По законам братства. часть 1. глава 2. Командирско

Глава 2. Командирское «Делай, как я!»
В начале марта Володю выписали. Как сильно потерпевшие от болезни, они с Геной отделались выговором и воспитательной беседой о недопустимости порчи государственного имущества. Последовало почти чистосердечное раскаяние и почти искреннее заверение в том, что впредь никогда, ни за что, ничего…И почти такое же искреннее прощение и вера в то, что мальчишки впредь никогда и ничего. Володю с Геной не отчислили. Это было первое осознанное Володино счастье.
В первый же выходной он дошел до ближайшего киоска «Союзпечать», потом до следующего. Он искал красивую открытку - обязательно с веткой сирени. Нина, красавица, при воспоминании о которой сердце срывалось и повисало на нитке, заслуживала только такой пышной разноцветной лиловой ветви, с переливами от бело-розового, лилового и до пурпурного. По главной улице города они с кадетами спустились к Главпочтамту и сели там за длинные лакированные лавки и столы, лоснящиеся и от лака, и от полировки локтями и самыми мягкими частями тела. Кадеты подписывали конверты, вкладывали в них заранее приготовленные письма и подписывали только что купленные открытки. Совать нос в чужие письма было не принято, но все знали, как зовут дам, которые живут в сердцах каждого суворовца, спрятанных под черные шерстяные плотные кители.
«Милая Ниночка…, - Володя быстро и аккуратно подписывал открытку, торопился, чтоб написать и сразу опустить в ящик. Не раздумывать долго, чтоб не пожалеть потом о сказанных нежных словах и не смочь уже исправить то, что выдаст его с головой. Преподаватель по истории однажды сказал, что самое верное и точное то, что говоришь в первые пять минут. Если начинаешь исправлять и добавлять, в итоге получится совсем не то, что чувствуешь и что хотел сказать. – Я буду ждать. Целую…»
С Ниной он учился в восьмом классе в северном поселке Кытлым, недалеко от Карпинска, когда в очередной раз родители переехали на строительство дороги и двухэтажных деревянных домов, похожих на те, в которых жила Володина семья в городке Сосновом. Володька любил спортивную гимнастику, на физкультуре был во всем первым. Соперников ему не было, кроме девочки Нины. Она всем мальчишкам давала сто очков вперед и в беге, и в лыжных гонках, и в плавании.
 Он провожал ее до дома по недружно рассыпанному между холмов и лесочков поселку, млел от любого прикосновения ее руки, и этот одно- и двухэтажный поселок среди гор и тайги казался целым миром. Зимой все от земли до неба было белым: горы окружали со всех сторон, и их белые вершины сливались со снежными облаками и нетронутыми, засыпанными лесами. Летом и осенью взгляды натыкались на каменные утесы, блуждали в лесах, которым не было конца и края, их разноцветье делало картинку осени объемной и многомерной, а они мечтали о том, как будут жить в большом городе, ездить на трамвае, гулять в туфлях на каблуках по широким асфальтированным проспектам, освещенным фонарями, и о том, что будут счастливыми.
- Я буду военным, обязательно командиром. У меня дед и отец мечтали, чтоб я погоны носил.
Она плакала, когда после восьмого класса он уезжал в Суворовское училище, но подождать два года были готовы оба. Через речку мост был разрушен, и никто в эту сторону не шел – не за чем, перейти на другую сторону нельзя. Перепрыгнуть было невозможно - впереди четыре метра бурной воды с камнями. Здесь, на камнях, они прятали свою нежность.
- Не забывай меня, - просила она. - А я приеду после школы в институт физкультуры. Ты там только не влюбись!
- Что ты. Это ты не забудь меня. А то вон, Борька Серов вьется вокруг тебя, глазами ест. Как только уеду, воспрянет. Врезать, что ли ему? Для острастки! Чтоб не крутился под ногами?
Он пригладил растрепавшуюся челку, расправил ее на лоб, обнял Нину и поцеловал в щеку.
Володя опустил голову. Почему-то он запомнил свои сандалии, которые были на нем в тот день. Недалеко от Кытлыма – районный город Карпинск. Там, на хлопкопрядильной фабрике после окончания восьмого класса работала Володькина старшая сестра Аня. С первой получки она купила маме прекрасный платок с цветами. Ее старый праздничный платок прилично полинял, цветы на нем поплыли, и весь рисунок изменил очертания. А новый – богатый, роскошный, цвета были хоть неброскими, но благородными. А Володе Анюта купила добротные кожаные зеленые сандалии, очень даже модные. Мама переживала, что на лето ему нечего надеть. Володя навсегда запомнил Анюткино благородство, хотя сама она не раз потом говорила, что не помнит этого важного для него события.
Уезжали Снегиревы из Кытлыма со всем скарбом, насовсем: детям надо было учиться дальше. Володе поступать в суворовское, Сане нужна музыкальная школа. Впереди у них – новая стройка. Май и июнь были дождливыми и холодными. Сначала ехали по поселковой дороге, которая от наезженных колес походила на рельсы, колеи были глубокие и вязкие. Между «рельсинами» - вязкая жижа и никуда не уходящая вода. А на выезде из поселка, через пролесок пошла дорога на Свердловск. Но и там было ехать не проще. Она была затоплена, а насколько – неизвестно. Водитель грузовика наощупь пробирался, чтоб случайно не попасть в яму, которую из-за воды не видно. Обочины скорее напоминали берега небольшой реки, которая манила вперед еще не разбитой гладью.
    Володя вложил открытку в конверт, облизал полоску клея и плотно прижал, чтоб не отклеилось. Все мальчишки бросили свои письма в огромный деревянный ящик, с деревянными же потрескавшимися кантами более светлого оттенка, стоявший здесь, наверное, с тех времен, как почту только открыли.
- Что ты ей написал? – спросил Генка.
 -Много будешь знать – скоро состаришься, -  усмехнулся Володя. – Я ж не спрашиваю тебя, что ты написал Наде.
- У меня не находятся красивые слова. Что можно говорить настоящему мужчине, чтоб не выглядеть в глазах девушки глупо и смешно? Я не нахожу красивых слов, говорю о любви, как на политинформации.
 -Кстати, на последней политинформации ты был красавец! Здорово говорил о новых успехах в космосе. И отлично ты придумал: прочитал из газеты отрывок из рассказа Максимова…Как он назывался?
Ребята зашли в кафе – мороженое. Сняли шапки и расселись за два столика, пригрелись. Рядом сели Саша Мухаметжанов и Толя Морозов.
 - «Письмо из танка», - вспомнил название Гена.
 -Да. Точно. Здорово получилось!
 -Так у тебя учусь. Ты про войну во Вьетнаме так рассказал, что мурашки под гимнастеркой шуршали.
 -Да. Американцы жгли напалмом живых, мирных людей!.. Непостижимо. Представь только, что твоя мамка с братишкой там!
                ***
Родился Олег Малышев на Смоленщине, в простой деревенской семье. Отец плотничал, мать работала в полеводческой бригаде. Жили трудно, ведь кроме него подрастали еще двое ребят, мал- мала меньше. Так что с юных лет Олегу приходилось не только присматривать за братом и сестренкой, но и помогать родителям по хозяйству.
После окончания средней школы до призыва в армию оставался год.  На семейном совете решили, что он поедет в Омск, к тетке по материнской линии. Там будет поступать в автодорожный институт. Как-никак имеет права шофера 3 класса и разряд автослесаря, одиннадцатиклассников не выпускали из учебного заведения без рабочей специальности.
Как только Малышев прописался в Омске, сразу пришла повестка из военкомата. Юноша терялся в догадках. Что бы это значило?  Вопрос разрешился сам собой, когда встретился с военкомом. Оказалось, шел отбор молодых ребят для учебы в авиационном центре местного ДОСААФа. Не задумываясь, согласился. Небо –мечта почти всех мальчишек!
- Учеба в автодорожном подождет, - говорил он тетке, - а вот стать летчиком – не каждому предложат.
Медицинскую комиссию прошел без проблем, стал курсантом. Время учебы пролетело незаметно. Юноша освоил несколько типов спортивных самолетов, стал одним из лучших пилотов авиационного учебного центра. Об этом красноречиво говорила выпускная характеристика, которую с удовольствием читал отец односельчанам:
- Курсант Олег Малышев за период обучения твердо изучил теоретические дисциплины, всегда старательно готовился к каждому полету. Летную программу освоил на «отлично». В воздухе провел 40 часов 50 минут, способен в форс-мажорной обстановке принять верное решение. Среди товарищей пользуется заслуженным авторитетом…
После окончания Омского учебно-авиационного центра ДОСААФ у Малышева, как говорится, была прямая дорога в любое Высшее военно-авиационное училище летчиков.  Этой возможностью Олег, конечно, воспользовался. Выбрал город Армавир. Там готовили пилотов для войск ПВО. Но вот беда: на первой же медицинской комиссии его срезали. Признали хроническую ангину, которой, кстати, он никогда не болел. Просто накануне съел пару порций мороженого. Естественно, горло алело, как пионерский галстук. Так он снова оказался в Омске.
Устроился Олег на завод кислородного машиностроения слесарем. Через полгода снова пришла повестка. Ну, думал, пора собирать вещмешок в армию. Но не тут-то было. Опять предложили учебно-авиационный центр ДОСААФ, но уже в Новосибирске. Там случился недобор курсантов. А у него уже кое- какой опыт. К сожалению, он там   не очень пригодился. Ведь готовили в Новосибирске летчиков на винтокрылые машины. Проучился около года. По окончании курсов всем присвоили воинское звание младший лейтенант и выдали удостоверение летчиков на МИ-1 третьего класса.
Снова Олег приехал в Омск. С армией вопрос был закрыт. Вернулся на завод в Омск. Там проработал три года. За это время стал бригадиром, уважаемым человеком в рабочем коллективе.
После известных Даманских событий на дальневосточной границе его как офицера запаса срочно призвали в армию.  Место службы определили – Дальний Восток, в военную авиационную часть летчиком- штурманом на МИ-4.
***
Есть у каждого из нас такие события, которые всплывают в течение жизни при каждом удобном случае, когда хочется сердцем погреться. Володя чаще вспоминал занятия в суворовском. Почему-то сейчас в разговоре с Генкой всплыла именно такая картинка.
          На политинформациях, которые регулярно проводились офицером – воспитателем, преподавателем истории или преподавателем курса военного перевода, суворовцы все чаще слышали о том, что в Европе в последнее время не все спокойно. То в Польше, то во Франции вспыхивают народные волнения. Тон забастовкам обычно задавали студенты. Неспокойно и у наших друзей в Чехословакии. Там создали какой-то «Клуб-231», членами которого являются репрессированные элементы, не истребленные в 1945 году, -  фашистские прихвостни, недовольные существующим строем, и спецслужбы Запада активизировали подрывную деятельность против социалистической Чехословакии.  Им удалось поднять мятеж против законной власти.
Всплывали картинки классов. В аудитории висело несколько больших карт - политическая карта мира со странами и их границами и физическая двух полушарий.   А ещё находилась карта вполовину меньше - с чёткой береговой линией Турции и Греции. На третьей карте - Средиземное море в районе соединения его с Атлантическим океаном и проливом Гибралтар.  Майор Леонид Иванович Зайцев рассказывал про мировые проблемы, положения в стране и про события на острове Даманский 15 марта 1969 года на реке Уссури.
 Не все суворовцы писали конспекты. Считали способ переписывания чужих мыслей в общую тетрадь зубрежкой. В этом были уверены Володька Снегирев и его товарищи. Однако командир взвода и преподаватель истории думали иначе. В военной структуре все должно быть единообразно и делаться по команде.
   - Тот, кто не хочет писать конспекты, подрывает принцип единоначалия и авторитет преподавателя. В военное время за это осудил бы военный трибунал, - пугал майор. – Запомните: мы готовим из вас будущих защитников Родины. А вот скажите, что есть наша Родина?
   - Советский Союз! - раздался дружный ответ.
    - Кто враги Советского Союза?
    - США и страны НАТО!
   - Что мы делаем со своими врагами?
   - Боремся!
-Молодцы, правильно мыслите!
Володе вспомнилось одно занятие, тема которого была интересной, но майор Зайцев все время умолкал.  Видно было, что мысли офицера -воспитателя находились далеко от всего, о чем он говорил. Он твердил стандартные фразы, приводил какие – то абстрактные примеры. Чувствовалось, комвзвода думал о чём-то своём.
 На улице шел дождь. Он время от времени подходил к окну и по нескольку минут смотрел на улицу. Неожиданно для всех он произнес:
- Между прочем, советские ученые недавно установили, что температура тела птиц, летящих в стае, на два градуса выше, чем температура птиц, летящих по одиночке…
Ребята молча переглянулись. У Гены глаза расширились. Всем показалось, что после этих слов капли дождя перестали барабанить по подоконнику. Словно тот, кто командует воздушной стихией, услышав сказанное офицером, тут же перекрыл дождевой кран. За окном стало заметно тише.  Левка Васильев с любопытством посмотрел на офицера.
- Суворовец Васильев, в чем дело? – спросил майор, словно пожалев о только что обнародованном весьма сомнительном научном факте.
- Птицы летят! Хорошо! – неуверенно констатировал Лева.
- Что хорошо?
Васильев улыбнулся, видимо, по причине, только одному ему известной. 
- Это, наверное, когда они на запад летят, температура выше… - заметил сидевший за первой партой суворовец Толя Морозов.
- Почему на запад? – тут же негромко спросил Зайцев.
- Ну, на зимовку, - вступил Володя.
- На юг, Владимир, птицы летят! Слышишь, на юг! На запад только диссиденты улетают! 
- Товарищ майор, а как же температуру измерили у птиц? – встал из – за стола Лева Васильев.
- Что измерили? – повел бровью майор. - Ну, как - как? Наверное, специальным термометром, как же еще? -  Майор вытер платком лоб.
- На лету? – не унимался Левка.
- Ну, не знаю, может, из космоса как-нибудь.
- Может, брехня это?
 -Что?! – возмутился Леонид Иванович.
- Простите! Может, это глупость? Непроверенный факт? – поправился Васильев.
- Может! Сегодня подскажу старшине, чтобы тебя в наряд поставил. На кухню. Согреешься там быстро!..
Майора Зайцева, командира взвода, колоритного офицера, любили все. Умница, начитанный, образованный, он, кроме всего прочего, прекрасно играл на фортепиано. В Ленинской комнате стоял хороший инструмент, и Леонид Иванович, в полевой форме, портупее, в сапогах играл ребятам Шопена. Полевая форма и фортепиано остались в памяти Володи как одна из драгоценных картинок училища…
  Володя посмотрел на витрину. Генка водил пальцем по округлому стеклу.
 -Как такое выпуклое стекло делают для витрин?
 - Спроси у преподавателя физики, - улыбнулся Володя. – Он тебе все популярно объяснит.
 - Мороженое будем?
 - Не. Я, наверное, куплю желе, - засмеялся Володя. – Не хочу пока мороженого.
Прошедшая недавно ангина отбила надолго любовь к мороженому. Хорошо, что обошлось без осложнений. Володя поставил на стол креманку с двуслойным желе и посыпанными сверху засахаренными ягодами. Поймав Генкин взгляд, взял его чистую ложку, собрал половину ягод и положил в его мороженое.
 - Спасибо! – выдохнул Гена.
«Мальчишка», - снисходительно подумал Володя. Они хоть и были одногодками, но Володя родился в начале года, а Гена – в самом конце, поэтому фактически был старше почти на одиннадцать с половиной месяцев. Гена был младше всех, и в некоторых вопросах казался ребятам ребенком.
 - У нас была корова, и молока было море. Так вот, родители наши уходили на сенокос, а мы сутра быстренько наберем земляники, прибежим домой, со всех банок сливки снимем. Сахар и земляника…У -у -у! Это так вкусно! А запах! Правда, вечером нас лупили ремнем, так как молоко домашнее мамка продавала, и была очередь на определенные дни. А сливки были собраны нами, вот и получали. А еще я помню из детства ……Молоко хранила мамка в кринках в погребе…И что было для меня чудом - на улице жара, а в погребе ледник…Братишка однажды чуть не утонул, поскользнувшись на льду…потому и запомнил…
Володя молча слушал друга.
 - А помнишь, как лучше есть землянику? Надо налить в тарелку холодного молока, крепко подсластить его сахарным песком, хорошо размешать, пока не растает, а потом уж и сыпать в молоко землянику. Некоторые давят землянику в молоке ложкой. Этого делать ни в коем случае не нужно, потому что молоко от земляничной кислоты хотя и порозовеет, но свернется хлопьями. А я люблю целыми ягодами.
То, что Гена любит ягоды, Володя хорошо знал, он периодически отдавал ему из компота янтарную плотную курагу и изюм.
Все мальчишки сделали на сегодня самое важное дело – отправили своим мамам и девочкам письма. Больше ничего особенного запланировано не было. Они медленно ели и смотрели в огромные витражные окна, сидя за маленькими круглыми столиками, и смотрели на чужие жизни, мелькавшие на главной улице города.
- Я потом, когда женюсь, буду все праздники праздновать в кафе, - проговорил Володя. – Люблю красивые стулья, большие люстры, скатерти. Мама всегда стелет скатерть перед обедом. Где бы мы ни жили, куда бы ни переезжали. А твоя мама стелет скатерть?
- Моя…наверное…Не помню. Нет, не стелет, - Гена спотыкался о свои воспоминания.  И перевел разговор на другую тему. – А Нина к тебе приедет?
-Приедет, конечно. Мы поженимся и поедем вместе в Ленинград учиться. Мы все давно решили. Она поступит в институт имени Лесгафта. Она лыжница, так бегает, что снег клубами вокруг поднимается! Я распланировал свою жизнь на много лет вперед. Я все знаю, что со мной будет.
Гена поднял брови. О Боге не принято было говорить, но его бабушка всегда вздыхала: «Человек предполагает, а Бог располагает».  И он, боясь осуждения, промолчал.
С начала осени суворовцы начали готовиться к параду на площади имени 1905 года. На плацу училища они по нескольку часов отрабатывали строевой шаг сначала в составе взвода, роты, потом и всего училища. Это было изнурительно, но командиры говорили, что полезно.
Через несколько метров от них занимался другой курс. Ребята знали, что командовал тем взводом недавно прибывший капитан Евдокимов. Ребята шептались о нем, что он недавно был представлен к ордену Красной звезды за выполнение своих обязанностей при вводе войск в Чехословакию. Ребята из его взвода тоже очень любили Евдокимова. Володя с друзьями видел, как Евдокимов объясняет «разворот кругом в движении». Сначала объяснение, потом показал по элементам: сначала в медленном темпе, потом в обычном. При повороте на левой ноге он замедлил темп. Но не поморщился. Ему было больно, но он не показал и вида. Мальчишки только вытянули спины и подняли подбородки. Капитан Евдокимов прошел почти всю войну старшиной разведроты. Левая нога была раздроблена еще в сорок четвертом при выполнении задания. Никто не то что не подшучивал над его неуклюжей походкой, но даже глазом не моргнул. На лицах только уважение. Он сам был для ребят ходячим Уроком Мужества.
А в конце октября начались ночные тренировки на площади. В октябре на Урале стоят уже не шуточные морозы, и про глобальное потепление еще никто не слыхал. Сугробы от Свердловска и на Север – по колено. Вечером перед тренировкой комроты Григорий Михайлович принес стопку старых газет.
- Мы читать будем? – пошутил Володя.
- С тебя и начнем! – отрезал Бунин. – Всем смотреть и учиться!
Он присел и снял обувь. Между первым и вторым носком намотал газету по образцу портянки.
- Всем разуться! – приказал Бунин.
- Зачем это, Григорий Михайлович?
- Затем, чтоб ноги у вас на морозе в ботинках не отвалились! Тщательнее наматывай!
Он каждому помог намотать или переделать бумажные портянки. А под утро поджидал взвод с репетиции, не спал и лично у каждого проверил ноги: не обморозил ли кто ноги? И у мальчишек было чувство, что роднее сейчас, чем этот требовательный, но бесконечно заботливый, трогательный и беспокойный человек, никого нет.
Этот парад 7 ноября Володя запомнил на всю жизнь! Он, обычный мальчишка, из простой семьи, из маленького провинциального уральского городка участвовал в таком грандиозном событии. И рядом с ним такие же восторженные мальчики с покрасневшими от мороза щеками, придерживающие друг друга плечом.
Перед Первым мая произошло событие, которое он тоже считал особенно важным, – прием в комсомол. Володин друг Лева Васильев, член комсомольского бюро, отличник, сказал, что будет задавать вопросы, несмотря на дружбу, предупредил, чтоб все готовились серьезно.
- Прости, брат. Спрашивать будем строго. Все должно быть в этих вопросах честно и принципиально, - сказал он.
       Владимир был согласен с Левой. Кадетское братство и строилось на соблюдении чести и достоинства. Он впоследствии так и считал, что комсомольцы и рядовые члены партии были честные и порядочные люди, а в руководство пролезли проходимцы, которые предали партию и народ.