Салам, бача. Глава 11. Солнечный удар

 
- Саш-ша, Саш-ша, - Геннадий так и не мог понять, он думает или говорит, потому что, сколько не звал Мужика, лежавшего всего-то в двух шагах от него, но тот его не слышал. Не слы-шал!

Мужик поднял руку и куда-то тыкал пальцами. Куда? В небо, или в горизонт из гор или степи, толком и не разберешь, воздух кипит в жарком мареве. А потом он повернулся и посмотрел на Дашкова.

«Фу!» - Генка невольно отпрянул головой, увидев лицо Мужика, и хотел с испугу что-то вскрикнуть, но больше стона у него ничего не получилось. Совсем ослаб. Солнце свое дело знает, вялит человека. Губы у Сашки Мужика, то есть, у Андриенко, не только ссохлись, а и потрескались, очень глубоко, как нарезанная на части колбаса. Лицо Сашкино ссохлось, глаза, бывшие карими, как крепкий индийский чай, теперь свой цвет потеряли, стали какими-то непонятно черно-серыми или наоборот. А может все это из-за того, что веки у него только чуть-чуть приоткрыты и, кажется, что это глаза?

- Ода, - раздалось еле слышный шепот Сашки.

- Стих? – не смыкая свои губы, спросил Генка. Ах, как больно двигать ссохшимися и потрескавшимися до крови губами. У него, Генки, наверное, сейчас такие же губы, как у Сашки. А трогать их нельзя, как и облизывать, не говоря уж о том, что и двигать, будет больно, очень-очень.

Сашка, увидев Генкин испуг, в ответ покачал головой и снова, приподняв руку, стал тыкать ею в сторону неба, а может, и нет, а горизонта, которого не видно. И все из-за того, что сам воздух кипит, как вода, разделяясь на какие-то непонятные масляные пузыри непонятных форм, как амебы, поглощающие своей полупрозрачной массой все, что встречается у них на пути.

Дашков еще раз посмотрел вдаль, чем-то привлекшую внимание Мужика и тот хотел этим поделиться с ним.

Да, что-то вдали есть, по своим очертаниям, напоминающим скалу. До нее отсюда километра три. Идти туда, нет никакого желания, да и сил. Тот афганец, с бородавкой на лбу, тем более шел не в ту сторону, а в сторону ущелья, расположенного под ними.

И где сейчас находятся они с Мужиком, тоже не знал, совсем запутался. Но падать духом из-за этого не стоит. В этом он обязательно разберется завтра, когда начнет подниматься солнце. Ведь оно встает только на востоке, а Генка помнит, где находится восток, если смотреть на встающее солнце с их казармы. Тогда он и поймет, где находится Кабул.

Хотя, стоп! Вдруг невольно пришла ему в голову вторая мысль, о том, что солнце садится на западе, и он прекрасно помнит, где запад, если смотреть на краснеющее от стыда солнца, которое не может постоянно им светить. А что это значит? Чего?
То, что оно всего лишь звезда, вокруг которой летает земля. Земля!

«Фу, что-то я совсем измучился в этих мыслях, - замотал головой Генка, и тут же скривившись от какого-то неприятного физического чувства, вызывающего рвоту, закашлялся, пытаясь выдавить из себя какую-то мешающуюся затычку в горле. И сколько не пытался продолжать это делать, в голове все больше начинало мутиться сознание, она начинала болеть, и сколько он не пытался шире открыть рот, но свежего воздуха внутрь его организма, как и в мозг, не поступало. И он снова, теряя силы, укладывал свою голову на торчащую каменную глыбу, которая была очень горячей, но тем самым она отвлекала его от мысли, что ему нечем дышать.

А вместе с этим, он снова возвращался к мысли, что нужно сделать, чтобы найти дорогу домой.   

Да, да. Если пойти на запад, в сторону садящегося солнца, то он пойдет в сторону Кабула, или нет? Нет, конечно, нужно идти в обратную сторону, туда, откуда после ночи будет подниматься солнце. А к Кабулу его приведет какая-то пересекающая его путь дорога. Вот благодаря ей, он и сможет прийти к какому-то населенному пункту. Но желательно на дороге встретить афганских военных или советских солдат, тогда все сложится нормально.

Умница, Геночка, а то ты думал о том, что твоя голова после того взрыва совсем перестала соображать. И если бы не Саня, то ты так бы и остался лежать на той тропке, и совсем бы ссохся, как лист.

Каменная подушка перестала быть горячей, и голова стала успокаиваться, и через рот, к нему в легкие вновь стал поступать воздух. Тяжесть в голове стала рассеиваться, сменяясь свежестью.

- Са-ша, - шепчет Генка, - а взрыв был сильным?

- Очень.

- А что это было, мина или снаряд.

- Солнечный удар.

- Мина такая?

- Что-то в виде того, - шепчет на ухо Генке Мужик.

- А почему?

- Ты же чалму потерял.

- Чалму, - задумался Генка. – Так она на мне, - потрогав на голове какую-то сухую материю, удивился Дашков.

- Это я с тобою своей чалмой поделился, разорвал ее напополам. На, сделай глоток, пей, пей воду.

- Не, - замотал головой Генка и, зажмурившись от непонятного ощущения, снова призывающего к рвоте, зажмурился, что есть силы.

Но какая-то сила его подхватила за плечи и подняла, перевернула его на спину и стала мочить его губы водой. Она была горячей и неприятной по вкусу. Но сколько не пытался Геннадий ее выплюнуть изо рта, но он оказался дырявым и начал пропускать воду внутрь организма. И чтобы в этот момент не закашляться, Генка, сильней открыв рот, стал пропускать ее, делая за каждым глотком вдох горячего воздуха.

- Спи. 

Материя легла на глаза Дашкова. По ее тяжести, он понял, что это чалма, надвинутая Сашкой ему на лицо, до самого носа.

И когда эта сила его тело положила на бок, почувствовал себя легче, пропало то неприятное чувство, вызывающее у него рвоту.

- 2 -

Генка шел по тропке, той самой лесной, по которой он любил ходить на спортивный городок, через лесной парк. В середине лета на тропке можно от души полакомиться черникой и голубикой. Если свернуть к сухому болоту, то собрать несколько горстей кисло-сладкой княженики, или безвкусно-водяной морошки.

Но сейчас почему-то ягода ему не попадалась. А как хотелось пить. Видно поэтому он и свернул не в сторону стадиона, а в глубину леса, к роднику, который бурлил в одной из небольших лужиц, вечно покрытой зеленым мхом. Ручеек от нее бежал в овраг и терялся в болоте.

Геннадий прибавил шага, но тропка до родника, длиною в каких-то сто шагов, почему-то не заканчивалась. Это волновало, так как дышать, становились тяжелее и тяжелее, а все из-за того, что было сухо во рту и небо вот-вот занемеет. И как не пытался Генка, хоть как-то смочить его слюной, вызывая ее приток во рту языком, это было сделать невозможно, язык тоже был сухим.

Замахав руками, он попытался взлететь, и это ему удалось. Воспарив над землей, он поднялся в небо, но, то, что произошло в этот момент, его еще сильнее огорчило – внизу была пустыня, а не его любимый сосновый лес.

Он спустился ниже, но ничего не изменилось. А, когда он увидел группу душманов, стрелявших в него из автоматов и ракет, он почувствовал, что теряет силы, жаркий воздух иссушал не только его губы и лицо, а и сами внутренности.

Пытаясь продолжить свой полет, чтобы не попасть в руки душманов, он сильнее и сильнее махал руками, но это не придавало ему возможности лететь дальше, и он продолжал падать.

- А-а-а, - закричал Генка, когда увидел быстро приближающую землю, и то как к нему бегут душманы…

Хлопанье по лицу, заставили Дашкова открыть глаза, и, увидев перед собой не лица душманов, а Мужика, невольно вздохнул, прошептав:

- Ты меня спас!

- Кто знает, - прошептал тот, - я это тоже проходил. Если все будет нормально и вернемся живыми, заставлю тебя выпить сто литров чаю с верблюжьей колючкой.

И только сейчас Генка почувствовал, что его лицо что-то сдавливает, и, схватившись руками за чалму, попытался скинуть ее с головы, но Сашкины руки, удерживая ее, не дали ему это сделать.

Я тебе ее несколько раз ее мочил.

- Кого? – дрожащими губами, сквозь резкую боль в них, спросил Генка.

- Чалму твою. Здесь, чувствую, около пятидесяти градусов, и безветрие. Это конец. Остается только, прийти тебе в себя и ночью пойдем домой.

Если этого сегодня не сделаем, то останешься здесь навсегда.

- У меня сил нет.

- Я похоронить тебя не смогу, кругом скалы. Так что сползай вниз, а я пошел.

- Куда ты пошел? – взволновался Генка.

- Домой, в часть. Я задание выполнил, еды нет, воды нет, я не хочу оставаться здесь и с тобой помирать. А так, дехкане твое тело завтра подберут, помолятся, и зароют тебя на своем кладбище.

Если ты останешься здесь, то за ночь шакалы съедят твои пальцы, уши, нос. Утром грифы прилетят и выклюют тебе живот, съедят кишки, глаза. Я не хочу этого видеть…
Услышав последние слова, Геннадий даже не понял, откуда у него вдруг сейчас появились силы. Перевернулся на живот, упершись ладонями в камни, отжался, и, уперев руки с коленями в камни, попытался встать на ноги. Но тут, же его силы и закончились, теряя равновесие, он пошатнулся влево, но не упал, Сашка подставил свое плечо и помог ему присесть.

- Вот это нормально! – сказал он. И вытащив из кармана бумажный синего цвета брикет с сахаром, на котором был нарисован красивый самолет – Ту-134 с надписью «Аэрофлот», протянул его Генке, сказав. – Положи этот рафинад в рот и соси его, а то…

- Пить…

- А, да, да, - и сняв с ремня флягу, открутив крышку, протянул ее Генке. – Полчаса назад спустился и набрал в арыке воду.

- А мне туда можно?

- Слишком крутой спуск. Там дальше, через километр отсюда вроде получится спуститься, по горам ночью не пройти, по ущелью опаснее, чем по полю. Сегодня почти полная луна будет, главное не попасться духам.

Вода была прохладной. Но, как не хотел Генка, пить ее большими глотками, этого не получалось. И все из-за того, что когда начинал открывать рот, то тут же парализовывало это движение сильная боль в потрескавшихся губах. И вода, не попадавшая в рот, текла по лицу, шее.

- Э-э, хватит, хватит! – Сашка с силой вырвал из его рук флягу, и сам поднес к его губам ее горлышко. – Шире открой рот, - командовал он, - сложи в трубочку язык. Так, лови воду и помоги ей попасть в глотку. Ну!
Почувствовав ее влагу, попавшую на язык, Генка, собрав все силы, потянул ее дыханием в себя.

- Молодец, не торопись, а то закашляешься, и нам тогда конец. Понял? – зашептал Сашка.

Генка закивал головой.

- Молодец, давай еще капну, и не торопись ее глотать, подержи во рту, пусть он смочится.

Генка так и сделал, но вместо того, чтобы ее через несколько секунд проглотить, выплюнул ее, боясь закашляться.

- Еще, - командовал Андриенко.

И Генка, подчиняясь ему, повторял его команды, размачивая небо, язык и потом, когда вода становилась теплой, потихонечку проглатывал ее.

Кусок сахара легко рассасывался, но сладкую слюну он не торопился глотать, как учил его Мужик, а делал это маленькими глотками. Второй кусочек сахара, съел быстрее.

- Осматривай все внимательно и прислушивайся. Эти чувства у тебя остались?
Геннадий в ответ кивнул головой.

- Разговаривай, не молчи! – дал новую команду Андриенко.

- Оста-ались э-ти чув-с-тва, - прошептал Геннадий.

- Вот и смотри. Тот с бородавкой, похоже, здесь важный человек. Все смотрят ему в рот. Похоже, что-то у него связано с этим кишлаком. Пришел сюда с большой группой людей. Их тридцать шесть человек. Все вооружены. С автоматами только одиннадцать человек, еще есть два гранатомета. Остальные винтовки – буры, американские винтовки, наши трехлинейки. Так что вооружены хорошо.
Второй день они в кишлаке, зарезали баранов. Хорошо, что ветер не в нашу сторону задул. А то истек бы здесь слюной.

- Так до кишлака с километр, если не больше, - удивился Генка.

- Что я слышу, ожил. Ну, тогда дело на поправку пойдет. Давай, отползем вглубь, и потихонечку пойдем. Нам до того спуска, о котором я тебе говорил, нужно добраться до темноты…

Генка, встав на карачки, аккуратненько присел и, протянув руку под ремень своего карабина, закинул его себе за спину.

- Молодец, - поддержал поступок Геннадия Мужик. И протянув ему флягу, - сделай еще несколько глотков. - И дождавшись, когда Дашков вернет ее, продолжил с ним говорить более требовательным голосом. – А теперь давай научимся дышать. Повторяй: открой рот и вдохни в себя немножко воздуха. Так, молодец! Подержи его в себе, теперь выдохни. Молодец!

Теперь еще раз вдохни в себя воздуха, побольше, побольше, задержи. Так! И выдохни его. Теперь носом это сделай, вдохни в себя воздуха и пропусти его в верхнюю часть головы, к мозгу.

- Как? Голова тоже как легкие? – удивился Геннадий. 

- Двойка по анатомии, салага, - усмехнулся Андриенко, но, не спуская своего взгляда с глаз Геннадия, продолжил. – Ты это должен ощущать, чувствовать, тогда только и поймешь, как это важно. Пробуй.

Геннадий перестал строить на лице что-то в виде улыбки или ухмылки, и, прикрыв глаза, носом вдохнул в себя новую порцию горячего воздуха.

Но ничего он не почувствовал, и под очередное «еще» Мужика, повторил несколько раз это дыхание. И только после, почувствовал то, о чем минут десять ему втолковывал Андриенко.

И действительно в левом и правом полушариях что-то стало происходить, похожее на то чувство, когда он оказывался в июньском лесу, наполненном светло-зеленою листвой, побегами травы, кустов малины, и многоголосием пения и криков птиц. И как легко становилось в тот момент на душе, мозг, как цветок открывался, наполняясь свежим воздухом, даря Генке хорошее настроение, радость.

Но тогда он и не думал, что в эти минуты и его мозг, как легкие с бронхами, наполняются свежим воздухом, придавая ему огромные силы, выносливость, и он мог идти хоть не край света.

Завороженный этим чувством Генка посмотрел на Александра Андриенко, делавшего те же дыхательные упражнения и, не окликая его, продолжал делать то же самое, уходя в какую-то нирвану, в состояние приятных ощущений.

- Готов идти?

Слова Александра Геннадий принял наравне с ощущениями, того весенне-летнего леса, в котором он сейчас находился, как посыл, идущий не от кого-то, а от самого себя, сказав:

- Да.