Этикотеология богочестия - встреча с Кантом

         Этикотеология богочестия - встреча с Кантом
               
               
 ...И вновь вопрошал я о знаковой встрече, и на сей раз со душою странно непоследовательно-одномерной во сущностных суждениях своих, но на весь белый свет на тысячах прописанных страниц утверждавшей о принесении миру логики чистоты кристальной «непорочности», «процеженной ситом» тотального  критицизма во имя оконечной «святой истинности» и «вершении высшего морального долженствования» во «развенчании» классических «аксиом» бытья Существа превышнего, изначально неподвластного человечьему разумению, но соорудившим, словно «в отместку» «ассерторической гипотетичности» умственности , непререкаемую «аподиктичность имманентной трансцендентности» морального закона, как единственно всецело верифицируемое шестое доказательство Божьего существования со вытекающей человечьей воздаянностью и ноуменальной свободой, являющейся  во волительной силе упорядочиваемым «интегралом» акцидентального полотна каузальной временности явленности.

 И вошёл я «во духе» во «волновые частоты» духотворённого «руна» тонкой временности, и осталось тело моё на Земле, а «невесомое» сознанье летело на встречу с профессором, магом логических лабиринтов, из которых никакое умствование не может вытащить себя «за волосы» мыслей ни под мистериальный свет мерцающего звёздного неба, ни «вознести» во моральный закон внутри себя,  ибо «по глаза и уши» погрязает в собственной «кругопорочности», вполне логично отрицающей и все доказательства бытия Божьего как плод словологических «сновидений», но, дойдя до вселенского самобессмыслия, сооружает собственный «спасательный круг», наделяемый «превышней «святостью» единственно верного средства обретения эсхатологии вселенского смысла и сотериологической воздаянности над бесконечными пропастями прошлого и будушего «до и после» себя».

  - Сложный и далёкий зазвёздный путь пришлось проделать моему духу, дабы отыскать тебя, Профессор, - проговорили мои уста сидящему напротив меня на троне, сотканном из причудливо мерцающих логических сетей миллионов слов, Иммануилу, - за что сослали светлость твою во столь далёкие небесные дали?

- Зачем же ты искал меня, ежели начинаешь нашу встречу с «априорной» критики, - мистически грустным полушёпотным криком испросил Профессор,- какая ценность тебе слышать меня «вживую», ежели потешаешься над моим моральным служением, бездоказательно обвиняя во безбожии, логикоблудии и самозванстве?

- О нет, Мастер логических «дворцов и придворных парков», - я более пришёл отдать честь твоему искреннему стремлению познать непостижимую из временности истину, трансцендентальное основание зримости, и, перефразируя твои выражения, постичь «Бога во самом себе»; на этом пути многие вполне честные искатели впадали в «порочный круг», пытаясь категориями временности обосновать безвременное,- и ты, Профессор, видел сию «антиномию» и старался быть предельно честен, отрицая любую «аподиктику» признания высшей Сущности через умственность, но  совершенно «забыл» об априорности наличествующего сознания во «предикате» сознавания любой акцидентальности, даже явленной в «ноуменальной» системе философии; более того, ты, Профессор, прописал «трагикомический водевиль чистому разумению», со множеством логических смещений границ смыслов понятийных субъектов, «иронизируя» о невозможности безвременного основания всего и вся, заявляя о «нонсенсе» безпредикатного Субъекта... о, дорогой Профессор, ты заварил такую логическую «кашу», что до сих пор её «доваривают и расхлёбывают» и в университетах планеты, и во многочисленных умах одиноких искателей; а во оконечности, войдя во «смертельную обессмысленность самологического слога», - ты соорудил шестое «целеполагательно-этическое» доказательство бытия Божьего как моральный императив вселенской эсхатологии «самодовлеющего» надчеловеческого смысла, так и не признав «братское» право на небесную истинность всех «инородных», по разумению твоему, доказательств изначального сознания Истока,- завершил я духотрепещущим молчным гласом языка всевселенско-ангельского, «тираду» для Иммануила.

 - О нет, мой милый гость,- ласковым припевом проговорил Профессор, - я и ныне повторю, - «безимперативное» бытие не имеет ни превышнего смысла, ни бессмертия, ни свободы, низводя существо человеческое до «акцидентальной механистичности и совершенно элиминируя ноуменальное целеполагание... разве что, через двести ваших земных лет, я уже не отрицаю ни телеологическое доказательство, которое, при моём пребывании на планете, вызывало трепетное уважение души, ни космологическое, и лишь с онтологическим доказательством дело обстоит сложнее, пока мы, как говорил ты, не примем за первоаксиому абсолютной истинности сознание «я-есмь»; впрочем, - передай землянам мою далёкую весточку,- быть может, через двести последующих лет я приму как грани единого и «картезиантство», и древнюю мудрость упанишад, как сделал мой ученик Артур...

 - Иммануил, - поскольку во «публичной» части нашей беседы мы общаемся более для духовоспомоществования людям на Земле пребывающим, я обязан добавить свои видения относительно бессмысленности писательства «самотавтологических» текстов на сотни и тысячи буквенных страниц, ибо они «магически прилепляют» чистое сознание к театральным действам, нивелируя сущностный смысл до «водевильности» жонглёрской игры словами; Иммануил, - в твоих базисных трудах ценна более «европейская» логика, попытки прикосновения ко многомерности суждений, но... в них нет никаких серьёзных «намёков» на то, что объёмная многосферная логика была известна посвящённым нынешней эпохи несколько тысячелетий, а твой труд отражает лишь «сочные тени» живой многомерности, но, быть может, неплохо разъясняет студентам рассудочный логицизм. Отсего, Профессор, и порочная замкнутость системы, и отрицания многомерности базисных доказательств бытия Творца, которое, безусловно, невозможно из плоскостной умозрительности, сколь бы заумной и многословной оная ни была.
Более того, мне виделось, что ты, Иммануил, даже во своей основной работе «Критика чистого разума», возводил моральный социологизм превыше высшей мудрости, иронизировал над смыслами преблаженного жития, и призывал ко мирскому прочтению Христианства как «долженствующей страдательности» и самому верному и достойному назначению существ человеческих на Земле, впоследствии провозгласив во шестом доказательстве этическую искупительность как основу спасения... совершенно не сознавая о изначальной блаженности святого Духа, о вселенском сознании трансцендентальной мудрости, о несводимости проекта человека ко извечной погоне за горизонтами вселенского смысла, ибо трансцендентальная основа не подвержена ни умалению, ни исчезновению, а ты вещал лишь о «динамической» нравственности как пути, совершенно отвергая «этику в себе», то есть — изначальную целокупность «субъекта» и блаженность «предиката», являющихся не умственными категориями временности, а «надмировым» сознанием Истока...

- Юлиус,- я делал что умел и мог по высшей совести долженствования; да простит мне Творец мои заблуждения и искания... прилетай ко мне ещё через двести лет... впрочем, мы ранее сего срока сможем общаться языками ангельскими во доме Творца...
И — передай землянам моё превеликое почтение в их нелёгком труде жизни и познания на планете, где блаженное житие и вселенская мудрость есть  лишь удел  высших избранников Божиих, во всяком случае, ещё во многие века, до пришествия «скрижалей высшего морального закона» во все человечьи сердца...

И не примени донести «исповедальные» слова мои «поэтически-ригористически» боголюбивые людям нынешести:
 - Две вещи наполняют человечью душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем глубже и продолжительнее мы проживаем их, -  звездное небо над нами и царствие Божие внутри нас...


 ...И пребывали мы во молчной немолчности вдвоём ещё некоторую чарующе весомую духовременность, и испивали во «теологическое» со-причастие вино истинности из сапфировых бокалов, инкрустированных «природными» листочками из смагардов и «блаженными» рубиновыми сердцами; и литургически возвышенно произнёс слова дозволенные ко всеобщему ведению достопочтенный профессор Иммануил:
- Знаю ныне во сердце своём и тайну моего имени теофорного: С нами Бог!..

… И снова Юлиус «приземлялся» из сфер Духа во мирскую обитель храмовую телес земных, и спешил поведать страждущим о предопределённой встрече, как мне стало зриться, со давно прозревшим и «раскаявшимся» профессором Иммануилом, ждущим «возвращения с небесных соловков» во Град Божий, где мы, по благодати Превышнего, быть может «оконечно» свидимся во предписанный срок, дабы «практически» единить все доказательства бытия Божьего во живую «шестикрыло- серафимову» реальность богожитийственного сознания внутри нас...

                . . .