослел раньше многих своих друзей-одногодок.
                2021.