По законам братства. часть 3. глава 2. мы там, где

 Глава 2. Мы там, где нужны
Еще зимой в полку начали активно обсуждать вопрос, кто в этом году поедет в Союз на уборку урожая. В категорию возможных кандидатов, как обычно, в первую очередь входили молодые, не женатые офицеры. Однако, чем ближе дело подходило к весне, образно говоря, время «Ч», тем меньше и меньше становился круг возможных «лидеров» в этой своеобразной «гонке» за право сражаться за зерновые. В конце концов, осталось несколько лейтенантов, в том числе и Снегирев, которым командование могло оказать столь нежеланное доверие. Поэтому каждый из них пытался привести свои аргументы, которые помогли бы ему избежать этой «почетной» участи. У Владимира особых аргументов в свою защиту не было.
В субботу, когда плановые занятия с личным составом уже закончились, в батарею прибежал посыльный из штаба и сказал, что Снегирева к себе вызывает командир части. Володя сразу понял: речь пойдет о командировке. Через десять минут он был в кабинете командира.
- Товарищ полковник, лейтенант Снегирев по вашему приказанию прибыл!
- Присаживайтесь, Снегирев! - полковник жестом указал на стул
Внимательно посмотрев на подчиненного, твердо сказал:
-Товарищ лейтенант, я принял решение, в этом году на уборку урожая направить Вас.
Разговор продолжался полчаса. Командир нашел такие слова, такую силу убеждения вложил в них, что этого с лихвой хватило для Снегирева на предстоящие несколько месяцев целинной эпопеи. И ответственный он, и грамотный, и умеет работу организовать с личным составом. Мол, кому, как не ему, доверить?
Владимир немного расстроился. Ездить на уборку из Германии не любили – теряли в зарплате, и не радовало долгое расставание с семьей.
- Я пошлю с Вами лейтенанта Миронова, Валерия Константиновича, и двух прапорщиков. Вы – старший. Чему улыбаетесь?
- Спасибо за Миронова, товарищ полковник. Валерий – казанский кадет. Надежно.
- Вот и прекрасно! Так что собирайте жен, отвозите на Родину. И начинайте готовить технику.
На плацу Владимир увидел четкий строй подтянутых военнослужащих. С удовольствием слушал грохот солдатских сапог, простоту и мужественность слов строевой песни. Они рождали чувство сплочённости и силы. Трава пригибалась, листья осыпались, песня превращала подразделение в единое целое, сжимала в кулак. Этого было не понять людям, не бывавшим в такой момент в строю, не чувствовавшим слева и справа плечо товарища. Для Снегирева все это было родным и знакомым.
 С четырнадцати лет Владимир носил на плечах погоны. Он почувствовал тепло в груди и ощутил, защищенность, чувство братства, которые он ценил со времен суворовского. Он знал, что где бы ни был: в Ленинграде, на полигонах, на высоте Берлинской телебашни, - он везде храним этим братством. В любой точке света братья – кадеты придут на помощь, не важно, какое суворовское ты закончил – казанское, уссурийское, свердловское. Если узнают, что рядом в беде брат – суворовец, к тебе тотчас в поддержку будет отправлен десант. Он улыбнулся и подставил лицо солнышку.
В апреле Володя отвез жену с сыном в Ленинград - жен полагалось отправлять домой на полгода, и вернулся в Германию готовить технику. Пятнадцать машин ЗИЛ – 157 с высокими бортами, которым дано больше всех прозвищ: и «колун», и «мормон», но ребята любовно называли его «трудяга»; пять штук ГАЗ – 66 с хорошей проходимостью по бездорожью, по полям в любую погоду; пять ЗИЛов – 130 – самых быстроходных, которые потом успевали делать несколько ходок в день на элеватор и обратно. Итого у него было двадцать пять автомобилей. Всем машинам наращивали борта, обязательно делали полог для укрытия, чтоб не развеивалось зерно.
- Ты вот что, лейтенант, - задумчиво разглядывая Снегирева, проговорил полковник. – Ты парень видный, но женатый! Воспользуйся опытом прошлых лет. Бывалые офицеры плохого не посоветуют. Следи, чтоб подчиненные много не пили, А чтоб активные сельские девчонки на шею не вешались…
- Что Вы, товарищ полковник! – перебил возмущенно Владимир.
- Повторяю…Чтоб девчонки на шею не вешались, - с расстановкой повторил командир части, - побрейся наголо.
Снегирев ошалело посмотрел на полковника, он не знал, что сказать.
- Ты парень видный, измени себя как-то, сделай не таким красивым. И задачу выполнишь спокойно и без срывов, и в семье обойдется без эксцессов. Поверь мне, я знаю, что говорю. Не первый год отправляю людей.
- Спасибо, товарищ полковник, - поблагодарил Владимир, и через три дня они с Валерой Мироновым побрились наголо.  Старшие офицеры ухмылялись, прекрасно догадываясь о профилактической беседе командира, а полковник был удовлетворен. Он действительно знал, что говорил.
Через неделю погрузили технику на эшелоны, тщательно закрепили ее - путь не близкий, через Польшу. Личный состав ехал в теплушках. Каждому бойцу выдали сухой паек, но все равно, когда эшелон останавливался на станции, солдаты дружно бежали к киоскам за едой или с котелком-фляжкой - воды набрать. В вагоне из досок были сколочены нары, так что спали кто на шинели, кто на бушлате. Туалета не было. Да он и не нужен. В проеме вагона был прибит продольный брус, держась за который можно на ходу поезда, под свист и обдувание ветра, справить на перегонах малую и большую нужду. Проехали Челябинск, Курган, Петропавловск. Раскинулись бескрайние просторы Казахстанских степей с множеством озер и солончаков.
На небольшой казахской станции личный состав пополнился полупьяными, лохматыми, переодетыми в солдатскую форму «партизанами». Так называли призванных на переподготовку бывших военнослужащих Советской Армии.
Утром состав прибыл на полустанок, сразу была дана команда приступить к разгрузке техники. Будущих целинников встречали. После приветствий и короткого совещания с директорами совхозов, военные стали разъезжаться по целинным хозяйствам. Подразделению Снегирева предстояло трудиться на отведенной территории совхоза «Путь Ильича». Там ждали. Были установлены палатки для личного состава и хозяйственных нужд, походная кухня - прицепы с котлами для варки первого и второго блюд, чая.
Каждое утро в шесть ноль-ноль дежурный по подразделению подавал команду «Подъем!». Солдатики быстро приводили себя в порядок, проверяли техническое состояние автомобилей, заливали в баки горючее и бежали к полевой кухне. Завтрак к этому времени был уже готов. Каждый получал в котелок свою порцию супа, в крышку - кашу, доставал из-за голенища кирзового сапога ложку и принимался за еду. Через полчаса колонна машин организованно выдвигалась на полевой стан, где под открытым небом лежали огромные холмы зерна. Вот его и надо было как можно быстрее отвезти на элеватор. Путь не близкий, километров семьдесят - восемьдесят. Дороги степные, грунтовые. Они так переплетены между собой, что, если ненароком ошибешься, проскочишь нужный свороток, будешь потом долго блуждать. Правда, такое с подчиненными Снегирева не случалось, но на соседнем стане один из военных водителей заблудился. Он ездил по степи до тех пор, пока не сжег весь бензин. Только на другой день нашли этого горе – водителя, измученного жаждой, отчаявшегося уже выбраться из этого золотого моря. Еще одно неудобство выматывало. Стояли облака пыли от идущих автомобилей. Шоферы в этих условиях крайне внимательно глазели на дорогу, чтобы не столкнуться со встречной машиной, которую разглядеть можно было, только приблизившись на полметра.
Владимир командовал автомобильным взводом. Каждый день ездил на планерки, уточнял задачу на следующий день, организовывал обеспечение запчастями, следил за исправностью техники.  Особая проблема на уборке – соблюдение воинской дисциплины.
Снегирев, помня наставления командира, ни на минуту не упускал из поля зрения каждого срочника и «партизана», требовал от них соблюдения дисциплины в тех рамках, которые были определены общевоинским уставом. Когда же бойцы приводили в пример вольготную обстановку в других целинных подразделениях, он всегда отвечал: «Моя задача – привезти всех вас в обратно в часть живыми и здоровыми». Иногда в воспитательных целях доводил до подчиненных содержание телеграмм вышестоящего командования. В них «в цветах и красках» расписывались различного рода происшествия и даже преступления, произошедшие в различных целинных подразделениях.
О недавнем событии, которое произошло у соседей, Владимиру рассказал зампотех, который отвечал за исправность автомобильной техники. Там офицеры решили отметить день рождения товарища. Взяли машину и вечером самовольно рванули в соседний приграничный городок. Обосновались в уютном кафе.
Тосты за будущую блестящую карьеру друга, за его сибирское здоровье чередовались один за другим. Затем пошёл разговор о единении народов Казахстана и России. В этом вопросе специалистом себя считал капитан Евгений Копылов, бывший адъюнкт артиллерийской военной академии. Он не всегда соглашался с этим «единением», зачастую подвергал постулат критике. Обычно русская удаль у него взыгрывала, когда пропускал рюмку - другую. Вот и на этот раз после произнесенного тоста за казахских друзей он наотрез отказался пить. Офицеры не стали дожидаться, когда товарищ проникнется уважением к этому народу, дружно выпили. Обидевшись, Копылов отвернулся. За соседним столиком отмечали какое-то событие студенты- казахи. И тут, что называется «Остапа понесло». Евгений Фёдорович встал и, показывая в сторону скуластых ребят и девчат, сказал:
–За них пить не буду. Только – за славян!
При этом добавил несколько эпитетов. За соседним столиком компания возбуждённо заговорила на своём языке, выразительно поглядывая в сторону оратора. Сгладил обстановку именинник. Он подошёл к соседнему столику, успокоил ребят, извинился. Праздник продолжался. В полночь собрались возвращаться в подразделение. Когда выходили из кафе, увидели, что на крыльце стоит группа скуластых ребят с соседнего столика. Как только с ними поравнялся Копылов, они агрессивно двинулись в его сторону. Офицеры горой встали на защиту товарища. Через минуту перебранка превратилась в самую что ни на есть групповую драку. В неё непроизвольно втягивались все, кто выходил из кафе.
Размахивали направо и налево кулаками незнакомые парни, визжали девицы, свистел милиционер, дежуривший у ресторана. Среди этой какофонии послышался голос старшего лейтенанта Старкова:
– Товарищи казахи! Остановитесь! Успокойтесь! Нет причин для конфликта. Вам Советская власть всё дала! Дала она вам…
На этой фразе его голос перешел на фальцет и повис. На том месте, где он только что стоял, было пусто. Как в замедленной съёмке, стали описывать в воздухе дугу его ноги, обутые в незашнурованные ботинки. Так своеобразно закончилась его страстная речь, посвященная Советской власти и единению народов.
Хорошо, что офицеры были в гражданской одежде, это помогло им незаметно улизнуть. Машина стояла за фасадом здания. Обошлось без потерь, если не считать, что у Старкова болела скула, и он больше недели не мог нормально жевать твердую пищу. Остальные отделались легкими ссадинами и царапинами на лице.
Сохранить в тайне этот локальный апокалипсис не удалось, контрразведка не дремала. Сотрудник Особого отдела регулярно доносил «наверх» все, что происходило в подразделении.
Снегирев строжил подчиненных, но и его дембеля отличились. Со спиртным отметили сто дней до приказа. Где достали водку, так и осталось тайной. Но факт оставался фактом: выпивка состоялась. Владимир выяснил обстоятельства несанкционированного мероприятия.
После отбоя ребята собрались в палатке хозназначения. Разлили по стаканам спиртное, разложили очень нехитрую закуску.
— Не больше ста граммов на один сапог, - предупредил всех командир отделения сержант Вдовин. Завтра на разводе всем надо быть, как огурчики. Принято?
- Принято! – хором ответили друзья.
Он подошел к молодому воину, который охранял здесь военное имущество и по- отечески изрек:
- Боец, не в службу, а в дружбу, поглядывай на улицу. Если кого увидишь - сразу бегом к нам.
- Я к старослужащим всегда с уважением, - улыбнулся солдатик.
- Вот и отлично! Приступай к выполнению поставленной задачи.
- Есть! – козырнул воин.
- За что пьём? – Вдовин поднял стакан. - За дембель?
- Нет! Пьем за сто дней до приказа!
- Правильно! - раздалось со всех сторон.
Зажатые в ладонях граненые стаканы образовали круг, коснулись друг друга. Сделали по первому большому глотку. Закусывая, Костя Сапрыкин подвел итог:
- Ну вот, один сапог обули… Слово теперь Виктору Бочкареву. - Давай, Витька, ты у нас самый красноречивый, не зря же три курса пединститута закончил.
Младший сержант Бочкарев встал.
- Ребята, я не буду много говорить. Одно скажу: наш дембель неизбежен, и его уже никто не отменит. Но нам надо достойно дослужить оставшиеся месяцы.
- Ни прибавить, ни отнять…- поднялся Вася Бобровников. - Пьем!
- Вот и второй сапог обули, - заметил Николай Синицын и взял гитару.
Ребята в полголоса запели любимую песню «Главное, ребята, сердцем не стареть…»
Мелодия закончилась, все замолчали.
- А у нас ещё по пятьдесят граммов осталось. Пьем? – сержант Вдовин показал полбутылки водки.
- Зло оставлять нельзя, - многозначительно сказал Гриша Аленьков, - пьем, конечно, и еще раз за сто дней до приказа.
- За скорый дембель, - дополнил Синицын, - за учебу в институте…
- За сверхсрочную службу, - сорвалось с языка у Витьки Бочкарева.
- Сейчас тебя из палатки выкинем, - засмеялись ребята.
-Шучу, шучу…
Дембеля пила каждый за свое, спели еще несколько песен и с хорошим настроением покинули палатку. Битва за урожай продолжалась.
Об этом инциденте комбат никому не докладывал. Считал, что отметить сто дней до приказа Министра Обороны СССР об увольнении в запас воинов, отслуживших положенный срок, - дело святое. Главное – драки и пьяных не было. Ребята вели себя прилично. Но устное предупреждение все же вынес.
А вот с «партизанами» Снегиреву иногда приходилось трудно, с ними он повозился. Вроде, солдат и в то же время не солдат. В списках части не значится. Человек взрослый, не пацан. За проступок выговор не объявишь, не посадишь и на гауптвахту. Ее просто нет здесь. Да и полномочий наказывать выпивох у командиров не было. Единственное, что они могли в таких случаях, – пригрозить пьянице, что сообщат о его недостойном поведении в военкомат. Оттуда бумага уйдет на производство, где он работает. Там могли найти управу на бывших военнослужащих: лишать премий, вычеркнуть из очереди на квартиру, не дать путевки в санатории. Но пока все это случится, может, какой военкомат и замнет историю.
Снегирев быстро понял: без «общего языка» с бывшими военнослужащими дисциплину в подразделении не наладишь. Стал после работы чаще заходить к ним в палатку, рассказывал о своей службе в Германии, о суворовском училище, а «партизаны» с удовольствием вспоминали свои годы службы. Постепенно налаживался контакт. Как – то, заглянув к ним «на огонек», Владимир увидел на столе бутылку самогона.
- Откуда?
- Сорока на хвосте принесла, - засмеялся один из бывших сержантов. - Выпьете с нами?  Сегодня у меня юбилейный день рождения.
«Как поступить? Забрать у них эту бутылку и разбить? Или составить компанию?» - мысли эти роились у него в голове.
Выручил старший.
- Присаживайтесь командир, случай не рядовой. И причина веская… Не побрезгуйте. Мы только по стопочке.
- Ну, если только по стопочке, - отлегло у Снегирева от сердца. Посидеть – посижу, а пить не буду. Не могу. Выполняю приказ. Долг превыше.
- Что ж, -  согласились бывшие военнослужащие. –Долг есть долг.
Выпили по одной. Заговорили о семьях, детях, кто чем занимается в свободное от работы время, о том, чем живут город и село, из которых приехали ребята.
- У нас знаете, какие химики живут? Хоть Нобелевскую премию давай! В нашем поселке жители водку совсем не покупают, - стал рассказывать старший сержант запаса Сергей Северин.
- Это почему же? - удивились товарищи.
- Очень просто. Гонят самогон. Причем, со знаком качества. Даже приезжие гости из областного центра его покупают. Он у нас двойной перегонки, настоянный на липовых цветах, дубовой коре, шиповнике. Каждый в тайне держит свой рецепт.
- У тебя тоже свой рецепт имеется? - задал вопрос Коля Андреев.
- Конечно! Но я вам сейчас лучше расскажу интересную историю про меня и самогон.
- Валяй!
-Мне позвонил школьный товарищ. «Старик, есть возможность достать пару ведер патоки», - сказал он.
Сергей добавил:
 - Это такие сладкие отходы от производства меда.
- И что? - ответил я.
-Как, что? - удивился он. – Серега, врубайся! Это же прекрасный расходный материал для самогонки! Патоку завезли на ферму подсобного хозяйства. Коровам в корм добавляют для увеличения надоев. Говорят, из этой патоки бражку отменную варят, а потом самогон получается не хуже коньяка. Надо?
– Конечно! Тем более, сахар и водку не всегда нам в достатке завозят, – пожаловался я. - К концу недели привезли полфляги патоки. Недолго думая, я вылил туда два ведра теплой воды, высыпал двухсотграммовую кружку сухих дрожжей и тщательно все перемешал. Попробовал на вкус. Жидкость оказалась сладкой, но и соленой. «Это не беда – конечный продукт будет, что надо», – успокоил я себя.
Через несколько дней позвал соседа попробовать изделие. В знак уважения к гостю, налил ему трехсотграммовую кружку бражки. Тот, с шумом выдохнув, приложились к емкости. После нескольких глотков закашлялся и отставил кружку в сторону.
– Ты что нам подсунул? Твою бражку невозможно пить! – возмутился он, – солонющая до невозможности.
Откуда соль в патоке? Вскоре выяснили: ее добавляют в сладкий продукт для увеличения надоев у коров. Наверное, чтоб не воровали. Что делать? Не выливать же содержимое фляги на землю. Решил перегнать брагу на самогонку, думая, что соль тогда сама собой улетучится. Первачок капал быстро. Чистый, как слеза. Смущал только запах – приторный, похожий на застоявшееся «амбре» в туалете. Но это не останавливало моих друзей, зашедших ко мне на огонек. После четырех стопок они попытались запеть, затем стали рассказывать рыбацкие и охотничьи байки – верный признак кондиции.
Перегнав бражку на самогон до конца, вылил бурду на грядку в огороде. Смутила гуща: уж очень она походила на коровье дерьмо. Позвонил другу, который привез патоку, поделился своими сомнениями.
– Не хотел тебе сразу говорить, но придется. В патоку, чтобы ее не воровали работники фермы, кроме соли, добавляют еще свежие коровьи лепешки.
И тут же успокоил:
– На качестве самогона это совсем не отражается. Сам убедился, – хихикнув, он положил трубку.
Тем не менее, я для большей убедительности произведенный напиток очистил йодом, затем закрасил клюквенным соком. Вид самогона стал вполне презентабельный, но запах полностью не исчез. Разлил спиртное по бутылкам и спрятал его в укромное место. Но долго стоять заначке не пришлось. Жена уговорила сломать старый сарай и на его месте построить новый. Чем не повод попробовать с друзьями еще раз «изделие»? Быстро сговорился с ними о помощи. На вопрос, чем буду расплачиваться, бодро ответил:
– Классной самогонкой.
Работая, мужики постоянно переводили разговор на предстоящую выпивку. Я отшучивался, намекая на приятную неожиданность. К обеду жена, как полагается, приготовила обед и выставила купленную бутылку водки! Все, конечно, обрадовались.
Мы расположились возле разобранного сарая на бугорке: вроде бы и дома, и на природе в то же время. Развели небольшой костерок. Лепота! Пропустили по стопке водки, другой, плотно закусили, и вся бригада уставилась на меня: еще бы бутылочку. Я отправился за заначкой. Поставил ее на пенек. Откупорил емкость. Тут же друзья заводили носами. Дескать, пахнет не очень.
Я оправдывался, как мог, объясняя, что на вкус и крепость – ей цены нет. В общем, уговорил выпить по первой. Следом пошла вторая, третья. Мои предположения о крепости напитка подтвердились. Через полчаса один из товарищей попытался запеть, второй – пустил слезу, вспомнив умерших родителей, третий – объяснял, что я не прав, угощая их такой вонючей самогонкой.
Спустя еще час, я понял, что рабочий день можно считать законченным. Мои помощники едва стояли на ногах. Пришлось отправить их по домам. Наутро супруга ехидно поинтересовалась, когда кореша придут заканчивать работу? Молча проглотив ее колкости, направился в огород с благим намерением самому продолжить строительство сарая. Ближе к обеду появились друзья: хмурые, молчаливые, скупые на слова. Мы быстро сколотили постройку и улеглись под березой в тени. Отдыхали. Тут раздался страдальческий голос одного из друзей:
– Ну, где там твоя вонючка? Неси уж, сил нет больше. Только поставь стопку на пригорок, а я с подветренной стороны попытаюсь к ней подбежать и выпить, чтоб вони не чувствовать. Может, полегчает?
К вечеру заплетающими языками мы доложили хозяйке о выполненной работе. Утром следующего дня я хотел незаметно опохмелиться, однако не нашел заначки. Спросить у жены, куда она подевалась, побоялся. Может, вылила? Вот такая история, ребята.
- А вот у меня была другая история с самогонкой, - встал из -за стола Егор Пантюхин.
- Давай в следующий раз свою историю расскажешь, поздно, отбиваться пора, - прервал его Андреев.
-Договорились.
Снегирев вышел из палатки. Стояла южная ночь. Небо было сплошь усыпано яркими звездами, однако они не светили, а только поблескивали. Пахло скошенной травой и какими – то незнакомыми цветами. Они напоминали детство. Его, ребенка, интересовало всё: цветочки, листочки, букашки. Часами валяясь на траве у дома, мог наблюдать за муравьями, удивляясь, зачем они пыжатся, стараются из последних сил дотащить до муравейника либо огромную букашку, либо еще что-то тяжелее своего веса. Он считал, что они великие труженики, которые работают день и ночь, чтобы сделать запасы на зиму и построить дом для своих детей.
Шагая к себе в палатку, Снегирев думал, правильно ли поступил, согласившись присутствовать при застолье с подчиненными? Успокаивал себя тем, что сам не пил и проследил, чтоб «партизаны» не нализались. Он помнил наказ полковника:
- Запретить я вам не могу, но могу посоветовать, - говорил командир, - постарайтесь в течение всей командировки и сами не употреблять спиртное. Стоит один раз выпить, это, естественно, сразу станет известно подчиненным, и завоеванный вами ранее авторитет будет безнадежно потерян. Запомните мои слова, лейтенант, и сделайте соответствующий вывод. И следите за дисциплиной!
Прошло несколько дней. Выпивка с «партизанами» никак не повлияла на отношения. Наоборот, Снегирев почувствовал большее уважение к себе со стороны бывших военнослужащих. Они беспокоились за авторитет своего командира среди военнослужащих срочной службы. И вообще – стали вести себя интеллигентно, без прежней расхлябанности. Но ни одного случая со спиртным до конца сентября больше не было. Видимо, они сделали выводы.
По пути на элеватор он вспоминал, как не хотелось ему ехать на уборку. Но сейчас, видя бескрайние поля, он даже рад был, что увидел, как растет хлеб.
Машина заглохла.
- Что там, рядовой Васильев? – спросил он у срочника – водителя.
- Сейчас гляну, товарищ лейтенант, выпрыгнул из кабины солдат.
Он открыл капот запыленного ЗИЛа, осмотрел двигатель.
 - Погуляйте чуток, примерно минуток пятнадцать, товарищ лейтенант! Покумекаю пока. Совсем старенький трудяжка!
- Зови, если помощь нужна.
- Да все проблемы уже известны. Одно и то же каждый день!
Техника постоянно ломалась, ведь все ЗИЛы и ГАЗы были старые. Да это и понятно: какой командир отдаст из части хорошую машину! Старались освободиться от лишнего хлама. Основную часть техники после уборки военные обычно оставляли в сельских хозяйствах, обратно не везли. Колхозы и совхозы были несказанно рады и такому подарку Армии. Машин везде не хватало.
Володя вышел из машины, зашел по узкой тропке в пшеничное море. Хотелось зайти подальше вглубь, чтоб ощутить мощь волнующейся золотой толщи, которая была выше пояса, а местами по грудь. Пшеница, правда, шумела, как море. Он шел все дальше и дальше, чтоб не видеть дороги, чтоб вокруг – только гладкие золотые плавные волны, от которых слепило глаза, и ты один. Сердце наполнилось благодарностью и восторгом и билось, как в самые счастливые минуты жизни. Вот ведь он – покой и счастье. И нет другого, кроме родной земли и хлеба, запаха солнца и Родины.
Где-то далеко посигналили, пора возвращаться. Васильев починил машину.
В один из последних воскресных сентябрьских дней на стане появился внедорожник. Из него вышла девушка с микрофоном и статный мужчина в легком плаще.
-Кто здесь старший? – обратились они к воинам.
- Вон тот офицер, - сержант показал на Снегирева.
Гостья подошла к Владимиру.
- Можно несколько слов для местного радио? – протянула она микрофон. - Расскажите коротко, с какими результатами вы заканчиваете уборку урожая? Каковы успехи?
– Задача у нас была конкретная, товарищи радиослушатели, мы успешно выполнили поставленную перед нами задачу! Пшеница собрана вовремя.
- Назовите отличившихся воинов?
- Каждый мой подчиненный в битве за урожай заслуживает государственной награды, - и он назвал практически всех, понимая, что половину вырежут при монтаже пленки, но сам обидеть никого не хотел.
- А что вам помогало в столь трудном и не обычном для вас деле? Ведь вы же военные, вы призваны защищать Родину, а не работать на полях, - задавала шаблонные вопросы девушка.
- Мы, военные, - четко и немного раздражаясь, проговорил Владимир, - призваны помогать там, где это необходимо. Мы нужны были здесь – значит, должны были выполнить задачу здесь! На сто процентов! А помогло...как раз и помогло то, что мы военные. Помогло военное братство.
-Больше ничего не хотите сказать? - спрашивала корреспондентка.
- Я ответил на все ваши вопросы.
К ребятам подошел мужчина, который приехал на внедорожнике.
- Хотите послушать Высоцкого?
Ну, еще бы! Многие о нем знали только по его песням и множеству легенд. Говорили, что альпинист, что он сидел, что пишет «блатные» песни, однако этому никто из воинов не верил. Они считали его военным.
- Конечно, хотим! - дружно отозвались бойцы.
Гость поставил кассету в магнитофон. Послышался сильный с хрипотцой голос Владимира Высоцкого. Он пел песни на военную тематику. Послушать песни в его исполнении в поле, где никакой транзистор не берет, где свет от движка только до 23.00 - это было что – то! Хотя бы ради этого стоило ставить рекорды в битве за урожай.