Зазеркалье, гл. 3. Павел

          С тех мартовских событий, когда Павла нашли едва живого в лесу, он не раз еще балансировал на тонкой грани между жизнью и смертью. Его верный друг кот, сопровождавший носилки от самого леса, вместе со всеми незаметно просочился в подвал и, спрятавшись, почти сутки никак не проявлял себя. Наконец, видимо как следует изучив обстановку, он выбрался из темного угла и больше не отходил от раненого.         
Стоило Федору лишь отвернуться, как упрямец снова запрыгивал на топчан и осторожно ложился Павлу на грудь. Когда Федор пытался согнать его, кот лишь злобно шипел на него, топорщил шерсть, но не двигался с места. Да и Павел, придя в сознание, всячески выражал протест, тараща глаза и беззвучно шевеля губами – от слабости он не мог даже говорить. В конце концов, Федор отступил, – «пусть их» – сказал он себе, раны кот не потревожит, а настроение раненому своим урчанием глядишь и поднимет. Может и выздоровление скорее пойдет.

– Ну и приятель у тебя, – меняя повязки усмехнулся доктор, кивнув на сидящего у топчана и подозрительно глядящего  на его манипуляции кота, – странный он. Его позовешь, будто и не слышит.

– Так он боевой кот, на «кис-кис» не откликается, – слабо улыбнулся Павел.

– Имя у него есть?

– Фугас.

– Ого...

– Так он с нами и в окопах жил, и в атаки ходил. Потому и назвали Фугасом. Он даже ранен был. Осколком. Лечили его. Откуда-то из разбитого поселка приблудился.   
 
Услыхав свое имя, кошак вопросительно посмотрел на говоривших, и, подождав пока Федор отойдет к столу, мягко запрыгнул на топчан. Потеревшись мордочкой о щеку Павла и внимательно обнюхав свежие бинты, он, тихонько урча, свернулся калачиком у него на груди.

Преодолев кризис, Павел довольно быстро пошел на поправку. Федор, имея за плечами столичный Мед* и годы работы на «скорой», счел это настоящим чудом.
В июне он окончательно встал на ноги, а через месяц засобирался уходить.

– И куда это? Ты на ногах еще толком не стоишь, окрепнуть сперва надо, – осадил его Федор.

– Давно родителей не видел, живы ли – не знаю. Как переправил их в пригородный дачный поселок за линию разграничения, так с тех пор ничего про них и не знаю.

– Давай сделаем так, – Федор задумчиво почесал переносицу, – брательник мой младший, Василий, взрывником на шахте работал. «Торнадовцы»** когда зашли сюда, то его и припахали минные заграждения ставить. Шахта сейчас не работает, он вольный казак, может перебраться на ту сторону и сгонять к твоим старикам. Он все проходы в минных полях знает, да и у душегубов этих вроде как «свой». На той стороне тоже за своего сойдет – у него там и прописка, и хата. Здесь он на шахте работал, ну и «подженился». Хату его там разбомбили, так у бабы своей кантуется. Давай адрес. Эх, понаделали делов... Свои же все, а теперь к родне не добраться... – Горестно покрутив головой, он поднялся, – ты поспи, а я схожу к Василию.

Под утро, едва начало сереть, Василий отправился в дорогу. До поселка было километров тридцать пять с небольшим «гаком»***. Натренированный в военных переходах, к вечеру он был уже на месте.
Указанный Павлом дом он отыскал быстро, однако никого в нем не застал. Оглядевшись, направился к усадьбе светившей окнами напротив. Не успел он еще подойти к воротам, как калитка в них распахнулась и на улицу выплыла дебелая краснощекая тетка лет пятидесяти.

– Чего тебе? – смерив пришельца взглядом, нелюбезно буркнула она.

– А кого это к нам ветром надуло? – Из-за теткиной спины с любопытством выглянул толстый мужик с круглой как блин, поросшей неопрятной щетиной физиономией.

– Я к соседу вашему, вон к тому, – ткнул пальцем Василий на неказистый домик прятавшийся в глубине двора на противоположной стороне улицы.

– К «сепару»? – хмыкнула тетка, и парочка недовольно переглянулась. – Так нету его.

– А ты еще кто? – воинственно вопросил мужик, отодвинув супругу и надвигаясь на Василия.

– В каком смысле «нету»? – скривился тот, невольно отшатнувшись, – такой ядреной смесью пота и застарелого перегара потянуло от неопрятного собеседника.

– Забрали его, – перехватила инициативу тетка.

– Кто?

– Так баба какая-то. Сказала – родственница. Ночью как-то приперлась и так тут орала, так орала, что мы попросыпались и выскочили поглядеть. Пожар, думали.

– Ну и?

– А чё «ну и»? – перекривила его тетка, – Напал вроде кто-то на нее, а она даже адреса своего родича не знала, а...

– А мы показали, – встрял мужик.

– Короче! – начал терять терпение Василий.

– Пошла она к нему, а утром видели мы, как они к станции шли.

– Все шли?

– Кто все? – недоуменно уставился на Василия мужик. – А... Не. Вдвоем. Баба его месяца два перед этим как концы отдала. Дом тот потом заняли родичи хозяев, ага. Щас правда съехали куда-то, пустует дом. Приезжали к ним какие-то на иномарке, давненько уже. Вроде как забрать вещички того «сепара». Видать и сами такие!

– Слышь, мужик, давай по делу, – Василий начал злиться, – куда «забрать»?

– Забыли нам доложиться, разъезжают тут, как у себя дома, – вставила шпильку тетка.

– Так и мне интересно стало – куда, я и зашел к соседу с бутылкой, – перебил ее супруг, –  ну, выпили с ним. Он дельный мужик оказался. Правда ему те, на иномарке, толком не сказали куда «сепара» та дамочка забрала. В лесах, где-то в соседней области усадьба была, еще дореволюционная, так вроде куда-то туда, или рядом в город.

Больше из них вытащить Василий не смог ничего и тем же путем на следующий день возвратился обратно.

Тяжелее всего ему было сообщить Павлу о смерти его матери, долго не мог он набраться решимости. Однако вопреки всем его ожиданиям, при этом известии на лице Павла не дрогнул ни один мускул, он только побледнел, отошел в угол и, понурив голову, угрюмо просидел там молча весь день.

– Кремень мужик! – изумленно покрутил головой Василий.

– Был бы другим – в передряге такой нипочем бы не выжил, похоронили-то живьем, считай.

Поздним вечером пришли Степан и Алешка Битюгов. Посовещавшись, они дружно пришли к выводу, что отца Павла могли вывезти только в бывшую барскую усадьбу Богоявленских.

– Она в аккурат посреди леса стояла, в самой глуши. Старики рассказывали, что паны те ни с кем не знались, жили как отшельники в скиту.**** Горе у них в семье приключилось, так только в монастырь молиться и выезжали, – сказал Битюг.

– Фамилию свою, значит, оправдывали?  – ухмыльнулся Степан.

– Ты не язви. Дочка, говорят, у них утопилась. Сбежала с каким-то прощелыгой, а он ее опозорил и бросил.

– Я туда наведаюсь, –  подал голос Павел, до сих пор не проронивший ни слова.

– Так от усадьбы той давно уже одни руины остались. Но ты прав, проверить не мешает, лет-то много прошло. Только силенок тебе надо поднакопить, а то ведь и не дойдешь. Ехать туда нечем, да и без документов ты. Нарвешься. У нас же как? Войну принародно никто не объявлял, а война есть! А на войне как на войне – за чужака примут и бошку на раз снесут – угрюмо заключил Битюг.

***
В начале августа Василий провел Павла через минные заграждения. За ними увязался и кот.

– Брысь, дурак! – сердился Василий, – Подорвешься!

– Э, нет... Он с нами в атаку ходил, мины чует, смотри, как идет – след в след.

Как ни пытался Василий прогнать незваного попутчика, тот упорно трусил за ними.

Прежде чем нырнуть под спасительную лесную сень, Павлу необходимо было пройти через весь огромный, окруженный голой степью поселок.

– Василий, меня же тут словят на раз! Чужак, в камуфляже, морда вся в свежих шрамах. Еще шпионом сочтут – линия фронта совсем рядом.

– Не дрейфь вояка, прорвемся! Поселок мой – родился здесь, всех знаю, меня знают. Есть тут один чудик  – бомж Вара, наша местная «достопримечательность».

– Странное имечко...

– Так-то он Сергей. Сам родом из Карелии и на каждом шагу всем талдычил про речку, возле которой родился. Речка эта – тьфу! Всего-то одиннадцать километров длиной, да и ширины соответственной. А в его рассказах чуть ли не шире самой Волги кажется. Так надоел он всем этими баснями, что стали звать его сперва за глаза, а потом и в глаза – Вара. Так речушка та называлась. Вскоре и настоящее имя его все позабыли.

До начала войнушки он работал на шахте, а после того, как получил контузию во время обвала и только чудом выжил, стал парень немного как бы «не в себе». Получил инвалидность, запил, документы потерял, из рабочей общаги выперли. Ну и пошел скитаться с поселковыми бомжами. Потом и они, и пьянство наскучили ему, стал он жить, выражаясь его же словами, «сам по себе».
К нему привыкли, перестали замечать. Для всех он стал невидимкой – милостыню не просил, на глаза старался не попадаться. Поселился на окраине, в заброшенной полуразвалившейся хате. Когда начались военные действия, и в поселке редко стал появляться. Глушил рыбу себе на пропитание, находя неразорвавшиеся боеприпасы, благо такого добра тут хватает. Собирал в лесу грибы, ягоды, орехи. Приносил толику и в поселок на продажу, чтобы добыть хлеба. Тем и жил. Вот к нему мы и пойдем.

– Зачем это? – удивленно вздернул брови Павел.

– Еще до того обвала мы с ним работали на одной шахте. Сергей, несмотря на «съехавшую крышу» далеко не глуп и вполне пригоден для общения. Он нам поможет.

Бывая в поселке, Василий каждый раз приносил бомжу еду, предлагал немного денег, одежду, но Вара неизменно отвергал любые дары, хотя по всему было видно – жил впроголодь и ходил в отрепье найденном на мусорках.

Что не позволяло ему принять даже то, что было ему жизненно необходимо и предлагалось от чистого сердца, понять было невозможно. Вара мог взять приношение только в одном случае –  когда у него была возможность отдать что-либо взамен – хотя бы горстку ягод, несколько грибов, или рыбешку.

Этой особенностью Вары и воспользовался Василий. Он разжился у бомжа большой грязной сумкой и провонявшими насквозь одежками. В обмен оставил ему еду, трофейный фонарь, кое-что из одежды, обувь и немного денег, на сей раз принятые с благодарностью.
Куртка оказалась Павлу маловата, но это лишь добавило правдоподобия задуманному образу. Свою одежду он скатал и сунул сперва в целлофановый пакет, чтоб не провонялась, затем в добытую у бомжа торбу. В эту же торбу загрузил и «сухпай» на три дня, за которые рассчитывал добраться до места. Надвинув на глаза кепку и напялив на себя грязные лохмотья, он теперь вполне мог сойти за Вару. Конечно, если не приглядываться. Да кто же станет по доброй воле приближаться к вонючему бомжу-невидимке...
________
Продолжение http://proza.ru/2021/06/29/1311
Предыдущая глава  http://proza.ru/2021/06/29/737
* Мед - медицинский институт.
** Добровольческий батальон «Торнадо» был создан на основе расформированного за мародерство батальона «Шахтёрск». После расформирования часть личного состава «Шахтёрска» оказалась в роте МВД «Торнадо».
*** С гаком -  с лишним, с лишком.
****  Скит – небольшой посёлок из нескольких келий в отдалении от монастыря для монахов-отшельников, а также небольшой отдельный монастырь.