Мистика прямо какая-то

Вечерело. За окном было мрачно и холодно. Моросило.
Душа изнывала.
Котенков больше не мог терпеть этой муки. На скорую руку размахнул помидор и отрезал кружок колбасы. Сделал паузу.
На стул, стоявший напротив, проворно вскочил кот. Посмотрел на колбасу.
Котенков не стал жадничать. Кот понюхал, поморщился. Потом кивнул, как будто говорил: «Чо сидим? Кого ждем?». Прямо мистика какая-то. Но Котенков не придал этому значения, прищурился и осторожно налил. И вся мирская суета отступила.
 Кот ждал.
Котенков держал паузу. Смачность момента нарастала. Котенков еще раз посмотрел на визави. Улыбнулся. И в момент, когда уже поднес рюмку к губам и стал запрокидывать голову, краем глаза уловил, как кот улыбнулся в ответ.  Мистика, прям, какая-то.
Выпил. Хотел съесть дольку помидора, но рука потянулась за половинкой колбасного кружка. Кот осмелел и стянул лапой свою. Когда Котенков перестал жевать, усатая довольная морда снова торчала над столом. Зеленые глаза блеснули. Котенков сейчас голову давал на отсечение – он внятно слышал вполне резонное: «Ну что? По второй?»
На всякий случай хозяин квартиры оглянулся на дверь, ведущую из прихожей на кухню. За дверью томился вечерний сумрак. Котенков замер и прислушался. Мерно чакал будильник.
– Эх, Сережа, Сережа! Думать вслух начинаешь. Мистика, прям, какая-то!
Кот широко облизнулся на банку с килькой.
– Килечки хочешь? –  Сергей произнес это с большой радостью, подумав, что угадал желание животного.
Кот отвел глаза в сторону и, кажется, пожал плечами. Нет, конечно, у котов плеч нет как таковых, но движение есть. И оно означает: «Ну, не знаю. Конечно, буду!» Сергей отгреб на блюдце треть морепродукта.
Выпил. Вдвоем закусили. Сергей задумался. Разговаривать с котом, полагая, что зверь все понимает, Котенков еще не хотел. Но и не разговаривать уже не мог.
– Что? Вкусно? То-то. Вкусно. – И сам зачерпнул полную ложку кашицы, в которой о наличии кильки говорили не распаренные хвосты.  – Вкусно. Уж в этом-то я понимаю. – И он на минуту задумался. Плохое воспоминание накрыло Котенкова, как шальная волна в спокойной бухте. – Как я мог так с кроликом-то пролететь? Мистика какая-то. Не солил, аджики не клал. Пробовал сам три раза.
Кот облизнулся, прикрыл глаза. В холодной тушенке есть определенный смак. Но сейчас тушенки не подавали. Хозяин придавался воспоминаниям.
– И на тебе… Сидим, болтаем, вино пьем. И Настина начальница ничего не ест, только коньяк хлещет. А моя-то щебечет, щебечет. Думает, что-то не так сказала. Забалтывает. А начальница пьет и пьет.
Кот вытянул заднюю ногу и посмотрел вниз. А что? Все истории, какаю не возьми, хоть его, хоть мою, житейские.
Но Котенков равнодушия кота не замечал:
– И под конец мою спрашивает: «Настя, эту дрянь кто готовил? Если в ресторане, возьми неустойку!» Зачем я это услышал? Как вспылю: «Да кто бы говорил! Да вы сами-то слаще морковки ничего не ели, аристократка из Кулуево».
Кот ногу опустил, воззрился на Котенкова. Котенков смотрел в узкие зрачки и искал сочувствия.
–Я же всегда такой адекватный. Застенчивый. Можно же было просто обидеться? – Сергей задал вопрос неизвестно кому, осмотрелся и снова остановился на внимательной морде. – Можно! Но, нет… Как будто кто-то под ребро сзади тычет и требует: «Скажи! Скажи, чтобы знала! Нашлась тут, ценительница!» Мистика, прям, какая-то. Потом попробовал, кролика есть невозможно. Жуть кулинарная.
Кот почему-то прикрыл глаза и широко так зевнул.
– Зеваешь? Спать хочешь? Бывает такое. Расслабится организм. А она не верит. Я ей говорю, прям, мистика какая-то. Я пошел к Маше посмотреть водопроводный кран. Соседка все-таки. Попросила. Я пошел. Она куда-то убежала. А я залег под раковину, открутил гайки. И меня, как накрыло. Одурманило, можно сказать. Я и не заметил, как задремал. И задержался. А еще запахи... Я своей говорю, колено сточное забилось, раковина прохудилась, канализацией пахнет. А она в ответ: «Ни хрена Машка как поднялась! Шанель номер пять вместо освежителя льет».  От меня, и правда, … мистика, прям, какая-то.
Кот свернул голову на бок и посмотрел с любопытством. Ну, сейчас втирать начнет, божиться…
– Не веришь? А не было ничего. Ничегошеньки не было. Как и на рыбалке ничегошеньки не было. Просто рыба не клевала. Просто выпили. И я… В эти… В заложники к продавщице попал. Вот скажи, я что дурак, шило на мыло менять? Не дурак.
Кот нервно дернул хвостом. Обвел пустой стол взглядом. Уставился на хозяина. Ну и где это чувство свободы? Где выбор? Где романтическая тайна и адреналин? Я весь во внимании… Я слушаю…
– А она не верит. Почему? Мистика, прям, какая-то. Я ей говорю: «Настя, ты в командировку уехала. Я домой попасть не мог. Ключи пропали. Домовой пошутил. Или как его там? Офисный. Я задержался. Потом хотел выйти, а контору заперли. Не виноват я, что твоя лучшая подруга работает плохо. Я-то домой собирался, а она отчет до полуночи делала. Я просто не мог оставить женщину одну в незнакомом месте. Да ты бы сама мне такого низкого поступка не простила. А если бы подругу кто напугал? Или хуже того? А в полночь, прям, мистика какая-то… Не женщина, прямо, а демон. Только Настя не верит… Так бы я никогда. А тут демон… Не отнекаешься. А так бы… Да ни за что…
Котенков тяжело вздохнул и подпер голову некрепкой рукой.
– А я верю, – отчетливо сказал кот, ухмыльнулся и, спрыгнув со стула.
Котенков смотрел на зверя широко раскрытыми безумными глазами. Кот потоптался на месте, сел, вытянул вверх заднюю лапу, лизнул что надо, потом обратил взор на одуревшего Котенкова.
– Кому расскажи, не поверят. А я верю! – повторил он, взбил лапой край коврика, и умостился, свернувшись калачиком.
Котенков икнул и посмотрел на стенное зеркало. Амальгаму затянуло патиной. По ту сторону пространства трепетал мрак, хотя над Котенковым уже давно взошло бледное сияние. Мистика прямо какая-то.