Министерство Счастья

Я сидела в больнице, ожидая своей очереди. Дело в том, что у меня рак, и каждый месяц я прихожу в отделение онкологии для получения очередной дозы химии.

За окном, по мосту, то и дело проезжал беспилотный поезд метро, бесшумно изгибаясь на высоком виадуке на фоне шикарных небоскребов. Было видно, как каждые 10 минут взлетали самолеты – аэропорт был близко. Все это на фоне безоблачного голубого неба выглядело завораживающе красиво и напоминало кадры из старых фантастических фильмов. Современные фантастические фильмы почему-то рисуют такую картину ужаса, что, смотря их, надеешься, что не доживешь до этого времени. Странно, люди что, перестали мечтать?

Метро здесь очень красивое, Японцы строили, лет 10 назад. Говорят, правда, им до сих пор не заплатили, ну... с кем не бывает. Все станции в метро с кондиционерами, поддерживающими идеальную температуру. При такой изнуряющей жаре, как здесь, это немаловажно. Тут даже автобусные остановки все с кондиционерами, бесплатно. Хочешь – оставил дверь открытой, хочешь – закрыл, никто тебя не арестует, государство платит.

На некоторых станциях стоят автоматы, которые продают золотые монеты. Ну, скажем, едет человек в метро на работу, думает: «Дай-ка я прикуплю золотишка». И тут вот, пожалуйста – автомат. В метро можешь удовлетворить все свои нужды – пожрать, пописать и купить золото! А что тебе еще надо?

Напротив больницы стоит монументальное новое здание. Там размещается Министерство Счастья. Его открыли три года назад. К нам на работу, а я работаю в очень высокопоставленном государственном учреждении, даже приезжал Министр Счастья, вернее сказать, Министерша – молоденькая, лет двадцати четырёх девушка, окруженная свитой не очень молоденьких ассистенток. Они прошли по нашему офису, совершенно не излучая никаких признаков счастья, даже не улыбаясь.

Здание Министерства сделано из мрамора какой-то редкой породы, отделанного золотой мозаикой. Перед входом – фонтан, тоже весь в золоте, струи которого омывают фигуры женщины и мужчины. Они держатся за руки и смотрят в небо. Типа, ждут манны небесной, то есть счастья. Все это слегка напоминает нашу статую Мухиной на ВДНХ, только те ребята значительно крупнее и смотрят они вперед, на манну небесную не рассчитывают. И правильно, в общем-то, делают.

Наша больница мало чем отличалась от Министерства Счастья – тоже вся в мраморе и тоже с золотой мозаикой и множеством фонтанов, как снаружи, так и внутри. Если бы не надпись, четко определяющая что есть что, то различить эти два здания было бы почти невозможно. Но одно небольшое отличие все-таки было. В больничных фонтанах плескались золотые дельфины. Тоже как-то символично – животные интеллектуальные, но нам от них ничего, кроме прыжков в воде, не надо. Прыгнул по команде, без вопросов – и хорошо. Намек, наверное, был на нас, пациентов.
В Министерство Счастья шел бесконечный поток очень деловых людей, с портфелями и без. Они не выглядели счастливыми, ни когда туда входили, ни когда оттуда выходили. Все это мне напоминало рассказы Стругацких или Булгакова. Кто-то из них про это что-то уже писал, сейчас точно не помню.

Что же они там делали, эти люди? Чем занимается Министерство Счастья? Считает, сколько есть счастливых людей? Планирует, сколько их должно быть и до какой степени они должны быть счастливы? Это оставалось загадкой.

Как только открыли это Министерство, все офисы переименовали в центры счастья – Happiness Centres. Например, Центр Счастья по Дорожным Происшествиям, или Центр Счастья по Электричеству. Полицейские участки тоже переименовали в центры счастья.  Потом центрам счастья стали присваивать звездочки, как отелям или мишленовcким ресторанам. Например, Полицейский Центр Счастья – пять звезд, или Центр Счастья Сельского Хозяйства – три звезды. Во всех офисах и учреждениях появились анкеты, определяющие уровень счастья работающих и посетителей. Они назывались «Пульс Счастья». В нашем офисе тоже каждую неделю надо было заполнять анкету, отражающую наш пульс счастья. Наш отдел, как самый большой, очень влиял на общую статистику, но мы были несознательными элементами и анкету эту в конце каждой недели просто из компьютеров удаляли.

По этому поводу руководители собрали собрание, четко и медленно нам объяснили, что заполнять эту анкету обязательно. На вопрос, «А что, если мы все несчастливы?» ответили, что у нас для этого  оснований нет и, если заполнять не будем, как надо, то... Но мы продолжали эти анкеты удалять. Ну, не получалось у нас объяснить в письменном виде, на сколько участился пульс счастья и почему. А потом, с таким пульсом недалеко и до инфаркта.

На VIP-парковке у онкологического центра стоял золотой мерседес. Он сверкал на жгучем солнце и всем своим безукоризненным видом демонстрировал, что тот, кто им владеет, точно должен быть счастлив. Судя по тому, где он стоял, богатые тоже плачут!

Напротив меня сидела полуголая молодая русская женщина. Судя по фигуре и ногам, скорее всего, танцовщица. Она была одета в черный лифчик и черные лосины. На стройных ногах, с очень красивым подъёмом, были надеты покрытые стразами тонкие сапоги на  высоких каблуках-шпильках. Сверху все это полуобнаженное тело прикрывала длинная черная прозрачная накидка в черный горошек, собранная сзади поясом в пышную юбку. При этом живот оставался совершенно голым. Такой наряд был совершенно неуместен, ни для этой культуры, ни для этой страны, ни, тем более, для онкологического отделения. Одежда давала понять, что девушка очень сильно надеется, что встретит какого-нибудь шейха, который будет купать её в деньгах. Таких здесь было много. Цвет её лица и то, как она морщилась от боли, каждый раз меняя позу, говорили о том, что надеяться больше, наверное, не на что. А, может быть, её наряд просто отражал её душевное состояние? Такая умирающая, полуголая Жизель, вся в черном. Отличный образ для очередного ремейка классического балета.

Слева от меня сидел красивый и ухоженный мужчина средних лет, весь в белом. Наверное, владелец того золотого мерседеса, подумала я. Трагедию выдавал только едва еще заметный желтовато-серый оттенок кожи на его лице, и обреченное, но очень раздраженное, выражение лица женщины, которая его сопровождала.

Так мы и сидели, ожидая, когда нам вольют очередную порцию яда – я, никому не нужная старая кляча, надеющаяся на что-то балерина и красавец мужчина, который, судя по лицу его спутницы, тоже был никому не нужен, но очень был нужен его мерседес, со всем, что к такой машине теоретически должно в жизни прилагаться.

Года три назад я была совершенно счастлива и искренне считала, что живу в самой лучшей, самой правильной стране на Земле, где самый замечательный Государь, который искренне заботится о людях. Ну, хочется как-то верить, что хоть где-то на свете, пусть даже в такой маленькой и такой богатой стране, есть Государь, который заботится о своей стране и о людях. И он действительно заботился – платил за всех, раздавал своим гражданам землю, давал бесплатное образование и медицинскую помощь, строил, развивал, ставил амбициозные задачи по улучшению образования, ценил математику и науки. Он любил животных – в городе не было ни одной бездомной собаки – строил на свои деньги приюты, и имел чудо-зоопарк, (правда, только для себя), а его дети подбирали в пустыне бездомных собак и везли во дворец!
В стране был порядок, чистота и, практически, нулевая преступность. Государя любили и уважали. Мы, между собой, ласково называли его Батюшка.

Потом открыли Министерство Счастья, и все как-то медленно стало меняться.

Началось все с того, что в нашем элитном жилом комплексе, с забором и охраной (хотя зачем и от кого охраняли было непонятно) нашли отрезанную голову садовника. Это было неслыханно! У нас была совершенно безопасная, ну, так во всяком случае писали (я не проверяла), страна. Гулять с собакой вокруг нашего озера вечером было точно безопасно, а больше я особо никуда по вечерам пешком не ходила. Но ожидаемого резонанса это событие почему-то не получило. Ну, нашли голову и нашли, подумаешь... садовники что-то не поделили. Статистика счастья в городе уже зашкаливала, а пакистанский садовник…  Кто же его будет спрашивать, счастлив он или нет? Пусть спасибо скажет, что его вообще сюда пустили.

Потом у Государя умер сын. Написали, что от внезапной болезни. А потом, и того хуже, сбежала жена, Государыня, с которой они прожили больше тридцати (!) лет. Ходили слухи, что сын умер не от болезни, а от передоза, а жена убежала с любовником, коим был её охранник. Ну прямо как в дешевом сериале. Жена, действительно, потом появилась на берегах туманного Альбиона, с дочерью. Западные, злобные СМИ писали, что убежала она от страшного террора, а охранник вроде, будто бы пропал без вести. Ну бывает, пошел человек за хлебом и не вернулся. Но его почему-то никто не искал. Всё сплетни, наверное.

После всего этого Государь как-то заметно сдал, поседел, перестал участвовать в спортивных мероприятиях, и стал все больше времени проводить со своими лошадьми. Интересно, что чем больше он делал для своего народа, тем хуже учились дети этого народа и тем меньше работал сам народ. Ну зачем работать, когда у тебя и так все есть?

И как-то постепенно становилось ясно, что с появлением Министерства Счастья счастье стало потихоньку убывать. То ли оно испугалось, что его сейчас посчитают, запланируют и пронумеруют, то ли оно, из любопытства, пошло посмотреть, что же там делают в этом доме под названием «Счастье», а его там хвать, поймали, заперли и теперь выдают по чуть-чуть, и только своим. Даже солнце стало каким-то более жестоким, а в теплом прекрасном море появилось  множество жгучих ядовитых медуз.

До появления Министерства Счастья у нас был совершенно офигенный офис. Мы занимали три этажа с высокими потолками и стеклянными, в пол, окнами. На втором этаже было небольшое поле для гольфа, обрамленное беговой дорожкой. Государь увлекался спортом, и все начальники госучреждений пытались ему подражать. Кругом возвышались искусственные деревья, гамаки и диваны с мягкими подушками. Можно было лежать на траве или сидеть за столом – полная свобода. Кофе, свежие соки, короче, все, что душе угодно. В офисе у нас жили волнистые попугайчики. У них была огромная клетка, но она была всегда открыта, и они свободно летали по огромному пространству, мирно чирикая, и были, вместе с нами, очень счастливы. Режим работы у нас был тоже ненормированный.

После того как нас переименовали в Центр Счастья, кто-то пожаловался, что попугайчики очень опасны – разносят страшные болезни. Это было еще до происшествий в городе Ухане. Ну, всегда найдется какая-нибудь тварь, которая всем недовольна. Попугайчиков переловили и заперли в клетке. После такого длительного периода свободы птицы впали в депрессию, и стали медленно умирать. Тогда, чтобы не портить картину Счастья, их просто куда-то отдали или выбросили.
Ну, а потом, потихоньку, стал разваливаться наш офис. Нас просто уволили, по возрасту. Всех после шестидесяти – на свалку. Может быть, мы замедляли пульс Cчастья?

Нет, бывает значительно хуже, я не хочу сказать, что в других странах не увольняют по возрасту. Было время, когда я жила в стране вечных дождей – демократической европейской стране. Там увольняли без проблем. Причем без проблем увольняли и высшее руководство крупных компаний. Увольняли жестоко и беспощадно. И в лесу, куда я ходила гулять во время перерыва на работе, поздним утром, бегало огромное количество мужчин среднего возраста, так где-то на вид пятьдесят два – пятьдесят четыре. Они были чем-то очень похожи друг на друга – мужчины, всю свою жизнь положившие на построение  карьеры. Бегали они, наверное, просто потому, что не могли остановиться. Потом они начинали играть в гольф, покупать дома на югах и делать вид, что все отлично. Обычно это длилось недолго. Вскоре они садились на диван, с которого они уже не вставали, медленно деградируя, и потом довольно быстро умирали. Кто от инфаркта, кто от инсульта, оставляя своим измученным женам разбираться с их долгами, налогами по наследству, любовницами и детьми. Это было выгодно и компаниям, которые экономили деньги, и государству, которое экономило на пенсии.
Так называемая демократия, она ведь счастья никому не обещала, Министерств Счастья не открывала. С них взятки гладки.

А что уж говорить про недемократические страны?

Ну, а потом заболела я. Это еще было как-то терпимо: операции, облучения, химия, это все Страна Счастья как-то могла обеспечить,  но вот когда у моего мужа случился инсульт, вот тогда золотая маска Счастья стала плавиться ещё быстрее, а под ней все больше  появлялось жадное, жестокое и очень примитивное чудище.  Больницы его держать не хотели, страховая компания отказывалась платить, а домов для престарелых или нуждающихся в уходе в этой стране не было. Филиппинская мафия, которая контролирует здесь все виды услуг,  просила такие деньги за сиделок, которые были доступны ну разве только владельцу того золотого мерседеса, и то ненадолго. Все коллеги, друзья и знакомые самых разнообразных национальностей, как-то резко перестали звонить, а тут еще этот вирус, удалёнка и т.д. Я, с девятью швами после операции, которые все время расходились от физических нагрузок, оказалась совершенно одна, и в совершенно безвыходном положении.

Люди боятся чужого несчастья, а чужому счастью завидуют. Тут нет ничего нового, людей можно понять. А вот Страна Счастья оказалась абсолютно не готова предоставить хоть какие-то услуги старым, беспомощным и  больным. Вероятно, Министерству Счастья эта категория людей была неинтересна. Вскоре мой бедный муж умер. Правда умер он не в Стране Счастья, а в демократической стране, где счастья обеспечить не могли, но зато могли обеспечить профессиональную помощь и безболезненный уход из жизни. Но это уже совсем другая история.

Когда, после похорон, я вернулась в Страну Счастья, чтобы доработать до конца контракта, то увидела, что везде в городе висели плакаты, с которых сияющие лица разных национальностей призывали всех нас быть счастливыми. Всех работников нашего офиса стали называть ласточки (вестники счастья). А электронный адрес нашей администрации теперь был «От ласточки к ласточке». Вот так получаешь письмо «От ласточки к ласточке»: «Ваш контракт будет аннулирован с такого-то числа»...  Невольно вспоминалась судьба попугайчиков. Свободный режим заменили на «от звонка до звонка» с регистрацией и поставили столы с именами сотрудников – место менять было нельзя.
Над зданием офиса, помимо других атрибутов счастья, висел плакат – «Любовь спасет Мир».
Жалко не было портрета Леры Прежневой, указывающей, как в песне, путь и ориентир. Зато висел портрет Государя. Путь он не указывал, а просто грустно смотрел вдаль.

Министерство Счастья набирало обороты – развивало пропаганду. Где-то я уже это видела – «Всеобщее Равенство и Братство»... Ничего вам не напоминает?!.. Или мне это только кажется?..
Как же наши большевики не додумались до такой гениальной идеи, как Министерство Счастья? Как бы она органично вписалась в тему той эпохи, и как можно было бы здорово её раскрутить! Но, похоже, что в те времена было проще расстрелять, чем убедить, что надо быть счастливым.

Заканчивался длительный период в моей жизни, начинался новый. Я уезжала. Уезжать было не жалко, жалко было расставаться с мечтой, что где-то все-таки есть... 

Ко входу в онкологический центр подъехал огромный черный роллс-ройс. На номерной табличке гордо сиял номер 3. Такая табличка стоит в разы больше, чем сама машина. Похоже, что и с такими деньгами счастье было не купить.

Роллс-ройс припарковался за золотым мерседесом. Мерседес продолжал сверкать и переливаться на солнце. Но рядом с громоздким, угловатым и довольно уродливым роллс-ройсом, напоминавшим катафалк, мерседес выглядел, как золотая рыбка рядом с пастью черной акулы.

Я не заметила кто вышел из роллс-ройса. Да и какая разница?! Все и так было ясно. Я смотрела на фигурку летящей богини Ники на капоте машины. Это была редкая в наше время полупрозрачная светящаяся статуэтка. Они теперь запрещены в Европе. Подумать только – запретить статуэтку! Наверное где-то, в самом сердце демократии,  придумали какое-нибудь Министерство Несчастья, занимающееся такими вопросами. Тут на статуэтку запрета не было, и она сияла на черном символе благополучия. Она как бы пыталась взлететь, но не могла. И так и замерла в полупрыжке с раскрытыми крыльями.

Богиня Ника, символизирующая мужество и умение одолевать врага даже в безвыходных ситуациях, символ победы сильнейших духом, олицетворяла в некоем смысле счастье. И, как счастье, она было такой красивой, изящной, но хрупкой. Казалось, стукни её кто-нибудь – и она рассыплется. На фоне монументального Министерства Счастья, и рядом с онкологическим центром она выглядела довольно символично.

Улыбающийся работник пятизвёздочного онкологического Центра Счастья вышел пригласить нашу полуголую Жизель на процедуру. Она с трудом встала, медленно выпрямила свою балетную спину и пошла, покачиваясь на шпильках. Почему-то её, в этом совершенно нелепом наряде, было особенно, до боли, жалко. Может быть, Богине Нике все-таки удастся взлететь и она ей поможет?...