Конная гвардия Кубани ч. 11

В едином неистовом порыве, вскинув, засверкавшие на солнце клинки, казаки с громовым «Ура», заглушавшим канонаду боя, яростно обрушились на врага, рубя и сокрушая всё живое на своём пути. Неслыханная по ожесточению сабельная рубка, стрельба из карабинов и пистолетов в упор, ржание и храп разгорячённых и раненных лошадей, людские крики и стоны - всё слилось в жуткую картину боя. Атака была настолько мощной и стремительной, что неприятель не выдержал, побежал, в панике бросая оружие и снаряжение. Передний край был смят и его оборона прорвана сходу в нескольких местах. Казаки изрубили не одну вражескую сотню, остальные же, спасаясь от их клинков, бежали в заросли кукурузы и подсолнуха и оттуда продолжали вести огонь из автоматов. Бой разбился на множество небольших очагов и продолжался более трёх часов. Казаки устремились вглубь вражеских позиций, и добрый десяток километров гнали гитлеровцев, растаптывая их конскими копытами в неудержимом преследовании. Уцелевшие «сверхчеловеки», обомлевшие от страха и ужаса, прятались в подворьях окраины станицы, в канавах и рытвинах, но и там многих из них настигала смерть. По мнению некоторых участников сражения - нет ничего страшнее на войне, когда бегущего врага уничтожают в сабельном порыве. Перед атакующими конниками появилось более десятка вражеских самолётов, которые стали кружиться над полем боя, где все смешалось, но огонь открыть не могли, боясь поразить своих. Пытаясь все же воздействовать на психику, они заходили на бреющем, но никто особо не обращал на них внимания.

Казаки вырубали пехоту, миномётные и артиллерийские расчёты. Над полем боя висела огромная туча пыли. Было очень жарко и душно. И люди, и кони дышали с трудом. Руки бойцов онемели, пальцы, сжимавшие клинки, не разжимались. Взмыленные кони шатались от усталости... И тут блеснула молния, прогремел гром и пошёл дождь. Казаки, проявив в бою бесстрашие, невиданный героизм и презрение к смерти закончили истребление вражеской нечисти и довольные результатами лихой атаки, возвращались на свои исходные позиции, к лесопосадке. Они везли с собой трофейные радиостанции и другое военное имущество, гнали немецких лошадей и мулов. Это помимо 18 орудий и 25 миномётов, которые приказано было с собой не брать, а вывести из строя. Здесь кратко остановимся на некоторых конкретных эпизодах сражения 2 августа 1942 г., о которых рассказывал бывший полковой комиссар Павел Давыдович Назаренко. ...Немецкий офицер в упор выстрелил в политрука Степана Довженко, и он, смертельно раненный, упал с коня. Но тут же зам. командира эскадрона Илья Дегтярев, урож. ст-цы Родниковской, сильным ударом клинка развалил того офицера до пояса. Немецкие солдаты, видевшие этот удар, от ужаса поднимали руки и наперебой кричали: «Казакен, казакен! Мой плен, мой плен!» Особую отвагу проявили в этой атаке самые старшие по возрасту казаки-добровольцы 1-го эскадрона: Михаил Федосеевич Грачёв из Родниковской и его односум по Гражданской войне и кум по родственной линии Павел Гаврилович Каменев из ст-цы Чамлыкской. Каждый из них также срубил по несколько оккупантов.

Грачёв мчался на очередного фашиста, тот вскинув автомат, открыл огонь. Каменев увидел это, резко развернулся и два клинка одновременно опустились на голову немца. Геройски сражались казаки 2-го Гулькевичского кавэскадрона. Его командир - Мануйлов развернул казаков в лаву. В самый разгар боя он заметил, как с юго-востока, из-за полотна железной дороги, показались 4 машины с пехотой противника. Командиру взвода мл. лейтенанту Колычеву было приказано атаковать врага немедленно. Немцы заметили опасность, но было уже поздно. Налетевшие казаки изрубили их и частично пленили. 18-летняя казачка из ст-цы Советской Люба Шевцова, санинструктор 4-го эскадрона, умело владея клинком, рубанула одного из 4-х удиравших гитлеровцев. Но она поняла, что у неё не хватит сил насмерть сразить врага. Ей пришел на помощь казак Андрей Никитин. Тогда Люба бросила клинок в ножны, выхватила пистолет и сразила остальных. Боевой подвиг и находчивость проявил 17-летний казак Костя Панченко, урож. ст-цы Спокойной. За виртуозную джигитовку его и прозвали «джигитом». Когда командир взвода мл. лейтенант Семёнов, напропалую рубивший врагов, был ранен и упал с коня, а два немца со штыками бросились добивать казака, «джигит» налетел и одному за другим снес им головы. Заместитель командира 32-го кавполка по строевой части майор Троицкий раненный упал вместе с конем, сражённый автоматным огнем. Костя бросился к нему и перетащил его за труп коня. Но тут появились немецкие танки с пехотой на броне.

«Джигит» укрыл майора Троицкого в зарослях кукурузы и после боя, дождавшись ночи, потащил к своим. За спасение офицера Константин Панченко был награжден медалью «За отвагу». В бою у ж/д переезда особую отвагу проявила санинструктор 3-го эскадрона Надя Шаботько. Оказывая первую медпомощь раненным казакам своего эскадрона, она не заметила, как на неё вышли 3 немца. Впереди шагал здоровенный верзила. Ещё мгновение и он рухнул на землю от выпущенной очереди автомата Шаботько. Два других немца тут же открыли ответный огонь. Надя прижалась к земле, замерев. Полагая, что казачка убита, они рванулись к ней. Вторым выстрелом санинструктор уложила ещё одного вражеского солдата, последний поспешно уполз. Очень ярко, бой под Кущёвской 2 августа 1942 г. в конном строю, описал А. Ковалев. В рассказе «Они рубили СС», он передал воспоминания о подвиге казаков, участника событий гвардии казака Е.И. Мостового. 1 августа ген. Кириченко Н.Я. объехал и обошёл весь корпус, выяснял настроение бойцов, проверял готовность к бою. На следующий день, с восходом солнца, кавполк майора Поливодова, в котором служил Ефим Мостовой, уже был готов к сражению. Август, начинает нещадно палить солнце, казаки в конном строю. У каждого перед глазами вчерашние картины зверств фашистов: подожжённые колхозные пшеничные поля и лесополосы, раздавленные танками хаты станичников, не отпетые и не захороненные по христианским обычаям тела убитых людей, не убранные трупы животных. «...Перед строем пронесли наше Боевое Знамя. Вот оно совсем рядом, внутри как-то защемило.

Я стоял впереди... Легкий ветерок шевельнул его складки, бархат коснулся моего лица. На меня дохнуло домом, парным молоком и только что выпеченным хлебом... Так пах подол у моей матери. Из горячей печи хлеб она принимала в свой подол. Ну и им утирала мои мальчишечьи слезы... Показалось ещё, что не пропылённая дорогами, обожжённая солнцем материя коснулась моего лица, а ладони матери». Казаку Мостовому тогда едва исполнилось 18 лет. Старший брат погиб в 41-м, а отец с тяжёлым ранением оказался в госпитале. Майор Поливодов сидел в седле как влитой, под ним надежный боевой конь. Речь командира была немногословной: - Братья-казаки! Давайте вспомним, что видели наши глаза! Чтобы не было у нас пощады к этой нечисти, чтоб рубали мы её остервенело. Покажем, этой сволочи, что наши степи – это им не Елисейские поля Парижа! Ну, с Богом, казаки. За Родину, за Сталина! «...Тут ударила на подавление наша артиллерия. Развернулись и мы для атаки. Пошли по степи лавой. В ширину – километра на два. Пошли по старому казачьему обычаю, молча, только шашки над головами вращали. Над степью завис зловещий свистящий шорох. И загудела земля от тысяч конских копыт». Увиденная картина, парализовала немцев. Всадники неслись на позиции врага, а навстречу, ни одного выстрела. «...Опытные казаки говорили нам, молодняку: «Свою пулю, когда она в воздухе, чувствуешь. Вот она твоя смерть, уже выпорхнула из вражьего ствола». Я ничего подобного не чувствовал. Я уже и не слышал ничего, мир вокруг онемел. А нутро разрывала ненависть, та самая, которая лютой зовется.

Я её даже как-то физически ощущал. Только бы дотянуться до врага, а там уж как придется – клинком его, голыми руками, зубами». Гитлеровцы даже не окапывались, подпустили казаков близко, ударили из пушек и миномётов, смерть десятками сметала лошадей и конников. Но было уже поздно, рубка началась. Е.И. Мостовой продолжал: «...Я увидел своего фашиста. Отчётливо увидел его каску, серые глаза, он щурился, солнце мешало, мы же неслись со стороны солнца. Без звука забился в его руках автомат. И он не попал. И тут я достал его, как раз под каску, как учили, тут главное по каске не рубануть. А потом уже работали инстинкты. Мир то включался, то выключался». Бой с перерывами шёл четыре часа. Казаки врубились в немецкие порядки на несколько километров. Фашисты подняли в воздух авиацию, но как разобрать, где свои, а где чужие? Всё смешалось. В бою у станицы Кущёвской кавалеристы уничтожили более тысячи фашистов. Далее из воспоминаний Е. Мостового: «...Бой закончился. В себя я начал приходить возле затянувшегося зелёной плесенью пруда. Мы пили застоявшуюся, густую от всякой расплодившейся в ней заразы, воду. И ничего нас не брало! Потом, после боя, почему-то полились из глаз слезы. Старые казаки успокаивали, мол, после первого раза так бывает. Долго мылись от пыли, пота и крови, и лошадей своих долго мыли... Далее из воспоминаний командира сапёрно-подрывного эскадрона М.И. Пекло: "Наши танки пошли в атаку, ведя пушечный огонь. Соколов (командир 29-го Адыгейского полка, майор) подозвал Головащенко (заместитель комполка) и сказал "Илья! Подавай команду!"

Продолжение следует в части  12                http://proza.ru/2019/09/29/1827