Эпилог

       Перестройка, затеянная Генеральным секретарём ЦК КПСС Михаилом Сергеевичем Горбачёвым, всколыхнула не только простого обывателя, но и архивное хозяйство страны Советов. В Центральном архиве КГБ СССР также прошла инвентаризация хранившихся дел под грифом «Сов. секретно», со многих из которых, по прошествии лет, была частично снята секретность.

       Накануне Дня Советской Армии и Военно – Морского Флота СССР, полковника в отставке Петра Вениаминовича Алаторцева пригласили в Управление госбезопасности по Западно – Казахстанской области. Надевая для солидности парадный мундир со всеми регалиями, Пётр Вениаминович недоумевал зачем он понадобился чекистам после стольких лет нахождения в отставке. Вроде, все нормы сохранности секретов он соблюдал сполна, а новых государственных тайн ему уже давно никто не доверял. Выйдя на проспект имени Ленина, Алаторцев направился к хорошо знакомому зданию, стоявшему напротив аптеки № 1, рядом с городским домом пионеров. Но, на парадном входе красовалась табличка, извещавшая о нахождении здесь поликлиники УВД. Милиционер – казах, сидевший на вахте сказал, что чекисты съехали отсюда в новое здание, на площадь имени Ленина.

       – Видно совсем отстал от жизни, – улыбнувшись, произнёс Алаторцев. – Летом пропадаю на даче, а зимой к подлёдной рыбалке пристрастился.

       – Да, они особо не афишировали свой отъезд, – стал объяснять вахтёр. – Как новое здание рядом с обкомом партии сдали, так и съехали туда, сразу.

       – Погода сегодня хорошая, не грех и прогуляться по свежему воздуху! – проговорил Пётр Вениаминович и вышел на улицу.

       Возле сквера с бюстом Чапаева, по тротуару, навстречу Алаторцеву шёл пожилой мужчина с хорошо знакомыми чертами лица. Пётр Вениаминович напряг свою память, а поравнявшись с мужчиной, непроизвольно просиял.

        – Чеснок, ты, что ли?

       – Кому Чеснок, а кому Николай Григорьевич Чесноков! – серьёзно представился прохожий. – Никак не вспомню, кто передо мною?

       – Полковник в отставке Алаторцев! – представился Пётр Вениаминович.

       – Вот так, встреча! – воскликнул Чесноков. – Как же, помню братьев Алаторцевых! Пашка с Петькой! По облику, вроде, как на Петра похожи, а по манере держаться, на старшего брата, Павла, смахиваете?

       – Вы правы, Николай Григорьевич, я Пётр! – улыбаясь, признался Алаторцев. – Действительно, перенял многие черты характера своего брата. Павел погиб под Сталинградом, в январе 1943 года, когда немцы варились уже в котле. Он связистом был, вот, с катушкой в руках и нашли его в поле. Матери, вслед за похоронкой, письмо прислали из части, где написали о его последнем дне жизни и героическом подвиге.

       – Мне тоже довелось повоевать! – с гордостью заявил Чесноков. – В 1942 года попал в военное училище и пешком до самой Победы!

      – А меня после школы в лётку направили! – сказал Алаторцев. – Но, до фронта не долетел, оставили в училище инструктором. Зато после войны навоевался так, аж до сих пор вспоминается…

       – Корея, Египет, Вьетнам, как же слышали, знаем! – похвастался своей осведомлённостью Чесноков. – Перестройка многие тайны нам открыла!

       – Тоже наслышан про Вас, мол, журналист, писатель и краевед! – ответил Пётр Вениаминович. – Говорят, будто и Юрия Баева вы надоумили на создание инициативной группы казачьего общества?

       – Было дело, не скрою! – сознался Чесноков. – Скоро собираем новое собрание, на котором намерены принять Программу и Устав общества. Надо же пользоваться моментом, пока перестройка и гласность…

       – Извините, Николай Григорьевич, рад бы поболтать с вами ещё, да дела не ждут! – произнёс Алаторцев, намереваясь распрощаться со своим старым знакомым. – Вот мой номер домашнего телефона. Будет охота пообщаться, звоните в любое время дня и ночи!

       – Хорошо, непременно позвоню! – ответил Чесноков. – Если не против, то давайте перейдём на «Ты»?

       – Не возражаю! – отозвался Алаторцев и помахал рукой. – Будь здоров!

       Дежурный по управлению долго вглядывался в извещение, затем несколько раз перелистал журнал, лежавший у него на столе. Наконец, снял трубку с телефона для внутренней связи и набрал трёхзначный номер.

       – Товарищ майор, дежурный по управлению прапорщик Стариков, тут, пришёл Алаторцев, которого вызывали на 10 часов! – доложил бодрым голосом дежурный и стал вслушиваться в ответ. – Понял. Так точно!

      – Пройти можно, товарищ прапорщик? – спросил Алаторцев, после того как дежурный положил телефонную трубку и уселся молча на стул.

       – Никак нет, товарищ полковник, ожидайте, вас позовут! – казенным голосом проговорил дежурный. – Присаживайтесь на стул, у окна!

       Ожидание затянулось на два часа. Наконец, прозвучал телефонный звонок и дежурный сообщил Алаторцеву: «Поднимайтесь на второй этаж, вас там, уже ждут!».

       В коридоре второго этажа, возле таблички «Место для курения» стоял человек в штатском костюме, восточной внешности и нервно курил сигарету. Завидев Алаторцева, мужчина бросил недокуренную сигарету в урну и пошёл навстречу. В левой руке у него была чёрная кожаная папка, которую небрежно сжимал двумя пальцами.

      – Здравствуйте, товарищ Алаторцев! – мужчина протянул вперёд правую руку. – Майор Каболов! Давайте пройдём в Красный уголок, там нас никто не потревожит. Прошу сюда!

       У Петра Вениаминовича отлегло от сердца: «Значит, вызвали не по делам моей бывшей службы, раз приглашают к разговору не в кабинете, а в зале, где проходят партийные собрания и торжественные мероприятия в честь многочисленных советских праздников». Когда рассаживались за столом президиума, полковник Алаторцев снял шинель и каракулевую папаху с голубым верхом, обнажив седую голову.

       – Жарковато тут у вас, товарищ майор! – проговорил Алаторцев и, усевшись на мягкий стул, задал наивный вопрос. – Какой интерес возник у конторы к старому лётчику?

      – Разговор пойдёт о вашем отце, Вениамине Василисковиче Алаторцеве! – ответил чекист. – Что вам известно о его судьбе?

       – Собственно, почти ничего! – ответил Пётр Вениаминович. – В самом начале войны его мобилизовали в Трудовую армию, где он работал на стройках народного хозяйства. В конце 1944 года прислали похоронку, что умер от туберкулёза. Место конкретного захоронения не сообщалось, но письмо было из Сибири. Вы хотите сообщить какие – то подробности?

       – Ваш отец умер не от туберкулёза и не в Сибири! – заявил майор Каболов. – Вот, его наградной лист, ознакомьтесь!

       – Красная звезда, два ордена Красного Знамени, орден Ленина, – начал перечислять полковник Алаторцев. – За успешное выполнение специальных заданий командования! Так, это мои награды! Причем тут, мой отец?

       – Нет, это награды вашего отца, майора госбезопасности Вениамина Алаторцева! – заявил Каболов и, вероятно, от волнения в его речи появился характерный восточный акцент. – В самом начале войны его привлекли к поиску и поимке немецких диверсантов и шпионов. Потом была служба в СМЕРШе. На всех этапах службы, его курировал комиссар госбезопасности Михаил Алексеевич Иванов, с которым они вместе и погибли, попав в засаду в окрестностях белорусского города Лида, в августе 1944 года. Комиссар Седой и майор Малин пали смертью храбрых, вступив в неравный бой с немецко – фашистскими диверсантами, в глубоком тылу советских войск. – Чекист вдруг замолчал, а немного погодя, спросил. – Я не сильно шокировал вас, товарищ полковник, таким известием? 

       – Признаться, не ожидал такое услышать о своём отце! – ответил Пётр Вениаминович, не сразу, и по его щеке покатилась скупая мужская слеза. – Продолжайте, я внимательно слушаю вас! Почему вы назвали фамилии Седой и Малин? Эти люди были вместе с отцом в последнюю минуту?

       – К сожалению, операции, в которых принимал участие ваш отец, до сих пор не подлежал разглашению, поэтому пока приходится довольствоваться услышанным, Пётр Вениаминович! – сказал в завершение беседы майор Каболов. – «Малин», был оперативный псевдоним вашего отца, под которым он фигурировал в документах СМЕРШа. После гибели комиссара Иванова, никто не знал, что майор Малин и Вениамин Алаторцев, одно и тоже лицо. Сам же Иванов проходил по всем документам, как Седой. В архиве, только сейчас рассекретили папку с документами, по которым и удалось установить истину. Такая вот, неприятная коллизия получилась. 

       – Жаль, конечно, что об этом стало известно только сейчас, – глубоко вздохнув, произнёс Пётр Вениаминович. – Но, лучше поздно, чем никогда. Внукам то, хоть, можно рассказать про подвиг деда, ведь, ни его жены, ни детей, кроме одного меня, уже не осталось на этом свете?

      – Конечно, Пётр Вениаминович! – утвердительно закивал головой чекист. – Всё, что Вы услышали и наградной лист, никакой тайны уже не составляют. Даже нужно рассказать внукам, чтобы помнили…

       Возвратившись домой, Пётр Вениаминович спросил жену, когда лучше собрать сыновей и всех племянников за одним столом, чтобы сообщить им важную новость о судьбе их деда Вениамина Василисковича.

       – Наши сыновья ежегодно на День Петра и Павла приезжают навестить родителей! – ответила Надежда Павловна. – Как никак, отец Пётр и дед Павел! У твоих племянников тоже дядя Пётр, но я не помню, чтобы они тебя поздравляли в этот день. Давай соберём всех на нашей даче…

      – 12 июля выпадает на четверг! – обрадованно отозвался Пётр Вениаминович. – Надя, ты просто молодец, что так быстро сообразила. Попрошу Александру, чтобы она уговорила братьев приехать к нам на дачу.

       – Вот, только Еленина дочь и не забывает нас, – ответила жена. – Шура, молодец, она и своих детей к нам привозит на выходные!

       – Да, мать, наши внуки с невестками предпочитают тёплое море Уралу! – с досадой проговорил Пётр Вениаминович. – Благо, хоть, сыновья заезжают на недельку, перед отдыхом на море.

      – Не ворчи, отец! – махнула рукой Надежда Павловна. – Войны нет и слава Богу! Снох и внуков, понять можно. На севере служат! Полгода ночь, полгода день. Два месяца лето, остальное зима. Сама за тобой по разным гарнизонам моталась и тоже на Чёрное море хотелось.

       – А мне, мать, после командировки на Кубе, море разонравилось! – серьёзно ответил Пётр Вениаминович. – Остров Свободы со всех сторон окружен водой и после первого месяца пребывания там, на языке стала выступать соль при виде морской синевы…

      В воскресенье, 25 февраля, позвонил Чесноков и торжественно известил, что вчера на Учредительном Круге Уральского казачьего общества были приняты Программа и Устав «Уральского городского казачьего историко – культурного общества», задачами которого должны стать изучение истории уральского казачества, пропаганда обычаев, праздников, обрядов, создание коллективов художественной самодеятельности и прочие.

        – Баев говорит, что пока следует на этом остановиться, а я считаю нужно продолжать работу по возрождению Уральского казачьего войска! – добавил Чесноков и спросил. – Ты, как считаешь, Пётр?

        – Прости Николай за прямоту, но Баев прав! – ответил Алаторцев. – Для молодёжи Уральска куда важнее изучать историю уральского казачества, чем обрядившись в старую дедовскую форму изображать из себя казаков…

      После телефонного разговора с Чесноковым, Пётр Вениаминович вспомнил, как перед командировкой на Кубу, гостил в Уральске у матери. Из низового посёлка приехал старинный товарищ отца Андрей Жигин, который за чаем обмолвился, что в Америке вышла книга нашего земляка Леонтия Масянова «Гибель Уральского казачьего войска».

       – Приврал, конечно, Масянов для красного словца, но в одном оказался прав, – загадочно улыбнулся Жигин и немного погодя, добавил. – Никогда уже не восстановится Уральское казачье войско. Как говаривал Евтихий Харитонович Дураков: «Уральское войско на крови зародилось, на крови и погибнет». Вещие слова старых людей.

       – Дядя Андрей, а кто этот старик был, Евтихий Дураков? – наивно спросил Пётр Алаторцев.

       – Балда ты, Петька! – засмеялся беззубым ртом Жигин. – Это же дед твой, родный. Самый уважаемый из старых людей был…

       – А кто такие старые люди? – не унимался Пётр.

       – У, это вроде старейшин, которые ведают всеми вопросами своего народа! – ответил Жигин. – Отец твой заседал в последнем Совете, а сейчас я один остался. Как помру, так закончатся старые люди на Урале.

       – Вот, это да! – удивился Пётр. – Честно сказать, впервые слышу про старых людей.

        – Неудивительно! – ответил старик Жигин. – После того, как поиски «другой» воды не дали результатов, было принято решение состав старых людей не восполнять и в дела новой власти не вмешиваться…

       В пятницу, 15 июня, во Дворце Культуры завода имени Ворошилова собрался Учредительный Круг Союза уральских казаков, на котором атаманом избрали потомка донских казаков Александра Качалина. В городе Уральске всё чаще можно было увидеть «ряженых» казаков, щеголявших в пошитых на свой вкус мундирах. Однако, общим атрибутом казачьей формы были малиновые лампасы и околыши на фуражках.

        – Сынок, – обратился однажды Алаторцев к ряженому казаку. – Твой дед какой же станицы был?

       – Мой дед пришёл в Уральск из села Талового, ещё до войны, а бабушка здесь родилась, в купеческой семье! – гордо заявил парень. – Родители мои родились и, уже, полвека живут в Уральске. Так, что я самый, что ни на есть, настоящий уральский казак!

       – Что же ты знаешь о жизни уральских казаков? – задал новый вопрос Алаторцев.

       – Казаки раньше хорошо жили, вольготно! – стал перечислять парень. – Бабушка рассказывала, что каждую зиму рыбу на Урале ловили. Атаман, по праздникам, устраивал смотры и парады возле Старого Собора. Вот, и я туда спешу, на молебен по случаю избрания войскового атамана…

       Вечером того же дня, Пётр Вениаминович позвонил Чеснокову и живо поделился своими соображениями относительно качественного состава Союза уральских казаков. Многие из его членов, вообще, не имели никакого отношения к уральцам, ошибочно полагая, что если они жители Уральска, то имеют право называться уральскими казаками.

       – Так, на предприятиях записывают в казаки всех желающих! – ответил Чесноков. – Оттого и состав такой разношерстный. Сейчас, главное, собрать как можно больше сторонников, чтобы на предстоящих выборах провести своих людей в Советы всех уровней. Образованием казаков решено заняться потом, после выборов. Уже и стариков наметили, которые выступят перед молодёжью с рассказами о старине глубокой.

       – Жаль, Николай, что ты меня не понял, – с досадой проговорил Пётр Алаторцев и, помолчав, добавил. – Похоже, что старые люди уходя в мир иной, унесли с собой и прошлое с его традициями и обычаями.

       – Ты знаешь, Пётр, я и сам не сторонник «ряженых» молодцов, но думаю, что явление это временное, а по – другому завлечь большую массу нашей молодёжи, никак не получится. – Чесноков замолчал, а подумав, продолжил. – Вот, и Юра Баев такого же, как у тебя, мнения. Ты, часом с ним, не заодно?

         – К сожалению, я с Баевым, вообще, не знаком, – ответил Пётр. – Но, его смелые начинания по развитию изучения истории уральского казачества, возрождению казачьих традиций и обычаев через фольклор, мне по душе… 

        В четверг, 12 июля, на дачу к Алаторцевым, в Учужный затон, съехалась шумная компания. Когда все расселись за столом, Пётр Вениаминович стал рассказывать собравшимся о последнем дне жизни Вениамина Алаторцева, завершив рассказ перечислением боевых наград своего отца.

       – Это получается, что дед наш героический мужик был! – сделал вывод Николай, младший сын Клеопатры.

       – Дед ваш не мужик, а уральский казак! – ответил Пётр Вениаминович и добавил. – Казак был, с головы до пят! Казаком родился, казаком и погиб!

      – Мой Славка с этими казаками, как с ума сошёл! – посетовал Борис, старший сын Клеопатры. – Из моего старого лётного костюма пошил себе форму. На штанах лампасы, на плечах погоны. Хорунжий, говорит, теперь я. Сейчас мечется, нагайку казацкую ему подавай! Срамота, одна!

       – Так, мы с Костей на севере давно наслышаны, что в Уральске казаки возрождаются! – включился в разговор Павел, старший сын Петра. – Говорят, что уже войско создали и даже атамана избрали!

       – Не войско, а Союз уральских казаков! – откликнулась Александра. – Но, настрой боевой! Атаман Качалин без стеснения стучится во все двери! Скоро и Москва о нём узнает!

      – Не хочу вас пугать, но Войско Яицкое, а позже Уральское, на крови зародилось, на крови и погибло! – проговорил Пётр Вениаминович. – Кто из вас готов умереть за возрождение казачьего войска?

       – Ну, дядя, ты и сказанул, умереть! – воскликнул Борис. – Уральск, слава Богу, не Приднестровье! Здесь все народы в мире и дружбе живут!

        – Там, тоже мирно жили до поры, до времени! – серьёзно ответил Пётр.

      – Насколько я наслышана, так казаки все не настоящие, а понарошку играют! – откликнулась Александра. – Перестройка буксует, в магазинах шаром покати, вот и дали народу свободу собраний, да в казаков поиграть разрешили. Мне женщине и то интересно, чем эта затея закончится?

      – За других говорить не стану, а в Уральске из этой затеи ничего хорошего не получится! – уверенно заявил Пётр Вениаминович. – Старых людей давно нет, а они завещали уральским казакам своё войско больше не возрождать!

      – Дядя Петя, разве такие отчаянные хлопцы, как мой Славик станут верить в сказку про старых людей? – вопрошающе произнёс Борис. – Да они в создании казачьего войска видят новую политическую силу, противостоящую Коммунистической партии! Жириновский в Москве народ зазывает, а казаки здесь, на местах. На окраинах тоже неспокойно, вот, и собираются казаки в общую кучу. Говорят, в Москве казачий съезд готовится…

       – Ну вот, слово за слово, уже и до политики добрались! – перебил двоюродного брата Константин. – Давайте поздравим нашего отца с его именинами, да выпьем холодной водочки под малосольный огурчик, а то превратили православный праздник в шумное партсобрание.

       – И то верно! – поддержала сына Надежда Павловна. – Подымайте ребята свои стопки, да закусывайте, чем Бог послал!

       Далеко за полночь, наконец, угомонились подвыпившие мужчины, повалившись спать, где попало. Благо, на даче у Алаторцевых было много таких «спальных» мест. Константин облюбовал широкую лавку в саду, а племянник Борис, положив свою лысеющую голову на руку, спал тут же, за столом. Все сыновья и племянники Алаторцевых спокойно спали, даже, не подозревая в самом страшном сне, что через полтора года от страны под названием СССР останутся одни колючие осколки.
        Для Петра Вениаминовича было особенно не понятно, как могучую сверхдержаву можно было без войны развалить за считанные дни. Новое объединение, громко названное Содружеством Независимых Государств, не давало ни общего гражданства, ни свободного перемещения между государствами. Последней каплей стало введение национальной валюты. Надежда Павловна предложила мужу переехать в Саратов, с которым её связывали воспоминания школьной поры и годы учёбы в институте.

       – Ну, что же, Надя, поехали в глушь, в Саратов! – шутливо воскликнул Пётр Вениаминович и, уже серьёзно добавил. – Предки мои, когда – то с Волги на Яик пришли, видимо, пришла пора назад отправляться…

      Племянник Борис нашёл выгодный обмен с одним инженером – казахом, которому предложили хорошую должность в Уральске. «Двушка» в центре Уральска на «двушку» у Сенного рынка в Саратове, о таком обмене можно было только мечтать. Сборы были недолгими, так как дачу решили оставить, чтобы приезжать летом на Урал. Всё бы ничего, но многие родственники и друзья посчитали переезд Алаторцевых в Россию, чуть ли не предательством родины. Какой, именно, родины никем не уточнялось, но, душещипательные разговоры на эту тему, затихли только после кончины Петра Вениаминовича.