Завещание потомкам

Ты хочешь, чтобы тебе оказали милость?
Окажи её ближнему.

Иоанн Златоуст


  Холодный зимний рассвет. Сквозь старые тюлевые занавески в маленькую спаленку пробивается новый день. Из тьмы постепенно вырисовывается платяной шкаф, прикроватная тумбочка, а затем и сама кровать. Но в углах комнаты ещё серая темень. В спаленке никакого движения. Медленно темнота уступает место свету. Тишина ещё господствует в этом пространстве. Но через какое-то время наблюдается еле заметное движение. Старческая худенькая, дрожащая рука с тонкой, прозрачной кожей откидывает край одеяла и слышится тихое сетование:
  – Ах, Боже мой! Я всё ещё здесь на этой грешной земле… Когда же я преодолею свой путь и присоединюсь к своему мужу. Когда же закроются мои глаза?..
  Продолжая ворчать и сетовать, из-под одеяла высвобождается небольшого роста сухонькая старушка. Проходит ещё не одна минута, прежде чем ей удаётся встать. Держась за окружающие предметы и за стены, она добирается до ванной комнаты. Утренний процесс умывания и переодевания длится довольно долго. Да и немудрено, ведь Полине Степановне уже восемьдесят семь годочков.
  Закончив свой утренний туалет, она идёт на кухню, заваривает себе чай, достаёт из стола сухарики и начинает свой завтрак. После нескольких глотков горячего чая разливается приятное тепло по телу, и фрау Беккер оживает.
  Оживают и мысли, но они громоздятся в её голове как облака. Соприкасаясь друг с другом, перескакивая с одного предмета на другой, не отражая никаких эмоций на её лице. Она наливает ещё чашечку чая, делает очередной глоток, и вдруг её лицо озаряет улыбка.
  Она как бы со стороны увидела такое же раннее утро, когда вся семья в сборе за завтраком. Дети торопятся, боясь опоздать в школу, и в то же время озоруют. Но пара её поцелуев усмиряет непосед. Муж ест молча, лишь улыбаясь шалостям детей.   И они, поблагодарив родителей, встают из-за стола, одеваются, хватают свои портфели и, весело гомоня, покидают дом. Муж тоже одет. Он нежно обнимает свою Полюшку, дарит ей утренний поцелуй и уходит на работу. Она убирает посуду со стола, наводит порядок и начинает быстро собираться. Ей тоже пора на работу.
  Резкая боль в сердце возвращает Полину Степановну в настоящее. Она встаёт со стула, берёт склянку с лекарствами и принимает прописанные ей таблетки. Садится к столу, наливает себе ещё горячего чая, и мысли снова начинают её одолевать. Теперь её беспокоит уже настоящее. Надо глянуть, сколько осталось денег. Ведь до пенсии ещё целая неделя.
  Она снова встаёт из-за стола, идёт за кошельком. Вернувшись на кухню, высыпает его содержимое на стол. Несколько монет скатываются на пол. Она медленно, с трудом наклоняется и собирает их. Затем дрожащей рукой пересчитывает. Горестно вздохнув, произносит: «Да… негусто. Но ничего, как-нибудь дотяну».
  И завтрак продолжается. Теперь мысль работает в одном направлении, какие купить продукты на оставшиеся деньги, чтобы хватило до пенсии. Покончив с завтраком, Полина Степановна, перебирается в зал. Конечно, громко сказано – зал. Это средних размеров комната, в ней стоит диван, горка с посудой и самое дорогое достояние – телевизор. Фрау Беккер садится на диван, укутывается в большую, старенькую пуховую шаль, включает телевизор и полностью переключает своё внимание на новости, которые транслируют в этот час. Но, незаметно для себя она опять в своём прошлом.
  Вот её дети уже взрослые, девочки уезжают в Москву, чтобы поступить в институты, а сына призывают на службу в армию. И они остаются с Андреем, с любимым мужем вдвоём, но они живут жизнью своих детей. Девочки часто звонят, сын пишет им тёплые письма, и они в курсе всех их событий.
    – Наша семья, Полюшка, – это здоровая, крепкая ячейка, – любил говорить муж. – И я уверен, что такой и останется. Хороших детей мы с тобой воспитали, дай им Бог счастливую судьбу!
  Шли годы. Казалось, что ничего не изменилось. Только вот дети стали незаметно отдаляться от родителей, стали реже звонить, реже писать, реже приезжать. Но они оба делали вид, что ничего не происходит. А если что-то и смущало их, то они старались прятать за улыбкой свою тревогу и печаль, чтобы не ранить друг друга. Но иногда внутреннее беспокойство облачалось в слова, тогда они винили расстояния и занятость, которые отдаляли детей и внуков от них. Винили обстоятельства, но только не своих отпрысков. В сердце каждого из них дети оставались детьми, какими они были тогда, в далёком детстве – дружными, весёлыми, озорными.
   И, любили их всему вопреки. Любили той нежной любовью, которая полонила их сердца с первой минуты жизни детей.
Постепенно они смирились с этим и радовались каждой весточке, полученной от них, будь то письмо или телефонный звонок. А если кто-нибудь из детей приезжал в гости, да ещё с внуками, то это было для них настоящим праздником. Жаль только, что это происходило всё реже и реже. А в последние годы и вовсе прекратились. Но они надеялись и ждали. Этим и жили…
  Однажды настал день, когда Полина Степановна осталась одна. Проводив мужа в последний путь, она замкнулась в своём горе и одиночестве. Дети не приехали проститься с отцом. После похорон она просила детей, чтобы они приняли решение, кому из них переехать в родной город, к ней, в родительскую квартиру. Но никто из них не изъявил желания сделать это. И, никто из них не предложил ей перебраться к ним.
Тогда она разменяла свою трёхкомнатную квартиру на эту двухкомнатную и вот уже семнадцать лет живёт в ней одна. И с тех пор, в её доме поселилось мрачное одиночество. А деньги за размен квартиры она отложила на свои похороны. Мысли Полины Степановны медленно текли, сплетаясь в причудливые узоры из жизненных сцен. И, ей вдруг вспомнились давно забытые бабушкины причитания:
   «Увы мне, увы мне, на горе рождённой. Вот пришла юность, за юностью младость, за младостью старость, за старостью – смерть!»
«Да-да… Как ни печально, – шептала она, – за старостью – смерть! Жаль только, когда осень жизни бывает одинока и не согрета любовью детей и внуков».
Незаметно прошёл ещё год. Полина Степановна чувствовала, что силы покидают её. Каждый новый день приносил с собою новые разочарования. Однажды она шла из магазина и уже возле дома, споткнувшись о выступающий край тротуарной плиты, упала. Лидия Майер, соседка по площадке, оказалась, к счастью, рядом. Она помогла ей встать, собрала рассыпавшиеся из пакета продукты и провела её домой. С тех пор Лидия взяла шефство над ней: убирала, стирала, закупала продукты. Как-то она предложила:
  – Полина Степановна, может быть, позвонить кому-нибудь из ваших детей? Рассказать им, что вы уже не можете ни закупаться, ни к врачу сходить самостоятельно.
  – Нет, нет, не стоит! Я считаю, что это они должны беспокоится обо мне. Звонить, спрашивать о моём здоровье, спрашивать, как я живу. Навязываться я не хочу! А если сказать вам правду, Лидочка, то я неоднократно уже звонила им. Но у них всегда находились причины, по которым они не могли приехать. Так что это будет трата времени и денег. Наверное, наша слепая родительская любовь к ним, сделала их такими чёрствыми, эгоистичными. Но что сейчас говорить об этом! Всё равно уже ничего не изменишь. И я принимаю всё так, как оно есть…
  После этого разговора прошло несколько месяцев. Лидия Ивановна мыслено часто возвращалась к нему и не могла понять, правда ли это всё или, всё же старческая фантазия Полины Степановны. Однажды, убирая её квартиру, она нашла на книжной полке листок с номерами их телефонов и решила воспользоваться этим. Придя домой, она тут же взялась за дело. Позвонив одной из дочерей и представившись, рассказала ей о состояния матери. В трубке зависла тишина, и Лидия Ивановна спросила:
  – Ало, Вы ещё здесь?          
  – Да!
  – Так почему же вы молчите?
  – А что вы хотите услышать?
  – Как что?! Неужели у Вас не возникло чувство сострадания к вашей матери? Ведь может случиться, что её вдруг не станет.
  – Вот тогда и поговорим!
  Эта фраза так шокировала Лидию Ивановну, что ей расхотелось звонить остальным. Она долго сидела с телефонной трубкой в руке, борясь со слезами, которые невольно навернулись на глаза. Ей было трудно поверить в то, что только что произошло, и у неё с горечью вырвалось:
  – Избави нас Бог от таких детей!
Это лето выдалось на редкость солнечным, особенно месяц июль. Каждый день был пронизан тёплым солнечным светом. Полина Степановна пила свой утренний чай теперь на балконе. Она подолгу сидела с чашкой в руке, забывая сделать глоток, зачарованно наблюдая за игрой солнечных лучей. Которые, пробиваясь сквозь листья тополей и берёз, золотыми брызгами рассыпались вокруг от малейшего дуновения ветерка. Слушала пение птиц и радовалась этому летнему чуду. Её сердце наполнялось неизъяснимой благодарностью к этим дням, которые возвращали её в своё счастливое прошлое.
  На столе рядом с чайной чашкой лежала тоненькая ученическая тетрадка, в которую Полина Степановна иногда что-то записывала. Она подолгу сидела без движения, и со стороны казалось, что она в анабиозном состоянии. Но проходило какое-то время, и она вновь бралась за ручку, которая лежала рядом с тетрадкой. И вносила на её страницы посетившие её мысли. Запечатлев свои раздумья, она устало откидывалась на спинку кресла и с грустной улыбкой закрывала глаза. Так ей лучше виделось прошлое, которое было таким счастливым, радостным.
Двадцать девятое июля, воскресенье. Полина Степановна проснулась в хорошем расположении духа. С улыбкой на губах добралась до ванной комнаты и утреннюю процедуру проделала под песенку своей молодости, которую мурлыкала про себя:

«Что стоишь качаясь,
Тонкая рябина, – раздавался её тихий, надтреснутый и дребезжащий голосок,
Головой склоняясь
До самого тына».