Спасти его любой ценой. Глава 48

За окном давно расцвело. Мы не заметили, как закончилась ночь и начался новый день. Градов обнимает меня своими сильными руками и мне хорошо в его объятиях. Он слегка гладит ладонями меня по спине. Даже через одеяло от этого прикосновения по телу идут мурашки. Слезы все еще катятся по моим щекам от нестерпимого щемящего чувства в груди. Там намешано много всего: благодарность за спасение, нежность, жалость, страх за него, и сильное желание обладания. Сама не замечаю, как тянусь к его губам, а он не отталкивает. Наоборот, еще сильнее прижимает меня к себе. Губы у него горячие и требовательные. Я даже перестаю слышать запах крепкой наливки. Забываю где мы. Отодвигаю в сторону все запреты и свои обещания относиться к этому мужчине только, как к своей работе. Я наслаждаюсь его губами, и чем  настойчивее они становятся, тем сильнее внутри меня растет напряжение, а внизу живота разгорается жаркое пламя желания. Руки Саши проскальзывают под одеяло, и я уже кожей ощущаю их теплое прикосновение. И вот одеяло уже на полу, и футболка тоже скоро окажется там же. В этот момент раздается грохот. Бум! Я подпрыгиваю и резко отстраняюсь от Градова, как школьница, которую застали родители за запретным делом. Оглядываюсь в поисках источника звука. Оказывается, это моя сумка свалилась с комода. И с чего бы вдруг?
- Молодые люди, у вас совесть есть? – Тот, кто сбросил мою сумку сидит на том самом комоде и болтает короткими ножками. – Вы же все же в гостях и творите непотребство.
«Вот же вредный старикашка!», - проносится у меня в голове прежде, чем я успеваю заглушить свои мысли. Домовой перестает качать ногами и грозит мне пальцем:
- Я все слышу, между прочим. И ты будешь мне рассказывать, что он, - старик показывает на Градова, - всего лишь работа? Тогда я должен перецеловаться в этом доме со всеми мухами, комарами и пауками с подвала и до чердака. Ага! Нашла дурака.
Я выслушиваю это ворчание в своей голове, прижавшись лбом к груди Саши и часто дыша. Никак не могу успокоиться. Хочу его и все тут. Но за дверью уже раздаются  первые шаги проснувшихся хозяев. И направляются они к нам. Я подскакиваю, хватаю с пола одеяло и прыгаю в кровать. Накрывшись с головой, прислушиваюсь к тому, что происходит в комнате. Слышно плохо из-за собственного сердца, которое очень громко стучит у меня в ушах. Детский сад, честное слово!
- Спит? – Шепотом спрашивает Вера Никитична.
- Спит. Все хорошо. – Отвечает Градов и по шороху, я понимаю, что он поднимается с пола.
- Идите, Саша, Вам тоже надо отдохнуть. Небось, всю ночь туточки просидели. – Мягкие шаги, звук закрывающейся двери. Тишина.
Я еще некоторое время лежу под одеялом. Но там душно и я высовываю нос. Комната пуста. Даже вредного старикана нет на комоде. Вытягиваюсь на кровати. После сидения на полу в скрюченном виде, это очень приятно. Вставать не хочу. Вспоминаю прикосновение Сашиных рук, его горячие губы и слегка колючий подбородок. Но слабость во всем теле берет свое. Сердце успокаивается, глаза закрываются, и я засыпаю.

Просыпаюсь, когда день уже в полном разгаре. Но хорошо отдохнула и я чувствую себя полной сил. На комоде вместо сердитого Домового стоит поднос с кружкой молока и двумя пирожками. И как это они до сих пор целые? Хотя, возможно их было больше. Я забираю поднос к себе на постель и с жадностью съедаю пирожки, запивая их прохладным молоком. Вкусно! Но мало. Надо пойти и еще что-нибудь съесть. Это последствия резкой потери энергии. Потом хочется две вещи: есть и спать. Встаю с кровати, наскоро застилаю ее. Накидываю «миленький» халатик и, взяв поднос и пустыми тарелкой и кружкой, выхожу из комнаты.

Меня никто не встречает. Это понятно. Нормальные люди давно заняты своей работой. А где моя? Где Градов? На кухне тоже никого. Но как только я открываю холодильник в поисках еще чего-нибудь вкусного, за моей спиной вырастает Вера Никитична.
- Проснулась? Как ты себя чувствуешь, Светочка?
К тому моменту я успела уже засунуть в рот найденный в холодильнике огурец, поэтому просто киваю головой и быстро-быстро жую. Немного стыдно, словно я украла этот самый огурец.
- Не хватай ничего. Садись, сейчас покормлю тебя.
Наконец, мне удается пропихнуть в себя прожеванный огурец, и я спрашиваю:
- Я опоздала на завтрак? – Вопрос скорее из разряда «дежурных». Естественно, опоздала.
- Какой там завтрак, деточка? Мы уже и пообедали час назад.
Ого! Уже так много времени? Вот я соня. Передо мной появляется тарелка с супом. От него такой аромат, что с ума сойти можно! Да еще Вера Никитична щедро посыпает его свежей зеленью. Я не в силах бороться с животным голодом, набрасываюсь на еду. Мне надо восстановить силы. За супом следует домашнее жаркое с зеленым луком и сметаной. Я проглатываю его так же быстро, как и первое блюдо. Вера Никитична смотрит на меня с жалостью и доброй улыбкой. Наливает в кружку молоко и придвигает ко мне румяные пирожки.
- Ешь, деточка. Оголодала, видать, совсем.
Я могу только благодарно кивать головой. Говорить с полным ртом не получается.

Первое чувство насыщения приходит только после третьего пирожка. Я откидываюсь на спинку стула и удовлетворенно вздыхаю.
- И это она спрашивает, куда в меня влезли шесть пирожков. – Домовой сидит напротив, рядом в Верой Никитичной и глазеет на меня круглыми от удивления глазами.
- Ешь, ешь, Светочка, ни на кого не смори и никого не слушай. – Хозяйка дома словно бы услышала слова своего Домового. Я с удивлением смотрю на нее. Но никаких признаков того, что она может слышать домашнего хранителя, нет. Показалось.
- А где…Саша?
Вера Никитична поднимается, собирает со стола пустые тарелки, чтобы помыть. Я допиваю остатки молока в кружке и несу ее к раковине.
- Так он сразу после обеда ушел. Сказал, что ему документы должны прислать. К ужину обещался быть.
- Как ушел? А я? – Меня очень раздосадовало, что он отправился в лес без меня. – Как же он один? В лесу? – В моем голосе столько негодования и возмущения, что хозяйка поворачивается и долго смотрит на меня.
- Так он не маленький. И у нас тут лихих людей давно нет.
Ага! Людей, возможно, и нет, а лихих Темных – сколько угодно! Я срываюсь с места и прежде, чем меня кто-то моет остановить, бегу переодеваться в свою комнату. Футболку нашла быстро. А вот джинсы. Где они?
- На веревке болтаются. Как всегда.
- Ты все время за мной ходишь? Следишь?
Домовой хмыкает.
- Очень надо. Просто я тут везде в этом доме. Я же – дух. Нематериальная субстанция. Я сейчас здесь и где-то еще. В любом уголке дома.
- А ты там, в том уголке, с мухой не целуешься? – сама не знаю почему, но мне хочется его подразнить.
- Тьфу на тебя! Я приличный Домовой! И с каждой мухой, которая с помойки прилетела, не целуюсь. – «Пуф»! И он тает в воздухе. Этот звук, наверняка, значит, что он недоволен.

Я бегом выскакиваю из дома, хватаю джинсы и возвращаюсь в комнату, чтобы натянуть их на себя. Мне страшно от одной мысли, что Градов сейчас там, в темном лесу, среди Темных тварей.
Выбегая из дома, сталкиваюсь с Михаилом Ивановичем. Он стоит на крыльце и чистит какую-то одежду.
- Куда бежишь, заполошная?
Не знаю, что такое «заполошная», но надеюсь не ругательное.
- Сашу догонять.
- Эге! Догонять. Он наверняка уже скоро придет. Сиди дома. Вон видишь, что надвигается? – Он кивает в сторону неба, и я, обернувшись, вижу черную тучу на горизонте. Она кажется мне несерьезной.
- Она далеко еще. Успею. А возможно и вообще стороной обойдет.
- Как же…обойдет… - ворчит хозяин дома, но я уже не слушаю его. Сбегаю по ступенькам и  почти бегом выскакиваю за ворота. Я помню, как мы шли в прошлый раз. Не заблужусь.
- Ратница. – Я резко останавливаюсь. Мне кажется я услышала голос Трофимова. Сердце подпрыгнуло и с низкого старта рванулось вскачь. Медленно поворачиваюсь, готовая в любую секунду заорать, что есть силы, призывая на помощь. Но передо мной стоит совсем другой человек. Седой, высокий и очень худой. На нем поношенные черные штаны и растянутый свитер серого цвета с высоким воротом. Это в такую-то жару. Смотрит на меня из-под широких и кустистых бровей. Глаза серые, цепкие. Хотя я и успокоилась, что это не бандит, но мне не по себе. Слева от мужчины стоит пес. И в нем я узнаю Кречета.
- Кречет! – Опускаюсь на колено и протягиваю к нему руку. Собака тут же подходит, видя мне хвостом. Сперва, лижет мои пальцы, потом подходит ближе и пытается лизнуть в лицо.
- Ой! – Я смеюсь и уворачиваюсь от его мокрого языка и зубастой пасти. Треплю зверюгу меду больших ушей и глажу по лобастой голове. Напряжение спадает. И только сейчас до меня доходит простая мысль: Трофимов бы назвал меня «Ратникова», а этот мужчина сказал: «Ратница». Он, между тем, подходит ближе. Стоит и смотрит на нашу с Кречетом возню. Я поднимаю на него взгляд:
- Вы кто? – Вместо ответа он показывает мне такой же Символ Веры, который висит на простой веревке у него на груди. Еще я замечаю на обеих запястьях мужчины веревочки, как у меня.
- Вы – тоже Ратник? – Я скорее утверждаю, чем спрашиваю. Он согласно кивает головой.
- Сказали найти тебя и дать совет, как тут выжить. Ты же – городская. А тут все намного серьезнее, чем в вашем городе.
Я поднимаюсь с колена, все еще поглаживая голову Кречета.
- Да, это я уже поняла. Успела на своей шкуре испытать все прелести сельской жизни. – Надеюсь, он расслышал в моем голосе нотки иронии. – Поэтому от совета не откажусь. Хотя времени у меня сейчас очень мало. Надо найти «объект». Бегу за ним. Он пошел в лес один, без меня.
Ратник как-то странно прищелкивает языком и качает головой.
- Осторожнее тут надо быть. Я уже много лет здесь живу, а в лес суюсь с осторожностью. Если только Кречет со мной. Силы у меня уже не те. Боюсь, не справлюсь с Темными.
- Это Вы его так назвали? Он Ваш?
Мужчина качает головой:
- Нет, он не мой и ничей. Он – Страж леса. Но кличку я ему дал и ошейник повесил. Пусть люди думают, что он домашний. Не обидят.
- Но в прошлый раз я видела его с ранами на боку.
- Это его в лесу поранили. Вот он к тебе за помощью и пришел. Учуял, видать, тебя. Они всегда к нам за помощью приходят. Но и сами помогают нам.
Я вспоминаю, как тогда, в лесу, пес дрался с Темными вместе со мной.
- Он уже помог. А Вы с кем тут? Кто «объект»?
Мне легко разговаривать с ним на понятные только нам темы.
- Женщина одна. – Распространяться Ратник не хочет, но мне-то интересно.
- От лярвы бережете? – У меня даже не возникает в этом сомнений. А от чего же еще в селе можно спасать? Вот только что в этой женщине такого, что к ней Ратника приставили?
- Нет. Лярва тут не причем. Сыновья у нее погибли. Сразу и оба. А за месяц до этого муж умер. Осталась одна. Жить не хотела. А женщина хорошая, хоть ничем таким и не выдающаяся.
С меня слетает ироничное настроение. Становится грустно и стыдно. Кречет, словно почуяв мое состояние, лижет мне руку. Хочется сменить тему. Да, и времени у меня больше нет. Надо Сашу догонять.
- Я буду рада услышать Ваши советы.
Мужчина хмыкает.
- Да что тут посоветуешь? Меньше суйся в лес, да в другие темные места. Всегда будь начеку, даже если тебе кажется, что ты в полной безопасности.
- Все время бояться? С ума же сойдешь.
- Страх – это инстинкт самосохранения, деточка. Потеряешь чувство страха - потеряешь жизнь. Тут так. Кто твой «объект»? Мужчина?
- Да. – Я тоже не собираюсь вдаваться в подробности. Но ему, как видно, это и не надо. Сверлит меня своим пронизывающим насквозь взглядом из-под пышных бровей.
- Знаешь, я сейчас скажу тебе совсем не то, что нам втолковывали в искуплении. Там говорили: «Думай этим, - он дотрагивается до головы, - а не этим, - он показывает на сердце. Эмоции опасны для воина». Но прожив тут не один год, я узнал другое. Человек, который любит, стоит троих Темных гадов. Такая вот в нем мощная светлая энергия живет. Знать, не все они там понимают, в Искуплении то. – И сразу без всякого перехода. - Кречет пойдет с тобой. В лесу без него никак нельзя. Будь осторожна.
- Спасибо. И вам всего доброго. Скорейшего возвращения и вечной жизни.
Мужчина качает головой:
- Вернусь только после того, как она уйдет. А пока тут буду. С ней. До конца.
Поворачиваюсь и почти бегом устремляюсь к кромке леса, виднеющейся за домами. А над ней – черная полоса на полнеба. Кречет трусит рядом. Мне спокойно от того, что он рядом.