Сказка про крылья. Эпизод 18

Сказка про крылья. Эпизод 18.

Настроение у Гены было лучше некуда.
Жизнь сверкала красками, улыбалась всеми белоснежными зубами и одаривала его с невиданной щедростью.
Если бы Гена мог точно сформулировать, что для него вложено в слово “счастье”, то, наверное, он мог бы сказать, что он счастлив.
Но Гена такого слова не произносил. На самом деле, если хорошенько порыться в его представлениях о счастье, то, пробурив напластования “деньги, шмотки, бабы - много”, можно было бы докопаться до простой и плоской, как блин, истины: “чтобы все только у меня, а у других нет. Эксклюзив”.
Гена обожал слово “эксклюзив”. Слово было богатое, красивое, конкретно труднообъяснимое, но интуитивно понятное - эксклюзивное, значит мое, не твое и не чье еще, а мое, а все остальные облизываются в стороне.
Вот такое устройство мира Гене нравилось. Такой мир с ним совпадал, такой мир был ему по плечу и по размеру, тем более, что вторая его сущность, с которой он уже научился сотрудничать, это всемерно одобряла.
Гена испытывал небывалый подъем. Еще никогда в жизни он не был так уверен в себе. Казалось, он может все. Когда вторая (уже, скорее, первая) сущность брала верх над рациональным, все ранее важные проблемы немедленно теряли свою актуальность, бледнели, скукоживались, распадались на составные части, и решение вдруг выскакивало из подсознания, как чертик из коробки. Гена действовал уверенно, быстро, словно видел будущее наперед.
Начальство не уставало его хвалить. Даже выписали премию, над которой Гена искренне посмеялся, - его официальные и неофициальные комиссионные превышали жалкую премию в десятки раз.
Он уже стал завсегдатаем “эксклюзивного” ресторана наравне с Ростиславом. Они обедали там каждый день, Гена наслаждался крепнущей дружбой. Красивая Надюша встречала его приветливой улыбкой, спрашивала: “Вам как обычно?” - и провожала его за “его” столик.
Иногда Ростислав не приходил, тогда Гена обедал один, закончив, небрежно говорил: “Запишите на мой счет, Надюша”, Надюша с улыбкой отвечала: “Конечно, Геннадий Геннадиевич, без проблем!”
Самым приятным было то, что “Мой счет” волшебным образом был всегда оплачен, и Гена воспринимал это как само собой разумеющееся. А как иначе? Он же “эксклюзив”, редкость, не чета рядовым гражданам, не чета источникам корма и вообще - не чета.
Но сегодня у Гены был особый повод чувствовать свою эксклюзивность. Сегодня за обедом Ростислав, торжественно понизив голос, сообщил, что через неделю в департаменте Иммануила открывается вакансия, специально придержанная для него. Готов ли Гена к значительным переменам в жизни?
Похолодев от восторга, Гена подтвердил, что он готов. Они выпили шампанского за блестящее будущее. Ростислав сиял, был как никогда обворожителен и обаятелен. После шампанского Гена смотрел на него влюбленными глазами, и ему казалось, что не было в этом мире ничего такого, что бы Гена не мог сделать для такого искреннего и настоящего друга.
Они расстались, Гена отправился на работу, успевшую опостылеть. Неделя, целая неделя. Гене казалось, что каждый лишний день, проведенный на этой недостойной его работе, крадет очередной бриллиант из короны его будущего величия.
Но надо было ждать и терпеть окружающих его ничтожных людишек, хотя больше всего ему хотелось высказать во всеуслышание все, что он думает о начальстве, о коллегах, о работе и о фирме в целом.

Он вернулся домой, распираемый нетерпением рассказать жене новости.
Квартира встретила его непривычной тишиной. Поначалу Гена не обратил внимания, весело окликнул жену и дочь, прошел в кухню, где ожидал найти семью. В кухне было пусто, тихо, холодно, не пахло привычно ужином. В комнате не бормотал телевизор, и даже кот не выбежал навстречу.
Гена, пока еще не тревожась, раздраженно подумал, что жена, как всегда, не дома, когда она ему нужна. Наверняка отправилась навестить родителей или еще куда, совершенно не заботясь о муже, целый день проведшем на работе и голодном.
Он нетерпеливо набрал номер жены.
“Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети,” - проникновенно сообщил механический голос.
Гена выругался. Сто раз говорил этой дуре, чтобы заряжала телефон своевременно, она же, как всегда, забыла поставить на зарядку, идиотка. Курица безмозглая.
Он набрал номер ее родителей.
“Але, - ответила теща, - Геночка, это ты? Как у вас дела?”
Гена мысленно проклял дуру-тещу тоже.
“Мама, не пора ли девочкам домой? - игриво спросил зять. - Ужинать время”.
Трубка помолчала.
“А… разве они не дома?” - осторожно осведомилась теща.
“А разве они не у вас?” - глупо спросил Гена.
“Нет, - голос тещи тревожно дрогнул, - как вы вчера уехали, так и не объявлялись. А что? Их нет дома? Может, пошли в магазин?”
“Конечно, они наверняка пошли в магазин, - как можно естественнее подтвердил Гена, - все хорошо, мама, не беспокойтесь”.
Он отключил тещу на полуслове и начал осматриваться.
Пустая и холодная кухня. Ни малейшего признака, что в ней готовили в последние несколько часов. Так-так.
Гена покружил по гостиной, включил новую сущность.
Сущность потянула его в спальню. Он открыл шкафы, выдвинул ящики, новая сущность, как нюхливая собака, безошибочно навела его на те ящики, где явно отсутствовала одежда. Одежда жены и дочери. Так-так.
Гена метнулся обратно в комнату, полез искать документы. Документов тоже не было.
Он кинулся в прихожую. Исчезла верхняя одежда, обувь. На обувной стойке он нашел выключенный телефон. Гена жадно включил его, вспоминая пароль, но телефон неожиданно засветился и потребовал сим-карту.
Гена вернулся в комнату с телефоном в руке, сел на стул и попытался осознать реальность.
А реальность была такова - от него сбежала жена и забрала с собой ребенка.
От него, от Гены, жена сбежала, как в дурацкой комедии, как в анекдоте, оставив его в пустой квартире и в дураках.
Гена в ярости швырнул телефон об пол, телефон спружинил от ковра, упал, Гена подобрал его, отнес в кухню и грохнул об плиточный пол вдребезги.

Стоя над разбитым телефоном, он прикрыл глаза, утихомирил ярость, которая только мешала ему сейчас, и расслабился. Ментальные щупы зашевелились, потянулись, принюхиваясь, пробуя воздух на вкус. Ему не нужно было зрение. Его вело совсем другое, безошибочное чувство.
Вся квартира была пронизана эманацией жены, то прозрачной, уже почти выветренной, то сладкой, сильной, как аромат пряных духов. Гена, поглаживая щупами следы, начал не спеша разматывать переплетения, узлы, клубки, сортируя, отбрасывая застарелые, выдохшиеся, отыскивая самые свежие. Его новая сущность пульсировала, выпуская щупы, как амеба выпускает ложноножки. Щупы скользили вдоль следов, тянули его в прихожую.
Теперь Гене не нужны были глаза, чтобы видеть, скорее, ему даже мешало человеческое зрение, - стоило чуть приоткрыть глаза и картина нового призрачного мира исчезала, - он видел только обстановку собственной квартиры. Но стоило закрыть глаза - и мир возвращался.
Так он и пошел с закрытыми глазами, со стороны выглядя, словно лунатик, уверенно шагающий во сне.

Открыв дверь, он нащупал свежий след, ведущий к лифту.
Гена спустился вниз, не выходя из подъезда, чтобы не привлекать постороннее внимание, протянул щупы наружу, - на него обрушился водопад ментальных запахов, перепутанных, переплетенных, закрученных в огромные клубки.
Гена ахнул, отпрянул, отдышался. Острожно принялся разматывать клубки, отбрасывая в сторону чужие, незнакомые эманации. Он очень быстро учился. Буквально через несколько минут уже понял, как сосредоточиться на нужном и пропускать мимо себя ненужное. Распотрошив и развеяв посторонние следы,  в путанице чужих запахов он отыскал эманацию жены, тоненькую золотистую ниточку, ухватил ее за кончик и заскользил, ускоряясь, по золотистой нитке, как по канатной дороге… но внезапно потерял след. След обрывался на границе тротуара. Гене показалось, что он бежал и с разбега споткнулся, полетел плашмя, грохнулся всем весом, животом, коленями, носом.
Это было так неожиданно и реально, что Гена чуть в самом деле не оступился с лестницы. Замахав руками и уцепившись за перила, он удержался на ногах, открыл глаза и непонимающе посмотрел на подъездную дверь, свежевыкрашенную в коричневый цвет. Если входить в новую сущность он уже научился, то обратный процесс пока что доставляет неудобства, подумал Гена.
Толкнув дверь, Гена вышел во двор. На лавочке сидели соседки, смотрели на него, поджав губки куриными жопками.
Гена еще только прикидывал, как бы завязать со старыми калошами разговор и навести их на то, что они видели и слышали, когда краем глаза заметил Розалию-Энцефалит, которая барражировала на расстоянии, явно стараясь привлечь его внимание.
Гена повернулся, улыбнулся сплетнице поощрительно.
Энцефалит немедленно приблизилась и принялась докладывать в лучших традициях стукачей: “Уехали. На такси! С чемоданом и котом, - Розалия замялась, - номер не запомнила, виновата. Адрес ваша супруга назвала, Центральный вокзал, главный вход. В отпуск поехали? - в глазах Энцефалита горело неистовое любопытство. - К морю, красота какая! Я вот тоже, бывало, ездила по путевке от профсоюза…”
“К морю, к морю, - подтвердил Гена, - куда же еще в отпуск ездить, если не к морю. Как здоровье, Розалия Федоровна? Спина не беспокоит? А нога?”
Энцефалит начала было рассказывать про боли в пояснице и “нога вот так выворачивается, еле хожу…”
Гена ее прервал: “Берегите себя, здоровье одно, дорогая Розалия Федоровна, к врачам обращайтесь своевременно”.
Одарив старуху этой мудростью, Гена развернулся и быстро ушел в подъезд.

Такси привезло его на вокзал. Расплатившись и дождавшись, пока таксист уедет, Гена отошел за парапет лестницы, в укромное место, где его не заметят занятые своими делами пассажиры, закрыл глаза и раскинул щупы. В этот раз все получилось легко и быстро - вторая сущность начала доминировать, и Гене это нравилось, вторая сущность была намного эффективнее первой. Она была эксклюзивной.
Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч запахов окружали его. Все они были источниками еды. Все разные: сладкие, горькие, гладкие, шершавые, приятные и нет, свежие, затхлые, юные, старые, всех цветов, всех степеней яркости, от сияющих до еле тлеющих, толстые, как канаты, и тонкие, как шелковинки. Но Гена искал свою золотистую ниточку в этом огромном стогу эманаций. Он тралил их вдоль и поперек, безошибочно ныряя в переплетениях чужих излучений, настороженно прислушиваясь, не зазудит ли под кожей, не даст ли толчок сверхчувство, настроенное на жену.
Он простоял не меньше двадцати минут, вызывая недоуменные взгляды тех, кто удосужился заметить странного мужчину в офисном костюме, погруженного в глубокую медитацию.
Все было бесполезно. Гена отсортировал тысячи и тысячи уникальных сущностей, но одной-единственной так и не нашел, словно след стерли, как стирают мокрой тряпкой меловые следы на школьной доске.

“Молодцы ребята, - сказал Васильич, - подчистили на совесть. Теперь он их потерял”.

Вернувшись домой, Гена подавил желание изрезать, изорвать, уничтожить вещи жены, сел и стал думать. Рассказать Ростиславу, попросить помощи в поисках? Нет, нельзя терять лицо. Он сам должен решить эту проблему. Найти и вернуть жену домой.

Ростислав, усмехаясь, наблюдал за внутренней борьбой Гены с самим собой.
“Поможем Генаше найти жену и дочку? - спросил с интересом Иммануил. - Сделаем доброе дело?”
“Нет, друг мой Иммануил, - ответил Ростислав, - помогать мы ему не станем. Я так не планировал, но раз судьба дарит такой подарок, грех его не использовать.  Скажи мне, друг мой, какая земная страсть самая сильная? А?”
Вопрос был риторический. Иммануил промолчал.
“Месть! - сам себе ответил Ростислав. - Самое страстное желание - желание отомстить. Особенно, когда обидели, посмеялись и сделали из тебя идиота. Все прекрасно совпало, друг мой. Чтобы отомстить, Гена согласится на что угодно. А как изящно получится! Мы предоставим ему все возможности для изысканной и красивой мести, он все сделает сам, это будет блестящим началом его карьеры. - Ростислав радостно засмеялся. - Все получается гораздо лучше, чем я думал”.
Иммануил задумчиво покачал головой.
“А тебе не кажется, что Генаша не совсем стабилен? Не всегда способен управлять своими страстями? Не будет проблем с этой стороны?”
Ростислав только рукой махнул: “Он очень разумный и расчетливый тип, поверь мне. Я его хорошо изучил”.
“Что ж, тебе виднее, - сказал Иммануил с сомнением, - тебе виднее. Когда ты планируешь переход?”
Ростислав несколько раз сжал и разжал гибкие не по-человечески пальцы: “Скоро. У меня еще одно дельце не закончено. Доведу его до конца и тогда все обставим красиво. Не каждый день такой кадет переходит, второпях не надо, надо, чтобы ничего не отвлекало”.