334
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
НЕВСКАЯ БИТВА
…«Придоша свеи в силе велице и мурмане и сумь и емь в короблях множество
много зело.
Свеи с князем и с пискупы своими и сташа в Неве устье Ижоры, хотяче воспри-
яти в Ладогу, просто же реку и Новгород и всю область Новгородскую…
…приде бо весть в Новгород, яко свеи идид к Ладозе:
князь же Олександр не умедли ни мало с новгородцы и ладожанами и приде на
ня и победи я силою. 15 июля…
И ту бысть велика сеча свеем, и ту убиен бысть воевода их, Спиридон, а инсеи
Творяху яко и пискуп убъен бысть, ту же и множество много их паде и накладше
корабля два вятших муж, прежде себе пустиша и к морю, а прок их ископавши
яму вместиша в ню без числа,а инии мнози язвьни быша: в ту нощь не дождавши
света понедельника, посрамлени отъидоша.
Новгородец же тут паде: Константин Луготинец, Гюрята Пенишинеч, Намест
Рочило Нездилов сын кожевника, а всех 20 муж с ладожанами…»
Из полного собрания русских летописей. Т-3.
4.Новгородски летописи.
Яркий диск солнца, появившегося на горизонте, заслонил слоистые пасмурные облака.
Вот, вот заморосит промозглый нудный дождик. На широком волжском просторе поднялись высокие волны, гонимые степным ветром.
Двенадцатый день гребцы на буксирующих лодках, борются с встречным течением ради того, чтобы скорее добраться до родных мест. Изнуренные и усталые гребцы с каждым днем становятся мрачнее и раздраженнее. Они с опаской следят за медленно плыущей неповоротливой ладьей, где лежит их любимый князь, с каждым часом , угосая.
-Лик князя содеялся мертвенным, не выдюжить… Успеем ли довезти? – в пол голоса проговорил напередней лодке, молодой гребец. Никто из товарищей ему не откликнулся.
335
-Яков, торопи гребцов князю ноне хуже стало… - шептала приблизившаяся к Якову, на корме Рада. – Господи, хоть бы успеть… Видно запогодится, надобно запастись сухими дровами.
-Добре. Ступай к князю, а я тут управлюсь… Сил то у него много, полагаю ишо потягнет.
Опечаленная Рада , потупила голову, медлила с отходом в палатку.
-Рада,- послышался голос Александра из шатра.
-Ой!- спохватилась Рада. – Княже я туто,- отозвалась она и тотчас скрылась за дверной шторой.
-Што княже? – спросила она входя с готовностью исполнить желаемое.
-Лихо мне, Рада… - пожаловался Александр, ища сердечного сочувствия, - не дотянуть мне до дому…
-Крепись Ярославич…, сколь бед перенес в своей жизни, ворогов бил и с ханом кумыс пил. Домой вернешься – оправишься…
-Вот кумыс-то видно из льстивых ханских рук во всем и повинен. Правда огаваривать по напрасну грех…батюшку того явно Туракина – ханша отравила, на шестой день и умер. Да и занедюжил там же тотчас как принял чашу с кумысом…
А у меня иное… сколь впроголодь, в поездках, пришлось бывать, всякого лиха перенесено…
Снаружи, отодвинув шторку, Яков просунув голову, спросил:
-Не потребно ль што, Ярославич?
-Войди, Яков, поседь, - попросил Невский.
Полочанин неторопливо вошел, примостился с краю на скамейке.
Он замечал,в последнее время князь был к нему особо предупредительно вежлив. На этот раз он встретил его также теплым пристальным взглядом.
Захарка еще спал на своем месте и Яков сидел рядом с Радой. Александр переводил внимательный взор с Рады на Якова и обратно. Видно, как он борясь с недугом, втайне любовался ими, завидовал доброй завистью или хотел сказать что-то важное.
-Рада, подложь повыше подушку,- попросил он.
Рада тотчас исполнила просьбу князя.
Теперь Александр полулежал на кипе подушек, вдохнув полной грудью, сказал:
-Яков, я припоминаю о тебе, когда впервые услышав имя твое от Ратмира и встречу в Речанях. И как красиво ты ехал тогда на моем Соколе до Торопца, потом как
336
ты неведь откуда взялси на Неве, оберегал на Чуде-озере и Торопецкой битве, в походе на финнов, и все поездки на поклон к ордынцам, всюду ты был рядом со мной. Но и до сих пор я не домыслю, любил ли ты кого в жизни так как нас с Брячиславной?...
Повернулся Яков к Раде, с явной потребностью сочувствия и внимания, заговорил:
-Правду, Ярославич молвит… была у меня одна любовь и ту он силой отнял…
-Кого же я отнял у тебя,- чуть оскаблившись спросил князь, уж не Брячиславну ли?
Яков решительно подняв голову, вздохнув, пристально посмотрел прям в глаза князю, выдохнул:
-Да, князь…
Александр оживился, захотел за откровение отплатить откровением; загадочно спросил:
-А ведаешь ли кого я тогда любил, когда брал в супруги Брячиславну?
-Кого же? – заинтересовался Яков.
-А вот её. – Кивнув на Раду.- У меня хан Батыга отнял силой Раду, меня насильно женили на Брячиславне… Так кого же винить нашей беде? Ты винишь меня, а я Батыгу. Вот тут и разберись…
Яков отрешенно потупив голову, продолжал:
-Нет Ярославич, ноне я домыслил, ты не повинен предо мной.
Ежели ты не женился бы на княжне, все едино её отдали бы за иншего кого-либо из князей, толь не за меня. Кто я был? Раб кметь.
-Яков, неужто ты любил Брячиславну? – наконец спохватилась Рада.
В ней на миг вспыхнули, то ли волна женской поздней ревности, не открывающейся перед ней до сих пор, то ли сочувствие страждущей, всю жизнь как и она, родственной души.
-Да… как брат сестру,- признался Яков,- мы с детства росли вместе… Пусть изрекет князь, я чист перед ним и своей совестью и честью… Потом его полюбил более нежели её самую, оберегал обоих, служил всей душой перед людьми и Богом.
-А я не ведала, Яков што ты такой страдалец…
Смотря на Раду, Яков смутился перед ней будто невинная девица, поднялся, хотел уйти.
Но Александр глазами повелевал обратно сесть.
337
-Яков, не таи от меня, зрю Рада люба тебе. И я покойно предстану пред престолом Господнем коли проведаю, што отныне вы станетевместе тяжелую ношу нести. И мы с тобою замиримся… Я у тебя отнял Брячиславну, а ноне по доброй воле отдаю взамен тебе Раду.
Рада смутилась и не дала договорить Александру.
-Ярославич, до того ли ноне? Дозволь мне не отходить от тебя, отгоняй черные смертные мысли, ты пересилишь недуг, и Бог даст встанешь с одра болезни… и я стану служить тебе.
-Нет, Рада, не утешай меня, дайте слово,- с сделав паузу, выжидающе посмотрел на Якова.
-Я не прочь Ярославич,… так она же, жить в миру не пожелает,- неуверенно проговорил, вопрошающе посматривая на Раду.
-Я боюсь… после стольких скитаний, огрубело сердце мое, деля мирской жизни,- затем подняв голову на Якова, призналась,- Яков мил мне…
-Вот и добре,- облегченно вздохнув,- добаавил,- Спасибо, Рада,- Невский откинулся на подушки, Потом помедлив, успокоившись, начал.
-Рада, сказывай што было с тобой отразу после полона? Каждый раз, когда речь заходила о долгих мытарствах в ордынском плену для Рады те воспоминания становились тягостной и невыносимой пыткой. Она вся сжималась в комок, русские слова путала с монгольскими, а под конец тревожная повесть заканчивалась слезами.
-Я уж сказывала, как полонил меня Уловча на Серегере, потом я его узнала этого идола при ставке Хана. А вот как дошли до меня вести о твоей женитьбе на полоцкой княжне, я те аще не сказывала. Лихо обиделась на тебя тогда…
-Пошто?
-По то, што из памяти своей меня так скоро выбросил, запамятовал. А потом простила, поняла, знать была судьба моя згинуть в татарской неволе… Тогда же до меня дошла весть о Невской битве… Но опрежь я все хотела изничтожить себя. Всю дорогу до низа волги-это ноне Сарай-Бату, а тогда было стойбище караван-сарай, то потом выстроили город.
Александр по мере рассказа следовал за Радой и чудом своего воображения её слова превращал в живые события движущие перед ним.
Вот он видит, какеё везутполоненную под надзором жен хана Бату, то в передвижных юртах на колесах, то переправляют на большом плоту через широкую и
338
глубоководную Волгу. А когда она пытается лишить себя жизни в волнах реки, косоглазый воин-монгол, управляющий плотом, проницательно следящий за ней, предугадал её мысли заранее держал наготове возле себя аркан, и в тот момент, когда Рада бросившись в волны, вынырнула на мнгновение на поверхность, вытолкнутая водой, чтобы навсегда скрыться в пучине вод, успел заарканить и выволочь за растрепанную мокрую косу обратно на плот и связать её.
Теперь, по ходу рассказа видение сменились и Александр видит Раду в другой обстановке.
Около строящегося города, расположилась походная ставка хана Бату. Подобных становищ он видел множество во время предшествующих поездок в далекую Монголию и улус Джучу- Золотую Орду.
Вокруг ханского шатра раскинулись юрты его родственников, жен, приближенных. Тут же стоит юрта его шесидесятилетней матери Уки-Фуджинь- хатунь. А неподалеку установлена простая юрта – девичник. Здесь около двух десятков русских полонянок, отобранные, лучшие из лучших и под особым наблюдением содержались для отправки их в подарок Великому хану – в Каракорум.
В юрту вошла к девицам высокомерная старая ханша и стала по выбору подзывать к себе поочередно девушек тщательно и вульгарно осматривая каждую в отдельности.
Перебрав с десяток девушек, видимо она не находила подходящей, брезгливо отталкивала их от себя в другую сторону.
Затем, подняв голову, внимательно оглядела всех остальных, отабунившихся в углу, указала пальцем на Раду. Она поняла, что Уки-Фудьжинь зовет ее к себе, но Рада замешкалась.
Тогда пожилая слуга-монголка подскочила к ней и пренебрежительно дернула за рукав, подвела к ханше.
Робкая и застенчивая Рада послушно исполняла все, требовала Уки-Фуджинь. Первым делом ханша небрежно подняла подбородок, посмотрела в лицо и глаза, отвернула поочередно нижнее и верхнее веко, легонько нажала на глазное яблоко, заставила открыть рот, провела пальцем по носу, цел ли хрящ – не больна ли венерической болезнью, ощупала на руках и бедрах мускулатуру, особо тщательно обследовала девичьи груди, затем повернув её от себя завернула подол платья, выше колен и, наконец хлопнув одобрительно ладонью по заду, велела следовать за собой.
С того временив течении семи лет Рада прислуживала старой ханше в Сарай-Бату.
339
Как обычно у входа в юрту Ханши постоянно стояли по два вооруженных воина. Сама внутренность юрты разделена на две отдельные части – переднюю и прихожую, отделенную суконной ширмой.
В один из дней к юрте ханши подошли два человека, сотник монгол, в котором узнаем начальника сотни Уловчу, ппленившего на Селегере Раду. Он шел впереди. А за ним следовал пожилой русский человек, имеющий большое сходство с Владимирским мастером Костой, дядей Савки.
Войдя в приемную ханши, Уловчий поклонился ей до земли и приблизился по расшитому ковру к трону, на подушках которого восседала богато убранная Уки-Фудьжин, подал ей перстень.
Пока ханша примеряла перстень Рада робко выглянула из-за боковой занавески. Ей показалось лицо монгола, стоящего к ней в профиль, настолько знакомым и отвратительным, вспомнив событиясвязанные с ним на Селегере, вдруг вздрогнула и отстранилась. Облик прошедшего мимо, настолько поразил сходством с тем, кто её полонил на поле Залучья, кто хлестал плетью и зверем наваливался на неё, брызгая слюной в лицо, дыша и обдавая зловонным запахом кислой овчины и пота.
Рада, взяв себя в руки, обратила внимание на русского, который тоже успев взглянуть на неё,догадываясь что она тоже русская полонянка и, стоя в ожидании пока его позовут к ханше, раздумывал, как начать разговор.
В это время Уловча строго следил за ханшей, которая примеряла перстень, оказавшийся не в меру свободным и подходил ни на один палец на руке, с укором посмотрела на услужливого сотника, возведенного, после похода на Русь, в нукеры.
Тот в оправдание своей оплошности, что-то сказал ханше, вернулся в прихожую дернув сердито за рукав мастера, подтолкнув его вперед, указывая пройти к ханше. Повелительница протянула руку русскому ювелиру и на растопыренных пальцах ещё раз продемонстрировала перед ним, что перстень ей слишком велик.
Мастер Кузьма сразу понял чего Уловчаи ханша добиваются от него, согласно закивал головой.
-Добре, добре великая княгиня, то мы враз содеем… завтра же, - и поклонился ей.
Уловча подал знак мастеру, чтобы тот вышел в прихожую.
Пока ханша снимала перстень с пальца и возвращала нукеру, а тот в свою очередь аккуратно завертывал дорогую вещицу в чистую тряпочку и клал за пазуху и расклани-
340
вался, мастер улучив минуту спросил Раду:
-Полонянка?
-Да,- обрадовалась она, услышав родную речь.
-Откуда?
-Из Торжка…
-Разумишь ли по ихнему? Поведь своей госпоже, заутро перстень в это время принесем. Будет вокурат.. Я мастер золотарь.
-Нет ишо не разумею…
-А меня захватили в Киеве, - поспешно торопливо сообщал о себе Кузьма, как можно больше, - но я из Новгорода…
-Из Новгорода?- переспросила Рада, ещё более обрадовавшись.
-Да, - подтвердил мастер, и только хотел что-то спросить о чем-то Раду, как вернулся сотник, не дал больше разговаривать, презрительно посмотрел на Раду.
Уничтожающий молниеносный взгляд Уловчи, пронзил сердце Рады. После смутного, еще неуверенного узнавания наконец она признала в нем того, кто решил её судьбу на Селигере. «Он! Он! – шептала она в исступлении про себя.
--ХХХХ--
Назавтра, хоть ей не хотелось видеть ненавистного Уловчу, Рада невольно поджидала мастера золотых дел. Ей не терпелось перемолвиться с ним родным понятным словом, узнать что либо о Родине, о Новгороде, о князе Александре.
Время клонилось за полдень, когда она за чем-то загадав, уж не в первый раз выскочила из юрты, вдруг увидела приближающихся со стороны вчерашних гостей.
Переодетая Рада во всё татарское, надеялась в тайне что её сотник не признает, а хотя и узнал – теперь она под защитой всесильной ханши, решилась встретить в прихожей.
Как только вошел к ханше на доклад один из телохранителей о прибытии Уловчи, Рада делая независимый вид, будто бы её не касается, что делается вокруг – она здесь хозяйка, начала перестилать один из половых ковров, рассчитав свои действия так, что во время следования мимо сотника, нарочито отвернулась.
Лишь уловчий миновал Раду, как она круто повернулась к мастеру, кивнув приветствовала её. Кузьма не растерялся, на ходу спросил:
-Как зовут?
-Рада, я дочь посадника Иванка.
341
В это время сотник подал предостерегающий знак мастеру остановиться и, приложив палец к устам, велел замолчать, а сам высоко поднял ногу через порог, чтобы не зацепить-ибо за этим строго смотрел стражник – воин, шагнул в переднюю.
-Знаю, твого батюшку,- шепнул мастер.
-А тебя? – спросила Рада.
-Кузьмой. Я ишо три седьмицы яко туто. Киев наш изничтожили огнем окаянные…
-Што чутко о Новгороде и князе? – торопилась Рада узнать главные новости.
-Был слух от купцов, князь Александр Ярославич разбил свеев на Неве. А отец его Ярослав княжил в позапрошлом лете у нас в Киеве, а ноне сказывают Великий стол во Володимире держит. Из-за ковровой ширмы показалась голова Уловчи и он позвал Кузьму к Ханше.
Великая госпожа сидела, как и вчера на тронном кресле и любовалась переливающимся разными цветами бриллиантовым камнем на перстне, который красовался среди остальных трех посаженных на пальцы, правой руки.
-Дзе, дзе - /хорошо, хорошо/ говорила она, одобрительно кивая головой, смотря в сторону Кузьмы.
Вызвав, хлопаньем в ладоши старшую служку велела поднести гостям кумысу.
Пожилая монголка-слуга торопливо скрылась за боковой шторкой и тотчас вернулась с двумя чашами напитка на серебряном подносе, покорно предстала перед повелительницей.
Уки-Фудьжинь знаком служанке велела вновь наполнить пиалы.
Но Кузьма отказался, попросив разрешения выйти:
-Там урусутка, - показывая на прихожую, изъяснялся он ханше и сотнику.
-А… Радэ ясырка –догадалась ханша подтверждая кивком головы, давала согласие на выход мастеру, что-то при этом сказала на своём языке.
Золотых дел мастер понял, что ханша разрешила быть свободными, посмотрев на Уловчу, который уже жадно заглатывает содержимое второй чаши хмельного напитка, задом выдвинулся за ширму.
А поджидавшая Рада, с трепещущей радостью встречала его у выхода.
-Дозволили поговорить…- выдохнул Кузьма. – А ты бывала в Новгороде? - спросил он тотчас же.
-Бывала, бывала. Даже жили. Тамо и мати моя умерла и захоронена…
342
-Случаем не чула ль о золотых мастерах Косте и Братиле?
Князь Ярослав сказывал брат мой Братила умер, а жона его Софья вышла замуж за посадника Степана Твердиславича. Да она была и в самом деле така ладна. А вот у них был сынок Савка. Где он што с ним не ведомо. Косту, середнего братуху того во Володимер взяли ишо при князе Мстиславе-Удатном. И тож опосля татарского погрома судьба его не ведома…
-Савка, сказываешь? Не тот ли, што к князю Александру в голодный год с серебряной чарой приходил за хлебом? А потом я его зрела при князе дружинником состоял… Мати ж его, ужо супружница посадника при вокняжении князя подносила у святой Софьи тот кубок с медом.
-Так то и ести сынок братана покойного… Слава Богу жив племяш.
Затем Кузьма помедлив, и как бы уж спохватившись продолжал сообщать новости:
-Аще слух доходил до Киева, князь Олександр оженилси на Полоцкой княжне Брячиславне…
-Все ж оженился? – вдруг вспыхнув, спросила Рада, и тотчас сникла.
-Да… слухи идут через везде сущих купцов, ить Новгород татары миновали, - ничего не подозревая, утверждал Кузьма, словно масло подливая в огонь.
-Так он же меня хотел !? … - невольно вырвалось у неё.
-Тебя? – спохватился мастер, и поняв что проговорился, оправдываясь, продолжал утешать её.
-Так видно он дозналси, што тебя полонили….вот и оженился.
-Дядя Кузьма, - страстно заговорила Рада, - помоги на Русь бежать!...
-Што ты, милая, - и покосившись на ширму прикрывающую вход в обиталище ханши, отговаривал, - отсюда не можно… Видно наша с тобой судьба и костыньки свои туто сложити… Слушайси госпожу свою. Она видно великую силу имеет. Вн стража вокруг её так и крутиться…
-Нет сил моих более, дядя Кузьма… Решусь жизни…
-Потерпи, милая… мне тож не сладкая доля досталась…
жену и двее детей загубили кровопийцы, шептал мастер.
--ХХХ---
После свадьбы Александра Ярославича прошел год.
От купцов и других людей все чаще Новгородский князь получал тревожные вести о сборе немецких рыцарей на Русь. А меж тем слухи были достоверными.
343
Ливонцы лелеяли мечту издавна завладеть порубежными городами Псковом и Новгородом. До нашествия татаро-монгол новгородцы были не одинокими. На защиту исконных великорусских городов выступала одновременно вся Русь. Ныне лишь два города остались подобно маякам на море, без поддержки. Это хорошо знали враги.
Такими безвыходными обстоятельствами и мечтали воспользоваться главари Тевтонского Ордена, обосновавшегося в Риге.
Миссионеры- католики, тайные соглядтаи Ордена всех мастей, под видом бродячих нищенствующих монахов-проповедников, беспрепятственно путешествовали по Руси до самого Новгорода.
Это и заставило Александра Ярославича предпринять меры предосторожности по укреплению своих рубежей.
Издревле порубежным спорным городом считался Изборск, который много раз переходил из рук в руки.
Посоветовавшись с Фёдором Даниловичем и предварительно побывал в Изборске, Пскове и на реке Шелоне, князь Александр, решил в первую очередь восстановить разрушенную ранее Изборскую крепость и одновременно построить новую резервную на реке Шелони, между Новгородом и Псковом, Порховскую.
По замыслу Александра Ярославича Шелонская крепость должна была послужить надежным щитом от немецких и литовских набегов Великий Новгород.
В конце июня 1240 года обоз, состоящий из полутора сотен подвод и около тысячи плотников, землекопов и воинов, после полудня вышел из Новгорода по Псковскому тракту.
К вечеру того же дня Александр решил выехать вслед обозу. Прежде чем покинуть город, он заскочил на Городище, проститься с молодой княгиней.
Брячиславна, став Новгородской княгиней не изменила своей набожности. И теперь Александр супругу застал за молитвой. По стремительной походке она узнавала, приближающегося к её келье мужа ещё в сенях. Александр, лишь открыл дверь, как она бросив молиться кинулась навстречу.
-И знов уезжаешь? На долго ли? – заглядывая ему в глаза, спросила Брячиславна.
-Не ведаю… Вот построим крепость, Бог даст и вернусь, - холодно ответил Александр.
-Саша, смутно мне одинокой, яко перст,- с оттенком детской потребности ласки,
344
проговорила она.
-Когда станет невмоготу, помолись и все пройдет,- сказал в тон жене Александр.
-Молюсь… Не проходит… сердешное тоскует по тебе…
-Ну тогда поменьше молись, за хозяйством приглядывай…
-Саша, негодна я тебе. Не под стать…
-Чем же не под стать? Опомнись княгиня, уж коли нас отцы обручили, надобно крепиться…
-Пусти меня в монастырь…
-Што ты удумала? Не рано ли? И указывая на полнеющий живот супруги напомнил,- а вот дите как же? И чем не люб я тебе? Али не угодил? Али обидел чем?
-Саша, не сказывай того, лепей не сыскати во всем белом свете. Тако я для тебя неудалая…
-Удалая, удалая…
-Куда же едешь ноне?
-На Шелони укрепления возводим… а тамо и до Изборска доеду-осмотрю што содеяли тамо… Толь никому не сказывай того… Ежели што потребно станет, обращайся к Фёдору Даниловичу.
-А когда же тебе срок от бремени освободитися?
-Недели через три мыслю…
-Добре, коли сына принесешь, примет няня-ключница…
-А ежели дочь?- подозрительно подхватила мысль мужа Брячиславна.
-То Васька Булай,- иронически выпалил князь.
-Саша, пошто насмехаисси, - с обидой произнесла княгиня,- рази ш я вольна в том?
-А чула, што Буслай учудил?- осознав оплошную шутку, Александр повел отвлеченный разговор.
-Не чула, а што?...
-Пришел как то ко мне, просит отпустить учиться гончарному ремеслу. Говорю ему, учись мечи ковать. Нет, настоял на своём, рекет толь горшки стану лепить, то дело доходное. Ноне сробив-завтра на торг, зришь и серебро и брага. Ну отпустил. А третьего дни встречает на Ярославовом дворе его мать Амелфа Тиофеевна жалобиться:
« Ярославич, Васенька то мой опятьу чудил беду… Три недели учился горшки лепить и
што содеял, то все и побил… дескать што-то не получилось и давай месить.
345
Ведать надобно, так и сказывала, на десять гривен убытку хозяину сотворил.
-К чому ты мне про то рекешь? Ежели дочку принесу, топовитухой пусть станет Буслай и содеет тож с дитем што и с горшками?
-Я не о том, княгиня…
-Нет, Саша, чует сердешное, у нас первенец буде сын.
-Спасибо!- и поцеловал княгиню,- Будь здрава! Черные мысли выкинь из головы и сердца…
-Добрый путь тебе! Стану ждать в добром здравии, можа к тому времени и опростаюсь…А коли што прости… не поминай лихом.
-Вот и добре!... А прощение просить не за што, ишо не провинилась.
--ХХХХ--
Александра на Шелонь сопровождали только Мишка и Ратмирка. Переехав Волховский мост, князь обратился к Ратмиру:
-Ратмир, а пошто ты изъявил желание остаться при мне? Уж коли нужда приключилась бы гонца с вастью послал бы к отцу во Владимир, и без тебя путь-дорогу добре ведает и Сбыслав Якунович.
-Я сам пожелал при тебе остаться, благо родители нашлись… В след князю по мосту мчался галопом какой-то всадник на вороном коне. Лошадиный топот по бревенчатому тесаному настилу первым услышал Мишка, обернулся:
-Ярославич, нияк Буслай вдогон идет?
Князь оглянулся, придержал коня.
Васька подъехав, отер рукавом пот, проговорил:
-Ну слава Богу, нагнал-таки… Будь здрав, Ярославич!
-Здравствуй, Вася! Какая нужда те заставила тако спешно меня нагонять? Уж не горшки ли хочешь чтобы я огулом скупил?
-Уж все проведал через мати. А ноне шутковать вздумал… Лепей возьми с собой на Шелонь…
-И ты уж проведал што на Шелонь едем… Не хотел брать…
-Пошто, Ярославич, нешто я те не угодил?
-Боюсь Вася и там горшки померещутся-месить станешь…
-Не стану.
-Там на воле горшкоф нет, плотничать с Фомкой буду. А у гончара душно, посуду обжигать, простору душе нету…
346
-Ну ладно, поедем, - и тронул коня.
Проезжая мимо храма святой Софии вдруг заметил как из малых ворот ограды, вынырнул высокий рыжеволосый, в черной монашеской сутане, с коротким мечом-палашом на поясе, мужчина.
Он круто обернулся, перекрестился на храм, узнав проезжающего мимо князя, низко поклонился.
Александр Ярославич тотчас в чужом, узнал Пелгусия, который за прошедших десять лет, почти не изменился.
-Никак ижорянин к нам пожаловал?- сравнявшись с Пелгусием, и удвленный его появлением в Новгороде, придерживая лошадь, спросил Александр.
-Да я с Ижоры, откуда князь меня знайт?
-Помню, яко на суде ты просил моего батюшку помиловать злодеев-поджигов, тех што сожгли немецкий корабль с хлебом…
Правда князь, с той поры я в Новгород один раз была… Обет дано была, молиться приходил. А ныне тот купец опять карабри привел Новгород…
-С чем же они пожаловали к нам?
-Сукна, секиры привез.
-Топоры, рекешь? То нам кстати… А што на Неве там у вас тихо? Свеи али фины часом не балуют?
-Пока нет… А бродяг сумнительных, монахов-латинян много пытают как добраться до Нова города… А на днях четыре лодьи ехал по Неве все вглядывался в наш берег…
-Михайло,- вдруг обратился князь к телохранителю, прервал разговор с ижорянином,- поезжай назад, потом нагонишь, вели моим именем Данилычу скупить все секиры у немецких гостей и пусть их шлет туда…- не назвав прямо место назначения, из-за предосторожности.
-Добре, Ярославич передам твой наказ Федору Данилычу.
И Мишка круто развернул коня и хотел поехать обратно, как князь остановил его:
-Пожди Михайло…
-Кажись тебя зовут Пелгусием? – обратился вновь Александр к ижорянину.
-Да, Пелгус по нашему, а крещеный по вере христове Филиппом.
-Так вот дядя Пелгусий, не согласен ли ты служить Новгороду верой и правдою? Платить отменно серебром стану.
-Я христианин, хлеб добываю на земле русской. Служить тебе почитай буду за великий честь.
-То добре. Подбери с десяток молодцов и будь старшим стражником побережья Усть-Нево и Ладоги от иноземцев. А коль што заподозришь, оповещай меня.
-Спасибо, княже за доверие… Каждый исход полнолуния стану докладывай князю в Новгород,- сказал и поклонился Пелгусий.
-Михайло, проводи дядю Пелгусия к Данилычу, и поведь дядьке Акиму пусть ему для начала даст двадцать гривен серебра.
И повернувшись к ижорянину добавил:
347
-Ноне мне недосуг, а коли придешь в иной раз, обговорим дело попорядку.
--ХХХХ—
На правом берегу Шелони, там где река делает поворот, в излучине идет строительство деревянной крепости. Неподалеку через реку перекинут мост, по которому движутся занятые строительством люди, везут бревна.
Все сооружения строящейся внутри крепости, обносятся высокой деревянной стеной. А со стороны суши окапывают глубоким рвом.
На фоне строящего остова крепостной стены, Никита вырубает угол, а Фома поддерживает это же бревно. С топором в руках со стороны подходит Буслай и садится на рядом лежащее, неошкуренное бревно, рукавом отирает со лба пот.
-Ну и жара! Фомка, не пора ли на обед людей окликать… Жаль рот смочить не чем… Што ни реки, а скуп наш Ярославич. Ни тебе заморского вина, ни медов стоялых… Да хошь бы якой захудалый ковш браги…
-Ладно тебе Вася, вон в Шелоне примочки вдоволь, пей сколь душе угодно.- ответствует ему побратим.
-То пей сам.
-Я не о том,- хитро подмигнул незаметно Фома Буслаю, - Никита,ты мыслишь жениться на Ульянице?
-А те што за дело? – грубо огрызнулся Никита, и подняв топор над головой, с укором взглянув на Фому.
-Да мне што, вот Буслаю не терпитца… Амелфа Тимофеевна давно велит засылать сватов к Ульянице… Такой наикрашный товар позря пропадает…
-По якому такому праву он удумал засылать сватов?
-Да по такому, - догадавшись, что Фома хочет разыграть Никиту, начал упорно поддерживать побратима Буслай, - ты не женился, а мне захотелось погулять на свадьбе твоей, али на своей, всё едино…
-Мыслишь приглашу?
-Я и без твого зову приду…
-На то ести дубина… Придешь без приглашения-не получишь угощенья.
-Э милай, дубина о двух концах…
Из-за угла показался Ратмир. Он остановился поодаль, прислушиваясь к разговору Буслаевской компании, одновременно кого-то выискивая на стройке.
-Так што Никишка, шли наказ свому хозяину-колчужнику пока не поздно, - продолжал подтрунивать Фома, - Завтра Гаврила Олексич едет за съестными припа- сами в Новгород, вот и вели через него Игнату к свадьбе готовиться, пока мы туто крепость строим.
А то сказывают опять немецкий купец Кинт приехал за кольчугами к нему. Ну, а тому душепродавцу и верить не след. Он и Ульяницу твою заодно с кольчугами откупить сможет. Слух давно идеть по городу будто бы он за сына свого сватает её. Да гляди того и сам ишо не откажет поживиться… Велик Господь Бог будет ежели не увезеть твою Ульяницу в неметчину…
Ничего не ответил пересмешникам Никита. Лишь скрипнув зубами и одарил из под лобья ненавистным взором и горячей стал орудовать топором. Видно злая шутка попала в цель, поверил зубоскалам Никита.
Завидя подходящего ближе к Никите Ратмира, Буслай нехотя встал, ухмыльнулся и отошел к следующему бревну, начал снимать кору.
Ратмир подошел сзади работающего Никиты, тронув его за плечо, вполголоса участливо заговорил:
-А што Никитка, они дело говорят. В день нашего отъезда из города, Пелгусий-
348
-ижорянин сказывал, купцов немецких в Новгород привел…
-А хто тот Пелгусий? – с тревогой спросил Никита.
-Отныне его князь старшим стражником на Усть-Нево поставил.
А доныне он проводил карабли купцов с Ладоги по Волхову к нам в Новгород…
-Ну и што?
-А то, коли купец и сам деле вздумает завладеть девицей, денег у него достанет… откупит её у кольчужника и вся недолга.
А Игнат жадюга до серебра и золота.
-Пожалуй, ты взаправду рекешь может статься такое. Вот коли б князя упросить… он сам сказывал Ульянице, всем Новгородом будем свадебную кашу чинить, а видно запамятовал…
-И отозвав его в сторону, стал упрашивать:
-Подмогни мне Ратмирка… я не письменный. Напиши бересто Ульянице..
-Добре, ввечеру напишем, а вы туто не зрели князя? Мишка секиры привез из города.
-Ярославич крутился туто с утра, видно на повал подалси.
- - - - -
Ночь. В стороне от крепости разведен костер.
У костра, на обрубке доски положенной на колени, Ратмирка старательно пишет на бересте костяной палочкой. Рядом, сосредоточенно следя за каждым движением руки пишущего, выводящего букву за буквой, слово за словом, на корточках сидел Никита.
-«От Никиты к Ульянице», написал?- спросил Никита диктуя Ратмиру.
-Написал, а далее?- повернул голову к Никите вопросительно Ратмир.
-Якож далее?- вслух засомневался Никита, озабоченно почесывая за ухом,-
а ежели тако прямо и поостеречь её: «Ульяница не вздумай соглашатися в неметчину с купцом уехати»…
-Нет, не гоже тако,- противоречил Ратмир.
-Ну тогда впрямь и пиши: «Пойди за меня. Я тебе хочу, а ты мене,. А на то свидетель Игнат.»
Ратмир долго пишет и отдает письмо Никите.
-Вот тако, толь упроси Олексича шоб из рук в руки вотдал Ульянице.
-Добре, я упрошу его,- с радостью соглашается Никита, принимая сердечный совет от друга.
--ХХХХ--
Немецкий купец Кинт открывая в торговых рядах свой лабаз, сторожко оглянулся по сторонам. На торгу еще мало людей. И когда он выносит первый тюк зеленого сукна и кладет его на прилавок, к нему подходит монах в черной накидке с белым нашитым крестом на спине и всамделишным золотым крестом на груди.
Остановившись с противоположной стороны, Андрей Вельвен, подозвал к себе купца Иоганна, тихо через прилавок на немецком языке заговорил:
-Господин Кинт, кому из вас сподручнее проводить меня к князю, тебе или Генриху Гооту?
-Святой отец, -начал изворачиваться Кинт, - не сподручно мне. Гоот у них имеет много чести. Он этот город от голодной смерти спас, ему и след тебя провожать, а я не то…
К прилавку Кинта уже спешил старый друг купца Игнат-Кольчужник.
Вельвен, заметив устремившегося знатного мастера к ним, недовольно бросив своему соотечественнику:-
-Гут-,. и отошел к лобазу Генриха Гоота.
349
К этому времении на прилавках Гоота появились секиры, отлитые куски бронзы и меди, прокованное железо, сукна разных цветов и жемчужные поделки.
Переодетый в монашескую сутану, главарь Тевтонского Ордена Андрей Вельвен, средних лет мужчина, как не маскировал свое лицо в одежду святого отца, выглядел здоровяком. Чистокровный прусак, высокого роста, движения расчитаны, взгляд внимательный, расторопен и обаятелелен. Приблизившись к Гооту, зная что ему доподлинно известно с кем имеет дело, не скрывая себя и дальнейших планов, ему велит:
-После полудня проведешь меня к князю, а лучше вначале к княгине. Мне надо говорить с ней о вере. Есть слухи полочанка излишне набожна. Не плохо бы её переманить и окрестить в нашу католическую веру.
-Отец святой, в этом я тебе не помощник…
-Как же так, ты известен всему городу, как их спаситель от голодной смерти?
-Да это так. Но я плохо сведущ в святой вере… Призвание мое - торговля, а что касается княз, то мне являться к нему никагого нет дела…
Вельвен, раздражаясь чувствуя упрямство соплеменника, оглянулся для предосторожности, и ни кого не видя поблизости, горячо заговорил:
-Гоот, помнить надо, мы с тобой соотечественники на чужой земле, братья по вере. У нас одно дело, одна цель – завладеть Русью, покорить еретеков словом, освятить истинной Христовой верой, а ежели потребуется то крестить будем огнем и мечом…
-Хорошо, я проведу тебя до княжеских хором, а там делай, как заблаго-рассудится…
-Гут! - /Хорошо/, наконец согласился он.
После полудня Генрих Гоот сопровождал Андрея Вельвена на Городище,. А Иоганн Кинт, довольный тем, что отсутствовал его соперник по торговле, производил одну за другой сделку с Игнатом-Кольчужником и Гаврилой –Щитником. Обменял несколько кусков железа и бронзы на изготовленные кольчуги и щиты, радовался своим успехам.
С ехидной улыбкой на лице Иоганн думал: « Пусть себе Гоот послужит Тевтонскому Ордену пока я выгодно торгую. Вельвен не таков, чтобы из своих лап жертву скоро выпустить».
Но у Кинта от этого покупателей не увеличивалось, а которые и подходилик его прилавку, присматривались, ощупывали товар, приценивались и взглянув на закрытые дверилобаза знакомого и уважаемого купца Гоота, спрашивали Кинта: « Когда же дядя Генрих откроет свои лавки? « Кинт не ведат, - сердито отвечал Иоганн, - вот товар купляйт надо. Пошто мимо идошь? У Генрих такой тофар как у Кинт? –Нет , дядя Генрих привозит лепей товары и серебра запрашивает менее… А ты скареда… Вон яко ценисси.» - И махнув рукой отходят прочь.
Иоганн свирепо смотрит на удаляющегося, с ненавистью плюет в его сторону, что-то брюзжит себе под нос.
ХХХХ
Подаренный вместе с приданым дочери князем Брячиславом, ловчий Яков, по совету молодой княгини, был благосклонно принят Александром ко двору.
Хотя Савка и просился на строительство крепости на Шелонь, Федор Данилыч оставшись вместо князя пожелал, чтобы они с Яковом Полочаниным никуда не отлучались из княжеских хором.
Когда на Городище появились чужие люди, Савка с первого взгляда признал купца Гоота и , стоя на крыльце у входа в княжьи хоромы, с уважением поклонился ему , приветствуя, спасителя Новгорода по имени.
350
-Будь здрав, дядя Генрих!
Купец с удивлением обратив пристальное внимание на воина, спросил:
-Как узналь менья?- улыбнулся Гоот.
-Признал, дядя Генрих, как не признать нашего благодетеля, то я уличил ижорян поджигов хлебных насадов. – и по слухам был на суде.
-То ты поджигов-лиходеев, узналь? Гут, гут, молдеч…
-Я, Я, дядя Генрих…
-То давно быль, десять лет. А ноне проводи нас к конязь Александр.
-Князя нет в дому…
-А где же Олександр? вкрадчиво, вступая в разговор, спросил Андрей Вельвен.
-Он уехал крепость строить на Шелонь,- не думая, выпалил Савка.
-Уехаль?- разочарованно, переспросил Гоот.
-Уехал, уехал,- простодушно подтвердил Савка, гордясь что он осведомлен во всех княжеских делах. В это время Яков шел по коридору к выходу и случайно услышал Савкино наивное бохвальство, которое впоследствии оказалось явным предательством.
К тому же заметив, что святой отец, после сообщения Савки о строящейся крепости на Шелони, вдруг неестественно оживился.
Генрих обратился к монаху на немецком языке:
-Святой отец, князя нет дома, что нам делать?
-Просись к княгине, скажи святой отец из Риги желает говорить с ней и благословить именем святого папы Римского Григория Девятого.
Купец Гоот обратился к Савке и Якову, начал изъяснять:
-Святой отец из Риги, хочет говорить с княгиней Брячиславной и благославлять её…
У Якова с первого взгляда зародилась неприязнь к лукавому монаху., неохотно согласился:
-Добре, я доложу наставнику и княгини, пожелает ли она принять благословение
… Она на сносях, хворая. И на ходупредупредил Савку:
-А ты не впускай гостей без дозволения.
-Ладно тебе, люди то ведомые. То купец немецкий, хлеб в голодный год привозил в Новгород и тем спас весь город от смерти. А то, сам зришь, святой отец…
Но от убедительных слов Савки, у Якова подозрение не рассеялось, а наооборот, в глубине души все более его настораживало.
Подходя к двери Яков еще раз без всякого стеснения, оглянувшись, смерил презренным взором Андрея Вельвена.
Войдя в горницу, Яков застал Федора Данилыча за чтением толстой книги, доложил:
-Данилыч, там два немца явились к князю, один купец Гоот, иной який-то святый отче. А коли прознали, што князя нема в дому, а Савка возьми да и ляпни сдуру, князь выехал на строительство крепости на Шелонь. Тако того купца, што хлеб привозил в голодный год, ништо не удивило. А того монаха в рясе тако передернуло и очи забегали как у злодея.
Тогда покалякали по своему и стали проситься к княгине, будто бы благословение принесли от папы Римского… я мыслю Данилыч, не след их допускати до Брячиславны. Отповедити – княгиня на сносях, захворала…
-Добре, а все ж ступай доложи княгини. Часом прознает, обидется и с нас взыщет, што не допустили до неё святого отца.
-Данилыч, уж больно он не понраву мне, - ещё раз поостерег княжего советника Полочанин, и не с охотой пошел в горницу Александры.
351
А через некоторое время вернувшись от княгини упрекал наставника:
-Я же сказавал, уж коли до её слуха дойдет слово о вере Христовой, хлебом не корми, а дай богодейное увещевание.
Толь оповестил о божьем страннике, отразу всполошилась и велела звать к собе.
-Добре, проводи святого отца до княгини, я часом выйду.
Яков, стоя у приоткрытой двери светлицы Брячиславны, ловил каждое слово Вельвена, котрый вкрадчиво и льстиво внушал ей, на ломаном русском языке, хотя вначале вел себя не понимающим.
-Дочь моя, вера в мессию Христа латинян, католик, христиан один и тот. Всякий молитф избавляйт смутный дум-мысль по фашему. Я к тому шкасал, што князь, тфой супрук уехаль. Куда он уехаль? Дольго езжать будит?
Александра, слушает внимательно святого отца и от всей души хочет его понять и поддержать разговор.
-Да отец святой, у него мирские дела…
-Дитя мое, ты ближе всех к нему, тебе ведомы его мысль и дело. Так о шем же его душа скорбит?
-О разном, святой отец. То о сборе рати, то об укреплении порубежья…
-Зачем же он собирает рать своих меченосец, в поход идет тебя один оставляйт, негоже у тебя дите шнель-шкоро пудет. Куда же пойтет? Ай,ай? Тебя жалеть надо, дите жалеть надо, а он поход собралси?
-Нет, нет не поход. Он тако дружину крепит…
-А!... гут, гут, разумею окран меченосец нато…
В это время вошел в прихожую Федор Данилович и приветствовал купца, подавая ему руку:
-Гутен таг! Господин Гоот!
-Гутен Таг! – ответил Генрих.
-Кто сей монах? – Испытующе уставившись на собеседника, спросил Данилыч.
Купец поднес указательный палец к своим устам, озираясь на дверь горницы, за которой Вельвен говорил с княгиней Александрой, вкрадчиво заговорил:
-То не ест свят отец, то самАндреяш Вельвен-магистр Ордена Тевтонов з Рига.
Последние предостерегающие слова купца услышал Яков. И тут же Федор Данилыч, угадал его мысли, велел ему:
-Выпровадь живо от княгини пастора, поведь будто его зовет Генрих Гоот.
Яков бесцеремонно ворвался к Брячиславне, обратился к Вельвену:
-Отче, тебя зовет ваш торговый гость.
Александра сделала недовольный вид, что Яков нарушил по ее понятию приятную святую беседу.
-О да, да, я задержался, - и сделав вид что он и в самом деле торопится покинуть княгиню, начал суетливо крестить Александру:
-Да будет мир, на вас, дочь моя! – повторяя трижды заученную фразу, нехотя вышел.
Оставшийся Яков наедине с княгиней, внушительно сказал:
-Эх княгиня, княгиня! Тож не святый отче, а немец переветчик, вот кто твой божий человек!
-Откуда те ведомо? Яков, ты злословишь?
-Вот толь што купец его проводник, по тайности шепнул Федору Данилычу, то лыцарь-магистр с Риги.
Александра сделала простовато наивный вид, сокрушенно, сказала:
352
-Пошто же люди богохульствуют? О Боже! Боже! Ничем не брезгуют. То дьявольское наваждение!
Затем помедлив, уже другим тоном добавила:
-Яков, зрю я на тя. Ты и взаправду у нас смышленый… Божьим промыслом и мудростью одарен…
---ХХХХХ---
Строительство Шелонской крепости шло полным ходом.
Крепостной вал примыкал правым крылом к мосту через реку Шелонь. Он возводился с тем расчетом, чтобы в любое время перекрыть главную дорогу из Новгорода на Псков.
По ту сторону моста, на крутом берегу, строилась одинокая изба-сторожка. Она оказалась крайней избой прибрежного села Порхов.
Вокруг только, что возведенного остова строения и внутри его, копошились люди. Одни крыли крышу, другие настилали пол, третьи занимались отделкой окон и дверей.
На установленные стропилы, Никита накладывал длиннуб щепную дрань, которую снизу передавал ему Ратмир. Работали они слаженно и споро. А между делом делились своими мыслями и заботами. Каждый знал почти все друг о друге.
Никита принимая от Ратмира дранку спросил:
-А где же твои старики укрывались от нашествия татар?
-Допрежь мы жили на хуторе у дороги на Москву. А когда Филипп Нянька-воевода московский с княжичем Федором Юрьевичем ехали оборонять свой город, батю упредили. « Татары идут! » И толь успели отъехать в лесную глухомань, как в одночасье пришли татары. А опосля нашествия переехали во Володимер.
Рука Ратмира с очередной дранкой тянулась вверх, а Никита почему-то медлил с отбором. Подручный почувствовал замешательство, глянув на дружка, а тот тоже инстиктивно рукой ловил воздух, сосредоточенно смотрел на противоположную сторону реки, откуда к мосту спускался рысью конник.
-Никита, што тамо? – спросил Ратмир.
-Кажись князь к нам жалует…
Александр, переехав мост, приблизился к работающим плотникам, осадив коня, спросил:
-Ну как Ратмирка, до вечерней зари одолеете кровлю?
-Мыслю, княже, управимся. Толь нам с Никишкой невдомек, пошто мы ту хату деем?
-Эх, Ратмирка, - загадочно улыбаясь сказал Александр. – мыслить надо по хозяйски. Не держать же в крепостиежечасно дружину?
Вот посадим в сторожку своего человека на землю и за крепостью зреть станет…
-Чушь, Никишка, - подхватил Ратмир мысль князя, - вот те бы сюда с Ульяницей от свого хозяина Игнаша-кольчужника на свободу переселитца, как поженитеся, - нарочно он повел речь издалека, намекая князю о заветном обещании Ульянице.
-Яко ж туто оженисси, коли Игнат Ульяну за меня невотдаеть,- с горечью признался Никита.
-Заставим, отдать, - казалось, отвлекшийся своими думами Александр, вдруг твердо вставил:
-Пожди малость. Вот управимся с крепостью, всем Новгородом и учиним свадебную кашу.
Князь легко спешился, отдав повод Ратмиру, заглянув через дверной проем во внутрь сруба, - Там, в темном остове сруба, четверо плотников, настилали пол.
-Как дела, брате? Засветло осилите настил?
353
-Коли не управимси княже, то и вечерять нам не вели давати, - уверенно заверил дюжий мужик с окладистой бородой.
-Ежели одолеете, ноне тут и я сночую, - сказал Александр, и отошел к коню, чтобы выехать на другие участки строительства.
Только вдел он ногу в стремя, глянув через плечо на мост, увидев едущих конников, догадался – ищут его. Он точас узнал своих воинов телохранителей Мишку и Савку. Подумав: « Савку видно Данилыч с вестьюиз Новгорода шлет… Уж не с Брячиславной ли што?»
-Савка, пошто прискакал? – с тревогой спросил князь, едва воины приблизились.
-Ярославич, винитца пред тобой приехал, - за растерявшегося друга, ответил Михайло.
-Не ведомо в чем повинен предо мной Савка? – испытующе, устремив вопросительный взгляд на оруженосца-телохранителя князь, - говорил пытаясь в последний миг, разгадать, случившееся там, в Новгороде.
Савка начал робко и сбивчиво свой рассказ:
-Княже, ужо те ведомо што с немецкими купцами приехал какой то Андреяш Вельвен, набольший рыцарь, одетый в сутану монаха и носит сан святителя… его привел на городище купец Генрих Гоот просить у тя построить божницу для своих купцов… Ну, а я баранья голова, спростоты с моея, возьми ему и ляпни мол тя дома нету – уехал стороить крепость на Шелонь… Он так и выпучил свои очи…
Савка замешкался.
-Ну а далее? – поторопил его Александр.
-Так и никто бы не проведал што в Новгород заявился монах-переветчик, одетый в сутану, коли б купец Гоот по тайности не шепнул Федору Данилычу… Тем дело не обрящилось, тот святой отец стал неотступно проситься благословити княгиню Александру.
-И вы допустили? - с нетерпением спросил Ярославич, начиная выходить из себя.
-То як же не допустити, коли княгиня всполошилась прослышав о святом отце, велела часом впустить. Да и Данилыч ишо не проведал о переветчике… Ить Гоот, улучив время и шепнул ему тогда, коли Андреяш исповедывал Брячиславну… Ну Яков, тот смышленей меня, враз выпровадил его.
-Эх, Савка, Савка, выходит вы с Брячиславной не толь своего князя, но и отца с матерью продадите, по простоте душевной.
Вот Яков смышленый и в сутане соглядатая распознал.
-Княже, да коли б на том и обрящилось, а то тот лыцарь-переветчик едет с купцом Кинтом часом сюды, на Шелонь, - добавил Мишка, - уж верст за десять от сюда их обогнал Савка…
-Вот те Савушка, хрен не слаще редьки. А все из-за оброненного ненароком единаго слова. Ладно што ишо строительство не завершено.
-Прости, княже! Наперед того не приключитца…
---ХХХ---
Меж тем, на правом берегу Шелони, там где уже было возведено часть крепостной стены и выкопан земляной ров, Фома С Буслаем как и другие плотники отесывали бревна и наращивали сруб стены в высоту.
Подойдя к свежеошкуренному длинному бревну, Васька поднатужившись и кряхтя, поднял комель сбежистого бревна себе на плечо. Фома не хотя приблизилсяк другому концу, посмотрел на побратима, тяжело держащего ношу на плече, раздумал поднимать, хитро улыбнулся себе в усы, сделав серьезную мину, сказал:
354
-Постой, Вася…
Буслай от тяжести заерзал под ношей:
-Ну што ты там не берешь, али удумал шутку?
Васька не видел, что там позади делает Фома. Ибо он взял бревно с таким расчетом, чтобы нести вперед комлем.
-Да пожди ты… затея ести…
Васька начал злиться, не зная бросать бревно или держать, пока Фома свой конец не возьмет на плечо и вместе понесут к месту укладки.
-Фома! Ты станешь брать, али и мне бросать? – не стерпев издевки гневно рявкнул Буслай.
-Да кидай, коли дело тако…
Васька с радостью освободился от ноши, которая бесцельно ему помяла плечо. Но, зародившаяся обида, уже кипела ключом:
-Фома, я те огрею дубиной!
-А за што Василий Буслаевич, таку неприятность молодшему брату соизволишь содеять?
-Узришь тогда, издевательская твоя рожа! Замыслил шутковать, коли комель гнеть к земле!
-Ах, раз так, хотел как лепей, а ты вон из оглобель лезешь. Вишь из-за меня он увечье получил. Зрите на него добрые люди!
Фома тут же подскочил к более тонкому и легкому концу бревна, положив себе на плечо, скомандовал:
-Давай, бери…
-Нет, уж , коли выпустил из-за зуб, тако выкладывай… али неси один, - заявил Васька ультиматум.
Другие строители, издали заслышав спор побротимов, тоже побросали работу, уставились на них. Ибо где не появлялись два друга, затевали шутки, которые иной раз доходили до потасовки. Вот и теперь на какой то момент к спорящим с интересом прислушивались соседи, знали, что спор закадычных друзей наверняка закончиться каким либо комедийным номером или скандалом.
Фома, видя что Буслай и не думает поднимать бревно, тоже бросил его с плеча.
-Ну вот Вася, ноне и квиты мы с тобой. Ты подержал свой конец и я столько же подержал, можа бревно само пойде на место… А можа князь часом нагрянет да ненароком узрит яко мы туто куражимся. Даст Бог обоих изгонит в город… И добро будя примеренье.
Буслай стоял отвернувшись, насупя брови и молча поглядывал по сторонам, остерегаясь как бы и в самом деле не подвернулся сюда князь.
-Пока не поведишь, не понесу, - категорически заявил Васька.
-Вот давно бы тако… Поведить не штука, а чем платить станешь?
-Небось, расплочусь, ежели стоит того…
-Стоить-то оно стоить. Ведомо горшки побил, а опричь коня да меча и платить не чем.
-Ну коли стоить можно и конем расплочусь, конь наживное дело. Вот вернемся домой и расплочусь чем пожелаешь…
-Нет Вася, за такое таинство плотничьего мастерства сиганешь вот с этого сруба в ров, и квиты станем.
Буслай , бесшабашная удаль, не поняв лукавого подвоха закадычного дружка, еще не зная что может поплатиться головой, проворо вскарабкался по углу наверх крепостной стены и прыгнул в самую пасть земляного рва.
355
Со всех сторон, со смехом сбежались люди посмотреть, что же случилось с Буслаем, комом свалившегося на самое дно рва.
Но когда столпившиеся работники увидели, корчившегося от боли в ноге Ваську, смех тотчас прекратился.
Александр Ярославич разговаривая с Савкой и Мишкой из-за реки увидел, вдруг бросивших работу строителей, сбежавшихся со всех сторон к одному месту, почувствовал неладное, рванул коня и поскакал галопом к месту проишествия.
Подъехав к крепости, Александр соскочив с седла, вбежал на земляной бруствер, увидел на дне рва, ссутулившегося и вцепившегося обеими руками в травмированную ногу, беспомощно лежащего на боку Буслая, спросил:
-Вася, что с тобой?
-Да то все Фомушка братец названный,- скрипя зубами от боли прерывисто отвечал, и найдя глазами виновного, с укоризной добавил, - тайность, тайность…
Во до чего твоя тайность довела.
-Яка така тайность, Фома? - ничего не понимая строго спросил князь.
Фома не выдержал осуждающих взглядов Буслая, князя и всех свидетелей случившегося, заюлил, стыдливо отвел глаза.
-Княже, посуди сам, я туда его не толкал, сам допрыгалси,- начал оправдываться Фома, - а што до тайности, то и те княже уж давно хотел поведать, заодно и Буслаю…
Радетель мой покойный ишо толковал мне, при срубе жилья, межбревенную чашу лепей вырубать в верхнем бревне, а не в нижнем яко мы ноне деем, тогда и дождевая вода не станет застаиватца в пазах и древо тако скоро не сгниеть…
-За то и прыгал Васька? – спросил с нотой осуждения князь Фому.
-Так он ить тайности той не сказывал даром, - оправдываясь сам и защищая Фому снизу рва, говорил Буслай.
-Эх, Фома, Фома! Вот до чего шутки твои довели… А тайность то твоя не велика. Наши переславцы из древле строят свои хоромы по сему обычаю, а мудрые новгородцы и доныне не домыслят доброго дела…
Строители, окружавшие князя, с удивлением слушали открытую фомой тайну плотничьего мастерства и забыв о Буслае уже заспорили меж собой. Кто одобрял новый метод выбора чаши в верхнем бревне, а кто отстаивал старый способ.
-Ну вот и добре, - наконец сказал Александр Ярославич, - ежели ноне не переняли от Буслая и Фомы этакую тайность, тако от сего часу и крепость зиждите подобным образом, - и добавил, - толь Буслая- то не забудьте проводить к костоправу, видно ногу испортил. Ведомо, добре расплатился за таку пусту невидаль. То не прошло даром, яко с перепечей в Торопецке.
Последние слова Князь сказал с явной издевкой и укором в адрес Буслая, и сокрушенно качая головой, сошел с бруствера.
--ХХХ--
Еще во время доклада Савки у Александра Ярославича мнговенно созрел план действия отвлечения Тевтонского магистра от посещения объекта строительства крепости: « Лишь бы воочию не зрел Андрей Вельвен нового укрепления на Шелони»...
Он был готов встретиться с нежданным гостем, где угодно, только не у стен возводимого детища.
Хотя княжескому сану и неприличествует заискивать перед чужеземцем, а ради дела надобно немедля выезжать навстречу со «святым отцом». Но не успел князь свое-
временно выехать, получилась непредвиденная задержка. Буслай сломал ногу. Пока заезжал на место происшедствия, утерял несколько драгоценного времени. А «гости»
с минуту на минуту должнынагрянуть сюда. И тогда все пропало. Неприятностей не
356
оберешься: «Не ведомо с коим умыслом едет главный рыцарь… но только не с добрым намерением» - думал князь.
Торопясь князь досадовал на Буслаевскую глупую бесшабашность и на свою оплошность-зачем его взял на строительство, ибо уж во множестве дел убедился в его неисправимости.
Распорядившись, оказать первую помощь и перевезти Буслая в соседнюю деревню за Шелонь, где жили строители крепости.
Александр Ярославич с Савкой и Мишкой выехал навстречу Вельвену. А туткак на грех из за леса надвигалась темная грозовая туча и глухие отдаленные раскаты грома, отчетливо доносились до них.
Александра тревожила мысль: - « Разминуться можем… Они же свернут на обочину под лесной покров от дождя, а мы тем временем проедем мимо. А вслух сказал:
-Савка, конь твой утомлен дорогой, поменяйтесь с Михайлом, да поспеши навстречь гостю, уведоми я скоро буду…»
Не мешкая телохранители пересели на коней. Мишка с сожалением посмотрел вслед своего буланого, как Савка безжалостно пршпорив, рванув его вздыбил, с места пустил галопом, скрылся в перелеске. Он так и подумал: « Небось свого бы так не погнал?»
Князь перехватил взглядом Мишку, поймав его на мысли:
-Не жалей коня… он вот, вот встретит гостей…
-Да я, я … ништо, - вспыхнув Мишка, попав врасплох, промямлив, оправдываясь невпопад перед прозоливостью князя.
Прошло немного времени из за крутого поворота лесной дороги Савка возвратился обратно, сообщил:
-Туто, недалече за поворотом едуть…
-Добре, - сказал александр, а самого тяготила навязчивая дума.
« И пошто тому ливонцу приспичело зреть меня и говорить со мною. Ежели пользуясь случаем неотложного дела заведомо досмотреть возводимую крепость… Нет слов, строительство молельни-предлог приехать в Новгород… Со временем коли вздумает и воинство может привести в этот край…»
Меж тем вытирая рукавом с лица пот, сказал:
-Ух! И парит оне перед грозой! Видно илья пророк ноне расщедриться хочет…
И не успел Александр закончить рассуждение о загадочности истинного посещения Новгорода магистра Андрея Вельвена под видом святого отца, как впереди, в тени придорожных деревьев замельтишила лысая голова гнедой лошади, которая натужно тащила крестьянскую колымагу, увязая в грязи.
Смерд-возница, подгоняя кнутом, торопил лошадь.
Вельвен первым заметив встречающего князя, сказал своему спутнику по-немецки:
-По всему видно крепость недалеко. Этот воин не напрасно крутился возле нас.
Догадлив князь, с ним надо ухо востро держать. Нас до крепости допустить не желает. Уж не дошло ли до него, кто я есть на самом деле?...
-Ничего, господин магистр, не днем так ночью, а крепостьего увидим, не напрасно же ты такую дорогу проделал, - сказал в утешение большого рыцаря, Кинт.
Тем временем по ходу лошади Вельвен зорко всматривалсяиздали в черты лица Александра Ярославича, приближающегося с каждым шагом, и оценив по осанке уверенно сидящего в седле соперника военачальника, внутренне завидовал, приравни- вая его к себе: -« О если бы ему мой почет и силу! Какой орел! Мужественен, самоуве- рен, храбр! Многих видел на своем веку, а подобного не встречал! А о мудрости буду
357
судить после, сейчас проведаю…»
Колымага все еще тащилась по глубокой колее, а князь Новгородский будто не замечал её, ехал по более просохшей обочине и нарочно не останавливаясь, расчетливо направил лошадь прямо в лужу, чтобы их встреча пришлась на самую грязную часть дороги.
Встретились.
Вельвен тоже не растерялся и, ступив в грязь, а затем выбравшись на сухую обочину дороги, поклонился поясным поклоном, приветствовал князя на ломаном русском языке.
-Кньязь Олександр, добрий день и здрафия тепе!
-Будь здрав святой отец! Не обессудь, величать не ведаю каким титулом, именем и изотчеством, - сдержанно и взаимно вежливо Ответствовал Александр Ярославич и не, дав опомниться, тут же спросил:
Пошто отче святый, нарушил мниший обет и покинул божий дом? Какое мирское дело вас привело в таку глушь? –холодно спросил князь.
-Пожаловаль я кньязь великий господын Новгород просить за торговый люди…
-Проси, коли мне што доступно, пожалую…
-Святой вера католикоф трепует вашем город строить божницу как то по вашем?
-Храм- подсказал князь.
-Так , так, крам… Бутет строить дом бога торговый гость молился. Зато мног тофар везет на Русь…
-Добре стройте, толь наших новгородцев не крестите в свою веру, - ответил Александр.
-Гут, Гут. Крестить мы силов не надо… На то фоля божья…
-Святой отец, как же вы нашли меня?
-Э, кньязь, до гроба господня дальше, язык дофодит, а тут знайшель не диво, - и украдкой взглянув из подлобья на Савку, - нас скасаль люди, - князь ехаль рубеж крепить Шелон-река, Новгород не скоро приезжайт. Ты строиль мирской крепость, а мы строиль крепость святой вера…
-То добро творите святой отец, толь под сутаной меч к нам не носите…
-Избави бог! Избави бог! – Закрестился всей пятернёй Вельвен, пожирая гипнотическими сталисто-серыми глазами на выкате Александра Ярославича, который так и не спешился для разговора со знатным представителем иноземного торгового купечества, а в самом деле второго магистра Тевтонского Ордена, надевшего маску набожного католического епископа.
Солнце закывалось приближающейся дождевой тучей. Над лесом прокатилось эхо близкого грозового разряда.
Князь без суеты посмотрел на гнущиеся от порывистого ветра, вершины деревьев6 сопровождаемого первыми каплями крупного дождя, брезгливо обернулся на еще раз на чисто выбритое лицо, с большим крючковатым носом хищной птицы, жаждущей жертвы, и тонкие сжатые губы Вельвена, подумав: - Вот он каков! Волк в овечей шкуре, а вслух сказал:
-Прощай, святой отец!
И развернув круто коня, с места пустился в галоп.
А магистр, стоял зачарованный и шептал на своем языке:
-Да, и не без ума!... Какой сокол!
--ХХХХ--
Только что Александр Ярославич отъехав от сторожки, Ратмир напарнику сказал:
-Слышь, Никишка. Я мыслю не худо бы тебе побывать в городе, разузнать што
358
Игнат-Кольчужник с энтим купцом Кинтом… Прознал бы все об Ульянице…
-То не можно. Я так смекаю, стройка затянетца недели на две, а то и более, а князь не отпустит ранее.. И без того плотников мало…
-Не ведомо с кем тот лыцарь еде?
Никита прислушался к отдаленным раскатам грома.
-Надобно поспешать, а то к вечеру дождь пойдет. Ноне ночь буде рыбная. Хошь, пойдем со мной сеть ставить…
-А далеко?
-Да на перекате, выше крепости. Я там еженощно ставлю.
-И добре ловитца?
-На кажный день уха, а инший раз щук к столу князя отсылаю.
-Люблю рыбную ловитву с измальства. Мы ранее жили на берегу реки… возьми, не помешаю. Ведаю яко сеть забрасывати.
Новая драночная крыша сторожки, мокрая после дождя отливала багрянцем от лучей заходящего солнца. Последние капли дождевой воды изредка скатывались на землю.
Сдружившиеся Ратмир и Никита внутри сторожки, в переднем углу на двух козлах укладывали из толстых тесаных досок вместо кровати стеллаж.
Озабоченный своими мыслями, Никита заговорил:
-Кого –то князь допустит в охрану ноне? А завтра я чул Буслая станет отправлять князь в Новгород. Видно Фома дружка повезет… Вот бы мне испросить дозволение замест его.
-Так ты и просись у князя, - посоветовал Ратмир, потом добавил. - И как тут почивать станет князь, коли комарьё не дает покою…. Хоть бы окна рагожкой якой завесить…
-А где её взяти? –отозвался Никита.
В это время Ратмир глянув в окно, увидел как Мишка и Савка подвезли к крыльцу на волокуше, сделанных из лиственных ветвей, Буслая.
-Эй, люди, хто тамо? – крикнул с улицы Мишка, - выходьте, подмогните.
Никита и Ратмир вышли на крыльцо. Думая что Мишка делает без ведома князя, Ратмир взбунтовался:
-Михайло Степаныч, как же это? Туто Ярославич велел деля себе постель готовить, а вы Буслая приволокли сюды?
-И нам князь повелел его волочить в сторожку. Видно он с Буслаем на пару сбираетца почивати да сказы ему сказывати, а комарьё им песню свою спивать станут.
Васька безмолвно лежал на волокуше, как затравленный зверь лишь озирался вокруг и бережно поддерживал, замотанную в области берцовой кости разными тряпицами, а поверх обложенную деревянными лучинками, закрепленными широким лыком, ногу, делал независимый вид.
Мишка забежал в сторожку, осмотрев внутренний вид, распорядился:
-Вот туто князь, а Буслая в тот угол, - и выглянув в окно, с пренебрежением Буслаю крикнул:
-Васька, ты князю дюже досаждать станешь, али нет?
-Почем я ведаю, - с досадой ответил тот, даже отвернулся в сторону, потом помедлив, добавил. – До сего время ишо ноги не ломал, воли не ведаю какие бывают, коли так буде, терпимо, а ненароком горячка приключица, я не волен в том…
толь соломки бы расстарались деля князя, а заодно и мне кинули под бок…
-То побратим твой Фомушка достанет по суседству, - не без ехидства в ответ бросил Мишка.
-Он мне более не побратим!- огрызнулся Васька.
359
-Што ж так? Неужто своим разумом решил жить? – спросил Мишка.
-Своим ли чужим, отныне он мне не побратим!
Никита с Ратмиром понимающе переглянулись – их домыслы оказались обоснован- ными: « Буслая повезет в город кто-либо другой, только не Фома ».
Меж тем Ваську перенесли и положили в темный угол изушки.
От потревоженной ноги, боль возобновилась и Буслай заметался, заскрипел зубами.
В сторожке, кроме Никиты никого не было. Мишка и Савка куда-то удалились. Ушел за соломой к сельчанам и Ратмир.
В сумеречной темноте Никита, подбирал кое где на полу древесную стружку и щепу, а Васька успокоившись молча смотрел на него. В сердце Никиты еще не улеглась вчерашняя обида и он без всякого сочувствия изредка посматривал на страждующего Буслая, который окончательно присмирел, жаждал примирения, наконец повернул голову, спросил:
-Никишка, то ты?
-Я. А што пересмешник, допрыгался? – с укором спросил он.
-Ну ты прости меня, Никишка. Шутковали мы с Фомой об Ульянице. Девка и всам деле што надо, отразу взял бы в жены, да ить она и назритца не даеть лепей…
Сходил бы, зачерпнул водицы шелонской… Горит в утробе…
У Никиты вдруг вся горечь и ненависть, против Васьки отлегла от сердца. Взяло верх сострадание и жалость. Отношения меж них восстановились прежние.
А пока Никита ходил за водой с деревянной бадьей, с телохранителями подъехал князь. Кроме Мишки и Савки с ним уже был Сбыслав Якунович. Ратмир принес охапку ржаной соломы и бросил на середину пола.
Смеркалось. На подоконник единственного окна, которое завешанное одеялом Мишка поставил и зажег свечу. Ярославич устраивался ко сну на стеллаже. А на соломе укладывались Савка, Мишка и Сбыслав не отпоясывая мечей.
У дверей о чем-то шептались Ратмир и Никита. Затем Ратмир обратился к Ярославичу:
-Княже, дозволь нам с Никишкой на реку сходить забросить сеть. Уха на утро будя.
-Пожди Ратмир, Михайло Степаныч, - обратился он к сотнику.
-Што княже, - откликнулся Мишка.
-Кого заутро пошлем везти Буслая к любой маменьке Амелфе Тимофеевне?
-Я мыслю побратима его Фому. Кого же аще?
Затихший Васька заслышав о решении своей судьбы, от обиды скрипнув зубами, вспылил:
-Избави Боже… Очами зреть Фому не желаю, этагого змия подколодного. Из-за него вся беда…
-Княже, Никишки надоть побывать бы в городе, - намекнул Ратмир.
Александр Ярославич не стал доискиваться столь поспешной причины необходимой поездки в город Никиты, тотчас согласился:
-Добре. Пусть он и везет Буслая. Так вы же собрались на рыбную ловитву. Отдохнуть бы ему перед дорогой…
-А мы скоро вернемси, заутро я и один сниму сеть.
-Ну ступайте. Дай Бог ловцу поймать рыбу с овцу…
Лежа на дощатом топчане Александр думал о Новгороде, о наивности Брячиславны, о Тевтонском магистре в сутане рядового монаха: «И пошто магистру надобно было обряжаться в сутану, ежели они не замышляют поход противу Новгорода? И в самом деле им время пришло ударит на нас, Псков и новгород одиноки. Рыцарям то добре
360
ведомо што мы ото всюду окружены ворогами: с восхода солнца – татары, с полудня – литва, с полуночи – свеи, фины и летголы с захода – они. Опричь того от тевтонов ненасытных наше бессилие ничем не укроишь и не утаишь. Вот они и мечут икру – жаждут легкой наживы.»
Так размышлял под комариный нудный писк в короткую июньскую ночь на берегу Шелони молодой князь.
Наконец, дневные хлопоты и усталость сморили – его клонило ко сну. В последний миг перед ним предстали страстные очи пропавшей без вести любимой Рады. Её тотчас сменила порывистая миловидная Ульяна, пытающаяся постелить ему постель. А напоследок во всем покорная жена, боголюбивая Брячиславна.
Уже сквозь дрему он услышал шаги на крыльце и тихий скрип новой двери.
Затем Мишкин голос, остерегающих рыболовов от излишней тревоги князя. Но торопливый сбивчивый рассказ ратмира, чего-то важного, только что случившегося, пробудили Александра. Он спросил:
-Михайло, што тамо содеялось?
-Ярославич, то вернулись наши рыбаки с ловитвы Никишка и Ратмир…
-Пошто так скоро?
-Сказывают, поставили сеть, малость пождали и толь хотели изымати из воды, а на супроть их по берегу проходят двое и говор чужеземный, руками указуют на кре-пость . По всему видно то немецкие гости, коварный Кинт и святый отче-латинянин.
Должно быть они не вернулись в Новгород, о пожелали тайно обозреть нашу крепость.
-А где то было?
-На перекате, што немного выше стройки, - ответил Ратмир.
-Ярославич, дозволь мы из разыщим и окунем в Шелонь,- предложил проснувшийся Савка.
А не спящий от боли в ноге Буслай, заслышав, упрекнул рыболовов:
-Ништо и бегать было на доклад к князю, вытянули бы сеть из воды да накинули бы на головы «честных» соглядатаев да в омут к шелонским сомам.
-Ладно вам хвастаться без нужды за мечи-огонь тушить без пламени,- оборвал князь спорящих. А помедлив минуту добавил из поучения своего предка.
-Спите, да оружие при себе держите! Так завещал нам Владимир Монамах.
Савка наивно перечил:
-Княже, так мы мечи при себе постоянно держим, пошто нас упрекаешь?
-Не о том Савка, речь. Опричь того, што ты оружее у пояса держишь ноне, надобно всему народу русскому постоянно иметь мечи не тронутые ржавчиной, мечи обоюдоострые при таких соседях порубежных. Быть прозорливым и ведать что коварные замышляют. Вот деля того мы туто и крепость созиждем. Толь я мыслю на этом месте потребно замест деревянной строить неприступную – каменную.
Швеция к 1237 году на столь усилилась, что стала владычицей всей Скандинавии.
Однако её стремления расширить свои владения за счет финских земель терпели провал.
Гордый свободолюбивый финский народ всячески противился насильственному насаждению латинского вероисподания.
Алчный, жестокий святоша, ставленник папы римского, абский епископ Томас, англичанин по национальности, довел новообращенный народ до отчаяния. Началось гонение на миссионеров-католиков. Наблюдались случаи, когда бродячие проповедники подвергались беспощадному самосуду, издевательствами уничтожению со стороны простого народа.
361
Папское духовенство в этом усматривало влияние и вмешательство соседствующих православных новгородцев и возлагало на них вину.
Приближенный короля Эриха Эриксона, ярл Биргер и воспользовался сложившимися обстоятельствами, тайно отправил упсальского архиепископа к папе Римскому, Георгию 9, добиваться официального разрешения на военный поход против русских.
Католический первосвященник своей буллою от девятого декабря 1237 года возвестил крестовый поход против язычников финов и русских.Тем самым развязал руки властолюбивому ярлу Биргеру. К этому времени и относятся последующие события.
В последние дни Ярл Биргер стал замкнутыми раздраженным. Если во дворце короля в присутствии придворных и высшей знати он кое как сдерживал себя, то явившись домой изливал свои неприятные мысли супруге Ингерде-сестре Короля.
Ингерда, средних лет женщина, уравновешанная полная достоинства, тщетно искала причину недовольства мужа. Она все свое свободное время занималась рукоде-лием.
Январь 1238 года был на исходе.
В тот день Ингерда что-то вязала и то и дело настороженно прислушивалась и всматри-валась в окно поджидая мужа.
По тому как он молча и нелюдимо утром покидал покои и уходил во дворец, Ингердавсе больше боялась за своего брата-короля догадывалась и предчувствовала со дня на день назревал взрыв властолюбивого супруга. И этот день пришел.
Возвращаясь из дворца полполудни Биргер с порога раздраженно начал:
-Для меня давно не тайна, что ты двоедушна. К мужу лисичкой, а к брату сестричкой.
Ингерда сжалась в комок. В руках вдруг дрогнули вязяльные спицы, замерли.
Биргер продолжал неистово упрекать жену:
-Я нужен был твоему брату, когда у него шатался трон и Кнут иогансон долгий силой пытался вырвать у него корону!..Ты же оказалась жертвой расплаты, им брошен-
ной к моим ногам за спасенный престол!...
Ингерда, вспыхнув, но сдерживая гнев, оправдываясь, заговорила.
-Видит бог, ты говоришь неправду. Кому не ведомо, что во всей стране не найти равного тебе из рода фольконунгов. Сама судьба свела нас… Я от души любила тебя…
Твоих заслуг не перечесть. Имя твое увенчано лавровой воинской доблестью перед отечеством. Ты беспощадно расправился с мятежниками, водворил мир и тишину. А
брат по справедливости благодарит тебя и высоко чтит. Ты освободил Любек от датского короля, основал город Стокгольм. Ты опора и надежда королевства-Асс всей Скандинавии! Мне ведомы твои желания. Ты тянешь руки к короне брата!
-Я не скрываю их от тебя. Ты можешь их передать брату. Он уже стар и наследников нет, управлять королевством бессилен. А корона по праву принадлежит мне… И я вырву её у него!
-Только не силой и коварством, а путем заслуг и доблести.
-Вот тут ты правду мне открыла. Ярлу Биргеру из рода фольконунгов еще недостает до овладения короной короля, великого подвига, который смог бы славой затмить солнечный свет нашего Одина.
Ингерда, отбросив рукоделье, на рядом стоящий столик, поднялась навстречу мужу.
-Успокойся милый, потерпи, трон не уйдет от тебя. Брат не два векабудет жить…
Да и без того воля твоя и власть безграничны.
362
-Хорошо, я согласен совершить еще поход хоть на край света. Укажимне путь, куда?
-Я не указ тебе. Есть у тебя друг, покровитель и советник Упсальский арихие-пископ. Вот его и спроси. Только он тебе поможет овладеть по чести и по закону короной короля Швеции. Лишь слушайся его..
Биргер многозначительно, испытующе посмотрел на Ингреду. Смягчившись заговорил ровнее:
-Догадлива… Но архиепископа уж более трех месяцев нет при мне… Далек и опасен его путь… вернется ли он из Рима?
-Владыка в Риме? Уж не коварство ли опять замыслили вы против брата?
-Коварства тут никакого нет, хотя правда твоему брату неизвестна наша затея и тайная причина отъезда владыки в Рим. По твоему совету достопочтенная супруга ищу пути и заслуг и немеркнущей славы от военного похода в неведомые страны.
Ингерда кинулась на грудь дорогому мужу:
-О, мой фолконунг! Неужто и правда? За то и люблю тебя! Я молить стану Бога-Одина за благополучный путь твой, за истинные заслуги перед королевством! Я рада за тебя, мой дорогой! Только зачем утаил от меня задуманное, не веришь мне, не ищешь утешения со мной, а ссоры!
Прозвенел дверной колокольчик, вошел слуга, остановившись у порога, сообщил:
-Господин Ярл, его преосвященство, упсальский владыка, прямо с дороги просится к тебе.
-Зови скорее, не томи путника с большой дороги. Пусть разрешит мое сомнение. Я жду его… В дорожном облачении архиепископ, войдя покосился на Ингерду, вопросительно посмотрел на Биргера, как бы спрашивая: «Можно ли при ней гово-рить», помедлил… Ярл понял замешательство владыки.
-Говори, говори отец святой, не таись. Она всё знает…
Черноризник приободрился, начал:
-Радуйся, сын мой! Свершилось! – наконец выдохнул он.
-Ставленник неба посылает нас с тобой туда, где воцарилось недоверие, вымести сор земной начисто и покарать язычников за наущение их. Вырвать плевелы с корнем заглушающие плодоносящие хлебные культуры, изгнать зло и дать созреть семенам добра среди новообращенных. Именем Всевышнего вседержитель святой церкви повелевает расширить пределы наши за счёт русских земель. Обещает всепрощение грехов участникам похода, а падшим в бою за святое дело, вечное блаженство…
Биргер воссиял:
-И так, вперед на Восток! На Русь! За море!
Он как невмнеяемый, сорвался с места, шагнул в сторону, закатив глаза, закинув голову вверх, выбросил руку вперед, указывая себе путь, посмотрел свысока на Ингер-ду, выкрикнул:
-Знай же, там моя корона!
И подойдя к владыке, с благодарностью, заговорил:
-Спасибо, отец родной! - И поцеловал его.
Ошеломлённая Ингерда, таким поворотом дела с радостью смотрела на происходящее зарождение Великого похода на Русь.
----ХХХХХХ-----
Во дворце, на официальном приёме у короля Эриха Эриксона в присутствии множества придворных и Ярла Биргера архиепископ продолжает читать папское послание, медленно разворачивая свёрнутый в трубку пергамент:
-«Мы желаем и повелеваем, чтобы все те, которые сами лично не отправятся
363
на помощь святой вере, поставили соответственное число воинов и взяли на себя необходимые расходы, каждый по мере сил. Мы даем преимущество слугам господним и воинству со временем их отправления в поход, они пользуются освобождением от всех повинностей и поборов, налогов и других тягостей.
Мы папа римский, святой отец Григорий девятый, именем всевышнего постановляем и указуем путь на Восток.
Да накажет господь бог непокорных язычников, обуздает еретиков и примет в свое лоно новообращенных!»
Архиепископ отклонился от вдохновенного чтения, продолжал своими словами:
-Тяжелый путь я проделал ваше королевское величество ради единоверной паствы, перенес множество невзгод и тревог среди водных пучин и земных тягод на благо всего святого для пополнения стада Христова и верных подданых тебе, ваше величество, перенес бы и еще множество плотских лишений, лишь бынаше святое дело увенчалось успехом!
Отец наш, первосвященник Григорий благословил меня на крестовый поход и указал нам путь через море на Восток, дабы присоединить заблудших овец к стаду латинской веры.
Достаточно того, что наши братья по вере, лучшие сыны церкви поплатились земной жизнью, рассевая духовное семя небесной вечной жизни на не возделанных полях и нивах. Настал час расплаты и обуздания безумцев! Приспело время крещения огнём и мечом!
Ваше величество, вели готовиться в поход сынам Нормандии из фольконунгов на язычников финов и их подстрекателей Русичей.
Король Эриксон не задумываясь дал согласие:
-Я рад исполнить волю благословенного избранника неба, отца римской церкви.
У нас хватит сил и оружия, чтобы заставить силой преклонить гордые головы непослушных язычников перед святой латинской церковью!
Биргер, сидящий среди знатных приближенных, вскочил с места и приблизился к трону короля, преклонил колени, страстно заговорил:
-Ваше королевское величество, позволь мне исполнить волю божественного промысла их преосвященства и твое желание…
Я заставлю язычников, еретиков и всех противников прославить имя твоё. И знамя неукротимого льва пронесу над головами покорённых!
-Дозволяю, брат мой! Для сбора воинства и осуществления великого похода на Русь передаю в руки твои всё достояние нашего королевства.
--ХХХХ—
Прошло почти два года с тех пор, как упсальский архиепископ вернулся от папы римского, Григория девятого с доброй вестью для Биргера.
Несмотря на всесторонние приготовления к походу на Русь, для главного исполнителя и страстного поборника предшествующей славы, рвущегося к престолу короля Ярла, время тянулось недопустимо медленно. Он ждал часа, когда можно будет начать осуществлять задуманное.
Шла весна 1240 года.
В один из вечеров по сговору с архиепископом было назначено торжественное богослужение, посвященное великому походу через море на восток.
В назначенный день после полудня Ярл не находил себе места.
То и дело выходил на крыльцо и ястребиным взором окидывал майское голубое небо до горизонта, сомневался, не испортилась бы погода до наступления темноты, не застлало бы туманом окрестности Упсалы, как бывает в это время года.
364
К вечеру из пригородных сел и деревень в Упсалу потянулись поселяне –богомольцы. Сюда же ехали знатные представители властей из своих замков: конунги, рыбаки, ремесленники и будущие участники похода.
Всё шло как по писанному. Погода установилась теплая и тихая. Ярко золотис-тое солнце уходило за горизонт. На смену ему на юго-востоке явилась полная, с серебристым отливом, луна. На голубом небосводе замерцали звезды. По всему городу зазвонили колокола, призывая верующих к молитве. А ранее в храмах во время бого-служения читались, размноженные послания папы римского. Бискупы простирали руки к богу с благодарственной молитвой: « Благодарим тебя боже, что избрал наш народ, покарать язычников и указуешь святой путь на восток!»…
В главном храме Упсалы, куда допускалась только высшая знать, среди родови-тых фольконунгов, стоял Биргер с женой Ингердой. Он с нетерпением ждал выхода архиепископа.
Его мысли были далеки от молитвы. Ярл про себя думал и перебирал в памяти все подготовительные работы, связанные с походом: «Кажется все готово, ничего не упущено. Кораблей достаточно, вооружение и доспехи надежны, девяти тысяч отбор-ных воинов должно хватить, чтобы обложить любой город. А новгородскому конунгу против нас не выставить и половины. Приведем его сюда, и будем крестить в этом храме в нашу веру. А коли доброй волей не захочет принять наш крест - предадим позорной смерти на дворцовой площади при всем народе. Пусть все подданные королевства своими очами увидят венец славы заслуг моих.
И сам Эрих невольно будет принужден отказаться от тяжкой для него ноши - королев-ской короны.»
Мысли Биргера прервались появлением на амвоне архиепископа. Священник, служитель вечернего молебна тотчас уступил ему место богослужения. Воцарилась тишина.
-Братья во Христе! – воздев руки в верх, начал проникновенную речь владыка, - обратите взоры свои к небесным вершинам вселенной! У кого не померк божий свет в очах, тот увидит знамение божие и удостоверится – сам бог Один говорит со своими избранниками языком чудес. Кто из вас в последние дни на восточном небосклоне не видел большую яркую звезду, небывалого вида, с опущенным к низу хвостом, указующим нам прямой путь на языческую Русь. Она вещает счастливое знамение. Сегодня она снова зовет вас в поход. Благословен тот, кто станет участником и свиде-телем великого крестового похода! Узрите же очами своими чудо божие!
И молящие ринулись к выходу.
Выбегающие наружу, обращались лицом на восток, всматриваясь в яркую хвостатую комету, указывали, перебивая друг друга:
«Вон она! Вон она! Истинно, истинно, чудо божие! Знамение зовет на язычников!
Из пустого храма последними, не торопясь плечо к плечу, выходили архиепи-скоп и Биргер. Навстречу, из толпы устремившейся к выходу, вдруг вынырнул молодцеватой походкой, богато одетый по-военному, человек средних лет, и скинув головной убор, поклонился владыке, присоединился к идущему ярлу, шепнул ему:
-Ваше высочество, я готов завтра же отправиться в Табо…
-Хорошо, достопочтимый ярл Фаси. Я рад за тебя, жди меня там, как догово-рились…
Архиепископ остановился, благославляя воеводу Фаси:
-С богом, сын мой! Господь увенчает немеркнущей славой перед престолом своим заслуги твои! И прими мои советы из речи Высокого:
-«Прежде чем в дом войдешь, все входы
365
Ты осмотри, ты огляди. –Ибо как знать
В этом жилище недругов нет ли?»
-Святой отец, - вставил слово Биргер в свою очередь, - там же сказано:
-«Ум надобен тем, кто далеко забрел»…
Ярл Фаси довольный тем, что ему знакомы мудрые речи Одина, подлаживаясь под высокопоставленных лиц, ответствовал:
-«Пусть осторожный, дом посетивший, безмолвно внимает-чутко слушать и зорко смотреть мудрый стремиться»…
-Святой отец, дозоры заведомо всюду разосланы.
Биргер добавил:
-«Счастливы те, кто в жизни славны разумом добрым»…
Архиепископ вошел в азарт цитировать речь Высокого:
-«Нету в пути драгоценней ноши, чем мудрость житейская»…
Биргер сказал:
-На ярла Фаси, как на кровного брата, вполне полагаюсь…
--ХХХ—
« … «речи Высокого» - древнескандинавская песнь доныне живет в Исландии,
ввиде пословиц, поговорок и изречений.»
Невысокие волны прибоя Варяжского /Балтийского/ моря одна за другой накатывались на прибрежный песчанный берег устья Невы.
Перед нами на мысу, напоминающему небольшой полуостров, предстало несколько хижин, покрытых камышом. Далее небольшое луговое ополье простиралось от хутора до стены хвойного леса.
Туман отделялся клочьями от воды, и, поднимаясь уносился в утреннюю синь июльского неба.
Пелгусий из хлева выводил добрую гнедую лошадь. На крыльце его поджидал рыжеволосый в посконной рубахе, мальчонка. На вид ему лет было семь-восемь. Он спросонок поеживался от морской прохлады, терпеливо наблюдая за отцом.
-Витусь, - обратился к нему отец, - подай на вервь, там в сенях лежить.
Шустрый Витусь только и ждал, чтобы услужить отцу, а затем вправе будет просить его прокатиться верхом на Ижоре.
Поддерживая порты, он бросился через порог в коридор, тотчас выволок собранную в кольцавиток веревки, с привязанным к одному концу колышком.
Положив у ног отца веревку, восхищенный предстоящим удовлетворением детского желания, Витусь поднял вверх просящие серые глазенки:
-Тату, подсоть…
Молча слегка улыбаясь, Пелгусий любовался будущим помощником старшеньким сыном. А сам взял его подмышки и легко вскинув на спину лошади, подумав: « Ишо не скоро помощник из него вырастет.»
Меж тем мальчонка крепко уцепился ручонками за гриву, а не твердыми ножонками обхватил теплые бока Ижорки, приготовился к езде. Пелгусий вывел коня из придвор-ной огорожи и направился по тропинке, ведущей к лесу, чтобы на росной буйной траве на привязи накормить любимицу – ижорку. Застоявшаяся, упитанная кобылица часто семеня ногами игриво кивая головой, рвалась вперед, на кормежку.
Пелгусий, сдерживая приговаривал:
-Ижорка не балуй! Витусь, крепче держись!
-Да, ежели бы в седле яко ты, я и один управилси с Ижолкой.
-Ну добре, добре, подрастешь – вместе князю Олександру в Новгород поедем…
366
-Тату, а якой такой князь Одекшандр? - Не унимался довольный ездой Витуська. Вон такой как у нас в углу на иконе, сто ты за него молитса нам велишь?
-Он почитай лепей того, нашего бога Спаса. Он кормилец наш.
-А те браты, як же прозываютца, за которых ты молишся.
-То Борис и Глеб, - сказал Пелгусий.
-Во, во Болис и Хлеб…
-Глеб, - поправил отец сына, а помедлив продолжал, - то старотерпцы святые князья братья. Их старший брат злодей Святополк треклятый неповинных загубил…
-А, а … - протянул Витусь, ничего не понимая, а разговор завел лишь для того, чтобы в глазах отца казаться деловитым участником всех семейных дел.
Тем временем Пелгусий свернул с тропинки на траву и бросил повод, стал путать Ижорку.
Проголодавшаяся лошадь, потянулась к траве. Витусь, крепко держащийся за гриву, съехал на холку лошади и полетел вниз головой.
Ижорка тотчас шарахнулась в сторону и фыркнув, остановилась.
Боясь за сына испуганный Пелгусий бросился к Витусю, но тот уже был на ногах, затем немного успокоившись видя, что с мальчонкой ничего не случилось, сказал:
-Не,… Витусь, ишо не скоро ты станешь конным воином…
Затем Пелгусий, приблизившись к лошади, размотав веревку, забил камнем колышек и, оглядываяясь на Ижорку, с Витуськой направились обратно к дому.
К этому времени море почти полностью очистилось от тумана.
Со стороны Невы выглянуло солнце.
На морском горизонте вдруг что-то замельтешило. Это обеспокоило Пелгусия.
Подходя к избе, он все чаще стал поглядывать на море.
Подозрительность с каждым шагом увеличивалась.
-Витусь, - вдруг обратился к шедшему позади него, поеживаясь от холода сынишке, отец спросил, - ты здорово ушибся?
-Не а, - протянул как-то неопределенно Витусь.
-Тогда ходь сюды,- позвал его отец.
Витусь, в недоумени чего от него хочет отец, нерешительно приблизился, и выжидающе остановился рядом с ним. А Пелгусий сосредоточенно смотрел вдаль моря, откуда вдруг повеяло на него предстоящей тревогой:
-Там на море, - сказал он Витусю, указывая кукой на только что едва различимые паруса кораблей, -што-то плыветь много, не пойму што… у тя очи зорче, позри-ка лепей…
И с последними словами Пелгусий поднял сынишку на плечи.
-Становись крепче, держись за голову и зри што тамо движетца к Усть-Нево…
Витусь лавируя своим телом, уравновешиваясь, встал на плечи отцу босыми ножками и уцепившись за волосы, стал всматриваться в сторону моря.
На горизонте водной глади, он увидел много парусных кораблей:
-Ой, тату, школь гостей к нам едеть! – восхищался Витусь.
-Как много? – с не скрываемой тревогой спросил Пелгусий.
-Зело, зело много! Я столь ни разу не зрел гостев…
Пелгусий, ничего не говоря, спешно снял с себя Витуся, подбежал к избе, торопливо вскарабкался по углу на конёк камышовой крыши, стал всматриваться, в приближаю-щуюся армаду парусных кораблей, направляющихся прямо в устье реки Невы.
-Тату, ты и знов провадить их в Новый город наймесси? – снизу спрашивал отца, дотошный как и все дети, Витусь.
Заслышав разговор, через приоткрытую дверь, в которую выходил дым, топящейся
367
печи по-черному, на крыльцо, один за другим высыпала вся семья начальника Ижорской связи: Два мальчонка меньшеВитуся, жена и старая мать. Жена Марина с растрепанными волосами, как стряпала возле печи с ухватом в руках, так и выскочила на крыльцо и, увидев мужа на крыше, удивилась, спросила:
-Пелгус, што тамо?
-А вон позри на море, аш боязно сколь гостей едуть с товарами… толь мыслю не с добром…
Слабо видящая мать Пелгусия, спросила:
-Где, вы зрите гостей-то? Знамо, ежели гостей много едуть то к добру … лепей, коли люди люди торгують, а не воюють…
Спустя некоторое время корабли, а их начитывалось более двух десятков, приблизились на столько, что можно было различить столпившийся на палубах людей.
У Пелгусия с каждой минутой нарастала тревога. Он вглядывалсяв высокорослых людей, которые с шакальим любопытством взирали на первую свою жертву, ижорский хутор, с такой страстью, что некоторые корабли накренялись на правые борта.
До Пелгусия наконец дошла явная догадка не с миром едут торговать заморские гости коли у всех людей на поясах висят мечи и кофтаны короткие темнозеленого цвета
что бывает только у воинов, а не купцов.
-Ратоборцы! – мелькнуло в мыслях Пелгусия.
А спустя некоторое время корабли подошли еще ближе к берегу и люди по команде вдруг засуетились и стали спешно спускать на воду лодки. В них расторопно спрыги-вали в полном вооружении люди.
Пелгусий тотчас метнулся с крыши на землю, крича:
-Матка, то вороги… Витусь оповести живо хуторян, штоб уходили в лес.
Растерявшаяся жена, заголосила:
-О, боже, боже! Пелгус ты уходь, а мы с матушкой из родной избы никуды не пойдем…
-Ты очумела, под насильство тевтонов, альбо свеев останисся.
Хлеб рухлядь живо в мешки сбирайте!
-О, боже, боже! Пелгус, можа то гости едут с добром, а ты суетисся позря?
-Не по зря! От свеев уж год назад, яко слух через купцов идеть, будто бы гото-вятся к походу на Русь. Вот те и поход, зри сама, вон отъезжають от кораблей вои при
всем оружии…
Ты не реви, а бери робят и уходь скоро прямо к Филипповой балке.
А я толь заеду на пастбище скот в лес переправлю и нагоню вас. Огниво не забудь…
Старший стражник, метаясь в сборах, то и дело озирался, на отчаливающие лодки от кораблей, и с каждым разом убеждался в своих помыслах.
В то же время он мысленно искал решительный выход из создавшейся ситуации:
то ли оставаться и ждать сложа руки воей участи, али на всякий случай удалиться в лес,
а там тайно лесными тропами уйти в Новгород – оповестить князя о вражьем вторжении. «Сохранить себя, сохранить Русь!» - последнее, что подумал Пелгусий а сам метнулся в избу, сорвал короткий меч с гвоздя, на ходу опоясал им себя, кинулся за печь и схватил порожний мешок, быстро поклал что попало под руку, хлеб, соль, сдернув с кровати немудренное грубое одеяло, армяки. Не забыл поверх всей рухляди положить и икону Спаса.
Выскочил на крыльцо. В проходе, на его пути суетилась седовласая мать:
-Мамо, можа и ты с нами в лес отойдешь?
-Нет сыне, уходите все с богом, прощевай! Помирать так в своем углу…
368
Коли суждено господом, то мне уж пора пожила на белом свете…
-Ежели што, прости мама, не обессудь… Мне ишо надодобно князя оповестить…
-Пелгусий наскоро обнял мать, поцеловал, стал торопить жену и детей.
Шесть или семь лодок, наполненые воинами, уже отчалили от кораблей.
Стражник, подгоняя ребят перед собой, каждый из них что либо тащил уходя по тропинке к лесу.А жена в начале, метнувшись за огорожку, обернулась назад, присела на корточки закатилась в истерике:
-О боже, боже мой! Порушат все! Мамочка моя родная!...
Пелгусий, тащивший тяжелый мешок, подхватил жену под руку, твердо сказал:
-Марина, укрепись и ободрись! Али хочешь остаться на истязание? Ведай же, не ты едина… Ишо мне надобно ехати в Новгород до князя Олександра, спасать Русь…
Марина вдруг очнулась, с ненавистью оглянувшись на приближающихся к берегу воинов, готовящих луки к стрельбе, рванулась вперед. Шаг за шагом у неё твер-дела поступь и, наконец, она уже бежала вперед и кричала мужу:
-Пелгусушка! Дорогой уходи ты!
Бегущие по тропинке к лесу, сравнялись, с привязанной Ижоркой. Пелгусий свернув к ней, выхватил, обрубив у привязанного колышка веревку, разрезав путо и держа не завязанный мешок в одной руке кое-как взобрался на спину лошади, помчался к пасущемуся в сторонена луговине хуторскому стаду.
Перепуганные дети, расплакались, но подоспевшая в это время мать, уже нагоняла их, и ободряя, увлекла за собой.
Высадившиеся на берег шведские воины, заметив людей, уходящих от них в лес, смеясь, для острастки пустили в догон несколько стрел, которые к счастью, никого не задели.
Ижорский старшина ехал рысью по загородью хутора приближаясь к стаду и кричал пастушонку:
-Федька, вороти животину к лесу!
А тот разинув рот глупо озирался кругом, ничего не понимая, почему такой сполох произошел в деревне, ошеломленный стоял не шевелясь, будто вкопанный столб при дороге.
Обезумевшие хуторяне, бросившие родные очаги бежали наперерез своему старшине. Смешавшийся с соседями в лес уходил и Витусь. Пелгусий помогал пастушонку заворачивать скот от деревни, крича одновременно отдавал распоряжения односельчанам:
-Уходьте к Филипповой балке! Туда и гоните всё стадо!
--ХХХХХ--
Никита отвез Буслая в Новгород, сдал из рук в руки Амелфе Тимофеевне и вернулся через еделю обратно на Шелонь.
На следующий день он снова с Ратмиром на пару с утра уже вел повал леса на делянке и что-то замешкался с отрубом вершины.
В это время Ратмир делал подготовку к повалу следующего дерева. Подойдя к высокой в обхват ели, похлопав любовно по шершавой коре, как с живым существом, заговорил:
-Ну матушка, постояла сто летов и досоти. А нонте приспело, время полежати столь же в срубе крепостной стены, на порубежном страже у реки Шелони.
Затем он обошел вокруг дерева, срубив несколько порослевых рябинок, мешающих повалу, обратился к подходящему Никите, продолжая меж их, начатый разговор:
-А сама то Ульяница, што сказывала?
-Да разве ж может она в чем перечить дяди, коли этот христопродавец Кинт
369
лишнюю гривну перекинет Кольчужнику и увезет её в неметчину…
Никита подошел к ели, наметанным глазом определил в какую сторону валить дерево, произнес:
-Сюда, - указал Ратмиру рукой направление повала и основательно прилаживаясь, плюнув на подставленную правую ладонь, чтобы не скользило топорище, перехватил топор с руки на руку, ударил наотмашь у самого корня дерева.
В то время, когда Никита выхватывал увязший топор из смолистой древесины и вновь поднимал над головой, Ратмир с противоположной стороны с силой опускал в такт свой топор.
Подобным образом, в две руки, соблюдая ритмичность взмахов, шла рубка леса по всей делянке.
Подрубив дерево наполовину, слаженные лесорубы малость отдыхали, чтобы с новой силой дорубить до конца.
Воспользовавшись минутным перерывом в рубке, Никита продолжал рассказы-вать:
-Толь когда подступился под конец дядя Игнаш к Ульянице. И спрошал, поедет ли в неметчину, али нет: тут она не сдержалася изрекла свою обиду и пригрозила:
« Пожалуюсь князю, коли станешь приневоливать и торговать меня Кинту»… Тогда малость отступился, видно и вправду оробел, зато озлился с тех пор на неё по звериному. Сказывала, очами тако злорадно и зырит. А когда я приехал с Буслаем в Новгород, он уж лисой хитрой ходил деля меня, все допытывалси, как я в милость князю попал…
Пока они разговаривали мимо них проехало несколько груженых подвод длинными бревнами на волокушах. Возчики отбирали у вальщиков только что сваленные бревна и везли их для строительства крепостной стены.
Один возница порожняком завернул на ослабевшем коне под только что сваленное толстое бревно:
-Гюрята, то древо не под силу твому гнедку, - предостерег возницу Никита.
-Ни цо, возметь! – браво откликнулся тот.
-Не ведаю, дай – то боже, - с сомнением проговорил Ратмир.
Гюрята, расторопный молодой юноша развернув коня, поставив волокушу рядом с лежащим бревном, лихо утверждал:
-Ни цо возметь! – Толь подмогните навалить…
Никита и Ратмир бросив топоры, взялись за ваги и сталиподсверивать дерево на волокушу.
Они сообща быстро навалили бревно.
А Гюрята тут же охватил его несколькими витками веревки, увязал и тронул коня. Но гнедой сразу же заплясал на месте, ибо груз был явно ему не под силу. Гюрята не замедлил с щедростью применить добрую березовую хворостину к своему кормильцу.
Но и после крутых мер принятых к лошади, бревно оставалось на месте.
-Никишка, вы видно суки сниза не обрубили? – с укоризной спросил Гюрята, и схватив лежащий на сопке топор побежал к вершине, пуская лезвие топора по низу дерева, проверяя не осталось ли неодрубленных сучьев.
В доказательство Никита подошел к вершине и поддев колом приподняв её над землей, откинув в сторону. При этом убедительно говорил:
-Вот погледь, где тута суки? Я же реку Пенишич, не мучь коня позря6 то бревно ему не по силам…
-Ни цо возьметь! Он у нас жилистый… - все еще самонадеянно обольщался и твердил одно и тоже Гюрята.
370
И снова взялся за вожжи, начл понукать и нахлестывать по бокам бедного гнедка.
Лошадь храпя и фыркая выбивалась из сил, рвалась в упряжке. Шарахаясь из стороны в сторону, становясь на дыбы, гнедая пыталасть стронуть воз с места. Но все потуги были тщетными.
В то же время Гюрята был неумолим и беспощаден. Его рука не уставала под-ниматься над мечущейся от страха животной, которая налившимися от кровью глазами, храпела, косилась на своего безумного хозяина.
В это самое время по лесной дороге и проезжал Александр Ярославич с Миха-илом Степановичем. Завидев издевательство над лошадью, завернул сюда.
Он издали дал знать о себе:
-Ну живодеры! Готовы с бессловесной животины и шкуру часом содрати?
Услышав голос князя, вдруг все опешили.
Александр Ярославич подъехав к вальщикам, неторопясь спешился и ничего не говоря, отстегнув подсидельные ремни, сняв седло с вороного, положив на сопку. Отдавая повод, вблизи стоящему Ратмиру, приказал:
-Впрягите вороного…
Когда выпрягали Гюрятиного гнедка из волокуши и сняли хомут, хотели одеть на вороного, он оказался ему далеко не по размеру.
Вороной противился, задирал голову не давал чтобы одевали на него слишком тесный хомут. Икогда Александр понял свою оплошность, что не учел размер слишком малоразмерного хомута, смутился:
-Уж коли не судьба вороному лес возить, так не обессудьте видно ему впору князю служить… А вы люди ведайте, ношу по себе берите и на бессловесную животину в меру ложите!...
Не успел Ратмир снять, застрявший хомут с головы вороного, как по следу князя подъехали три конника и остановились на том самом месте, откудатолько что несколько минут назад наблюдал за бесчеловечным избиением Гюрятой своего гнедка.
Конников первым заметил князь, и , узнав издали Савку, но еще не был уверен твердо, так как его лицо мельтешило под тенью деревьев, подумав: « Уж не с Брячиславной ли яка беда приключилась?» Крикнул
-Гей, кто тамо? Давайте сюды!
По мере приближения верховых, князь узналСавку и Пелгусия-начальника Ижорской стражи, только что назначенного при отъезде на строительство на эту должнось. Но третьего всадника, средних лет не признал, хотя одежда его напоминала ижорскую, еще больше удивился: «Ижоряне, из Усть-Нево, пошто? Уж не..
-И его взор пытливо уставился на Пелгусия.
Но Савка ещё издали огорошил Александра:
-Княже, беда!
Александр перевел многозначительный взглял на Пелгусия и незнакомца, мысленно пытался угодить: «Што же всетаки содеялось? С княгиней, али на Неве?...
Помедлив спросил:
-С кем беда то? Говори толком.
-А вот он, - кивнул Савка в сторону Пелгусия, - пусть толком и обскажет…
-Олександр Ярославич, - начал Пелгусий, - свеи и шведы с большим числом
воев на Неву пришли…
-Што им на неве потребно?
-Не ведаю княже, толь третьего дни высадились у Устья Ижоры, зело много воев из короблей сошло на берег… Когда уезжали они пировали и песни пели. А ноне не ведаю што деют…
371
-Случаем, не гости заморские, коли пируют? Не обознался ли ты?
-Нет Олександр Ярославич, при каждом оружие, копья, мечи, луки, панцыри.
Неприменно набег замышляют. Ишо по мне, когда я в лес уходил и по нашим хуторянам в догон ужо из луков стрелили…
-Рекешь, набег?
-Явный набег, княже…
-А мы вишь набега ждали со стороны немцев, альбо литвинов.
Вот и крепость строим, - как бы оправдываясь перед пелгусием и, скрывая растерянность, говорил Александр.
Затем он на мнгновение замолк и о чем-то размышляя и что-то решая, внутренне сосредоточился, подняв голову, спросил стражника:
-Как много их?
-Тысящ пять буде, а то и более…
-Так…А кто с тобой? – спросил Пелгусия князь, кивнув на незнакомца.
-Мой стражник…
-По зимней дороге, прямым путем на Ижору проведешь? – обратился Александр к незнакомцу Ижорянину.
-Добре ведаю путь. Проведу , княже, - с готовностью ответил тот.
-Дядя Пелгус, ты езжай и следи неотступно за ворогом, а он пусть останется нашим проводником… Толь вы обговорите, где встретимся. А мы тоже на замедлим…
-Михайло, вели всем кончать повал. Снимай всех. Зови работный люд на Шелонь…
--ХХХ--
Александр, заехав на Шелонь, распорядился прекатить все работы по строительству крепости и выехал налегке в Новгород.
За ним потянулись пешью, в обозе, в лодьях вниз по реке и верхом на конях строители.
На рассвете, преодолев более сотни верст, с небольшим отрядом князь усталый и возбужденный тревожной вестью постучался в ворота Рюрикова Городища.
Встретил его взволнованный Федор Данилович. После получения вести от Пелгусия, о высадке шведов на Неве, он забеспокоился о судьбе Новгорода, воспитанника князя и неразрешившейся от бремени княгини Брячиславны.
Самому Алесандру Ярославичу за короткое время самостоятельного княжения это было второе серьезное испытание о защите отечества после татарского нашествия.
Старый наставник хорошо понимал всю ответственность в сложившейся обстановке. Он знал, от малейшей промашки в подготовке отпора врагу, зависит жить ил умереть от меча последнему народу русскому свободной окраины Великой Руси.
Данилыч не спал уже две ночи и с часу на час поджидал князя.
Они встретились в дверях.
Александр решительно шагнул через порог навстречу растерявшемуся пестуну. Протя-нул сильную рукуучителю и со страстной уверенностью охватил его старческую узкую ладонь, прихлопнув поверх сплетения рук, такой же мощьной и твердой левой пятер-ней с воодушевлением произнес:
-Не кручинься, Данилыч! Бог даст выдюжим!...
Но сломленный духом наставник, ничего не ответил, лишь с сомнениемпожал плечами и испытующе посмотрел через плечо Александра на Ильменский водный простор, затя-нутый пеленой тумана.
-Как Брячиславна? – полушоптом спросил князь.
-Ишо крепится…
372
-Ведает ли? – намекнул он имея ввиду о нашествии шведов.
-Мыслю не ведаеть…Княгини и ведать не след тревожное…
-Добре, Данилыч. Зарас едем на Ярославово Дворище, толь переоденусь. Там боярский совет созываю… А в ночь мыслю, ежели Бог даст, выступать с ратью сколь наберу…
Старик от услышанных слов Александра, опешил так что не смог ничего вымолвить в слух, лишь шевелил губами и сокрушенно отрицательно качал головой.
-Как же можно, Саша? – наконец выдавил он, - так поспешно?
А я мыслил ишо весть послать батюшке во Володимер посить подмоги… Да и своих-то людей едва в неделю поднимешь… Поселян ополчить оружия мало. Коли Пелгусу показалось с пять тысящ свеев, то нам надобно выставить противу их всех десять, а то и пятнадесять. А где их набрать столь?Пока дружины подойдуть из ближних погостов-волостей и городов Русы, Пльскова, Валдая, Торжка. А надо бы послать и в Торопец и в Холм на Ловать и на Подвинье и Великую Луку…
-О том и не мысли Данилыч… упустим час – упустим победу.
Пусть вороги мыслят, будто бы мы замешкались и страхом объяты, ну а мы зришь тут как тут. Вот прибудут ноне мои люди с Шелони, строители, ополчим кого можно, посадим на коней и с Богом в поход…
-Ярославич, не одобряю твою поспешость…
-Тебе наставник виднее разумом, а я сердцем чую-Отсрочим поход на сутки и быть свеям в Новом городе.
-Мне што, я боюсь за тебя… А меня старика и помиловать могут, а тебя в полоне сгноят, аьбо живота лишать…
-Не страшись за меня, Данилыч. Ни того ни иного не случится, толь отправляй с верой Георгия Победоносца на битву.
Не мы чужую землю воюем, а нас обезволить мыслят вороги. В латинскую веру перек-рестить хотят. Наше дело право сказать им поворот от ворот. Пусть он нас страшиться,
а не мы их.
-Дай-то Бог, сын мой!... Што в моих силах, то я сотворю…
Александр круто повернулся и стремительно пошел по темному коридору в свою гридницу.
Войдя, кинул взор на стену, где развешаны боевые доспехи, мечи, шлемы опробывал пальцем острие, рубанул по воздуху, разочарованно повесив обратно.
Затем снял с себя зеленый плащ, отпоясал ремень, на котором болтался ювелирной работы кортик, опоясав меч средней величины, тот что подарил Савка,одел княжескую медаль, сверкающую золотом, накинул малиновый плащ и только хотел выйти, как на пороге появилась ключница Дарья.
-Сокол ты наш, вернулси, - повисла на его плечах няня, - а княгинюшка-то убивается, голубушка бедная… ночами не спит горемышная, тебя узрела у ворот…Послала, просила што б зашел… Кручиницца милая…
-Ой, няня, няня, беда и у меня не менее! Толь ты ей не сказывай… Вороги на Неве. Отповедь. Зайду проститься-навестить А в ночь уйду с ратью. Сейчас еду на совет больших бояр и вече, дружину ополчать… -Соколик, ты мой! Беда то какая! А ей то каково? Уж слишком молода и так рано дите понесла … ить боязно… Мыслю тяжко ей от бременив первой-то раз станет освобождатися…
-Пусть крепится, не обессудь няня. И мне одночасье дорого. И, отстранив ключницу, Александр вышел. -Господи, Царица Мать Небесная помоги им обоим.
373
Иди, иди с Богом соколик ты мой и гони ворога с земли нашей. А мы туто как нибудь.
Да обговорю голубицу приятную.
--ХХХХ—
Через Мишку и Савку, которых еще с дороги Александр послал к их отцу-посаднику, Степану Твердиславичу, к рассвету велел собрать больших бояр на военный совет на Ярослав Двор.
К этому времени весь город узнал о высадившихся шведах на Неве. До этого часа о вторжении врага знали только трое: Федор Данилович, Степан Твердиславич, и тысяцкий Никита Петрилович.
Собравшиеся бояре, на Ярославском дворе в большой палате, во главе посадника и старшего тысяцкого, с минуты на минуту поджидали князя. Волновались, Переговаривались меж собой. Сомневались: «Не позря ли суетимся? Отколь такая весть? Не может того статься штобы тако враз и войско ратное высадилось?
Да где то видано, пошто свеям потребно побережье Невы?
Меж тем Александр Ярославич с Федором даниловичем в сопровождении Якова, Ратмира, Сбыслава и Фомы Горбатенького, Гаврилы Олексича и ижорянина въехал во двор, спешившись, велел Якову:
-Вернись на Городище, изготовь к походу мои доспехи, распорядись пригнать коней с дальнего пастбища. Конюшие пусть зададут овса и в дорогу торбы заготовят. Конюшие пусть зададут овса и в дорогу торбы заготовят. Сам не отлучайся вдаль. На тебя оставляю Брячиславну…
-Добре. – И сдерживая тайное неудовлетворение распоряжением князя, Яков ускакал назад.
-А вы, - обратился князь к остальным телохранителям-воинам часом поез-жайте во все концы городак мечникам, кольчужникам, лучникам, копейщикам и кова-лям, ну словом ко всем оружейникам зовите именем моим сюда. – А ты друже, - сказал, с каким то особым уважением ижорянину, - ежели не голоден, оставайся у коновязи, приглядывай за конями.
И не мешкая направился к парадному крыльцу дворища.
Но не успел он отойти и несколько шагов, как за спиной услышал разгорающийся спор между телохранителями. Каждый из них хотел выполнить приказ князя как можно быстрее и поехать в самый ближайший конец города. Александр круто обернулся, строго обвел своим взором воинов, властно произнес:
-Олексич, распорядись куда кому ехать, и не смейте перечить. Ведайте, идем на дело святое! Едины как братья будьте! И душой и телом!
И поддерживая левой рукой короткий меч, нагнал наставника, первым вбежал на крыльцо. И только приостановился на минуту на площадке крыльца, поджидая Данилыча, пока тот поднимался к нему, первые лучи восходящего солнца скользнули по лицу, подумав: «Кажись, я медлю позря. Поспешать надобно!..
Навстречу вышел Степан Твердиславич.
-Все ли собрались? – спросил коротко князь.
-Именитые большей частью все… иные в отъезде…
Войдя в палату, Александр окинув присутствующих взглядом, прошел к княжескому креслу, но не сел, лишь сорвал островерхую шапку, бросив на подоконник. Федору Даниловичу указал рукой сесть в кресло.Сам встал рядом, откинув прядь волос, замеш-
кался в растерянности, не зная с чего начать, затем склонив голову в полупоклоне, приветствовал:
-Здоровье и честь думным боярам господина великого Новагорода!
Все бояре, как по команде чинно встали и поклонились поясным поклоном, ответили в
374
разнобой:
-Здоровье князю! Здрав будь, Ярославич!...
Только уселись не спеша бояре на широкие лавки, расставленные полукругом, обратили взоры на юного князя, Александр сдержанно, но видно, что волнуясь, заговорил:
-Не обессудьте бояре, што потревожил спозаранку. Самая пора сны досматривати, да жонок ласкать, а туто сами зрите не до того. Ну верно все проведали о тревожной вести с Усть-Нево?
-Знамо всем ведома така весть, - ответил за всех посадник Степан Тверди-славич.
Только Ярославич хотел продолжать речь, как Гаврила – Щитник сорвался с места, с подвохом спросил:
-Ведомо-то оно ведомо, Ярославич, толь вести-то может статься и облыжные твой Пелгус – ижорянин принес?
-На ижорянина я полагаюсь. Мыслю не мог он ошибиться , коли слышал свист стрел за собой, когда из своего хутора в лес уходил. К тому ж и мать родную оставил на истязания свеям. Вот и разумейте сами, облыжная, али истинная весть…
Более двух десятков кораблей с моря вошли в Устье Невы. То не могут силу таку иметь ушкуи, альбо разбои морские. Явное дело то вражье войско.
Собрал я вас великодумных бояр-цвет богатства и славы господина великого Новгорода, штобы спросить: Ежели я сам поведу дружину, ополчите ли к ночи всем городом полтыщи конных воинов?
От таких слов князя все присутствующие бояре ужаснулись. Больше поло-вины ретивых бояр в изумлении поднялись с мест и остолбенев безмолвно уставились на Александра. Потом вдруг разом заговорили, перебивая друг друга.
-Ярославич, такой спешки, аще в жизни не бывало, - первым отчаялся легко перечить князю посадник.
-То не в силах мы сотворити, - утверждал Гаврила-Щитник.
-Не успеем Ярославич до ночи ополчить горожан, а не толь поднять поселян с погостов и волостей… Да за то время не успеть отточить мечи, секиры и копья, а не толь собрать дружину ратоборцев, - говорил тысяцкий Никита Петрилыч.
-Ну коли мы не успеем, так кто мне поруку даст, што ворог завтра с пятью тысячами воев не обрушится на Новгород и не станет убивать и полонить, истязать жен и детей ваших, сжигать храмы наши и крестить всех нас в латинскую веру?
В палате на миг воцарилась тишина. Лишь сидящий в задних рядах рядах, расторопный, небольшого роста боярин, с рыженькой острой бородкой, ерзая на лавке то и дело вполголоса спрашивал соседа:
Што же, молчите? Што же буде-то?
Но соседи не обращали на него никакого внимания6 сидели как истуканы.
Видя что к нему бояре остаются равнодушными, Ратишка, вскочил:-
-Ежели так, Ярославиц, - скороговоркой заговорил он, - сказывай што от нас потребно, все отдадим…
Александр, бросив недовольный взгляд на окаменелые лица бояр, сделав паузу, решительно сказал:
-Ну коли так Ратишка, ты ото всех именитых бояр сказываешь, я откроюсь.
Пешье ополчение не стану брать с собой. Оно свяжет свяжет в пути. Возьму толь тех, кто охотой и сердцем пожелает отстоять родной Новгород. Невольники мне не потре-бны…
-Полтыщи Ярославич, ты рекешь, противу пяти тысяч? – с места бросил реплику
375
Гаврила-Щитник.
-Вооружите, што прошу. Остальное – моя забота, - отрезал князь.
-Уж натто мало, Ярославич, - встав на сторону Щитника опять осторожно пере-чил посадник.
-Наберу своих дружинников сотни с две. В остальном надежда на поспешность, хоробрость воинов и на святую правоту нашу. Не мы воюем чужую землю, а волю свою отстаиваем. Всем ведомо, на своей земле и Бог помогает. Один бесстрашный воин десятерых чужеземцев побивает.
Александр хотел продолжать, но в дверях увидел оробевшего ижорянина-проводника, который хотел что-то сказать ему, но видя, что князь убедительно о чем-то говорит на большом совете бояр, оторопел у дверях и не знал как ему быть.
Александр перевел взор на перепуганного ижорянина, спросил:
-Што там друже, стряслось, сказывай?
Растерявшийся спутник Пелгусия, переступая с ноги на ногу, и стеснительно, стискивая в руках шапку, наконец вымолвил:
-Княже, явились свейские послы и хотят зреть тебя…
-Данилыч, выйдем к послам, - пригласил учителя Александр.
И вместе вышли на крыльцо.
За ним поднялись почти все бояре и ради любопытства один за другим просочились в сени. Но не доходя до выхода на крыльцо с открытой дверью затаились, так что весь разговор князя с послами могли хорошо слышать.
Перед Александром Ярославичем предстали шведские конные послы. Четверо из них в военной форме, пятый повидимому из купцов переводчик. Старший тронув коня гордо выдвинулся вперед, без приветствия и не спешившись, высокомерно заго-ворил. Переводчик ломанным русским языком стал переводить.
-Посоль Ярла Биргер шказаль, - кивнув переводчик на говорящего.
Но Александр Ярославич не дав договорить переводчику, резко прервал его:
-Я добре зрю што он посол и не чтит князя Новгородского, будто бы я уже у вас в полоне. Не изволит кланяться. Ну што ж воля твоя… Мирных послов мы встречаем хлебом солью и ведем в трапезную угощаем лучшими стоялыми медами… А коли так, не обессудьте за не добрый прием.
Александр внутренне собрался в комок, превозмогая гнев и волнение, старался говорить хладнокровно.
Посла ничуть не смущала предосторожность князя. И он продолжал, а переводчик торопливо переводил:
-Ярл Биргер говориль через меня конунгу Нова города…
-Што же он сказал?
Самоуверенный посол, недовольный Александром, что он перебивает его, опять заговорил на своем языке.
-Ярл Биргер шказаль, - повторил переводчик, - ратоборству проть меня, ежели мог сопротивляйся… я ужо плэню твой земля…
Затем переводчик помедлив малость, спросил:
-Сто шказаль конунг Александр ярлу Биргер?
Александр переглянулся с Данилычем, положил правую руку на эфес меча, крепко стиснув, твердо сказал:
-Ответствуй своему Биргеру. Мы его не звали и не ждали наводить порядок на нашей земле. Разберемся сами.
Татары покорили большую часть Руси. Но она жива Великим вольным Новгородом. Мыслю Бог даст останется здравствовать и после Ярла Биргера.
376
У нас на Руси так рекут: Кто на пир честной придет незванным, тот пусть не обессудит на плохое угощенье.Чем угостим тем и будете довольны.Пусть Бог и меч рассудит нас с Биргером, -решительно сказал Александр и не взглянув на послов, круто повернулся и скрылся в сенях.
--ХХХ—
Печет полдневное солнце. Новгород оглашается колокольным звоном. В разноголосье мелких колоколов вливается глухой надрывный звук вечевого колокола.
На площадь перед Ярославовом дворищем собирается народ,
Подъезжают конные воины.
А в княжеских хоромах на Юрьевом городище, в горнице ключницы Дарьи, на той самой кровати, где два года назад лежала больная в беспамятстве Иванкова Рада, сейчас лежит Брячиславна. Она услышав тревожный звон вечевого колокола схватилась за живот, заметалась.
Коса княжны растрепалась и она, смахнув мокрую от пота прядь волос с лица, безумным взором уставилась на няню Дарью:
-Разлюбил… очей не кажет…-с обидой в голосе проговорила Брячиславна.
-Голубица ты моя приятная, - кинулась старая утешать свою госпожу, - светел месяц твой явитца, прилетит соколом –гоголем толь дай ему с ворогом расквитаться…
-Няня с яким таким же ворогом то? Што укрываете от меня? Мыслите я ниц не разумею?
-Голубица моя приятная, милое дитятко, так ить он не велел сказывати, тя оберегает… а ты разлюбил… разлюбил…
Не разлюбил он я добре ведаю с малолетства рядом с ним была не такой он…
А ты дите ждешь, не след печаловаться, время своего надобно ждать безропотно, то наша бабья доля… А ему дружину треба готовить в поход… Весть пришла с Усть-Нево, вражьи корабли рать высадили…
-Няня, неужто конец всему?... – уставилась вопрошающе Брячиславна большими
выразительными глазами страдалицы.
-Не тревожься голубица моя приятная, безо время… Орел твой налетит с высоты небесной и выклюет с Божьей помощью очи ненавистному ворогу.
-Позри, няня, не едет ли?
Длчя отвода глаз княгини ключница вышла в коридор и не поверила себе, когда перед нею предстал вдруг Александр. Кинулась к нему:
-Сокол ты наш, прилетел таки, а она горемышная ждет мечетца, страждет…ить первенец… Проведала… Пришлось открыться о набеге-то… Ты уж прости меня нера-зумную … Не устояла…
-Няня, должно я не к стати… разрешается? – спросил князь.
Он очень торопился. Дав приказ на последний сборв поход перед Софийским собором. А сам за это время тотчас примчался на городище, чтобы ополчиться в боевые доспехи и проститься с Брячиславной.
-Нее…иши не разом… Заходь, заходь, - и отступив с дороги, открыла дверь в горницу.
О ужас! Княгиня лежала в той же горнице, на той же кровати, за той же занавесью, что и Рада два года назад. Её растрепавшиеся пряди волос, точно также были разбросаны по подушке, только были светлее Радиных, лихорадочно блестящие глаза, раскинутые руки в беспомощности-все напоминало Александру ту тревожную сцену встречи с любимой и тот чудодейственный воскрешающий поцелуй. «Вот подойду часом тихо и поцелую её, будто Раду - подумал он.
Александра Брячиславна повернув произвольно голову на вошедшего и в начале ни
377
чем не реагировала, будто была без сознания. Затем вдруг встрепенулась, будто была без сознания. Затем вдруг встрепенулась, неестественно быстро рванулась с постели в длинной исподнице. Босая, поддерживая тяжелый живот руками, бросилась к мужу на грудь.
Всхлипывая, захлёбываясь в слезах, прерывисто заговорила:
-Милый! … И знов уезжаешь?
Александр, обняв за плечи княгиню, с легкой улыбкой, ободряюще сказал:
-Ну вот, а я мыслил, ты уж и сына мне принесла…
-Скоро… пожди малость…
-Эх, Александр Брячиславна! Пождал бы с охотой, да ворог не ждёт…
-Саша, мне страшно… Оставь хоть Якова, - попросила княгиня.
-Добре, добре тебе покой потребен, Якова оставлю… Тяжко ляжь…
И Александр легонько стал увлекать ее, обессиленную с помутневшими глазами к постели.
Но она вдруг очнулась, нашла в себе силы, приподнялась на носках, повисла на шее у князя, страстно заговорила:
-Дай обнять тебя в последний раз… Идешь то на смертный бой.
-Избави Бог. О смерти не смей и помышляти. Твое дело сына родить, а моё ворога побить.
-Я то исполню твое желание, исполни же и ты мое – побей жаждущих нашей крови.
-Непременно, жди с победой Брячиславна!...
В горницу ворвались отдаленные звуки колокольного звона.
-Вот чуешь, Господин Великий Новгород зовет меня на защиту своей вотчины, в поход. Прощай Брячиславна! Будь здорова! Няня, Дарья, сберегите мне княгиню и дите!
И принимая в свои объятья еле держащуюся на ногах княгиню, няня торопила князя.
-Добре, сокол ты наш, иди поспешай с Богом. Налети и побей ворога высокомерного, а мы туто управимси и без тебя…
--ХХХ—
Почти без отдыха, преодолев более сотни верст, к полудню возвратились все Шелонские строителив Новгород. Горожане торопились побывать дома, переодеться и ополчиться в доспехи, проститься с родными и ближними. А поселяне, с ближайших деревеньте не успевали даже и на минуту ступить через родной порог.
Многие, еще там, на Шелоне, пытались отпрашиваться у князя и давали слово вернуться к ночи или к утру следующего дня на конях и в своих доспехах. Но Александр был неумолим-говорил, кто не успеет вернуться под вечер, тот не успеет в поход. При этом добавлял: -«Пойдут в походратники толь доброй волей. Никого силой принуждать не стану и толь на своих конях»…
Но желающих добровольцев-безлошадников пойтина шведов, было гораздо больше, нежели смогли посадить на коней именитые бояре и князь.
Еще проезжая из Шелони мимо погостов и поселений глубокой ночью князь рассылал гонцов в разные стороны, чтобы люди ехали и гнали лошадей в Новгород для дружины. Успел Александр Ярославич и заехать в Юрьев монастырь, где лежало тело покойного старшего брата Фёдора, которого несмотря на его несмотря на его заносчивость и высокомерие, с детской привязанностью чистосердечно продолжал любить. И сотворив наскоро молитву у его гроба, переехал напрямую лодкой через Волхов на Юрьево-Городище.
Из Городища он также слал вестников в ближайшие погосты и поселения.
378
Но несмотря на стремление юного полководца собрать как можно большую дружину,
Ко времени выхода рати в поход, успели пригнать лошадей лишь из деревень, расположенных от Новгорода не далее десяти-пятнадцати верст.
Только что успел Александр Ярославич переступить порог оружейной гридницы, чтобы окончательно ополчиться в поход, за ним ворвалась ключница.
-Сокол ты наш, очнулась наша голубица приятная и меня в догон послала…
-Пошто?-спросил князь, одновременно увлекаясь к стене, где были развешаны воинские доспехи.
-Саша, ты идешь на смертный бой, дай я тя научу заговаривать себя от стрелы летящей днём и язвы ходящей в ночи.
-А от меча?-перебил он няню.
-Так то ж всё едино…
-Нет не все едино няня. Меч в руке занесенный над головой, редко коли промахнет, а стрела летит издалека. Её то ветром отнесет, то у лучника рука дрогнет, глядишь она и пролетела мимо.
-Саша, ты толь почуй.
-Ах, няня, няня, мне же часу нет заучивати твой заговор.
-Нет, ты скоро переймешь, толь повторяй за мной и держи меня за руку.
-Ну добре, ты реки, а я можа его уже ведаю.
За все время, пока ключница ему наговаривала свой заветный спасительный заговор, Александр не остановился ни на миг, то кольчугу одевал, то меч опоясывал, то шлемы примерял .
-Ну тогда чуй, - сказал няня насильно навязывая чудодейственные слова.
И она страстно, с неукоснимой убежденностью, что её заговор непременно во время битвы поможет ему, пришапеливая без передыху заговорила:
«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится. Говорит господу: «прибежище мое и защита моя, бог мой, на которого я уповаю!» Он избавит тя от сети ловца, от гибельной язвы, перьями Своими осенит тя, и под крылями Его будешь безопасен: щит и ограждение-истина его. Не убоишься ужасов в ночи, стрелы летящей днем, язвы ходящей во мраке, заразы опустошающей в полдень. Падут подле тя тыщи тесять тыщ одесную тя: но к те не приблизятся: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым.
Ибо ты сказал: «Господь-упование мое!» Всевышнего избрал ты прибежищим твоим: не приключится те зло, и язва не приблизится к жилищу твоему: ибо ангелам Своим заповедает о те-охранять тя на всех путях твоих: на руках понесут тя да не приткнешься о камень ногою твоею: на аспида и василиска наступишь: попирать будешь льва и дракона. « За то, што возлюбил Меня, избавлю его, защищу его, потому што он познал имя Мое, воззовет ко Мне, и услышу его, с ним Я в скорби: избавлю и прославлю его, долготою дней насыщу его и явлюему спасение Моё»
Александр с первых слов ключницы уже понял и тайно улыбался, но чтобы не огорчить старую уважаемую няню, дослушал до конца.
-Ну што Саша, добрый заговор?- пытливо уставилась дарья на князя, ожидая оценки.
-Добрый-то добрый, слов нет няня, толь тоне заговор…
-А што?- удивилась ключница.
-То хвалебная песнь Господу Царя Давида – девяностый псалом.
Я его уж давно ведаю… А кто тебя научил?
-Твоя княгиня…
-А пошто же она сама не поведала мне?
379
-Тако вона не успела. Ты уезжаешь…
-Ну добре. Вы помолитесь за все наше воинство. За победу, а мне недосуг…
---ХХХ---
Никита как ни торопился, усталый до изнеможения, налегке с одним топором на плече, в числе первых, вместе с солнечным восходом, вошел в город.
Озадаченный, где достать лошадь, он решил попытать счастье добраться до княжеского Городища, ибо знал, что у князя на отгонных пастбищах много паслось коней на случай ополчения дружины. Может быть ему князь и выделит одну из них. На своего хозяина Игната-Кольчужника не рассчитывал, что расщедриться на покупку коней для княжеской дружины, хотя хорошо знал-у него припрятаны большие деньги.
О мече тоже не беспокоился, если хозяин не даст свой меч, пересадит этот строительный топор на длинное боевое топорище, а кольчужка у него была припрятана на чёрный день своей работы.
Хуже дело обстояло с Ульяницей. Но и тут он находил выход: «Меньше ей буду казать своё лицо, а то привяжитце, отговаривать от похода станет, как все бабы, им лишь бы при них мужик был, а о защите вотчины дела нет»…- так размышлял никита, перейдя Волховский большой мост, направляясь вверх по реке к Городищу.
Но не успел он дойти до городских ворот, как издали увидел уже следовавшего со свитой и телохранителями из Городища князя, который свернул в сторону Ярославова двора. Разминулись.
Теперь Никита был вынужден тоже повернуть туда же. А когда он ступил на Вечевую площадь мимо него рысью промчались Гаврила Олексич, Мишка, Савка и Сбыслав. Последним ехал Ратмир.
Никита лишь окликнул его в догон:
-Ратмирка!...
Тот услышав, сдержав лошадь, торопливо спросил:
-Што тебе? посло
-У меня коня нету…
Дожди малость. Вернусь тогда – уже на ходу тот бросил через плечо и пришпорив лошадь тотчас умчался за товарищами.
Никитка последних слов брошенных в спешке Ратмиром не дослышал. И
не знал что делать. Догадался лишь по смыслу, что его надо ждать. А где? Неизвестно тут или еще в каком месте. Положиться на него или самому обратиться к князю. Да и боязно что время упустишь. Хоть он твердо знал, коли княжий слуга спешно куда то умчался, то он скоро должен вернуться обратно.
И Никита ожидал Ратмира возле Ярослава Дворища. За это время он оказался невольным свидетелем приезда шведских послов и видел как их старшой высокомерно и чванливо говорил с князем Александром.
А спустя некоторое время после отъезда послов ударил большой вечевой колокол. Весь город огласился колокольным звоном во всех пяти концах. Вечевая площадь заполнялась народом. И прибывающие строители с Шелони, прямо с дороги направлялись на вече.
Не дождавшись возвращения Ратмира, Никита тоже пошел на площадь, надеясь встретить своего хозяина и договориться с ним о мече.
Вернувшись с Людинова конца, Ратмир уже не застал на том месте, Никиту, где велел ожидать.
Догадавшись, что князь вышел тоже на вече, озираясь вокруг все еще надеялся увидеть Никиту и думая каким путем ему помочь, вдруг неподалеку увидел очаровательную девицу, которая тоже кого-то искала. Это можно было догадаться по
380
тому, как она вглядывалась в толпу, озиралась, приостанавливалась, медленно шла.
Ратмир приблизился к ней, и для того чтобы заговорить, спросил:
-Девица-красавица, кого утеряла?
Ульяна подозрительно посмотрела на Ратмира, немного растерялся потом как то внезапно выпалили:
-Никиту…
-Какого Никиту?- улыбаясь, спросил Ратмир.
-Да работного человека Игната-Кольчужника. А пошто ты пытаешь, будто те все горожане ведомы?
-Ну положим не все. А ты знаема. Кажись тебя Ульяницей кличут? – загадочно вдруг спросил Ратмир.
-Да Ульяницей. А откель ты меня ведаешь?
-Как же не ведати, коли я тебе бересто с Шелони писал:
«Пойди за мене, я хочу тебе, а ты мене»,- и рассмеялся. Вот и пойди за меня… - улыбаясь еще многозначительно посмотрел на неё.
-А ты Ратмир Володимерский, друже Никиты?
-Да. Я Ратмир, - посерьезнел он, - а твой Никишка где-то туто был. Я его вот на этом месте часом оставлял, а ноне сам его ищу. Он ужо вернулся с Шелонии раздобыть коня не может в поход на свею идти, а пешцов князь на битву не береть, толь конников.
Ульяна, стыдливо отвернулась от Ратмира и вдруг покопавшись у себя на груди, достала сренувшуюся в трубочку берестяную грамотку, ещё раз удостоверилась:
-Так то ты, писал?
-Я же сказываю, што я …а ты не веришь…
-Ты писменный? – Еще раз для достоверности спросила она.
-Да писменный… Вот зришь Ульяница, беда-то какая нагрянула.
А меня Никишка ужо на вашу свадебную кашу звал хмельной мед пить… А тут такая каша заварилась, не приведи Гоподь-Ворог на Неву заявилси…
Ратмир тронул коня, и они медленно разговаривая стали подвигаться в сторону запруженной народом площади.
-А о тебе сказывал Никишка, - похвасталась Ульяна перед Ратмиром, своей осведомленностью. - А вы натто сдружились с ним, то правда? – с полным чувствоннм доверия, спрашивала Ульяна, понравившегося спутника.
-Да, - односложно6 из скромности, отвечал Ратмир. – Из Никишки буде добрый муж тебе… И ты видная девица, самая наикращая во всем Новом городе. И я таку девку полюбил бы и в жены взял бы…
Ульяна зарделась, и потупив голову, сказала:
-Уж натто так и наикрашщая. Ты застыдил меня…
Затем Ульяна оправилась посерьезнела. Народ начал оттеснять её от стремени Ратмира.
Она вновь подалась к нему и попросила как ни в чем ни бывало:
-Ратмирка, окинь очами окрест. Не узришь ли Никиту?
И её спутник, приподнимаясь на стременах, стал пристально вглядываться в отдельные группы людей. Наконец он заметил возле свиты князя Никиту. И Ульяна тоже увидела одновременно дорогих ее сердцу людей, Никиту и Александра Ярославича.
Князь с озабоченным видом давал какие-то спешные распоряжения приближенным. А Никита неотступно следил за ним и старался приблизиться и улучить минуту обратиться к нему с просьбой о лошади. Она не видела князя со времени свадьбы. Как известно Александр Ярославич три дня гулял свою свадьбу в Торопце. А по возвращении в Новгород по просьбе народа, задал такое же пиршество и для Новгородцев. Тогда Ульяна находилась среди девиц, ведущих песенный хоровод и
381
всячески избегала, после неудачного инцедента на городище, ему попадаться на глаза. Но против своей воли их взгляды говорили о сокровенных взаимных чувствах любви.
И теперь,Ульяна разделенная расстоянием, медлила приближаться к Александру.
От горестных воспоминаний отвергнутой любви и закрывшаяся от тайного страха, что в такое тревожное время вдруг он ненароком отвлекётся от важного дела, обратит на нее внимание, подумает, что она ищет его встречи, её бросило в жар.
-Кажись , вон Никита крутица возле князя, - сказал Ратмир, указывая рукой Ульяне, выводя её из оцепенения, в тоже время направив коня, к окруженному людьми князю.
В это время Никита сосредоточился и наконец ему показалось, что наступил подходящий момент решительного действия - приблизиться к Александру и спросить о коне. И он энергичнее заработал логтями, стал пробиваться к нему. Как вдруг позади себя услышал знакомый голос Ульяны:
-Никишка! - позвала она.
Он вздрогнув, обернулся и тотчас увидел улыбающегося Ратмира и рядом стоящую Ульяну.
-Никишка, пошто домой не являисси, - начала укорять его ни с того ни с сего Ульяна. – Все глазыньки проглядела. Сказывают все вернулись с Шелони, а тя все нет и нет… Небось оголодалси бедный? Пойдем накормлю.
-Погодь, коня у князя поспрошаю идти походом на Неву.
-А можа не надобно, идти-то? - начала робко отговаривать Ульяна. - Уж натто без тя тамо не управятся? А как же я - то?
-О том ли речь ноне? До свадебной ли каши в этот час? – с раздражением ответил Никита.
-А ежели убьють? - Не унималась Ульяна.
И сверкнув сердито глазами на возлюбленную, крикнув раздраженно:
-Ну тогда… тогда вон к Ратмиру в жены пойдёшь, - уже в отчаянии чтобы только чем-либо покорить Ульяну, бросая ей ревнивую грязь в лицо. Ему почему-то показалось, что Ульяна и Ратмир давно сдружились меж собою, разыскивали его. И наконец ещё добавил, словно в живую рану подсыпал соли:
-Те неча кручинитца. Сам князь на твою красу заглядывалси, напоследок уколол в её девичье непогрешимое сердце.
И неоправданно вылил всю грязь черной ревности на подругу детства Никита.
От обиды Ульяна вдруг отпрянула прочь, заплакала.
Последние слова Никиты, здорово обидели и Ратмира. Он рванул коня и проехал меж расступившихся к Александру, который о чем-то говорил с Гаврилой Олексичем и Степан Твердиславичем. Заметив, упорно пробивающегося к нему, Рамира, спросил:
-Ратмир, што у тебя?
-Княже, у Никиты коня нету…
-У какого Никиты?
-Да вот, - указывая на рядом стоящего Никиту, - продолжал объяснять, -у работного человека Игната - Кольчужника.
Князь мельком взглянув, признал Никиту, заметив и плачущую в стороне Ульяницу, обратился к Гавриле Олексичу.
-Да, такого воина терять не можно… Олексич, кони у нас все розданы?
-Все Ярославич, - ответил тот.
-А конь Якова?
-Так то единый конь на все городище остаетца, мало ли?
-Ништо… Ратмир бери коня у Якова, ему не потребен туто, а свого отдай Никите.
382
Коли Якову понадобится, у Буслая возьмет…
Удовлетворенный Никита, с благодарностью посмотрел на князя и Ратмира.
-Спасибо друже, - виновато заговорил Никита, - век помнить стану услугу твою.
И подойдя к обиженной Ульяне, примирительно сказал:
-Ну вот, где князь, там и я… А ты не печалуйся Ульяница, погледь сколь молодиц и девиц ноне станут провжати на битву своих желанных… Не ты едина…
Умиротворенная Ульяна, подняла голову, смахнув уголком платка слезы, поко-силась на Ратмира увидев как он издали с добрым чувством искренней дружбы завидовали любовался ими. А благодарная Ульяна, расчувствовавшись Никите сказала:
-Никишка, а то возблагодари Ратмира. Коли б не он у тя и коня не было…
---ХХХХХ---
Солнце клонилось к западу, когда конная дружина Алесандра Ярославича собралась возле Софийского собора, чтобы владыка Спиридон перед походом благословил ратников.
На площадь перед храмом пришли провожать дружинников жители города и пригородных сел и деревень.
Все внимание уходящих и провожающих было обращено на подъезжающего от Волхова князя. С небольшой свитой рассекая толпу, он въехал за ограду.
На колокольне тотчас ударил первый софийский колокол. Эхом отозвались переливчатым звоном во всех пяти концах города другие колокола. В тот день все колокола города звонили дважды, что бывало крайне редко за всю историю города свободолюбия вечевого права.
Александр спешился, передал повод Мишке и с благоговением твердой походкой ступил на паперть храма. Вошел во внутрь. За ним последовали, несколько знатных бояр и посадник Степан Твердиславич с тысяцким Никитой Петрилычем.
Подойдя под благословение архиепископа, князь встал на одно колено, произнес короткую молитву. Вконце можно было услышать последние слова произнесенные вполголоса: « Боже, рассуди нас по правде!» Затем ещё раз перекрестился, смахнув, навернувшуюся слезу в молитвенном экстазе, встал и вышел наружу.
За ним вынесли икону Корсунской Божьей Матери, которую княгиня Александра Брячиславна подарила храму святой Софии.
За князем из собора после освящения вышли посадник и тысячник вынесли два воинских стяга. Одно знамя с изображением Спаса, другое Георгия Победоносца.
Владыка Спиридон, выйдя к дружине, осенил её крестом несколько раз.
В первых рядах дружинников мы видим уже знакомых нам воинов из свиты князя, Ратмира и Сбыслава Якуновича, Савку и Гаврилу Олексича, Фому Горбатенького и Никиту. Тут же у паперти мельтешит расторопный Гюрята Пенишич.
Передние ряды воинов под напором задних, прикладывались к иконе, отходили в сторону. За оградой все еще прибывали конные и пешие воины и оттесняли выходящие.
Александр, ступивший на паперть выйдя из храма, стоя терпеливо ожидая пока архиепископ окончит ритуал напутственного благословения.
Но видя, что в народе тишина не водворяется и дружинники беспорядочно сме-шались с провожающими, насупив брови, подав знак владыки, убрать икону, шагнув к краю паперти, начал речь:
-Братья!
От проникновенного громового голоса сразу всё стихло.
-По доброй ли воле идете ратоборствовати ворога?- обратился он к воинам.
И тут же со всех сторон дружинники в разнобой отвечали:
383
-По доброй, княже! По доброй! Веди!...
-Всем вам ведомо,- воодушевленно продолжал он, - не гостем заморским ворог ступил на берега Невы-реки, а с дерзким умыслом, покорить нашу исконную дедо-вскую вотчину, землю Новгородскую. Полонить людей наших, обогрить мечи кровью христианской, лишить жизни и веры, содеять данникамии рабами всех нас, от князя до последнего смерда! Так ведайте же братья! Не мы воюем чужую землю. А из под своей крыши, родного очага чужеземец жаждет нас изгнать и увести в полон, накинуть на нас
петлю неволи и рабства! Воспряньте же духом ратным, други мои! Смертным боем по-
бьем высокомерных супостатов! Как один встанем под священные стяги за нашу отчи-зну, за землю Русскую! Велика сила вражья, но мы посрамим и низложим их под копы-та коней наших, порешим всех до едина! Пусть же пришелец коварный страшиться ка-рающей деснице нашей! Не в силе Бог, а в правде! И верьте, за нами правда, за нами победа! И ведайте, удатного и хороброго не коснется смертное крыло черного ворона!
Свидетель правоты нашей, да благословит святые стяги наши! В добрый час, други мои!
Окрыленные вдохновенным словом князя, воины стояли некоторое время не шелохнувшись. Затем со всех сторон послышались отзывные крики:
-Веди, княже! Веди, Ярославич!
А неподалеку от паперти стоящий Никита, от души крикнул:
-Где ты Ярославич, тамо и мы!
И князь заметив Никиту, одобрительно кивнул ему головой.
---ХХХ---
На одной из нешироких улиц, вымощенной деревянными плахами, за досчатым забором, расположилось подворье мастера и родовитого боярина Игната-Кольчужника.
У открытой калитки стояла возбужденная Ульяна и во все глаза смотрела вдаль улицы. Она с нетерпением кого-то ждала. Из переулка выехали двое конных. С приближением их она узнала Никиту и Ратмира.
Подъехав к Ульяне они спешились и оба завели лошадей в огороженный двор.
Отступив к крыльцу Ульяна спросила:
-Никишка, обедать в дорогу будете?
-Нет время. Дружина на ходу.- Осматривая и подтягивая седельные подпруги,
коротко ответил Никита.
С чувством сердечной любви, словно окончательного избрания себе друга на всю жизнь, Ульяна посмотрела на Ратмира и Никиту и скрылась в сенях.
В то же время на крыльце появился Игнат-Кольчкужник, бережно неся на руках меч в богатых ножнах.
Ратмир, помогающий Никите регулировать стремена, заметив, кольчужника, шепнул:
-Погледь!...
Никита обернулся, увидев меч на руках Игната, расплылся в улыбке:
-Вот это да!- Не сдержавшись от восхищения, произнёс он.
Игнат важно сошел с крыльца, приблизился не торопясь к Никите, ничего не говоря через голову перекинул ремень, закреплённого на нём богатого меча.
Отступив от Никиты на шаг Кольчужник, явно залюбовался своей щедрости, что дарит такую дорогую ему вещь. Затем он ещё отступив на некоторое расстояние и подозвав Никиту пальцем к себе:
-Ходь благословлю.
Никита послушно подошёл к Игнату. Он трижды перекрестил его со словами:
384
-Сим победиши! Сим победиши! Замест сына благославляю. Да не опозорь имя моё!
-Спасибо дядя Игнаш!... Век стану помнить доброту твою.
В это время с улицы донеслись тревожные голоса: «Дружина! Дружина! Идут! Идут!»
На крыльцо Ульяна вытащила два увесистых холщёвых заплечных мешка:
-Никишка, возьмите снедь с собой…
Ратмир не понимал, что это значило и вопросительно посмотрел на Ульяну…
-Мне то пошто? – спросил её.
-Як-то нашто? Не из родного дому идёшь в ратный поход.
Возьми, возьми туто сухари, хлеб соль, сушеный рыбец и передевка. Што Никите, то и тебе. Толь гоните ворога с нашей земли.
-Спасибо Уля. Ты замест сестры родной проводишь нас в поход. А наказ твой исполним. Низриним Свею с невских береговна корм рыбам в воду.
Тем временем по четыре в ряд , а кое где в разнобой и больше, как позволяла ширина улицы, пошла конная дружина мимо хора Кольчужника. По сторонам шли провожающие, в основном, плачущие женщины и вездесущие дети.
Впереди ехал Гаврила Олексич. Немного позади на полконя шествовал, ладно сидящий Савка, и вез княжеский стяг, с изображением Спаса.
В средине дружины, над головой Гюряты Пенишинича развевалось второе знамя. На красном полотнище, красовался вышитый серебряными нитями – Георгий Победоносец.
Ратмир и Никита, взяв под уздцы лошадей, вывели из подворья обратно, как и въезжали через калитку, остановились на обочине, чтобы пристроиться в хвост дружины.
Ульяна стояла между ними,и из под темных красивых бровей посматривала поочередно в лица, готовящихся сесть в седла дорогих людей.
Она думала: « Боже, хоть бы один из них вернулся живым на мою долю!»
Показался хвост колонны.
Замыкал её князь Александр с небольшой свитой. Чуть позади Ярославича ехали рядом Сбыслав Якунович и Михайло Степанович.
Александр Ярославич выглядил преображенным, и не смотря на свою юность, мужественным полководцем. Это уже был не тот согбенный горем, меланхоличный затворник, неудачник в первой любви, удрученный последствиями нашествия татар.
Теперь, казалось все испытания позади, ибо он их выдержал с успехом и вышел закаленным победителем.
Расправив богатырские плечи, он дышал полной грудью. В осанке и движениях угадывалась недюжинная сила и воля, удаль и беззаветная отвага, вера в правоту своего дела.
Кто видел в те дни подготовки похода, и самой битве на Неве, стремительного молодого князя, тот воочию убеждался, его беспредельное, необьяснимое вдохновение было залогом предвестия славной великой победы.
Некоторые ратники приостанавливались и прощались с провожающими.
Проезжающий князь мимо подворья Игната-Кольчужника, узнав хозяина простоволосого, стоящего у распахнутой калитки, приостановился.
Тем временем Ратмир и Никита вскинулись одновременно в седла.
Игнат ощутив на себе пронизывающий взгляд князя, заискивающе поклонился в пояс, сказал:
-Вот, Ярославич, исправилсвому работному человеку добрый меч и кольчужку. И сам бы поехал на битву, да не успелзаранее комоня откупить. А ноне цены поднялись
385
до тридесяти гривен рубленных серебра. Да и доброго не подобрать. Всё нарасхват.
Кольчужки-то я те уступил так дешево…
-Это вернодядя Игнат. Вдовик с Васькой Жкуом платили дороже,- намекнул с укором Александр,- Ты у меня вот што. За кольчуги спасибо. Но Кинту более Ульяну не торгуй. Ежели учую, не отмолишь греха…
Игната так и передернуло от слов князя.
-Откуда ведомо, Ярославич? То навет! Явный навет… У меня давно зарок дан перед Господом Богом. Вот те крест, перекрестился Игнат, Никишка станет моим племяшом и мужем Ульяницы. Оба они сироты и пусть живут с Богом. Толь спаси его Господи – опять он клятвенно крестится, - Толь вернулся бы во здравии, зараз и кашу свадебную учиню на весь Новгород.
-Тото же,- все еще с недоверием посмотрел Александр на Игната, и, тронув коня.
---ХХХХ---
Поддерживая правой рукой сломанную ногу, лежащую вдоль широкой скамьи, и морщась от боли, сидел Буслай.
-Ох и ломить же проклятая!...
На этот раз мать, моющая глиняный горшок в чулане, не сочувствовала сыну, а выкладывала ему правду-матку.
-А дурья голова, толь прыгатис крепостной стены, да горшки топтати ноги твои и дюжи. А честь отцовскую блюсти и славу добывати Господину Нову городу, тако у мово Васеньки и нога подломилась… Был бы жив батя, накормил бы твою задницу березовой кашей…
Маманя! Не повинен я, то ж все побратим Фома…
-Што маманя? Сам добер-бобер. Люди на святое дело идуть, а ты за мамин подол держисси… Истинно Господь Бог покарал тя за материнское непослушание, за грехи!
-Не обессудь, Амелфа Тимофеевна, коли стану древним старцем, все грехи отмолю… Ежели и хромым останусь, все едино с костылем, а доберусь до гроба Господня и отмолю свои грехи, заодно и твои…
-Мои грехи?- вспылила Амелфа Тимофеевна. -Да у меня то их нету, грехов-то, безбожник ты эдакий!...
-А я реку те, есть грехи, да и большие ежели Господь наказал…
-Сказываю ж нету… Я в церковь хожу.
-Есть грехи Амелфа Тимофеевна, есть не перечь лепей, а смири свою гордыню. Уж коли меня на свет пустила, стало быть Бог даровал мне жизнь, а тя наказал. Вон ноне и маисси со мной вместях…
-То-то правду рекешь, -закрестилась Амелфа Тимофеевна, творя молитву,- Господи, истинно наказал ты меня на всю жизнь дитем дерзостным, богохульным, - и глянув в окно, она увидела идущую дружину. –Вон зришь, пошли соколы родненькие,- с укоризной и оттенком горечи и сожаления, страстно говорила она.- Дай-то им Боже сил и хоробрости низложить ворога!...
Васька тотчас подскочив к окну, попросил мать:
-Мати, дай чепелу по скору…
Амелфа Тимофеевна семеня поспешила в чулан и подала ему сковородник с длинным череном.
Васька собрав последние силы, опираясь на сковородник, скрежеща зубами от боли, попрыгал на крыльцо.
Стоя на высоком крыльце, уцепившись за ветхие перила, он с нескрываемой завистью всматривался в незнакомые лица, проезжающих мимо воинов. Заметив его, дружинники, кто безобидношутил кто искренне сожалел, а иные с издевкой жестоко
386
насмехались: «Вася, поедем на свею. Цепляйся за хвост. Допрыгалси! Эх, ратника якого оставляем!»
Все слова сочуствовавших, и острословов Васька слышал, и от обиды и бессилия у него подкатывал комок к горлу. Он глазами искал в скоплении ратников виновника его беды, Фому-побратима.
А тот издали завидев его на крыльце, направлял свою лошадь в гущу конников, стараясь переехать на противоположную сторону от него, чтобы можно было укрыться за товарищами, лишь бы не попасть Буслаю на глаза.
Но Васька, держась одной рукой за подгнившуюся перилу, увесистым кулаком свободной руки, заметив Фому пригнувшегося к холке лошади погрозил ему. Только Фома миновал подворье Амелфы Тимофеевны, распрямился и глянул назад. На какой-то миг взоры Буслая и Фомы скрестились. Васька снова поднял угрожающий кулак и всем корпусом навалился на перекладину перил крыльца, которая не выдержав тяжести тела, обломиласьи вместе с беспомощным Буслаем, рухнула вниз.
Проезжающие мимо воины, наблюдающие за Васькой, увидели распластанное тело Буй-Буслая, рассмеялись, не зная того, что от боли потревоженной травмированной повторно ноги и вдобавок ушибленной головы, он лежал без сознания.
К этому времени Ульяна проводив и простившись с Ратмиром и Никитой, возвращалась домой по этой стороне улице, наткнулась на Буслая.
Завидев упавшего Ваську, и, мечущуюся возле него бессильную Амелфу Тимофеевну, она бросилась на помощь.
Буслай очнулся как раз в тот момент, когда Ульяна нагнулась к его лицу рассмат-ривая раны ушиба, ворошила его светлые волосы слипшиеся от крови.
-Ульяница!- тотчас узнав её и удивленный произнес, улыбаясь. –Истинно блаженный сон… алия уже в раю. Он кое-как приподнялся и сел на земле. И придя полностью в себя, спросил:
-Ушли?
-Ушли Вася. Вставай мы с матушкой подмогнет малость…
-И Никита твой ушёл?
-Ушёл, Вася, ушёл. А ты здорово ушибся?
-Да малость. До свадьбы пройдеть… Как то там буде?
Жаль што не с ним я….
----ХХХ----
Яков, единственный способный воин, оставленный князем на Городище, по про-сьбе Брячиславны, не находил себе места. Когда наступила летняя короткая ночь, он с зажженной свечой в руках переходил из комнаты в комнату, из светлицы в светлицу, из палаты в палату по всем покоям княжеского подворья.
Мимо него то и дело нарочито пробегали или попадались ему навстречу девицы-служки, пробовали заговорить, лукаво заглядывая в его красивые голубые глаза. Но он был как всегда неразговорчив, угрюм и равнодушен к ним.
В горнице ключницы вокруг роженицы суетились бабки-повитухи. Старшими в этом деликатном деле были ключница Дарья и приглашенная, опытная в приеме детей Софья Братилиха, ноне жена Степана Твердиславича.
Яков открыл дверь в княжескую светлицу, где на стенах были развешаны военные доспехи князя- мечи, кольчуги, лук, подаренный Евпраксией Рязанской, щиты. Он снял один из двух, осатвшихсь мечей, одел позлащенный шлем, примерил кольчугу, рубанул несколько раз воздух мечом. «Всё в аккурат» - заключил он наконец, и стал ра-зочарованно снимать с себя кольчугу, и водворять воинское оружие на место.
Затем он вышел в коридор, инстиктивно оказался у дверей горницы княгини.
387
Переступил порог, зная, что она свободна, ибо Брячиславна ко времени наступления родов, перешла в светлицу ключницы Дарьи. Подняв свечу над головой, на одной из стен заметил несколько, отшитых позолотой и унизанных дорогими каменьями, платьев княгини. Слева от входа висела клетка с голубями. Он приблизился к ним, на мнгновение задумался, отдаваясь воспоминаниям; как он их ловил и дарил Брячислав-не, сочувственно заговорил с ними, будто с людьми:
-Эх, гуленьки, гуленьки! Видно и напару да в неволе житьё всеедино горестное. А родина наша с вами о сюда далеко.
И пошто я вас споймал и заточил в клеть?
Не за то ли в отместку и моя судьба с Брячиславной сподобает вашей кручины? Потерпите малость. Вот освободиться наша госпожа от бремени и вернется к вам. И я заступлюсь за вас, дабы она вам дала волю и свободу… Не голодны ли вы ноне?
И ловчий взял из короба, стоящего тут же на полу горсть пшена высыпал им в клетку. Голуби с охотой начали клевать зерно. Немного постояв в раздумьи, Яков удалился из горницы.
А спустя несколько минут он уже стоял возле двери, за которой свершалось святое таинство, появление на свет нового человека.
Он услышал за дверью тяжелые отрывистые стоны княгини и уговоры ключни-цы: - Потерпи, голубица ты моя приятная… Собери силы... так, так аще малость, вздохни милая…
И вдруг пауза замешательства и какого-то напряженного момента одновременно разорвалась вначале тяжелым стоном роженицы, а затем с истошным криком новорожденного.
Яков стоял возле двери и терпеливо ждал чего то. А через некоторое время вышла ключница и, увидев Якова с радостью крестясь сообщила:
-Ну слава те Господи, наконец-то разрешилась наша голубушка! Сына принесла! Вот бы князь проведал часом, обрадовалси! А ждал – то он бедный…
-Сына?!
-Сынок такой славненькой и резвой, княжич буде…
-Баба Дарья! А ежели мне спрошать у Брячиславны дозволения весть князю довезти?
И решительно взявшись за ручку двери Яков хотел войти в светлицу.
Но ключница заслоняя собою дверь тотчас воспротивилась:
-Боже тя сохрани, не мысли нарушать покой княгини. Она ишо не в себе. Погодь, спытай будь добра…
Теперь у Якова зародилась надежда: «Авось, к битве успею…
Толь коня-то где же взять? Эх дурень свого отдал. Ночь, а то бы Степан Твердиславич, альбо тиун Аким достали бы… Скорее к Данилычу, тот промыслит иль надоумит»…
И не дождавшись возвращения ключницы от Брячиславны, Яков побежал в отдаленную горницу к Федору Данилычу.
Постучался.
-Хто тамо? Я не сплю,- отозвался с кровати княжий советник Яков, открыв дверь сказал в темень:
-Данилыч, княгиня сыном разрешилась. Я вестником до князя еду на Неву.
-Так сразу, ночью? Заблудишься.
-Я смышленный, не заплутаюсь… Я по следу…
-Я ведаю што ты смышленный. Но какой след ты узришь в полночь? Вешь ли сам князь повёл дружину с проводником по зимнему пути. А ты смышленный… коли и разу те не пришлось бывать на Ладоге и Усть-Нево.
388
-В Тесове, кажись ты бывал?
-Да, с князем в прошлом лете.
-Так вот держи путь на Тесово, а там спрошай зимний путь.
-Я не о том Данилыч, а вот где коня раздобыть и што Ярославичу поведить..
-Ну ежели нагонишь… Да гляди у меня смышленный, огнем жженный, мечом рубленный, в лапы к ворогу сам ненароком не угоди.
Ведай, хоть Пелгус и уверял, будто войско свеев пирует, но остерегайси-дозоры у них разосланы по всем дорогам на много верст. А князю поведь-я верю в его победу, толь пусть бьет свею налетом, подобно соколу али кречету, не мешкая, не давая опомниться. А коня нет, опричь яко у Буслая. Ежели выпросишь, твоё счастье. Он ить укоблив…
-Я мигом…
И тотчас выбежал.
После того как он получил согласие от Брячиславны на выезд с вестью к князю о появлении сына на свет, ни теряя времени поспешно направился в город на поиски подворья Буслая. Ворчливая Амелфа Тимофеевна недоброжелательно впускала Якова в свой дом;
-Ну кого тут по ночам нелегкая носит? Поспать не дають мому Васеньке безногому,- отодвигая щеколду упрекала, Буслаиха не зная кого.
-Амелфа Тимофеевна, я Яков –Ловчий князя, Полочанин по прозвищу…
-А, тот которого Полоцкий князь подарил нашему в приданное с княгиней?
-Тот самый, Амелфа Тимофеевна…
-А коли ты ловчий князя, пошто дома осталси, зайцев ловити?
Надобно ворога бити… А то Княь то наш небось уж верст за пятьдесят от города отвел дружину на свею. А ты? Не давала Буслаиха Якову и слова сказать о деле лишь ворчала высказывая свои мысли.
Проснувшийся Васька, прислушивался к разговорув сенях через открытую дверь избы.
Амелфа Тимофеевна, Вася поправляется?-заискивающе спросил Яков.
-Слава Богу ужо поправился неча рекчи. Дружину проводя за крыльцо низ ринулси… От беспамятства толь недавно очнулси…
-Как же то содеялось Амелфа Тимофеевна, што не уберегли?
-Да вот тако вышло, - стоя и в темноте, и разводя руками, опрадывалась Буслаиха.
-Маманя, пошто без свечи человека сдерживаешь. Не пришёл же он о здравии моем спрошать посредь ночи, пусть рекет по какому делу заявилси.
Яков заслышав Васькин голос наугад переступил порог, заговорил:
-Васенька, будь братаном родным, выручай....
-Пошто выручать -то не ведаю, приподнявшись на логте, усмехаясь спрашивал Буслай,- кажись нечем выручать. Ужовсе Буслаево подворье выдыхлось. Была у меня одна силенка, и то моя дурья голова растеряла…
-Вешь, Вася яко ни рвался я в поход на Неву, а князь оставил меня за всем двором призревать. Опричь того княгиня на сносях была. Вот толь сим часом Брячиславна сыном разрешилась, а добрую весть Ярославичу некому снести. Коня свого я вотдал Ратмиру Володимерскому, а тот свого Никите, работному человеку Игната –Кольчужника отдал по указу князя…
-То тому, што с Ульяницей женитца и меня с Шелони привез?
-Тому самому.
-Кажись и мне до разума дошло, ты стало быть просишь вороного? – выступила Буслаиха.
-Да, Амелфа Тимофеевна, добра дела вашего князь не забудет…
389
-Не ведомо Яша, вороной то мой с гонором, никто его опричь меня он в седле не носил,- Васька не договорил, и крякнув от досады, добавил. Знамо ты пойдешь в догон,
поспешать станешь, загонишь коня?!
-Не Вася, я жалую коней…
-Хотя он и рысистых кровей, животина разума не лишена, не то што я, баранья голова, как обо мне в народе идеть сказ. Да што там. Ладно, Яша: « Срубив голову, по волосам не плачут», бери и гони… Не жалей, толь во время, до битвы донеси весть Ярославичу. И без победы не заявляйтися в Новгород!
Слушая верное решение сына, довольная мать благоговейно крестилась, причитая:
-Слава те Господи, прозрел-таки мой Васенька, коснулся до него перст Божий, уразумил, на доброе дело!
Услышав материнскую молитву Буслай, подначил её:
-Я всегда так и деял, маманя, ты толь не зрела до сего дня.
Я скоро и святым стану, а у тя што ни слово, то богохульник, то бесталанная, и бесшабашная душа. Ты этак не замечая и прокляла меня… Собери лепей Якова в дорогу замест меня да благослови по божески, толь скоро, скоро… А мы уж с тобой туто дома всё обговорим.
-Вот антихрист навязался на мою голову,. Прости Господи, о его же душе печалюсь, а он опять за своё-бохвалица…
---ХХХХ---
Войско Биргера встало лагерем на просторной луговине, прилегающей одним концомк правому берегу реки Ижоры, а другим к Неве.
На причале у устья Ижоры и вверх по Неве лениво покачивались более трёх десятков шведских кораблей. И скаждого из них были спущены сходни на берег. По ним изредка проходили взад и вперед воины. Они переносили на берег пузатые бочонки или выкатывали из трюмов большие деревянные бочонки с заморскими винами.
В центре лагеря выделялся величавый темно-красный шатер ярла Биргера с высокой мачтой, на вершине которого трепетал национальный шведский стяг, с выши-тым ярким орнаментом могущественный символический лев, с поднятым угрожающим мечом в правой лапе.
Вокруг лагеря расставлены караулы по два человека вооруженные копьями, луками и мечами.
Там сям по всему лагерю виднеются небольшие разноцветные палатки.
На зеленом ковре травы, рассевшись группами вокруг самобранных скатертей беззаботно пировали воины, предки прославленных воинской славой конунгов.
В главном шатре внутренность убрана почти как в горнице. Посреди поставлен дубовый стол со скамейками, покрытыми коврами. Возле боковых ширм расставлены три богато –убранных деревянных кровати с креслами. Пол выстлан бархатными коврами. На бронзовых больших гвоздях , вбитых в круглую центральную подпору шатра, развешаны военные доспехи Биргера и Фаси. На одном рожке кресла, стоящего у кровати архиепископа висит золотой крест. А на широкой спинке того же кресла богатые ризы.
На краю стола, что ближе к владыке лежит католическое евангелие с изображением распятия на обложке. На противоположном конце – более толстая книга в темно-коричневом кожаном переплете.
Посреди стола расставлены различные яства и серебряные кубки, наполненные пенистым дорогим вином.
390
Все трое обитателей шатра военачальник Ярл Биргер, конунг Фаси, правая рука полководца, и архиепископ, отдают дань Бахусу, не торопясь пьют и закусывают. Им прислуживают два воина-стольника.
Настроение у всех приподнятое, каждый страстно желает чем либо друг перед другом отличиться. Они держаться меж собою на равных. Лишь Фаси немного перебрав спиртного уступает первенство Биргеру.
Ярл поднялся из-за стола, заложив руки за спину, сделав здумчивый вид, важно вышагивалпо ковровой дорожке. Но круто повернув назад остановился у края стола, напротив книги с кожаным переплетом, наугад развернул, стал читать:
«Прежде чем в дом войдешь,
Все входы ты осмотри,
Ты огляди,-
Ибо, как знать, в этом жилище
Недругов нет ли.»
И отвлекшись от чтения, обратился к конунгу:
-Так ли мы поступаем с тобой достопочтимый Фаси, по мудрым советам Высокого?
Фаси с каждой минутой пьянея, уставился на Биргера, невпопад ответствовал:
-«День хвали вечером,
жен - после смерти,
меч – после битвы,
дев – после свадьбы,
лёд – если выдержит,
пиво – коль выпито…»
Но Биргер не дав окончить, парировал:
«-Меньше от пива пользы бывает
Чем думают многие:
Чем больше ты пьёшь,
Тем меньше покорен твой разум тебе»…
Фаси что-то хотел сказать видимо силилская вспомнить, шевелил губами, но вылупив глаза бессмыслено смотрел на Ярла, пробомотал:
-«Благо сказавшему, благо….»
Ему тотчас пришёл на помощь владыка:
-«Пей на пиру, но меру блюди
И дельно беседуй: не прослывешь
меж людей неучтивым,
коль спать рано ляжешь
Фаси тотчас поднялся и направился к своей кровати:
-Истинно, истинно святой отец,- невнятно забомотал он:
-«Благо сказавшему» …, ко сну мне пора…
И рухнул на кровать.
А воин-слуга заметив, опьяневшего Фаси, поспешно приблизился, стал с него стягивать сапоги и укладывать спать.
Биргер стоя продолжал читать:
-«Осторожным быть должен
конунга отпрыск и смелым в сраженьи:
каждый да будет весел и добр
до часа кончины»…
Епископ поддержал ярла:
391
-«Ум надобен тем,
кто далеко забрел,-
дома все тебе ведомо:
насмешливо будут
глядеть на невежду,
средь мудрых сидящего.
Советы мои, сыне ярл слушай,
-на пользу их примешь,
коль ты их поймешь:
будь осторожен,
но страха чуждайся:
пиву не верь
и хитрому вору,
не доверяй и жене другого.
Биргер настойчиво продожает читать:
«-С дурным человеком
несчастьем своим
делиться не должно:
ведь люди дурные тебе не отплатят
добром за доверье.
Затем Биргер перелистав назад два листа, сказал:
-А вот и о смерти слова Высокого:
«Глупый надеется смерти не встретить,
коль битв избегает:
но старость настанет - никто от неё
не сыщет защиты.»
Епископ тут же перечислил:
-«Лучше живым быть, нежели мертвым:
Живой-наживает: для богатого пламя,
Я видел, пылало, но ждала его смерть.»
Биргер поднял голову продолжал:
«Добра не жалей, что нажито было,
Не скорби о потере: что другу обещано,
Недруг возьмет – выйдет хуже чем думалось.
После паузы епископ дополнил:
«Гибнут стада, родня умирает
И смертен ты сам, но знаю одно
Что вечно бессмертна умершего слава»…
-Святой отец,- обратился Биргер, к владыке,- истинно тебе ведомы мирские преданья старины глубокой и житейской мудрости наших предков!
Епископ пользуясь случаем наигранности не упустил момента показать свои знания и уважения к бытовавшей в то время в Скандинавии гномической поэзии, процитировалпоследние слова.
«-Кто вспомнит – воспользуйся»
На то мы и пастыри духовные и хадатаи пред отцом небесным за грех рода человеческого….
В это время открылся входной занавес шатра, вошел знатный Воин.
-Мой господин,- обратился он к Биргеру,- нашлись проводники, знающие путь на Новый город…
392
-Зови.
Воин вернулся к выходу позвал кого-то и тотчас вошли два ижорянина, в отрепанной одежде.
Присмотревшись к ним, можно было узнать постаревших и обросших Юргуса и Матиаса-поджогов хлебного корабля в Новгороде, принадлежащих немецкому купцу Генриху Гооту, которых десять лет назад осудил на Юрьевом Городище князь Ярослав.
Они вошли робко и поклонились Биргеру.
Военачальник на своем языке что-то сказал воину, который их ввел. Он оказался пере-водчиком.
-Его величество ярл Бирге спрашивайт, пошто ваш луди ушел в лес?- воин перевел первый вопрос своего повелителя.
-Так повелел хуторянам княжой старшина Пелгус,- ответил бойко Юргус.
-А где ноне тот Пелгус ваш?
-Выехал с моим старшим братом два дни назад в Новгород ко князю Александру с вестью о вас.
-Я дорого заплачу вам. Приведите его ко мне, как вернется от конунга Александра.
Ярл кинулся к стоящему в углу сундучку, оковенному медными обручами и, достав оттуда кисет с деньгами, подав Юргусу.
-Вот вам наперед ярл жалует деньга за стражника. А придет время когда нас проведешь в Новый город, плата будет иная-щедрая.
Юргус взяв кисет с деньгами трясущимися руками, и засовывая его за пазуху стал объяснять переводчику:
Поведь гоподину ярлу,изловим мы стражника непременно, толь нам надобно на помощь воинов.
-Да…да- согласился ярл, после перевода, закивал головой и в свою очередь сказал переводчику – Сколько им воинов потребно, пусть столько и возьмут.
---ХХХХ---
В тот же день к вечеру после ухода из хутора в лес населения, Витусь с товарищами пробрался в свою хату.
Напуганный погромом во дворе и избе, особо мертвой бабушкой, лежащей на пороге, он тотчас прибежалобратно в Филлипову балку, обо всем оповестил мать.
Узнав о случившемся, расстроенная Пелгусиха заголосила на весь лес.
На душураздирающий плач сбежались соседи, решили покойную вечером доставить сюда и похоронить.
Лесная поляна, где обосновались укрывшиеся от шведов жители, располагалась в двух верстах от хутора. К ней от Невы вела малоезжаная лесная дорога. Посреди небольшой нивушки стоял стог сена. А на границе с лесом журчал бойкий ручеёк. Вдоль ручейка, вокруг трех костров и обосновались беженцы.
Как только свечерело, убитую перенесли в лес и положили у огня на траву.
Пелгусиха сидела у ног свекрови и тихо плакала.
Витусь, видя что огонь угасает, побежал вдоль дороги собирать хворост. В темноте, почти ощупью он находил сухой валежник, стаскивал в кучу, а затем набрав охапку, тяжело нагруженный, двинулся к дороге. Но заслышав чужую речьна дороге, со стороны Невы Витусь остановился за деревом.
По дороге к поляне шла группа в несколько человек.
Завидев костры люди остановились.Витусь насторожился и тоже затих. Бесшумно положив у своих ног сушняк, прислушался.
Люди тихо разговаривали меж собой на непонятном ему языке: «Свеи» - догадался он.
393
А через некоторое время, увидел как две тени отделились от группы и пошли к кострам. Остальные стоя перешептывались.
Витусь осторожно отступил от дороги, и побежал по обочине поляны к своему костру.
Он вынырнул с противоположной стороны как раз в тот момент, когда Юргус и Матиас приближались к становищу. Увидев мертвую старуху, Юргус равнодушно спросил:
-У вас баба преставилась?
-Не приставилась, а свеи жизнь укоротили, и – всхлипывая, смахивая с лица слёзы,
ответила Пелгусиха.
-А когда же обещал дядя Пелгус из Нова города вернутися?
-Не ведаю, коли явитца, а вот свекровь похоронить надобно. Можа помогете?
-Нет время нам…Да и боязно… Кругом рыщут свеи…
Мать Витуся обиделась за отказ, с упреком сказала:
-Ужо запамятовали мужнино добро. Яко на суду перед князем за вас заступалси.
Все ушкуете?... Бог вам судья, сами яко нибудь земле предадим матушку.
Услышав разговор и увидев от других костров, начали подходить соседи. Но Юргус и Матиас больше ни о чем не хотели говорить, поспешно удалились.
Тотчас Витусь метнулся обратно по своему следу и успел немного опередить их. Когда они подошли к оставшимся в засаде шведским воинам,Юргус стал объяснять им:
-Нет его ишо от князя. Тут толь жена и дети. Когда вернется, вона не ведает. Надобно на пути его хватать, альбо тута…
-Да. да. – согласился один из воинов на языке русов и они скрвылись в ночной темноте.
Витусь притащил охапку хворосту, бросил у костра, и стал рассказывать матери, что видел и слышал.
Пелгусиха тотчас прекратила оплакивать покойную, оживилась. До неё дошла более серьёзная угроза-потери мужа.
-Во ироды, разбойники! Што нам деять, Витусь? Я мыслю надобно упредить нам батю, ить схватят же его на дороге! Просить треба людей знаемых путь до Клетей. Из Нова города дорога идеть и зимником и летником, можно проехать и водой по Ижоре и Волхову…Дедов просить надобно…
---ххх---
Ижорский старшина возвращался из Новгорода левым берегом реки Ижоры. Он торо-пился исполнить повеления князя Александра-следить за шведами самому и выставить дозоры. Вечерело, когда он объехал, перевалочную базу называемую Клети, так чтобы никому не попасть на глаза и приближался к развилке дорог. Одна шла к родному ху-тору, другая придерживаясь берега реки, прямо к устью Ижоры-расположению лагеря шведов.
Как хотелось Пелгусию свернуть налево, побывать дома и навестить оставленную в лесу семью. «Што тамо с матушкой содеяли лютые вороги? Как дети, жена, скот, со-седи? Все ли успели уйти в лес?... Нет, опрежь надобно исполнить княжое дело-проведать о замыслах свеев»…
Не доезжая до развилки дороги Пелгусий охотничьим чутьём почувствовал нела-дное. Приостановился. Прислушался. И вдруг впереди за кустами услышал приглу-шенный разговор.
Не теряя времени он спешился и потянул Ижорку за обочину дороги под укрытие лесной чащобы. Привязав к стволу дерева, он подался в сторону говорящих.
Маскируясь густым кустарником, приблизился к распутью на несколько шагов, увидев сидящих шведских воинов, по очереди прикладыващихся к горлышку глиняной баклаги. Среди пирующих, он заметил знакомое лицо соседа. Но еще не был уверен:
394
«Будто Юргус! А может и не он?» - думал старшина. И когда тот через некоторое время периодически выскакивал на дорогу и пытливо всматривался вдаль, явно кого-то поджидая. Пелгусий узнал:-«Юргус! Вот Иуда! А где же он подевал свого друга Матиаса? Шел слух што они ушкуйничали на Ладоге и по Волхову.
А ноне на те, словно шакалы почуяли добычу, переметнулись к свеям»…
Остерегаясь, что услышат пирующие враги, Пелгусий, тихо ступая, обходя сухие сучья, отступил назад вернулся к лошади, повел Ижорку в поводу лесом, минуя опасность. А там где дорога совсем прижималась к берегу реки, переехал на другую сторону. И так же сторожко поехал параллельно руслу реки до самого устья Ижоры.
Еще далеко не доезжая до Невы заслышав гортанные песни шведских воинов, успокоился: - Ага, ишо туто видно пируют» - подумал Пелгусий.
Выехав на окраину небольшой луговины, одним краем прилегащей к Неве, а другим к Ижоре, глянув через реку и перед ним предстало как на ладони все располо-жение многотысячного военного лагеря шведов.
Всматриваясь в жизнь великомнимых завоевателей, он ничего нового со времени отъезда в Новгород, не заметил, за исключением того,что кроме большого шатра увели-чилось количество мелких разноцветных палаток.И еще как он ни старался менять мес-то наблюдения, ему было не видно, что же делается там вдали, возле самых отдален-ных кораблей, стоящих на Неве.Так Пелгусий меняя место наблюдений, оказался у раз-
лапистой, толстой ели с густой кроной. Оценивающе глянув на вершину, определил – только отсюда он может обозревать все становище врага. Прицепив лошадь поблизости, вскарабкался на дерево.
Отсюда, с высоты замаскированному толстыми, ветвями ижорскому старшине было гораздо удобнее наблюдать чем с земли.
Смеркалось. В лагере затихли песни пьяных воинов. Пелгусий заметил, что некоторые воины, видимо их одолевали комарье, подхватывали свои кафтаны и убирались на ночлег в трюмы кораблей. Однако большая часть укладывались спать тут же на берегу, у костров или залезали в палатки.
Все поведение шведов говорило само за себя – пока они трогаться с места никуда не собирались.
И он решил за ночь побывать в родном хуторе, где оставалась престарелая мать и узнать о судьбе семьи, с расчетом, к рассвету вернуться обратно.
С того времени как он увидев Юргуса в кругу шведских воинов, у Пелгусия защемило сердце, он спрашивал себя: «И зачем только он с ними связан? Уж не меня ли поджидают из Новгорода? Вот старший брат как брат, а этот дьявол проклятый, тьфу, прости Господи. Отца и мать родную продаст за единую белку, али кунью мордку. Да ишо и Матиаса глупца совратил с истинного пути» … Так размышлял стражник, подъезжая к родному дому в ночной темноте.
И ехать-то было ему не более двух часов до хутора, а показалось вечностью-передумал всякое. Он пробовал заглушить тревогу и тоску молитвой. Молился с детства любимым благоверным и святочтимым мученикам Борису и Глебу.
Напрягая все нервы, вглядывался в подозрительные места, откуда могла выскочить на дорогу засада. От предосторожности он даже обнажил свой короткий меч да так и ехал всю дорогу пока перед ним не предстали в тумане силуэты хуторских построек. Завидя страшный зев открытой двери родной хаты и, услышав вой одинокой голодной собаки на другом краю хутора, ему стало нестепрпимо жутко. Он почувство-вал неладное. Ижорка покосилась, повела ушами, всхрапнула.
Подъехав ближе, спешился, накинув повод на кол огорожи, забежав в избу. Остановился. Чем-то чужим повеяло от пустующего очага.. Лишь откуда-то под ногами
395
появилась черная кошка, заластилась и замяукала. Пелгусий взял её инстиктивно на руки, погладил:
-Бедная мурка, и те горе-горькое. Но где же твоя и моя охранительница нашего очага?
Затем он заглянул в закуток,- меж печью и стеной, на припечную лежанку. Везде было пусто.
-Где же матушка, што с ней содеяли злодеи, али она ушла со всеми в Филиппову балку? Не может того статься…
Пелгусий опустил кошку на пол. Метнулся в конюшню. И там никаких следов матери не обнаружил.
Вернувшись в избу, он высек огонь, запалил, оставшуюся на припечке лучину, освятил избу. И вдруг посреди хаты увидел, засохшую черную лужу, расплывшуюся по полу, крови.
-О, о ! –Простонал, догадавшись, Пелгусий,- исчадье ада! За што её-то? Неужто из-за меня?...
Пелгусий долго стоял исступленно, не зная что предпринять дальше, пока вновь своим мяуканьем не вывела его из оцепенения кошка.
---ХХХ---
Дорога-зимник петляла в лесу меж деревьев. Слабый свет от полной луны и мерца-ющих звезд не достигал глухой чащобы придорожных зарослей. Пелгусия темнота не
тревожила, ему здесь было знакомо каждое дерево, растущее у дороги, каждый пворот и ухаб. Беспокоило другое. Его душу терзало сомнение: «Живы ли остальные? Где тело матери? Кто его подобрал?»…
Вот ещё поворот и он достигнет цели-увидит и узнает, где свои, где соседи. Посчастливилось ли ещё кому избежать смерти.
За пазухой мурлыкала свою песню, пригретая и обласканная кошка. Он проезжал место, где Витусь встретил шведских воинов, сопровождающих Юргусом и Матиасом для захвата его. Уже за деревьями мелькнул тусклый огонек костра на поляне.
Ижорка повела ушами в левую сторону, но всадник не заметил. Думы Пелгусия вдруг прервал старческий голос с обочины дороги:
-Хто хрещеный, еде?
Стражник от внезапности вздрогнул, натянул повод, обнажил меч, но узнав старика по голосу, спросил:
-Дядя Филипп, пошто, ты, туто?
-Нияк ты Пелгус вернулси из Нова города, слава те Господи!- спросил в свою очередь, вместо ответа, шавкая беззубым ртом дед Филипп, именем которого и называ-лась эта нива.
-Я. А што тако? Уж не меня ли поджидаешь?
-Да, тя-то я и поджидаю уж вторые сутки, упредить тя хочем, Свеи до тя добираютца…
Пелгусий подъехал ближе к деду, стоящему под елью, опершись на посох. Ижорка, как ни в чем не бывало, заслышав знакомый голос, потянулась к ногам деда,- что-то обнюхивала на земле. Затем захватив зубами, какую-то тряпку потянула к себе.
-Ижорка не балуй!- строго сказал, одергивая лошадь Пелгусий. Но там, на земле что-то зашевелилось и оттуда показалась лохматая голова проснувшегося Витуся. Старшина в темноте не видел этого, да и в расстройстве не обратил внимание на пове-дение умной лошади, продолжая разговаривать со стариком, подумав что в армяке деда, валявшемся на корнях у ели, где-то кармане завалялся последний кусок хлеба или сухаря, а голодная Ижорка почуяла, и тянулась к лакомству.
396
-Пошто упредить-то?- спросил Пелгусий.
-Так у нас …- и дед замялся,- да вот кровушку твою вчора предали земле… Загубили ироды… Кажиный, што у Бога день наведываютца за тобой. А приводят их иудины дети-Юргус и Матиас. Стадо мы отогнали на Федино лядо. А свеи требують, душно давай им коров и вец на мясо. Особо коней требують.Видно в поход на Нова город пешью-то не сподручно. Угрожають. Коли заутро к вечеру не пригоним коней, с каиной семье по душе изничтожать…
-Тату! Тату! Ты живой?- Не выдержал Витуська. Ижорка разбудила. Он живо вскочил на ноги, кинулся к отцу, потом вдруг как то смяк, осекся. А после паузы, по взрослому с выдержкой сообщил:
-Тату, бабушку нашу убили свеи…
Пелгусий, сдвинув брови, удрученно замолчал, в его горле остановился непроглоченный горький комок слез. Он пытался пересилить себя, но это было не в его воле, слезы застилали глаза.
Наконец немного успокоившись, спросил деда:
-Как же мыслете, коней-то?
-Мыслим через одного надо по жребию отдать, да с уговором промеж себя, оставшие пусть станут оброблять по два хозяйства.
-А ежели всем уйти в глушь леса?-вставил Пелгусий.
-Так ить найдуть-добром не кончитца. Колиб не энти сукины дети, куды ни шло переселились бы верст за десять- а там ищи свищи, нас и след простыл.
-Дядя Филипп, мыслю князь Александр с дружиной пожаловать гостем к Биргеру не замедлит. К тому ж и свеи не уймутся-половины коней им станет мало, потребуют всех до едина… Ну а для острастки станут наши души губить… За тем они видно и пришли сюда… Надобно немедля сниматься и уходить не мешкая. Ты веди людей на Федино лядо. Скот разгоните по другим нивам, выставьте охрану. А я туто останусь поджидать княжую дружину.
Пелгусий взял к себе на седло Витуся, и он рукой наткнулся на кошку, в испуге оттдернул:
-Ой тату што то у тебя?
-Наша Мурка.
Выехав на ниву, дед Филипп следовавшийу стремени, и указывая в сторону на свежий земляной холм, с маячащим кое-как сделанным крестом, сказал:
-Вота где твоя кровинушка покой нашла. Хоронили на скоро, будь животину яку, не по нашему древнему обычаю.
Стражник свернув с тропинки, спешился, обнажив голову, встав на колени, низко поклонился могиле…
---ХХХХ---
Вырвавшийся Яков на рассвете из Новгорода до Тесова ехал по известной дороге.Но чем дальше удалялся от знакомых мест, тем чаще путался и терял след дружины.
Там, дорога шла лесом по влажным местам, отпечатки следов семисот лошадей были хорошо видны. В иных грязных лощинах оставалось полное месиво. В тоже время, как только на пути попадала торная сухая дорога, смышленый ловчий начинал плутать.
Так первый день почти полностью он проехал без отдыха и остановок.
Уставшая и голодная лошадь то и дело тянулась к придорожному буйному травостою.
И лишь к вечеру ему удалось у небольшого ручейка сделать привал. Он спешился, развязал подорожный мешок, выложил сверху лежащие вещи: кольчугу, золоченый княжеский шлем и завернутую в холщевую тряпицу краюху хлеба, подсунув коню под
397
губу торбешку с овсом, данную в дорогу Буслаихой, отломил кусок хлеба стал жевать.
Лучи заходящего солнца в последний раз скользнули в промежутки вершин деревьев по золотому налобнику шлема, лежащего на траве. Наскоро перекусив Яков смотрел на шлем и думал: «Пошто я егож взял? Ярославич за самовольство не одобрит меня…
А ежели што, в битве можно и не одевать»…
Затем он все же не удержался, одел для примерки: «Вокурат!» вслух произнес с восхищением Яков.
И тут же для предосторожности, не увидел ли его кто со стороны в таком дорогом шлеме, оглянулся вокруг, поспешно сняв и сунув обратно в мешок7
Подвел вороного к ручью, напоил и снова тронулся в путь.
Вечереет. Лесная дорога Якова вывела на круглую обширную поляну, которая была вытоптана еще до прохождения здесь новгородской дружины. Малоезжий путь растворился в однообразный зеленый колорит, ископыченный следами коров и лоша-дей. Здесь отпечатанные следы вырисовывались в разные стороны. Он спешился и повел вороного в поводу. Но теперь Яков неуверенно, часто склонялся к земле, присматривался и когда совсем ничего не видно стало, он раздвигал траву руками, ощупывал землю, рассуждал вслух: «След или не след?» В сомнении озирался вокруг.
Затем окончательно потеряв ориентир, стал водить лошадь по ниве, чтобы накормить её.
Только с рассветом Яков, делая поисковые круги и возвращаясь обратно на это же место, с трудом находит правильный путь, после чего снова продолжит погоню. След дружины, уходящий к Неве, вывел его к какой-то речке.
С каждым поворотом, река становилась всё шире и шире. Местами тропинка уклонялась от берега в густые заросли и ему по опыту приходилось угадывать, где прошла конная рать.
В одном месте, после полудня он выехал в небольшую деревеньку в несколько дворов. Тут ему сказали, что дружина прошла ещё рано утром и что многие селяне этой деревни своей охотой присоединились к воинствку Александра Ярославича. И что у одного воина лошадь подвихнула ногу. Ему показали её. Яков тотчас узнал лошадь Гюряты Пенишинича, лежащую в беспомощности в тени сенного сарая.
Старуха, которую заставили присматривать за искалеченной лошадью, плача сквозь слезы говорила:
-Родимый ты мой! И я свого сынка Гаврюшеньку проводила на битву. А тому воину, што стяг нес «который победоносича», хозяину хромого гнедка, князь велел
дати другого коня. Дак у десяцкого забрали почитай необьезженного жеребчика. Арека наша, родимый ты мой, прозываетца Тосна. Аще ты спрошаешь, сколь верст до Невы?
-Да- подтвердил свой вопрос Яков.
-Дык осталося те ехати един конный переход…
Яков настолько торопился в путь, что не стал тугоухую старуху подробно расспраши-вать о ведущих дорогах к Неве-летних трактах и спрямленных зимних дорогах. Он твердо знал, князь все равно никому не скажет каким путем поведет дружину на сбли-жение со шведами, надеялся на свою смышленость и опыт ловчего.
---ХХХ---
К рассвету Пелгусий вернулся к намеченной еле, залез на неё, притаился.
После изнурительного путешествия в Новгород, потрясенный до глубины души горем-убитой иноземными пришельцами матери, и бессонными ночами, сидя на сучьях, стражник дремал. Перебирая в памяти эпизоды, связанные с покойной матерью,
Он всеми силами боролся со сном. Отяжелевшие веки невольно закрывали глаза.
398
Последнее, что ему отчетливо вспомнилось как мать еще десятилетнему маль-чонку в один из вечеров рассказала ни то сказку, ни то быль о страшной смерти братьев-князей Бориса и Глеба от руки жестокосердного старшего брата.
С тех пор прошло много лет, но Пелгусию эта быль настолько врезалась в память, что потом несколько раз их видел во сне. А впоследствии узнав, что страждую-щие братья Борис и Глеб церковью причислены к лику святых, он молился на них.
Теперь, борясь с дремотой он ещё раз проглянул. Туман продолжал сгущаться над устьем Ижоры, закрывая воздушной кисейной пеленой остовы шведских кораблей и весь лагерь высадившихся воинов.
Он прислушивался – в стане врага было тихо. И это его успокаивало. На какое-то время Пелгусий смыкал очи, как вдруг его разбудил голос ржавшей лошади в лагере шведов. За несколько минут, а может и мнгновений тревожного сна, он увидел удиви-тельное сновидение, которому суждено впоследствии с помощью монахов-летописцев, стать чудотворным легендарным видением, упомянутом в летописях, приписывающим
сверхестественное божественное покровительство, решившим судьбу Невской битвы.
---ХХХ---
В тот день Пелгусий не покидал свой пост ни на минуту. Все внимание его было сосредоточено на шатре Биргера.
Затем он увидел как группа людей подвела две лошади к главному шатру. Среди воинов промелькнули знакомые фигуры Юргуса и матиаса. Присмотревшись, он узнал и лошадей.
«Да то ж кони батек энтих злыдней-выходит они не ушли со всеми вмести на Федино лядо… Ну зараз держись-всех продадут» - засомневался стражник.
Тем временем в шатер Биргера вошел старший воин, должил, военачальнику:
-Господин Ярл, эти прохвосты заодно со своими сельчанами, а может и подосланы князевым стражником. Когда мы потребовали коней из их деревни, все люди ушли в глухие леса, а эти проводники обманули нас. Они не только выследили стражники конунга Хольмогорского /так шведы называли князя Новгородского/, но даже не указали дорогу в лагерь бежавших в леса, оправдываются будто сами не знают куда народ ушёл. Повидимому они с нами затеяли двойную игру. Ты им дал деньги, так возьми их назад.
-Я наперед заплатил им за стражника, переветчика конунгова и за то, что ука-жут нам путь на Хольмград, а не за коней. Коней ты должен у смердов взять бесплатно.
И завтра к вечеру пригонишь сюда не менее пяти десятков добротных лошадей, а не таких негодных кляч. За укрывательство, наказывай нещадно плетьми и всенародно, а если стоят того, так и виселицей.
Через некоторое время Пелгусий увидев бегущего расторопного воина к берегу
реки Ижоры. Подбежав к прибрежному кусту ивы, обнаженным мечом начал срубать на выбор тонкие ровные прутики.
Срубив десятка полтора хворостин торопливо собрал их в охапку и побежал обратно к шатру.
Сидящий на толстых ветвях Пелгусий от любопытства отодвинув заслоняющую ветку, привстав на ногах, пытался догадаться что к чему: «Пошто же ему они они потребны,- шептал он, - на коней замест плетей, али деля рыбной ловитвы, альбо дела корзины?»…
Но вскоре все выяснилось.
От шатра отделились в сторону два дюжих воина, которые силой волочили третьего и толкнув на траву, оголив зад начали хлестать в две руки, только что принесенными прутьями. До стражника донеслись душераздирающие крики наказываемого Юргуса:
399
«-Ага, Юргуленька-иудушка, попалси! Так те и надо, получай свое заслуженное. По те давно петля плачет… А вот за што они тя так отделывают, неведамо?..»
Пока шведы наказывали Юргуса, к шатру подъехали, вернувшиеся из Новгорода послы.
Старшего посла Биргер спросил:
-Все ли мои слова донес до Хольмогорского конунга?
-Да мой господин! – с поднятой головой гордо отвечал посол. Военачальник проницательно смотрел на посла и ждал, что же добавит к сказанному посыльный.
-Господин ярл,- продолжал в нетерпении высказывался посол,- конунг Александр, как глупый молодой петух, заранее знает что ему бить биту, а все равно храбрится, лезет биться.
Биргер выпучив белесые глаза, рассмеялся раскатистым басом.
-Ха, ха, ха. Правда ты сказал, слабый петух всегда больше сильного кукарекует.
И что же он? Грозит ответить мечом?
-Да мой ярл. Общипаный петух только и годен на жаркое…
-Ну ежели вздумает противоборствовать со мной, непременно зажарим…
Через два дня снимаемся. Путь у них один по Волхову, тут мы и переловим их в наши сети. Ну а сети ваши, как вам ведомо, достаточно прочны, за это ручаюсь, логман Фаси
отблагодари исполнителя нашей воли посла и вели выдать самого лучшего вина.
---ХХХ---
Наказанного Юргуса, который был в бессознательном состоянии, воины оттащили от биргеровского шатра, чтобы он своими стенаниями не беспокоил военачальника и велели Матиасу ухаживать за другом.
К вечеру матиас принес с реки листьев кувшинки и обложил ими располосован-ную спину Юргуса.
Юргусу стало немного легче, но к ночи у него вновь боль обострилась, мучала жажда. Он беспрерывно стонал и просил пить:
-Воды! Воды!
Но Матиасу наскучили его стоны и он охладел к нему. Сделался безразличным и, отвернувшись в сторону, молча сидел и думал «Мне тож что и Юргусу буде, ежели не уйду отсюда… А деньгами все едино он воспользуется… Все время обманывал меня при дележе добычи… Ему всегда доставалась большая часть. И от свейского серебра нисколь мне не дал, отповедил што после проводов рати свеев в Новгород воевода обещал щедро расквитаться… Вот тогда поровну и поделим… Безбожно лгеть…
Да и коли б не он от бати коня не отняли… Пусть он тут издыхает со своими благодетелями… Толь бы причину изыскать отлучица к реке… А там мимо кораблей через реку вплавь и до дому… Захвачу хлеба – и в лес… Да коли б Валдаса встретить и упредить его, ить он вместе с дядей Пелгусом ушел в Новогород, и ежели случаем их схватят вместе пытать станут, толь бы сбежать…» Матиас долго наблюдал за воином-охранником, что сидел возле угасающего костра и сторожил их по приказу Биргера.
К счастью очнулся Юргус и снова запросил пить. Матиас с радостью кинулся к медному котелку, стоящему неподалеку от ног воина. Но он был пуст.
Воин, державший копьё между ног, услышав лязг ручки котелка, спохватился строго посмотрел на Матиаса.А тот опрокинув пустой котелок, показал что в нем нет ни капли воды кивнув на стонувшего Юргуса.Мимикой пояснил охраннику, что Юргус просит пить и ему надо сходить за водой на Ижору.В знак согласия воин кивнул головой.
Матиас обрадовался этому случаю и быстро удалился в сторону реки с котелком в руках.
400
Как только он достиг берега, поставил котелок на землю, оглянулся назад, вошел в воду и поплыл на противоположный берег.
Дозорный Пелгусий только что спустился с дерева на землю и от долгого сидения на толстых сучьях затекли и онемели ноги, растирал руками икры.
В это самое время он услышал топот бегущего человека. Неведомый человек прибли-жался все ближе и ближе. Стражнику показалось, что бегущий направляется прямо на него. Стражнику показалось, что бегущий направляется прямо на него. Он тотчас отступил за ель и обнажил меч. Прямо перед собой он увидел шагах в пяти тень человека, задыхающего от бега, мокрого и шлёпающего широкими голенищами сапог о голени:
«Кто-то сбежал из лагеря… Неужто Юргус, али Матиас –подумал Пелгусий.
В первое мнгновение он хотел окликнуть неизвестного. Но человек бежал все дальше и дальше в темноту, параллельно Невы.
Да и кричать было бессмысленно. Это вызвало бы неминуемый переполох в лагере врага.
После этого старшина Пелгусий решил под покровом ночи обойти лагерь и подняться вверх по реке Ижоры до Клетей, где они с Владасом договорились о встрече, когда он поведет дружину Александра Ярославича.
---хххх---
В ночь на 15 июля 1240 года новгородская дружина, не доходя устья реки Тосны перешла на левый берег её и по лесному бездорожью устремилась по правому берегу Большой Ижорки в сторону Торговых рядков у Клетей, что на Ижоре.
Версты за три до лагеря шведов был сделан последний привал. При этом князь не дозволял разводить костров, строго предупреждал дружинников быть осторожным, соблюдать абсолютную тишину. Особенноне допускать скопления лошадей во избежа-нии шумливой драки жеребцов.
Стоянка была выбрана по совету Пелгусия почти в глухом лесу, на небольшой поляне у берега речки Большой Ижорки.
Ещё с утра проводник, брат Матиаса, Валдас, ехавший в свите телохранителя князя, с несколькими воинами выехал вперед, на место встречи с ижорским старшиной стражником к Торговым рядкам у Клетей. Встретившись они договорились между собою посоветовать Александру Ярославичу остановить дружину в этих местах, вдали от людских глаз и подальше от дорог. К тому же по Ижоре шел главный водный торговый путь, который тоже оставался в стороне.
Воины, спешившись, первым долгом торопились накормить лошадей кто чем мог. Кто отдавал последний овес, оставшийся взятый в дорогу, кто в поводу водил по лесной траве и животные кормились подножным кормом. А некоторые отдавали после-днюю краюху хлеба.
Никита, приберегая к будущему немного овса, своего коня водил от куста к кусту на поводу.
К нему подъехал Ратмир, спешился разуздав коня, тоже стал возле Никиты молча прикармливать своего вороного.
Смеркалось.
-Ратмир, - окликнули Никиту, желая примирится, - пошто мы пасем коней вдвох, давай повод я твого вороного повожу, а ты малость подремли.
-Пожалуй… ежели толь не загрызлись бы кони да и князь сказывал с рассветом пойдем на свею…
Ратмир передав повод Никите, стал устраиваться на ночлег, предварительно наломав сучья под ореховый куст.
401
Через некоторое время, князь обходя дружину с Гаврилой Олексичем и Михаилом наткнулся на Никиту, признал его, спросил:
-То ты, Никита?
-Я, княже…
-А где же твой друже Ратмир?
-А вона на сопке почивает, с устали прилег, пусть малость вздремнет. Коли надобно, разбужу?
-Не потребен, пусть набирает сил к заутрию… А ты не робеешь?
-Да коли те княже не боязно, пошто мне-то робеть. У меня покамест едина голова, и никому не жалок…
-То ли рекешь, што мыслишь? Ульяница-то небось отговаривала ехать на свею?
Уличенный Никита, потупил голову.
-Не неволю сказывать, то твое дело…
-Правду рекешь Ярославич, отговаривала…
-Ну, а ты што ей отповедил?
-Тако ей и изрек-вот в сече и попытаю судьбу…Коли останусь живым, да победим недруга, свободным и жить станет милее. А коли ненароком Русь покорят иноземцы, рабом лепей не жити… Не толь семью заводить…
-Истину ты изрек Никита, толь не след и помышлять о нашей покорности ворогу.
Разговор князя с Никитой привлек внимание многих воинов, которые прислуши-вались к их разговору и теснились ближе к Александру Ярославичу. Довольный ответом Никиты, князь окинув взором ближних воинов повысив голос, чтобы слушали другие, добавил.
-Ну ежели вы люди работные полона и позора рабского страшитесь, то мне князю и Бог велел стоять на смерть за родную вотчину! И так, друже, правду ли молвил Никита?-обратился он к окружающим воинам.
-Веди княже!- услышал он в ответ.-Мы за тобой пойдем на смерть, али на живот. Коли на то пошло, поляжем все за землю Новгородскую, а назад не попятимся!
---ХХХ---
В день битвы, у устья Ижоры на Неве, ранним утром из-за тумана в двух десятках шаг-ах ничего не просматривалось.
Александр Ярославич с несколькими приближенными и телохранителями выдви-нулся к месту предполагаемой битвы. Чтобы обозреть лагерь шведов, он выехал на окраину луговины из леса. Остановился в овраге, скрытом мелким ольшаником и ореховым кустарником. Пелгусий полушепотом объяснял князю расположение вражеских сил:
-Княже, намдалее не след выходить. Поредеет туман своими очами узришь весь стан Биргера. Слева от нас у устья Ижоры, - указал он рукой туда, где выходила Ижора из леса и в двухстах саженях отсюда впадала в Неву,- стоят семь кораблей. Остальные, а их более трех десятков на Неве-вдоль брега. Вот тамо по ту сторону Ижоры была моя дозорная засидка…
-То добре, дядя Пелгус, толь вот туман мешает..
и тут ижорский стражник для предосторожности почему-то оглянулся на сопровож-дающих князя, и стоящих недалеко от Александра Ярославича Гаврилу Олексича, Савку, Михаила, Сбыслава Якуновича и Ратмира, чего-то не договорил. Затем приблизился к князю еще ближе, тронув за рукав, выше запястья, загадочно шепнув:
-Ярославич, слово к те потаенное имею…
Князь в начале не понял, что от него хочет стражник, но увидев призывные знаки, которые он настоятельно делал, удалившись шагов на пять.
402
Уразумел, тотчас придвинулся к нему:
-Княже!- начал страстно шептать Пелгусий,- опричь того, што все ночи почитай очей не смыкал, а ноне непроглядный туман заполночь застелил всю водную гладь Невы и Ижоры. Меня тако клонило ко сну – мне почудилось, то ли во сне то ли на яву не ведаю и сам. Учул я шум страшен и будто я стою на молитве во храме святой Софии и молюсь на образ святых братьев-мучеников Бориса и Глеба. О чудно! Их образы часом приняли человеческий образ-плоть и кровь и сошли с иконы и я узрелих в насаде, плывущих по Неве, напроть меня… А князей-то зрю лишь по пояс, гребцов не зрю вовсе все сокрыто в тумане.
Стоят они этак в насаде и рекут промеж себя. А я чую и зрю добре вот яко тя ноне: Глеб рекет Борису:-«Брате Борисе, вели грести, да поможем сроднику нашему, великому князю Александру Ярославичу. « И тут разом все пропало в тумане. И я как бы очнулся и долго размышлял к чему бы то видение, али сон? А под конец рассудил те поведати о том…
По лицу князя скользнула таинственная добродушная улыбка. Пелгусий пытливо смотрел на Ярославича и хотел угадать какое впечатление произвело на него это доброе предзнаменование благого вестника великой победы над высокомерным врагом, зарвавшимся для покорения русских земель.
Наконец , Александр Ярославич, стражнику сказал:
-Спасибо, дядя Пелгус за добрую весть. А толь пока не свершится сие предзнаменование на деле не след о том никому сказывати…
За это время начал редеть туман, блеснули первые лучи солнца на шлеме князя. Раздвинув куст орешника, сняв шлем, поднялся на гребень оврага, с минуту обозревая шведский лагерь. Убедился. Вражеский стан располагался в точности, как и сообщал Пелгусий. Затем подозвал Гаврилу Олексича и Мишку, сказал им.
-Ты, Олесич, со своими двумя сотнями заедешь слева по берегу Ижорки и станешь теснить ворога от кораблей, а ты Михайло Степаныч, справа, вот из тех кусточков преградишь путь главным силам, ежели станут пятиться к Неве. Но не давай сойти подмоги с кораблей. Рубите канаты и сбрасывайте сходни в воду. Жгите и топите их корабли-прорубая днища. Ну, а я вот с этого места нанесу удар по сердцу Биргера и разрублю напол…а там будем бить по частям…
Затем Александр спустился на дно оврага.
Мишка спросил его:
-Княже, а як же мы определим едино время начала сечи?
-Да то просто. Вы мого беляка-Сокола узрите далеко, да и новгородский свист учуете. А коли обнажу мечь, и вздыблю коня, не медлите и вы. В един час обрушим на головы свеев кару за их дерзость… Да тако, што б неповадно им более было нос на нашу землю совать. Што б сам Биргер и порты одеть не успел. Не мешкайте. Но подходите тихо… Ну, брате, пора. С Богом!
Александр троекратно целует поочередно Гаврилу Олексича и Михайло Степаныча. Они расходятся в разные стороны к своим отрядам. Князь некоторое время медлит, смотрит им вслед, а затем одевает шлем и с остальными спутниками скрыва-ется в густом кустарнике.
---ХХХ---
Июльская светлая ночь на исходе. Всюду туман. Спят шведские воины после вечерней попойки у потухших костров. Лишь сторожевые, поеживаясь в предутренней прохладе, дремлют, у едва теплящихся огней.
В шатре крепко спят воевода-лагман Фаси и старший бискуп. Одному Биргеру почему-то не спится. Его что-то беспокоит. То ли предчувствие, то ли просто такое
403
совпадение. Он то и дело ворочался с боку на бок. До его слуха из леса доносится тревожный отдаленный вой волка или заблудившейся собаки.
-Господин Фаси, ты спишь?
-А што ваше величество? – всполошенный внезапным вопросом, спросил проснувшийся лагман.
-Надежны ли у нас караулы сегодня? И где пасуться кони?
-Надежны, господин ярл, сам проверял. А что?
-Кругом волки бродят… Воют, спать не дают.
-А, а… я думал уж не случилось ли чего…
-О чем у сына рода фольконунгов душа тревожится и скорбит?- спросил, в свою очередь проснувшийся владыка.
-Отец святой, я всею душою уповаю на Всевышнего Одина.
Но нам ли смертным не скорбеть о делах земных. И рад бы не педаваться суеты-сует, а сердцу не прикажешь,- в тон архиепископу ответил военачальник.
Но бискупне остался в долгу процитировал выдержку изречения Высокого.
-Истинно молвишь сын фольконунгов и Высокий нам завещал:
«Рано встает кто хочет отнять
Добро или жизнь: Не ведать добычи
Лежачему волку, а победы проспавшему.»
Слова Высокого произнесенные владыкой, Биргера задели за живое и он не находя подходящих слов изречений сказал не впопад:
-Вот кстати разумное Одина слово напомнил. Волчий вой разбудил и мысли мои разбередил.
Но епископ не дав договорить ярлу снова стал сыпать в ответ изречениями из речи Высокого:
-Дорогой ярл! Не верь!
«Непрочному луку, жаркому пламени,
голодному волку, горластой вороне,
визжащей свинье, стволу без корней,
вставшему валу, котлу, что кипит»
Биргер:-Знаю отец и « …летящей стреле,
отходящему валу, тонкому льду,
змее, что свилась, жены объясненьям,
с изъяном мечу, медведя проделкам
и конунга сыну»…
Архиепископ:
«Скотине больной, рабу своевольному
лести колдуньи, врагу, что сражен.»
Биргер: «Благо внимавшим»…
Архиепископ:-«Благо узнавшим. Аминь».
-Безвременно, мой господин, с твоих очей ноне сон улетел.
Давай допочивать. Пусть дух твой напрасно не мятется, а пребывает в покое блаженных сновидений. И верь сын мой, враги твои будут низложены и попраны к ногам вашего величества. Да благословит тебя господь бог до утра!...
И повернувшись на другой бок, владыка скоро опять захрапел.
А ярл так до утра и не уснул. Вначале вспомнил покорную жену Ингерду, ласки которой ему сейчас не доставало. Потом уж в который раз в деталях пытался снова и снова обдумывать предстоящий поход на ладогу, карелу и великий Новгород.
Его радужное воображение развернуло перед ним ряд захватывающих картин.
404
Вот он уж пребывает в славном русском торговом, поверженном и горящем городе. Перед ним главная площадь. Он возглавляет поддержание порядка при всенародном крещении, где обрядом руководит архиепископ. Он же в это время лицезреет и лишь в необродимых случаях повелевает Фаси произвести то или иное дело. Но вдруг картина меняется и он переносится на пристань, где идет погрузка кораблей, захваченными в Новгороде несметными богатствами. А затем он перед собою видит воображаемое возвращение на родную землю – в Сигтуну, где его встречают как победителя все знатнейшие и приближенные ко двору конунги во главе самого короля. Радости его нет предела. Чевствуя ярла с почетом выносят на руках с палубы корабля по сходням в торжественной обстановке на берег и ставят на ноги вблизи короля.
За ним ведут знатных пленных, воевод и опозоренного князя Александра. До Биргера доносятся со стороны встречающих придворных и простого народа приветственные восклицания:
«-Победителю слава! Королевский трон ярлу Биргеру!»
Под конец ярл воображает себя во всей венценосной славе, на троне короля.
После воображаемых приключений, ярл встав с постели в темноте ощупью пробрался к выходу из шатра, чтобы помочиться.
Пройдя мимо дремлющих охранников, сидящих по обе стороны прохода и зайдя за угол шатра, где были привязаны три лошади, которые жевали свежескошенную траву, справил нужду, вернулся назад.
А возвращаясь дотронулся до древка копья одного спящего сидя телохранителя, который хотя и дремал, но крепко держал копьё в руках, тотчас проглянул, вскочил и встал навытяжку перед военачальником:
-Простите, ваше величество… Оплошали малость…
-Знать надобно, мы не дома, а на чужой земле, - с укором внушительно вполголоса произнес ярл, и презрительно посмотрел на второго воина, который спросонок лупал сонными глазами, ничего не понимая, прошел мимо.
Но улегшись на кровать, глава шведского войска,все равно долго не мог уснуть.
Где-то неподалеку от шатра на опушке леса, вдруг всполошилось поднятое на крыло вороньё и громогласно заграяло, предчувствуя добычу.
Биргера это опять встревожило. Ибо такую примету он хорошо знал- стаи ворон обычно неведь откуда появляются перед кровавой сечей.
На самом деле несметную стаю ворон, устроившуюся на ночлег потревожило приблизившееся и выходящее на исходные боевые рубежи русское войско.
Шведский ярл прислушался к ночной тишине, но ничего подозрительного не услышал, немного успокоился, смежил очи.
Рассвело, проснулись архиепископ и Фаси, начали одеваться, соблюдая полную осторожность, чтобы не разбудить сладко спящего военачальника.
Облачившийся владыко, готовый к утреннему молебну от нетерпения, то сядет, то встанет, то пройдется по мягким коврам внутри шатра, посматривая на всхрапываю-щего ярла во сне, приступил к листанию, лежащей на столе книге.
Полуодетый Фаси подошел к столу и чтобы опохмелиться налил из серебрянного сосуда вина, сторожно, оглядываясь на спящего ярла, залпом торопливо смачно выпил и быстро еще налил. Затем еще раз для предосторожности оглянулся на своего госпо-дина который и не думал просыпаться. Потом в углу шатра нашел стоящий, золото-узкий цилиндрический сосуд, благоухающего бальзама, отлил на ладонь и растер его, протер себе волосы.
Логману показалось этого мало и он несколько капельвозлил на шлаги рукавов и аккуратно нагнув, пролил на ковер, напротив изголовья Биргера.
405
Испарившийся бальзамический запах от розового масла, тотчас распространился по всему шатру, достиг носового обонятельного центра спящего Биргера. У него от этого запершило в горле и защекотало в носу, ярл чихнул несколько раз подряд, проснулся.
Поймав на себе вопросительный взгляд, уже ополчившегося бискупа, произнес:
-Отче, неужто пора на молитву?
-Да мой господин, давно ждем. Зато мы с тобой ныне в полночь воскресили речь Высокого…
-Туман рассеялся?- спросил Биргер.
-Еще не совсем,- ответил Фаси, хороня налитый кубок вина за сосуд.
Бригер с поспешностью поднялся с постели и начал не глядя натягивать на испод-нее штаны. И когда стал искать застегивающий крючок, то он оказался на заду.
Это заметил епископ. Оправдываясь в своей оплошности, военачальник спросил его:
-Отче, к чему бы такое непутевое утро?
-Сын мой, не верь плохой примете, это случается и у меня от излишней поспешности… А где же твой постельничий? –успокаивая ярла спросил владыка.
-Да видно дрыхнет, я ему покажу. Вчера нализался как собака, а ноне где-либо на кораблях промышляет опохмелиться.
---ХХХХ---
В то самое время, когда ярл Биргер снимал и вновь натягивал на себя штаны, весь лагерь сходился к центральному шатру на молитву, дружина Александра Ярославича с трех сторон внезапно лавиной обрушилась на шведов.
Большинство воинов в критический момент оказались безоружными. Правда у некоторых были при себе мечи. А копья и все доспехи, отдельно сложенные в кучи валялись возле кострищ или вовсе хранилось, как непотребное имущество на кораблях.
А там, где несколько минут назад стоял новгородский князь и давал последние распоряжения Гавриле Олексичу и Михайлу Степановичу о наступлении, стоял Савка и Ратмир, наблюдая за лагерем врага и передвижением фланговых отрядов новгородцев на исходные рубежи.
Александр уже сидел на коне во всех боевых доспехах шагах в десяти от них, скрытый обрывом и ореховым кустарником, в ожидании сигнала наблюдателей.
Отдельные воины, едва сдерживая свой горячий пыл и ретивых коней, вырывались вперед князя, которым он сердито молча махал рукой давая понять – не суйся вперед батьки в пекло! Назад! Назад!
Одновременно Ратмир и Савка заметили справа и слева в кустах накопление дружинников, изготовившихся к битве, дали сигнал Ярославичу, который для убежденности соскочил с седла вбежал в два прыжке на взлобок оврага, своими глазами увидел, что отряды Михаила и Гаврилы Олексича достигли указанных им мест и готовы к броску. Затем в последний раз окинув взором лагерь врага, отметил про себя: «Кажись не проведали о нас, собираются на молитву – вот и добре, пора!»… Круто повернулся также поспешно преодолел овраг, оказался возле лошади, взметнулся в седло, твердо сказал полуобернувшись ближайшим воинам:
-Малость пождите пока дам сигнал Михаилу и Олексичу. Фома, а ты свистни по-новгородски. – И пришпорив коня выскочил на вершину обрыва на открытое место, крутанул и вздыбил коня, обнажил мечь.
Одновременно позади послышался резкий пронзительный свист Фомы-Горбатенького.
Александр Ярославич заметил, что многие шведские воины идущие на молитву услышали посвист Фомы и с тревогой оборачивались вокруг себя, недоумевая что-бы
406
это было, но увидев всадника на белом боевом коне панически уставились на него.
А из флангов уже понеслись вдоль Невы и Ижоры дружинники мишки и Гаврилы Олексича к центру лагеря Биргера.
Александр обернулся к изготовившейся дружине и скомандовал:
-Пора и нам, брате! Постоим за землю Русскую! С Богом вперед!
И с поднятым, сверкающим на солнце мечом над головой, пустил коня во весь опор у центру лагеря. Уже на ходу Ярославич опустил на переносицу защитное забрало шлема.
В след ему выскакивали конные ратники из чащобы, преодолевали обрыв с обна-женными мечами и копьями полукругом охватывая князя, мчались на растерявшихся высокомерных отпрысков фольконунгов.
Растояние в каких нибудь двести саженей, разделяло противоборствующие рати.
Конница новгородцев проскочила в несколько мнгновений и врезалась в гущу ошелом-ленных шведов.
С первых минут начала боя шведы бросились панически бежать на корабли. Но оттуда уже теснили их русские отряды Михаила Степановича и Гаврилы Олексича.
А некоторые шведы все же успели похватать копья, секиры и щиты у затухших костров, а кому недоставало оружия, силой вырывали друг у друга.
Сам Биргер к этому времени успел одеть лишь одну штанину, как вдруг он услышал душераздирающие неистовые крики воинов снаружи: «Русь! Русь! О боже, погибаем!
Фаси и епископ, одетые услышав истошные крики и вопли, опешили и остолбенели. Объятые ужасом, они не знали, что предпринять и не двинулись с места.
Из рук валилось все и у ярла. Кое как он одев штаны, хотел выглянуть из шатра, затем подбежав к центральному столбу главной опоры шатра, обнажил мечь из ножон, бросился к выходу.
Навстречу хлынула толпа обезумевших воинов, ищущая спасения под сенью шатра под покровительством своего полководца.
И тут Биргер нашелся, собрав силы и встав на пути десяткам воинови приближенных, в бешенстве, истошно повелительно закричал:
-Готы, образумьтесь! Русских мало! Нам победу даруют валькирии-дочери Одина! С нами бог! Возьмите себя в руки! Сопротивляйтесь!
Ярл силой проложил себе путь к выходу и первым бросился на встречу, вклини-вающимся русским. Толпа воинов отхлынула от шатра и на время собою остановила малочисленную дружину новгородцев.
Но паника сделала своё дело.
В первые минуты боя русская дружина, насчитывая в своих рядах около семисот воинов, с большим натиском внезапно врезалась в ошеломленную гущу девятиты-сячного войска противника, смело рушила обезумевших шведов.
Биргер метался, останавливал бегущих к кораблям воинов, кричал, грозил, воодушевлял и когда сам немного опомнился, воспользовался замешательством в продвижениии новгородцев, нырнув в шатер и наскоро ополчился в боевые доспехи.
А когда вновь выскочил наружу, телохранителям суетившимся возле него крикнул:
-Коня!
С большими усилиями, наконец подали ему коня, которого он вместе с двумя другими для Фаси и архиепископа, привез из Швеции. И теперь, когда на ночлег их приводили к шатру, и привязывали к коновязи, в суматохе, оказались плотно зажатыми сгрудив-шимися вокруг шатра воинами, освободить их было нелегко.
407
Так рагоралась кровопролитная историческая Невская битва с численным превосходством шведских сил в тринадцать раз.
---ХХХХ---
А Яков, то гонит коня по следу, то вдруг сбивается и всматривается в следы на примятой траве.
Особенно много времени у него ушло в распутывании следов на переправе
Через реку Тосну. Вначале он проехал по берегу, незаметив переправы, вперед. А затем разобрался, что вперед к устью реки отделилось не более десятка воинов: «Видно князь дозор послал»-подумал Яков.
Остальные пошли назад, переправились на левую сторону реки и, углубились в лес, вышли к небольшой какой-то речке, направились вдоль неё. Потом он узнал, что речка эта является притоком Ижоры и называется Большой Ижоркой.
Достигнув последней стоянки дружины, вороной почуяв свежий след принюхи-ваясь и подавая голос собратьям ржаньем, неудержимо резво пошел вперед.
Когда, наконец погоня закончилась, Яков выехал к устью Ижоры на большую поляну, где только что началась кровавая сеча, был поражен страшным зрелищем. Он остановился в ужасе от происходящего перед ним события.
На фоне множества кораблей, стоящих полукругом возле большого пурпурного шатра с высокой мачтой, на вершине которой развевалось знамя, он увидел массу дви-гающихся людей, размахивающих мечами и копьями, смертельно поражающих друг друга.
Крики и стоны раненых и умирающих людей, лязг, то и дело вспыхивающих молниеносными искраметными бликами, отражающих солнечные лучи, скрещиваю-щихся в поединках мечей, ржанье обезумевших лошадей от запаха крови - все смешалось в хаосе невыразимой ненависти, сотен поединков одновременно.
Смышленный Яков, как он себя считал, и это от него в самом деле не отнимешь, внимательный от природы, не смог определить, да видимо ему и ни к чему было знать, на чьей стороне перевес боя.
Поймав в поле зрения азартно рубящего князя на белом коне в золотисто блистающем шлеме, он издали восхищался его удалью, отвагой и силой, устремился всем сердцем туда. К дорогому любящему человеку, другу, брату, отцу, и князю. За год службы, а вернее жизни вместе с ним, он не только простил похищение любящей Брячиславны, но искренне привязался к нему на всю жизнь.
И сейчас, не задумываясь, он бросится в самое пекло битвы в самую опасную схватку и готов умереть не раздумывая, за то, чтобы только его подруга детства, ныне женщина-мать, была счастлива со своим возлюбленным мужем.
Не спешиваясь и не мешкая,Яков извлек из-заплечного мешка позлощенный княжеский шлем и кольчугу, ополчился, бросил мешок под ноги коня, еще раз посмотрел, где бьётся Ярославич и направил туда вороного.
На полном ходу он, обнажив меч, врезался в гущу противника, начал рубить.
Ратмир с Никитой в самых жарких схватках, не отставая друг от друга ориентировались на княжеский золотой шлем.
А так как Александр отдалился от них и в то же время ворвался в сечу со свежими силами Яков в шлеме князя, они считали, что в горячке боя Ярославич сорвал зеленый плащ и заменил белую лошадь на вороного. Так думали и многие новгородские дружинники.
В свою очередь Яков пробивался туда, где с наседающими на него шведами, дрался Александр.
А когда замельтешил его дорогой шлем среди дерущихся, Биргер страстно желая
408
встретиться в поединке с молодым неопытным князем, тоже направил на него своего коня. В то же время Александр заметив Биргера, устремившегося туда, где отливал на солнце позолотой шлем Якова.
На какой-то миг, не удостоверившись князь подумал, что появившийся не весть откуда, удалой конник не иначе как знатный шведский воевода, приближенный Биргера.
Но видя, что ярл сам увлекает своих воинов к неизвестному, храбро-дерущимуся русскому воину и что он принимает, видимо его за князя, устремился наперерез пред-водителю шведского войска.
«Кто же тот неведомый хоробрит, так рубится? Откуда у него золотой княжий шелом, подобный моему? – думал Александр.
И тут же направляя лошадь на сближение с Биргером Александр рубя направоо и налево, то и дело бросад пытливый взор через плечо на неизвестного, который тоже старался всеми силами приблизиться к нему.
По осанке и по голосу князь смутно догадывался: «Неужто Полочанин? Нет не может того статься, он же остался в Новгороде при княгине и ослушаться не посмеет?»…
Но после того как наотмашь полоснул подвернувшегося шведа он ещё раз улучил время взглянуть в его сторону, удостоверился: «Так и есть Яков!... Но какой судьбой? Уж не с Брячиславной ли што стряслось?»
Теперь, после нескольких усилий противоборствующие полководцы заметно сблизились друг с другом.
Но лишь Биргера оттеснили на несколько шагов назад, Александр взглянул ещё раз на Якова. В то же мнгновение и Полочанин, страстно желая перемолвиться с князем хоть словом,повернул к нему, их взоры встретились.
«О Боже! Александр Ярославич, увидев сияющее лицо полочанина, будто у именинника. Оно выражало вдохновенье и мужество, порожденное азартом удачного боя. Он обнадеживающе загадочно улыбался. Александр отбиваясь от ожесточенно и яростно нападающих шведов, крикнул Якову:
-Пошто ты туто?
Яков сквозь истошные крики разноязыкой речи и отбивая атаки одну за другой, услышал Ярославича и в ответ что-то кричал. Из всего, что кричал Яков, князь только и услышал три слова:
-….вестью, Сына! Сына!
Этого было достаточно, чтобы догадаться: «Яков прибыл с вестью из Новгорода – Брячиславна разрешилась сыном.»…
Добрая весть о рождении сына еще больше окрылила и вдохновила Александра. И он в приливе сил и отваги решил одним натиском разделаться с теми, кто пришел на чужую землю рушить мирную жизнь и принес с собою грабежи, насилие, пожары, рабство и смерть.
-Мечь на мечь! Кровь за кровь!-крикнул Александр и, вздыбил коня, повернул к Биргеру.
В то же время шведы разгадав маневр русского князя, сконцентрировались вокруг своего предводителя, не дозволяли их личному сближению, что неминуемо вело к поединку, заслоняли и жертвовали собою.
Центр боя сместился от шатра, главной шведской ставки, ближек невскому берегу. На какое-то время вокруг шатра образовалась пустота. Лишь две серые лошади, привезенные с собою из Швеции, храпели и прядали ушами, чуя вокруг себя проливающуюся людскую и себеподобную кровь, тщетно рвались у коновязи.
409
Княжеский стяг Спаса, который возил за собою Савка, мешал ему ввязываться в горячие схватки и вести сечу наравне с другими дружинниками. Теперь он на время оказался оттесненым от главной атакующей группы.
В его поле зрения, как сорина в глазу, то и дело попадало ненавистное шведское знамя, развевающее зловещей птицей, на мачте центрального шатра и главенствующее над полем битвы с воинственным мечом в лапе, символизирующем силу и власть.
«Нет, доколе их золотой лев не выпустит из своей лапы грозный меч, изобаженный на знамени-нашей победы не будет!» - посматривая с ненавистью искоса на вершину мачты, так думал Савка, - пусть Бог свидетель усмотрит знамя мое» …
И подъехав к коновязи, спрыгнув на землю, наскоро укрепив свое знамя к луке седла, а лошадь привязав к концу перекладины, чтобы не тревожить обезумевших шведских коней, сватив, валявшийся на земле топор, вбежал в шатер. И тут, в углу где стоял окованный медью денежный сундучок, он вдруг увидел человека, одетого на манер местных ижорян, который озираясь торопливо горсть за горстью запихивал за пазуху золотые и серебряные монеты.
Во внутрь шатра проникало достаточно света через слюдяные оконца, чтобы Савка сразу узнал старого знакомого по новгородскому пожару:
-Юргус! Ты и туто грабишь? Брось серебро! – приказал Савка. В ответ на это Юргус схватился за мечь, лежащий возле него, и стал в оборонительную позу. Затем продвигаясь вперед, видимо хотел поразить Савку и выскочить наружу: внезапно развернулся и занес меч над головой Савки, но конец меча задержался в полотняной стенке шатра. А знаменосец не растерялся и первым нанес смертельный удар секирой по левому плечу Юргуса. Грабитель тот час осел на земь.
Затем Савка не раздумывая, бросился к главной деревянной опоре шатра. Предварительно сбросив висящие на ней одежду и порожние ножны от меча Биргера в сторону, обнажив свой меч и положив его на всякий случай себе под ноги, и оглядыва-ясь вокруг, торопливо стал рубить деревянную опору.
Подрубив опору, вначале Савка не понял, отчего она еще стоит. Тогда он уперся плечом и с силой качнул её. Опора медленно стронулась с места и упала в сторону Невы.При этом полотнище шатра накрыло Савку. Оказавшись в ловушке, он не знал что предпринять, чтобы быстрее выбраться из под шатра.
Метаясь в темноте, прижатый тяжестью громадного полотна, Савка ощупью искал, лежащий где-то рядом поверх ковров меч, которым он решил прорезать выход себе на свободу. В это время он услышал в связи с падением шатра, усилившиеся внезапно панические крики шведов с кораблей. «А недруги, узрели што победа ноне будет не под вашим стягом!»-подумал Савка,-Так вам и надобно грабители, позарившие на нашу землю и добро!»…
Гюрята Пенишинич, возившись второе новгородское знамя «Георгия Победо-носца», оказался в том месте, где решалась судьба битвы.
Поблизости с превосходящими силами, рубились Никита, Ратмир и Фома. Ратмир держался знамени. Но вдруг оно накренилось в сторону. Глянув мельком туда он заметил, что под Гюрятой убили коня и тот сейчас, выдыхаясь изо всех сил, отбивается от наседающих на него одновременно со всех сторон, разъяренной оравы шведов. На помощь к нему пробивался Никита.
Но и Никиту оцепили кругом отпрыски фольконунгов. У Ратмира от ужасной ситуации дрогнуло сердце: «Эх, Никита! Никита!-подумал он, сокрушаясь за жизнь, ибо опасность была велика.
-Никитка, оберегай стяг!- крикнул Ратмир изо всех сил. А сам тотчас ввязался в поединок с напористыми несколькими воинами врага, инстиктивно ища взором
410
знаменосца: «Где же Гюрята? Ага, вот он,- на миг воодушевился Ратмир, направляя коня в самое опасное место.
Но в ту же минуту вдруг увидел падающее знамя вслед за Гюрятой. К упавшему стягу тянулась левая рука Никиты, он пытался поднять его и нести над головой, но тут же сам упал от нанесенного удара сзади мечом по его шлему.
Яков, Фома и Сбыслав Якунович неотступно следившие за князем, в одно время увидели упавшее знамя из рук Гюряты и Никиты, подались на помощь туда.
Но Ратмир, находящийся ближе к знамени прежде их, устремился к «Георгию Победоносцу».
Биргер, маневрируя и отрезая Александра от главных сил, зайдя сбоку, оказался на месте падения русского знамени.
Ратмир встал на его пути.
Дорогу высокочтимому ярлу расчищали мечами более десятка, оберегающих его тело-хранителей.
На отважного воина сыпались со всех сторон мечевые и копейные удары. И разъяренный Ратмир успел зарубить двух шведов. Но наседающие со всех сторон противники, копьями свалили его с лошади.
Михайло со своим отрядом энергично действовал со стороны Ижоры. Он захватив у берега несколько легких шведских кораблей, воспользовался ими для нападения на более мощные корабли, стоящие на рейде у самого устья. Подрубив днища, он таким путем потопил три вражеских корабля.
В то же время Гаврило Олексич, отрезая путь к отступлению пеших воинов на корабли, стоящие на Неве, сдерживал напор основных сил врага.
Архиепископ, после первого удара русской дружины, тотчас трезво оценил ката-строфическую обстановку для шведов, велел лагману Фаси расчистить путь к отступле-нию на корабли, стоящие на Неве, с тем расчетом поспешно отплыть во свояси по течению реки, ограничиваясь небольшими потерями при любых условиях.
В тот момент, когда Фаси с мечом в руках прокладывал дорогу владыки к сходням одного из кораблей прорвался Гаврила Олексич.
Завязалась упорная кровопролитная схватка.
У старшего бискупа от страха и нервного потрясения, при виде крови, отнялись ноги. Воины подхватили его на руки и понесли по трапу на корабль.
Олексич недолго думая: вслед ему направил своего коня прямо на сходни корабля.
Оказывая яростное сопротивление, отступающие шведы допустив отважного воеводу до самого борта корабля, опамятовались и вместе с трапом сбросили его с лошадью в воду.
Гаврила Олексич не растерялся выбравшись на берег и найдя упорно обороняющегося конунга Фаси с окруженными его телохранителями, вместо с подоспевшими дружинниками, уничтожил всех до единого.
Биргер видел, что с русской дружиной в несколько раз меньшей чем у него воинов, охваченных паническим бегством, сделать ничего не может. И все же он решил личной отвагой и примером храбрости увлечь за собой дерущихся. На некоторое время это ему удавалось но как только от Невского берега отчалил первый корабль, бегство усили-лось.
У Биргера оставалась единственная надежда остановить панический уход на корабли-обезглавить русскую дружину – убить Новгородского конунга-князя.
Александр Ярославич в свою очередь рассуждал так: « Толь покончив с высокомерным воеводой Биргером можно одержать победу над шведами».
На какое-то время Александр охватил взором все поле битвы «Стяги? Где же стяги
411
наши? – мелькнуло в голове, - Из двух ни одного?»
Это крайне обеспокоило князя, и он ещё и ещё раз пытался для себя уяснить:« Што
Содеялось с Гюрятой и Савкой? Неужто коварные шведы изничтожили стягоносцев дабы лишить нас верыв победу?»
И он то и дело озирался кругом, стремясь понять и оценить трезво обстановку сечи.
В тоже мнгновение позади его что-то проплыло в в воздухе, будто небольшое облачко на миг заслонило собой солнце, а затем вновь солнечный свет ударил ему в глаза. Он обернулся через левое плечо, увидел медленно падающий Биргеровский шатер с центральной мачтой, держательницей символического боевого знамени шведов. А когда спал воздушный пузырь шатра, возле коновязи, на одной из трех лошадей был приторочен к седлу стяг с изображением Спаса: « То дело Савки!»- заметил про себя Ярославич, - Толь, где же он сам-то?...
Все шведские воины, кого он только мог заметить, и даже сам ярл Биргер с содро-ганием и ужасом посмотрели на упавший шатер.
Александру Ярославичу даже почудилось, а может быть и в самом деле Биргер, увидев случившееся, от досады, сжав зубы, глухо застонал диким зверем.
Все ближе и ближе навстречу друг другу продвигались предводители противоборствующих войск.
В грудь Александра Ярославича вдруг уперлось копье одного из шведских воинов. Он не растерялся, ухватив левой рукой за древко возле оперения лезвия копья, перерубив его пополам.
Так у князя в левой руке, держащей поводья лошади,оказался обломок вражеского копья с наконечником.
Тяжелый прямой меч князя то и дело опускался на головы врагов.
Наконец полководцы сблизились. Лошади вздыбились, ратоборцы скрестили мечи.
С обоих сторон придвинулись к своим воеводам телохранители, ловя каждое движение своих повелителей.
Ярославич на мгновение выпустил из левой руки повод. Ему помешал обрубок копья, и лошадь вместо того чтобы отвернуть от Биргера влево, повернула от серого в яблоках более сильного жеребца, вправо. Александр попал казалось в безвыходное положение. А Биргер воспользовался замешательством Ярославича, поднял над его головой меч так близко, что удар его наверняка оказался бы роковым.
Но молодость и расторопность, удаль и сила сделали свое дело. Главное князь не растерялся и направил обломок копья, держащего в левой руке, казалось совершенно не нужным, прямо в лицо ярлу.
Шлемное забрало не помешало поразить полководца шведов в самое уязвимое место.
И Биргер с окровавленным лицом тотчас же отпрянул, выпустил из рук меч, потеряв равновесие и упал на руки подоспевших телохранителей…
С прекращением поединка военачальников, сопротивление шведов было оконча-тельно сломлено. Раненого Биргера в лицо, приближенные, понесли на корабль.
Поединка полководцев Савка не видел, ему только что удалось выбраться наружу, через прорезь в полотнище шатра и подъехав со стороны к Александру Ярославичу, как ни в чем ни бывало, присоединился к свите телохранителей.
Князь, отирая потное лицо полой накидки заметив его, спросил:
-То твоих рук дело? – кивнув в сторону Биргеровского шатра.
-Моих княже, а што?
-Молодец! Добро смекнул!
412
-Ярославич, я там в шатре зрел много серебра, - при этом утаив о поединке с Юргасом и убийстве его.
-Добре содеял, вишь яко удирают во свояси, - указывая на отходящие корабли.
-А што до серебра, то они за свое маленькое, хотели получить силой и подкупом серебро и золото всего Новгородского княжения, вместе с нашими животами и душами.
Воины, окружающие Александра Ярославича, порывались преследовать шведов, уносящих с поля битвы раненного Биргера на корабль.
-Стой, брате! – крикнул Александр, сдерживая боевой пыл дружинников, -Досоти проливать кровь! Ужо претить душе стало! Побежденных не бьют. Лежачего и ворога смерти не предают. Пусть ведают свеи, мы пришли их изгнать с родной земли, а не упиваться их кровью!
И взглянув на спасительный обрубок копья, решившего судьбу князя и участь всей Невской битвы, грозно потрясая им в воздухе удирающим шведам и отчаливающим кораблям, поднявший гордо голову и расправляя богатыские плечи твердо и внушающе крикнул в догонку мечтателям легкой победы:
-Ведайте же, недруги! И закажите потомкам вашим не ступать не званым на землю русскую! Ибо народ наш жаждет мира, торговли, а не ратоборства! А коли доведется в руки меч брать, то вашим же оружием, подобно этому обломку, бить вас будем нежадно!
И повернувшись к ближним, сказал:
-Спасибо, брате, за все – За победу, за изгон ворога с нашей земли!
Взор Александра вдруг остановился на куче мертвых тел воинов, наших и шведских, поверх которых лежало знамя Георгия Победоносца, что носил Гюрята Пенишинич. Князь кивнув неподалеку стоящему Сбыславу:
Друже, погледь кто из наших, опричь Гюряты за Победоносица жизнь отдал?...
Сбыслав, подъехав к убитым, спешился.
Возле трупа лошади лежал Гюрята и Ратмир, а поверх их с зажатым крепко в руке древке знамени вниз лицом, стесненный другими трупами шведов, недвижно лежал Никита.
Сбыслав, подойдя со стороны, потянул на себя стяг. Но рука Никиты, уцепившаяся мертвой хваткой за древко, не выпускала знамени, а мнимый мертвец вдруг заговорил:
-Не дам Победоносича… Он победу дарует нам…
-Княже, он живой!...
Александр тронув лошадь тотчас поъехал ближе и отбросив окровавленный меч и больше не потребный обрубок шведского копья, соскочив с седла, подбежал к знаменосцу, подняв голову и в окровавленнов лице признал:
-Кажись, то не Гюрята Пенишинич, а Никита, работный человек Игната-Кольчуж-ника. Очнись Никишка… Ульяна – то ждет тебя, небось к свадьбе готовится, а ты?...
-Не топтати видно мне новгородской земле… света божьего не зрю,… - безнадежно проговорил Никита.
Александр Ярославич стер всю запекшуюся кровь с лица Никиты полой своего плаща. И Никита проглянул, узнал князя:
-Ярославич, то ты?!
-Я, Никишка, Я. Очнись же. Собери силы и позри яко от нас удирает свея недобитая во свояси на кораблях… Спасибо, те за стяг, што уберег…
На помощь князю кинулись Сбыслав, Савка, Фома. Высвободили его из под трупов, перенесли на траву.
-А где же Ратмирка, княже?» - спросил Никита обводя туманным взором вокруг себя.
413
Александр ничего не ответил ему будто не слышал его слов, лишь посмотрел туда, на груду распластанных тел, сняв шлем, проглотив комок, отвернулся.
Сбыслав тихо ответил Никите:
-Он Гюряту и тебя вызволял со стягом…
Никита не понял его слов, только больше встревожился:
-Так где же он?, - жив ли?
-Убили…- еще тише произнес Сбыслав.
Подьехал сумрачный Яков, увидев убитого Ратмира, уже отложенного в сторону от места гибели и едва живого Никиту, стал озираться вокруг. Его взор был устремлен туда, где отабунившиеся десятка полтора, беспризорных лошадей, утерявших своих хозяев-воинов. Туда же убежал и освободившийся от своего почетного седока, жеребец Биргера.
Казалось Яков был безучастным свидетелем общего ликования победой над врагом. Его не радовало проишедшее. Он кого-то упорно искал. В начале долго всматривался в табун, отбившихся лошадей… Затем для достоверности направил буслаевского вороного, с которым он уже сдружился, ибо конь богатыря сослужил ему большую службу –принес к самому нужному моменту на место битвы. Но его угнетала мысль, что под Ратмиром, погибшем в сече ходила его любимая лошадь – жива ли она? И теперь, среди разномастных коней, хозяева которых лежат трупами на месте сечи,
Заметил сомнительный окрас лошади, дал позывной свист. Так и есть. О, чудо! Каурый жеребец, бросив есть траву, поднял голову, весело заржал. Обрадованный Яков, повторил свист, но теперь мелодия свиста сменилась – это было подражание посвиста говорливой иволги, что означало для лошади ловчего: « Иди сюда!»
И конь ничего не разбирая, подняв хвост трубой, рысью побежал к своему хозяину, потянулся к его лицу.
Орел, добрый ты мой, жив! А я то мыслял те вместе с седоком свеи изничтожили…
Обрадованный Яков более чем одержанной победой, взяв разорванный повод, подтянув орла к себе, огладив, и не спешиваясь, тут же пересел на него. А буслаевского вороного, прицепив к луке седла, направился к свите князя.
На всем побережье Невы и Ижоры битва затихла.
Большинство шведских кораблей уходило вниз по Неве к Балтийскому морю.
Много шведовполегло на поле боя. Однако более двадцати человек отдали жизни на берегах Невы и новгородцы.
Благодаря умелого маневра, смелости и беспримерной отваги юного полководца Александра Ярославича, отныне называемого Невским, проявляя личный пример мужества и героизма, вдохновившего дружинников, в скороспешной схватке с превос-ходящими силами шведов была одержана историческая победа.
Эта победа вошла в историю русского народа, как символ защиты родной Отчизны от иноземного посягательства на русскую землю, свободу и национальную независимость от любого вражеского нашествия. От тех, кто алчет чужой крови и порабощения других народов, от тех кто нарушает мир и спокойствие на всей планете Земля.
---ХХХ---
Возвращающую дружину с Невы, торжественно встречал Новгород толпами народа и колокольным звоном у городских ворот. С иконами и хоругвями несколько часов под-ряд ждали невскиих героеввесь священный сан во главе с архиепископом Спиридоном..
Александр Ярославич еще с Тесова отправил в Новгород гонца с вестью о победе над Шведами.
Навстречу победителям с ликующими возгласами бросались горожане, родные и
414
знакомые дружинников, участвовавших в битве.
Павших воинов, предали земле там, на берегу Невы.
Раненых семь человек, везли позади дружины на изготовленных из прутьев волокушах.
Ульяна, заслышав колокольный звон, бросив все дела по дому, выскочила в чем была одета, на улицу и вместе с народом побежала на окраину города.
Она видела как возле ворот встречали Александра Ярославича, который во главе дружины торжествующе въезжал в город. Ей показалось, что он заметил её среди толпы. Но после той ночи, когда она сама вошла в его светлицу по велению Игната-Кольчужника, пыталась разуть и бросилась на грудь хотела совратить с пути княжича, а он её отпрянул, всячески избегала с ним встречи наедине-совестилась.
И теперь, если бы не тот случай она бросилась к его стремени, расспросила бы о Никите и Ратмире. С душевным трепетом она следила за каждым движением князя издали, но приблизиться не посмела. В эту минуту для неё он был дорог вдвойне как сердечный недосягаемый друг, побывавший в страшной сече и победитель общего врага, пытавшегося поработить и обездолить всех тех, которые сейчас его встречали и вместе с другими девицу Ульяну.
Не доезжая нескольких шагов до архиепископа, Александр Ярославич спешился и подошел под благословление.
Пока князь исполнял благочинно предписанный ритуальный обычай встречного торжества. Ульяна с нетерпением, обочиной дороги пробежала вдоль рядов дружин-ников, которые хотя и поснимали шлемы перед священным саном, переговаривались
между собой, узнавали среди встречающих родных и знакомых, все зачарованно смот-рели на пробегающую мимо Ульяну. И никто из них не окликнув её, не остановил.
Она как угорелая, словно предчувствуя неладное, пробежала мимо оставшихся в живых невских ратоборцев, и не обнаружив среди них, страстно желающих увидеть любимых Ратмира и Никиту.
Добежав до задних рядов беспомощно остановилась. Кинулась к стремени пос-леднего воина, спросила:
-Милай, не ведаешь ли што сталось со княжим слугой Ратмиром и Никитой?
Дружинник не сразу ответил, а переспросил:
-Ратмира, рекешь?
-Да…
-Убили княжого слугу… Сам князь слезно оплакивал павших…
-Как убили? А Никиту?
-Какого Никиту?
-Да они вместе все были, - затем добавила, - работника Игната Кольчужника?
-Семерых там везут пораненых. А кого не ведаю…
В это время к хвосту дружины приближались оставшиеся семеро необыкновенных верховых, у которых позади на прутьях волокушах, лежали у каждого по раненому воину.
Ульяна кинулась к приближающему первому всаднику, наклонилась над лежащим на волокуше, заглянула в лицо, отстранилась.
Таким путем она пробежала до конца. Сравнявшись с последним, и, потеряв надежду увидеть Никиту живым, не решалась взглянуть в лицо воина, отвернувшегося в полоборота от неё, с перевязанной головой.
Но пересилив себя, дотронулась до плеча спящего раненого.
И вдруг ей что-то почудилось знакомое. Она не решаясь будить воина метнулась к вер-ховому, и не веря себе тихо спросила:
415
-Кто он?
-Никита, - ответил верховой.
-Який Никита? Кольчужник? – переспросила Ульяна .
-Да, ишо ему княжой слуга Ратмир свого коня отдал в поход на свею.
-Постой милай, тож мой… - недоговорила она.
Всадник остановился. Ульяна забежала с другой стороны, еще раз вгляделась в знакомые черты лица, все ещё не веря в счастье, робко позвала:
-Никишка, милай ты живой?
Никита, услышав знакомый голос, открыл глаза.
На обескровленном лице появилась едва уловимая улыбка.
-Ульяница, то ты?... – едва слышно произнес раненый.
-Никишка!...- И упала ему на грудь.
-Я то жив,- начал торопливо изъясняться,- а вот друга потерял… За меня он жизнь положил… Я реку… Ратмирку-то убили на моих глазах… Выручить меня хотел и княжой стяг Победоносича…Полег от меча свейского…
Никите стало говорить тяжелее, замолк. А верховой, видя что отстал от товарищей, заторопился:
-Ништо, жив буде твой Никита, толь оберегай его…
-Но, но пошел…- и добавил, -дома рана скоро заживеть.
Ульяна неотступно шла рядом с Никитой до самого дома.
Дружина входила в город, возвращалась теми же улицами, когда следовала на Неву.
Обрадованный победой Буслай, всем сердцем ликовал за возвращавшихся воинов, с нетерпением ждал целым и невридимым своего вороного. И укараулив, входящую в город дружину, снова припрыгал на крыльцо. И когда увидев позади Якова, привязанного к седлу поводом своего вороного, протянув к нему руку через оставшуюся единственную перилу с другой стороны крыльца, под общий смех дружинников опять полетел под ноги коня.
---ХХХ---
После благодарственного молебна в Софийском соборе, Александр Ярославич наконец вернулся в родное гнездо-Руриково Городище.
Немного оправившаяся Брячиславна после родов, встречала мужа.
Она велела себя одеть и поддерживать под руки с обеих сторон. Впереди её девица – служанка несла спеленатого младенца. А когда вошел сияющий Александр в большую светлицу, княгиня взяв на слабые руки сына, поднесла князю:
-Ярославич, вот те и желанный сыне!
Приняв на руки новорожденного князь поцеловал в курносое личико ребенка, передав служанке, обняв бессильно упавшую на грудь с мокрым лицом Брячиславну, утешал как мог.
-Спасибо Брячиславна, за сына, што исполнила мое заветное желание.
Княгиня не знала что в ответ сказать мужу. Она подняв голову страстно ловила горячие губы Алесандра, произнесла:
-Спасибо и те – Невскому хоробриту, за изгон супостатов…
А Невский герой, наконец только и вымолвил с какой-то досадой и казалось не совсем довольством собой и даже победой:
-Эх Брячиславна! Не миром добыта победа, а кровью людской!
---ХХ---
На Волге с каждым днем становилось холоднее. Много тревожных дней прошло с того памятного утра на Неве-реке, когда Новгородский князь взял впервые в
416
руки мечь спасения Руси от вторжения иноземных захватчиков, а воспоминания еще так свежи и так ясны. Александр Ярославич пытается воскресить в памяти свершившиеся дела в период затишья между битвами Невской и Ледовым побоищем.
Сразу после битвы всем городом торжественно отпраздновали победу на Неве и крещение сына-первенца Василия.
Затем он выезжал снова на Шелонь и распорядился на месте деревянной крепо-сти строить каменную.
Почему-то ему кажется все памятным событием-свадьба Ульяницы и Никиты.
Как на яву и сейчас видит себя на почетном месте посаженного отца на свадьбе вместе с немецким купцом Генрихом Готом. И невеста-Ульяна, во все глаза не стесняясь людей смотрела больше на него, нежели на своего нареченного Никиту. И он хорошо помнит как ему от этого становилось не по себе. Хотя у него с ней и ничего не было, но по городу все равно прошел гнилой неприятный слушок. «Дескать Ульяна-то племянница Игната-Колчужника не напрасно ходила в одну из летних ночей на Горо-дище к князю во светлицу. И могло статься опричь прошения за дядю не разувала ли она князя и стелила ему постель?:»
Хотя Александр Ярославич и утешал себя тем, сто он чист перед ней и перед Богом, а люди пусть себе переливают из пустого в порожнее. Все же осадок на душе князя остался неприятным на всю жизнь.
Зато после смерти Невского в Новгороде от благочестивой вдовы Ульяны, весь город узнал правду о чистоте и святости Александра Ярославича. Ибо она при чесном народе христианском в храме святой Софии исповедывалась, рассказывая все без утай-ки о себе как о беспутной соблазнительнице Великого князя земли Русской. Она первой
Заказала служить всем церквям Новгорода молебен за упокой души святого Алексан-дра Ярославича Невского.
---ХХХ---
Победа русского народа над шведами принесла не только славу Великому Новгороду
И Невскому Герою, присвоив ему одноименное почетное звание, но взбудоражило ревнивую зависть западных соседей и все немецкое рыцарство Тевтонского Ордена.
А когда слух дошел до Рима – главы католической церкви, папы Григория IX, он не успокоился на неудачном походе прославленного шведского ярла Биргера на Русь.
А решил попытать еще раз счастье натравить на русь крестоносцев Тевтонского Ордена-объявить поход на восток.
Для этой цели он пригласил на прием короля Германии Фридриха-II Гогенш-тауфена. Несмотря на распри между королем и папой все же аудиенции Фридриха состоялась.
Но прежде чем король выехал в Рим на прием папы он постарался воспользо-ваться услугами сопровождения в пути, энергичного противника христианства на Руси, только что вернувшегося из Новгорода, разведчика второго магистра Ордена и всей Ливонии Андрея Вельвена.
В назначенный день приема Фридрих II в сопровождении Вельвена через промежуточные переходы и залы приближался по ковровым дорожкам, освещенными весь путь несколькими десятками свечей, к пышноубранному священному трону, папы Григория IX.
Впереди его шли молча и важно два кардинала. Подойдя к папе кардиналы дважды преклонили колена, и, поцеловав руку Святейшего, стали в почетном карауле по обе стороны, сидящего на троне.
Император приблизившись к папе трижды преклонил колена, поцеловав протянутую руку, отступив назад, дал путь меньшему брату во Христе, чтобы также приветствовать
417
его Святейшество согласно диктата.
Андрей Вельвен ниже чином приветствовал папу по своему. Он преклонил колена трижды, затем унизительно подполз по собачьи, к ногам и облабызал стопы Святейшего.
Магистр только что поднявшись, занял свое место позади короля, как папа над их головами поднял золотой крест, сверкающий дорогими камнями. Они оба снова рух-нули на колени.
Григорий IX начал повелительную речь:
-Я пастырь и глава всей латинской церкви, вверенной мне богом, должен передать через вас, соединившимся братьям Тевтонского и Ливонского орденов, своё повеление.
-Если северные и западные страны беспрекословно приняли нашу веру и стали братьями во Христе, то восточные подвержены христианскому сатанинскому учению, всячески противятся нашему вероисповеданию. Этот дикий проклятый, далекий от бога народ, отродье ум и сердце которого отвергает наше духовное слово и правильный путь спасения.
Отныне властью мне данной от Всевышнего, я повелеваю вам рыцари светского меча, искоренять проклятый греческий закон на Руси, стоящий на нашем пути. Ибо вся русская земля издревле объявлена собственностью святого Петра. Пусть меч покарает всех противников латинской веры!
Благославляю братья во Христе ваш путь на Восток! Там спасение ваше!
Император видя что Святейший кончил, отвечал:
-Ваше преосвященство, мы рады исполнять Твою волю и свой долг до конца! Наше святое воинство пойдет туда куда вы посылаете и сделает все, что повелеваете! Да приумножится наша паства Христова!
Под конец приемной церемонии папа благословил императора и магистра поднесением для поцелуя креста со словами:
-Так хочет бог! Так хочет бог!
Они клятвенно отвечали и согласно подтверждали:
-Истинно! Истинно Отец Наш!
-----ХХХХ-----
Конец четвертой части.
Роман Сказание об Александре Невском книга IV
© Copyright: Михаил Петрович Трофимов, 2021
Свидетельство о публикации №221062900121
Свидетельство о публикации №221062900121
Рецензии