Спасти его любой ценой. Глава 47

Когда ко мне возвращается сознание, я обнаруживаю себя в очень неудобном положении: лежу на животе, перекинутая через чье-то колено. При этом из моего рта и носа течет вода. Пытаюсь вдохнуть, но сильный кашель не дает этого сделать. А потом становится еще хуже. Меня сильно рвет мутной водой. Желудок съеживается в спазмах и выдает все, чем был полон с самого утра. Так продолжается довольно долго. И все это время я слышу голос Градова:
- Давай, давай!
Что я ему должна дать, мне непонятно. Поэтому просто безвольно продолжаю висеть на его колене (а то, что оно принадлежит ему, я даже не сомневаюсь) и выплескивать на песок содержимое своего несчастного организма. А в коротких перерывах сильно кашляю, рискуя выплюнуть и свои легкие. Вокруг собрался народ и с любопытством взирает на мои мучения. Думаю, еще и насмехаются.
- Ты зачем в воду полезла, если не умеешь плавать? Горе луковое! – Голос Градова раздраженный, но ладонью он гладит меня по спине, словно массируя.
- Я умею плавать, - с трудом, выбрав момент меду спазмами и кашлем, оправдываюсь я.
- Дяденька, не ругайтесь! Она Гришку Симакова спасла. – Это за меня заступается один из мальчишек. – Он тонул, а она его вытащила.
- Да, тетенька меня вытащила. Не ругайтесь, дядя. – Очевидно, это тот самый пацан, который познакомился с Темными на собственной шкуре.
- Меня позвать не могла? – Градов не сдается. Нашел повод поорать на меня и не унимается. Я с трудом сползаю с его колена и падаю на песок. Вытягиваюсь в полный рост и смотрю в голубое небо. Это даже странно, что я все еще на этом свете. Хорошо помню, как меня тянуло на дно и в глазах стало темно от недостатка воздуха. Кашель немного отпускает. И желудок перестал сжиматься в спазмах. Отвечаю шепотом:
- Я звала, но ты не слышал.
Градов поднимается с громким стоном. Но обращается не ко мне:
- Присмотрите за ней. Я сейчас вернусь. – Я краем глаза вижу, как он удаляется в сторону зарослей, где остался Михаил Иванович.
С трудом заставляю себя сесть. Рядом опускается на корточки мальчик.
- Тетенька, Вы как?
- Нормально, племянничек. Зачем тебя так далеко понесло, если плавать не умеешь?
- Я умею плавать! – Это я уже где-то слышала. – Но тут ключи бьют. Попал в один такой. Ногу судорогой свело и течением унесло. Кричал, кричал, никто не слышит…Кроме Вас. Спасибо!
Ага. Ключи. Расскажите сказки какого-то там леса. Это Темный тебя схватил ледяными щупальцами. Он бы и на середину реки утянул. Повезло тебе, что я рядом была, мальчик. А мне повезло…А кто меня, кстати вытащил? Кто этот герой, что смог одолеть Темных?
- Кто меня спас?
- Дяденька, который ругался. Он прибежал и как прыгнет, как поплывет, как нырнет за Вами. А вас уже и видно не было. Думали, утопла. А он вытащил и на берег вынес. А Вы не дышите. А он…
- Хватит. Я все поняла. Ты очень красочно описал процесс моего спасения. Помолчи теперь. – У меня раскалывается голов, и каждое слово ребенка бьет по мозгам новым приступом резкой боли. А еще я ощущаю страшную слабость во всем теле. От нее противно дрожат руки и слегка тошнит. За спиной раздаются мягкие шаги по песку и голос Саши:
- Михаил Иванович остается, а мы возвращаемся домой. Попробуй подняться.
Я снова встаю на четвереньки. Плевать, будут ли надо мной смеяться. Сейчас не до приличий. Потом, на колени. Градов подхватывает меня под локоть и помогает встать на ноги. Стоять мне удается с трудом. Все тело бьет дрожь. Одежда на Саше мокрая, с волос все еще капает вода.
- Сможешь идти?
Я самоуверенно киваю головой. Очень зря. Голова кружится, мир уезжает в сторону, а я – в другую.  И вновь погружаюсь в темноту.

Не знаю, как мы добрались до дома, и сколько времени я еще пролежала в забытьи. Когда я открыла глаза, за окном уже было темно. Комната скупо освещена небольшим ночником. От этого света на потолке образовались немыслимые световые фигуры. Я долго лежу и рассматриваю их. Слабость не отпускает. Даже дышать тяжело. Скосив взгляд, вижу, что на полу, прислонившись спиной к стене, полусидит Саша. Почему не на стуле? Хочу у него спросить.
- Саш…
Он встрепенулся, выпрямился и с тревогой смотрит на меня.
- Очнулась? Как ты?
- Нормально. Ты почему на полу?
Но он не отвечает на вопрос.
- Напугала меня. – Градов поднимается с пола, склоняется надо мной. Его глаза совсем рядом. Губы тоже. Хочу поцеловать. Но не буду. Нельзя. Саша ласково проводит пальцами по моей щеке.
- Ты действительно хорошо себя чувствуешь?
- В целом да.
- А в обморок чего хлопнулась?
- Устала очень. Решила отдохнуть. Прости, что не во время.
Он тихо смеется. Я думаю, что он сам поцелует меня, но его лицо отодвигается. Я боюсь, что сейчас он оставит меня одну. Не хочу!
- Не уходи.
- Не собирался. Побуду, пока не уснешь.
- Хорошо. – Глаза снова закрываются. Веки тяжелые, а глаза режет, словно в них песок. В голове возникает старческий голос:
- Ну, ты, матушка, даешь! Ты чего умирать вздумала? Потерю пирожков не перенесла? – Последняя фраза заставляет меня улыбнуться. – Еще и смеется. Переполошила весь дом, всех на ноги подняла и смеется. Совесть есть?
Я не отвечаю. Спорить с Домовым у меня нет сил. Смотрю, как Градов снова устраивается на полу у стены. Он совсем рядом. Стоит протянуть руку и можно до него дотронуться. Спрашиваю:
- Сильно всех напугала?
- Сильно. Вера Никитична местного врача позвала. - Ого. Меня даже врач осматривал. – Он тебя долго слушал, щупал пульс, потом качал головой. Хотел сразу забрать в больницу. Я еле отбил тебя у них. Пообещал, что сам всю ночь с тобой просижу, и глаз не сомкну. Сказал, если утром лучше не станет, сам привезу тебя к нему.
Приятно! Его забота и переживания домочадцев. Немного стыдно, но приятно.
- Ага. Бился, как лев. Вот и говори мне потом, что  он – всего лишь твоя работа.
Я недовольно морщусь. Вот пристал. Болтун старый. Но отшить Домового я не успеваю. Снова слышу голос Градова:
- Я очень испугался сегодня. Когда не увидел тебя на поверхности воды, и мальчишки сказали, что утонула. И когда нырял за тобой и не мог найти, думал – все. Потерял и тебя. Такое отчаяние накрыло. Знаешь, такое безысходное и страшное. Ощущение, что мир рухнул и никто уже не в силах помочь тебе…
Он умолкает, откидывает голову назад, прижавшись затылком к стене. Закрывает глаза.
- Всегда есть тот, кто может помочь, Саш. Просто надо уметь принимать эту помощь.
Он молчит.
- Даже просто выслушать, не задавая глупых вопросов. Дать человеку выговориться. Это тоже помощь.
Я знаю, зачем это говорю. Мне очень хочется, чтобы он заговорил о своем горе, выплеснул, наконец, из себя эту горечь, разъедающую его последнее время. Ну же, Саша. Давай.
Градов, не открывая глаз, не меняя позы, спрашивает:
- А ты так можешь?
От понимания важности момента у меня начинает стучать в висках. Только бы не испортить сейчас ничего. Второго шанса у меня может и не быть.
- Я попробую…постараюсь. Расскажи мне про…них. – Чтобы не выдать волнение, я произношу эту просьбу шепотом.
Но Градов молчит. Не шевелится и, кажется, не дышит. Я жду некоторое время, физически ощущая, как проходят секунды, складываясь в минуты. А минуты – в вечность. Разочарованно думаю, что не дождусь. Видимо, не готов он говорить о таких тяжелых моментах его жизни. Стук в висках затихает, на его место приходит ощущение неудовлетворенности. Это когда ждешь много, а не получаешь ничего. Но вдруг он начинает говорить:
- До сих пор закрывая глаза, вижу, как жена хватает с тумбочки в прихожей ключи от моей машины, укоризненно смотрит на меня, потом берет за руку сына и они выходят из дома. Я заканчиваю разговор по телефону, сдергиваю с вешалки куртку и бегу за ними вниз по лестнице. Выбегаю из подъезда и вижу, что Данька сидит на заднем сидении и машет мне рукой. Делаю два шага и…
Его голос дрожит и утихает. Теперь я перестаю дышать. Жду. Не задаю вопросов. Молчу и жду.
- Это я виноват, что они погибли. Действительно, надо было послать тогда всех подальше и везти сына в школу.
Я не выдерживаю. Видимо, не умею я слушать и не задавать вопросов.
- Но тогда погибли бы ты и сын. Взрыв все равно бы прогремел.
У Градова нет ответа. Он снова молчит. Я не могу позволить нашему разговору сойти на «нет».
- Саш, разве это ты сказал жене, ехать на твоей машине?
Тишина.
- Разве ты ей дал в руки ключи?
Молчание.
- Саша…она сама приняла такое решение. Понимаешь? Сама не стала ждать минуту, пока ты освободишься, сама села в твою машину. Нет здесь твоей вины.
Молчание. Трудно.
- Скажи, ты знал, что машина заминирована?
Первое его движение за несколько минут. Он резко поднял голову и смотрит на меня пронзительно, остро, укоряющее.
- Ты что такое говоришь?! Нет, конечно!
- Так почему ты решил, что виноват в смерти жены и…сына?
- Они погибли вместо меня. – В его голосе слышится нарастающее раздражение. Надо скинуть напряжение.
- Жену звали Аня? – Сама не понимаю, зачем задаю этот вопрос. Ведь я и так знаю ответ.
- Нет. Ира.
Опа! Что-то не стыкуется. А какую Аню он зовет во сне?
- С чего ты взяла, что Аня?
Решаю говорить открыто:
- Ты во сне зовешь «Аня, Аня».
Он снова смотрит на меня, но теперь в его взгляде непонимание.
- Возможно не Аня, а Даня.
Какая же я глупая! Ну, конечно! Мысленно выдаю долгий стон. Не выйдет из меня путного Пинкертона .
- Даня, Данька…Его глаза до сих пор снятся. Кстати, они снились мне прошлой ночью. – Мне кажется, или его голос дрожит так, словно он плачет? – Как будто мы встретились на огромном вокзале. Я даже и не знаю, где такой. Данька бежит распахнув руки. Он всегда так делал. – Теперь я уверена – он плачет. – Кричит: «Папа!» - Градов снова умолкает. И я не выдерживаю. Сползаю с кровати, стаскивая с собой одеяло, додираюсь до Саши и забираюсь к нему на колени. Он подтягивает одеяло и укутывает меня им. А я обхватываю его за шею, утыкаюсь в его шею носом и даю выход своим слезам. Слишком больно слышать его тихий и наполненный невыносимым горем голос. Тут даже камень расплачется.
- …что-то еще говорил, я не помню. Только в ушах потом долго стояло: «Никто не виноват. Так должно быть».
Прижавшись к нему, я чувствую запах алкоголя. Не так чтобы сильно, но вполне ощутимо. Он пьян?
- Саш, ты выпил? – Я задаю этот вопрос не разжимая рук вокруг его шеи.
- Да, немного. Вера Никитична налила, как притащил тебя в дом. Сказала, снять напряжение.
Так. Вот только Лярвы мне тут не хватало. Одного Корвуса мало. Споить его сейчас очень даже легко. Работой не занят, зато мыслей в голове – не счесть. И одна чернее другой. И как назло, что не ужин, то хозяйская наливка. Но за этими размышлениями я все же уловила главное: сыну удалось вложить в голову отца верную мысль: «Никто не виноват». Спасибо тебе, маленький.