Несколько энергический Соль минор

В консерваторию я поступил для общего развития и из спортивного интереса, чем "реально выбесил" своих сокурсников - баянистов, домристов, балалаечников и гусляров, так, как взглядов своих не скрывал, "народников" (совершенно идиотское название, то есть студентов-инструменталистов-исполнителей на button accordion и струнно-щипковых инструментах) считал, чем-то, или кем-то, второсортным, и, где-то, «недотыкомками» - абсолютно пошлое и несправедливое отношение и комплекс неполноценности с моей стороны. Но, что было, то не есть.

Так вот, люди, понимаешь, стремились сюда, в Питер, считали делом своей жизни, конкурс был конечно не как в ГИТИС, но - четыре человека на место, у баянистов, а мест всего пять и одно из них отдавалось "целевику" (у нас целевое направление было от Минска, девушка поступила), люди, кто из провинции, ездили сюда на региональные конкурсы, на прослушивания к преподавателям, ну, чтобы их узнали и запомнили как-то, чтобы легче поступать было. А тут приехал какой-то никому неизвестный гопник - был удостоен чести быть принятым, а ему, оказывается, не так еще, сильно-то, и хотелось, как тем, другим, которых отсеяли...играл-то я хорошо тогда, отлично, можно сказать.

А поехал я в Ленинград (1984год), чтобы людей посмотреть, да себя показать.

Начал смотреть - спектакли, концерты, опера, балет, драма, сольные, камерные, филармония, Кировский, МАЛЕГОТ, БДТ - иногда в три места успевал за день. Педагог по классу баяна, к которому я поступил по специальности, практически, после двух занятий, серьезно заболел и времени свободного было достаточно.
КАКОЙ ХЕРНИ я, только, не насмотрелся, но были и прекрасные впечатления, например, постановки Темирканова - и, как дирижера, и, как режиссера, что важно.

А то, в МАЛЕГОТе шел Евгений Онегин, Кожин, по-моему, "махал", в сцене письма певица занизила на «пол-кирпича», с первого же, звука арии. И, надо отдать ей должное, отдубасила весь номер до последней ноты на полтона ниже, чем оркестр.
Бедный дирижер ей, и так, и этак показывал, не прерывая управления оркестром, чуть ли не подпрыгивал. Ладонью, перевернутой кверху, и, вверх: "Ну, - выше, повыше! НУ-У!!!"

Нет, допела, как автомат, слух нам, слушателям, серьезно так, резало, но, бывает, есть этому феномену и объяснение. У Темирканова такого кошмара не было, качественные постановки были для того времени.

На уроки дирижирования к Дмитрию Валентиновичу я ходил с двумя целями - для общего образования, и, еще, понять, а не заняться ли мне дирижированием - серьезно, не сменить ли, так сказать, амплуа.

Обеих достиг.

Дмитрий Валентинович тогда был молод. Среднего роста, крепкий, ловкий, и, как говорится, - очень энергический мужчина. С народниками он занимался, я так понимаю, из-за того, что вся другая, более свойственная его образу деятельность, была пока недоступна, ну или из-за денег, не знаю зачем мы ему были нужны.

Образ этот его возник и оформился у меня на первом же занятии. На коем присутствовали, как и на последующих, еще два человека, а именно, две женщины средних лет - концертмейстеры-пианистки.

Партитура у меня была с собой, а клавиров, конечно, не было, так как произведение, которым я дирижировал с оркестром при выпуске из училища, было местного композитора Волгоградского, и по совместительству, моего педагога по специальности. В Питере он пока был неизвестен.

Показать мне свое мастерство «дровосека» было не на чем, так как в училище особо я дирижированием не занимался, только для выпуска. Ладно.

Смотрели эти трое на меня, как на неандертальца.

Преподаватель поставил на пульт Калинникова - ауфтакт - тетьки заиграли - а я понял, что о дирижировании я практически ничего не знаю, с первого же ауфтакта, обращенного...понял…

(а-нет, занимался я в училище, все же, - Грига, Бизе вспомнил, вроде бы, Арлезианку я им показал, в технике «молотьбы»)

Дамы-пианистки были очень своеобразные. Придя как-то в девять утра на занятие и ожидая мэтра, мы пошли втроем покурить на лестницу. Одна из дам вставила сигарету в длинный мундштук, прикурила, глубоко затянулась, выпустила дым и, отставив руку с в сторону, элегантно так, молвила с чувством: "Как же, все, заебало-то".

Они только-только зашли в аудиторию, еще палец о палец не ударили.


Играла эта дама отлично, зато вторая...

Дал мне Димитрий Валентинович Венгерский танец Брамса - для моего уровня развития - самое то. Музыка - великолепная и партитура - не заблудишься. И, еще дал, Калинникова, первую часть симфонии - аналогичные впечатления, и мне и ему приятно и не напряжно.

Оба произведения в соль миноре.

Так вот, в Брамсе, ну, в "Танце № 1", имеются такие местечки - арпеджированные шестнадцатые, в быстром темпе. И достались они, как раз, второму концертмейстеру, с хвостиком-буклей, и, чего-то, у нее, данные повторяющиеся пассажцы - не пошли, как-то. Первая-то сыграла бы, но подругу выручать, поменявшись клавирами, она почему-то не сочла нужным.

На одном из уроков, стою я, значит, как бы показываю, вроде, дирижирую Калинникова, все - только что не спят, вяло так весь процесс идет, умиротворенно (соль минор, же), как бы, нехотя. Валентинович сидел-сидел, и надоело ему это болото, говорю же, - энергический мужчина. Меня выгнал, на стул усадил, встал на мое место, поднял руки, и, вместе с ауфтактом, с совершенно изуверским лицом и страшным взором -

Ка-ак - врезал!!!

Ногой об пол!

Долбанул каблуком!

- эти две "курицы" и я, на своем стуле – аж, подпрыгнули.

Разбудил он нас.

Помахал немного, размялся, и я снова встал. Начал Брамса, а там, после двух первых тактов, как раз эти пассажи-то "виртуозные" для тетеньки-то, и наступают. А она – «тырк-пырк-пырк» - исполняет один раз, останавливаемся, начинаем заново - опять – «тыпр-дырк-блям». Тетенька сидит пунцовая - Димитрий тоже не радостен, как бы, ему передо мной стыдно, беломорщица, посмеивается не без злорадства - это консерватория, это такие естественные эмоции там, ну как и на театре, отношения - высокие.

Мне женщину искренне жалко, сам, где-то, изгой, затем мы так и существовали - беломорщица и Дмитрий – такие – о-го-го! Можно сказать - УУХХ!!! А мы с буклей – такие, - у-у-у! - лузеры, типа.

Я подошел к роялю, попытался сыграть пассажи эти вредные - получилось, Дмитрий попробовал сам – интересно ему стало (что-то детское было в этом интересе – и это хорошо), но вообще-то, это - ВУЗ, да еще и уровня... забрала букля клавир домой к себе – тренировала-тренировала, но так ни разу и не сыграла моментики сии, периодически, постоянно повторяющиеся и, далее, еще и усложняющиеся, – чисто; все равно, хоть где-то, но - мимо. Там в чем сложность – темп быстрый и доля вступления слабая, спать нельзя, концентрация должна быть постоянная.

Ну, бог с ним, с Брамсом.

Итак, я начал изучать предмет, на предмет серьезного предмета для дальнейшего серьезного им занятия, как основного в жизни. Не только оркестром народных инструментов руководить – что вполне достойно само по себе, но и симфоническим.

Прочитал весь «талмуд» - «Современный оркестр».

Сходил на открытые уроки к Мусину.

Прочитал книгу Фрица Буша.

Филармония - симфонический репертуар слушал. Эмил Чакыров запомнился – отблеск великого…

Другого великого я так и не увидел вживую – болел он тогда часто, а люди попали на его репетицию - рассказывали... как он профессуру нашу гонял.

Камерные оркестры – концерты посещал.

Практически – не занимался, ходил на уроки к Дмитрию Валентиновичу, смотрел, пробовал, но ничего не делал, так как еще для себя не решил, стоит ли мне себя этому посвящать - вообще.

Тем более, предстояло летом идти в армию.

Тут надо отметить, что Дмитрий Валентинович, непонятно за какие мои заслуги, ко мне проникся состраданием по данному поводу, и направил меня прослушаться, как баяниста, для предстоящей службы, в ансамбль Погранвойск ЛенВО, где художественным руководителем был его приятель.

Он приятелю позвонил, насчет меня, и затем, три месяца, на каждом уроке, меня спрашивал: «Ну, ты съездил, прослушался?»

Я в ответ что-то «бекал-мекал».

Я никого ни о чем не просил, конечно, не хотел я по блату устраиваться, идиот, а, когда уж совсем неприлично стало мне – съездил, послушали меня, сказали, что возьмут, но место будет осенью – делай, мол, отсрочку. Но я «забил», и не стал, думал – и так пробьюсь, как-нибудь самостоятельно. О чем и жалею и не жалею одновременно.

Но, Валентиновичу Дмитрию благодарен безмерно вообще за все. За то, что относился не как кретину и обузе, а пытался воспитать, образовать и научить, тому, что сам любит и умеет, стимулировал к деятельности в Правильном Направлении.

Были же и другие, такие, как Сигитов, к примеру.

Весной, в мае, нужно было на контрольном уроке решить – оставлять мне вторую специализацию, то есть дирижирование. Это значило - еще четыре года обучения и диплом с квалификацией дирижера оркестра народных инструментов.

Я для себя, к тому времени, уже решил, что дирижером я не буду, прекрасное занятие, но, если серьезно относиться, надо бросать все остальное и переводиться, поступать на «дир.-симф.», а тут – в армию, вообще неизвестно что будет через два года.

Я и сказал об этом Дмитрию Валентиновичу, но к контрольному уроку подготовился. Помахал неделю, каждый день, по часу-два, Калинникова и Брамса, пришел, показал ему, еще не на контрольном, а накануне. Он очень удивился и отметил вслух: «А ты, оказывается, дирижировать-то - умеешь».

Урок контрольный я сдал, с дирижированием – ознакомился.

Ушел в Советскую Армию.

Когда я вернулся и в последующие годы, как-то, я с Дмитрием Валентиновичем более не пересекался. Знал и знаю, что - композитор он, говорили и говорят, что - интересный, даже какой-то отрывок послушал, не так давно.

Но я устало-истинно считаю, что вся музыка уже написана. Сейчас это уже больше эксцентрическое синтезирование. Русский язык предполагает большее количество вариантов соотношения знаков, чем...

Хотя, по словам прелестнейшего поэта (плохого вокалиста и самодеятельного инструменталиста):

- Ритм и блюз - надоел, а мы еще нет.

А тональность соль минор – это вам не си мажор – нежная такая, зелененькая тональность... иногда - очень... энергическая.