Спасательный круг или shit doesn, t sink

1.
Поручик корпуса корабельных инженер-механиков Черноморского флота Жюльен Расстегаев, курчавый молодой человек, с аккуратными, щегольскими усиками, и очаровательной родинкой, похожей на индийский тилак, на лбу, проснулся среди ночи в скверном расположении духа и плоти. Расстройство плоти породило уныние духа, а не наоборот. Он взглянул на хронометр. Два часа! Сон окончательно покинул его.
Вот уже четвертые сутки его мучал constipation, иначе, попросту говоря, по-мужицки - дисфункция кишечника, характеризующаяся затруднением отвода фекальных масс, коих в животе Жюльена похоже, скопилось, как в трюме сухогруза, ужо добрых пару баррелей. За это время, он принял внутрь себя с неумолимым отвращением изрядное количество касторки и слабительных средств, но кроме жуткого, непрерывного, зловонного метеоризма это ни к чему не привело. Рас стегаев ощущал себя никому не нужной скважиной природного газа. Он поднял свой изнуренный запором взор на иллюминатор. Капли дождя стекали по стеклу. За иллюминатором буйствовала октябрьская, океаническая хлябь. Природа плакала, прощаясь с ласковым, нежным, южным летом. 


- О! Нептун! Зевс! Иегова! Ну, зачем! Ну, пошто я дал согласие графу Успенскому, на эту безумную затею: пересекать Индийский океан на этой старой посудине «Святая Мессалина» в такую непогодь? – ругал он себя вслух, - Эх! Сидел бы у себя в крымском имении, на веранде, пил бы чай с малиной, а дворовая девка Палашка, ублажала бы меня справными, покорными телесами, персями да лоном курчавым, маслами да благовониями.
Поручик нехотя восстал с одра, и, кряхтя, словно старец, надел мундир. Посидел на всякий случай пару бесполезных, неэффективных, минут в гальюне, на стульчаке. И, не дождавшись забытых, желанных позывов плоти, он уныло, по-мужицки, словно конюх Пахом, хряпнул бокал рейнвейна и, не закусив, вышел вон.
Четким, строевым шагом, кобенясь и дурачась для поднятия духа, промаршировал он по коридору, и поднялся на кормовую палубу. Было стыло, темно и зябко. Капли дождя подали Расстегаеву на лицо. Но, чу! Что это? Похоже, он здесь не один восстал он дремы бесполезной! Под брезентовым навесом, в плетеных креслах, заметил он фигуру человека. Да нет же! Нет! Не просто – человека! Это была женщина! Да нет же! Нет! Не просто женщина! Богиня Артемида-любодеица! Она перстом своим прекрасным в носу искала липкий изумруд. Узрев поручика, из носа извлекла, смутясь, свой перст и длань свою сокрыла спешно в норковую муфту.


Ах! Какой невероятный поворот! Жюльен сметливо ее приметил еще в порту Виктория. И сразу признал эту богиню. Это была восхитительная Адэлаида Пещерская: великая, неподражаемая, актриса немого кино, неприступная, недоступная красавица. О! Сколько раз в имении своем, в тиши благоуханной сада овладевал он этой красотой рукой своей безопытной, нетерпеливой!

Ее сопровождал супруг, князь Пещерский, кряжистый, одутловатый, пузатый, пожилой генерал, с пышными бакенбардами. И еще толпа восторженных, местных поклонников, африканской нации, человек, примерно десять. Позже, уже на корабле, Чпоков встречал ее в ресторации, на торжественном обеде, в честь Дня ангела Адэлаиды Пещерской. О! Как она была прекрасна! Да. Она была уже немолода, но статна и величественна, словно царица Нефиртити. Она слегка раздалась в бедрах, талии и в персях. На щеке выросла бурая, волосатая бородавка, словно бесценная жемчужина. Некогда огненно-рыжие волосы ее изрядно поседели, передели, пожухли, словно прошлогодняя трава. Но зрелость лишь украшала ее, словно новогоднюю елку, и придавала сказочный, неземной шарм. Теперь она предстала повелительницей, непревзойденной властительницей умов и сердец, княгиней, Адэлаидой Кузьминишной Пещерской. Несколько раз взгляды княгини и поручика пересекались, словно кометы, метеориты и планеты. И молодому офицеру на миг чудилось, что в этом взгляде игривым мотыльком, падающей звездой, мелькнул женский интерес, симпатия, божественное и в то же время дьявольское влечение.
Поручик, поборов смущение, несмело подошел к навесу. Набравшись духу, вопросил несмелым гласом:
- Вечер в хату… э… вы… хм, кха-кха…. я не смею… блюсь… запицюлю… Я это… Как бы… И вам не спится, мадам? Прекрасная ночь не так ли? (Впору было бы спросить: «Не коварный ли запор прямой кишки выгнал вас в промозглую ночь, мадам?» подумал озорно Чпоков, подавив ироническую ухмылку.)
- О, да. Волшебная ночь. Дождь, слякоть, ветер, холод. – с чарующей, манящей улыбкой согласилась Адэлаида.
- Не помешаю, мадам, если присяду рядом с вами и помолчу?
- Отчего же. Небеса взирают на всех с одинаковой благосклонностью и божественною лаской…
- Поручик Жюльен Расстегаев! – представился он, прищелкнув каблуками.
- Да, да. Я слышала о вас, поручик. Как же, как же! Нашумевшая история. Лет десять назад вас исключили из пажеского корпуса за аморальный поступок. Об этом писали «Отечественные записки» и «Русский инвалид». Там, на первой странице даже был ваш дагерротип. Как же это вам тогда пришло подобное бесстыдство в вашу юную голову?
- Пассаты. – произнес смущенно поручик, незаметно вдыхая сладкий, зовущий аромат пачулей, исходящий от Адэлаиды Кузьминишны. Краешком глаза он любовался этой царицей. О том, давешнем, страшном, сраме он старался не вспоминать. О! Как только небеса не упали на него от стыда! Тогда, в казарме пажеского корпуса, он не вовсе хотел принимать участие в той случайной оказии: извращенной языческой мистерии. Но вино ударило в мальчишеский мозг и подавило рассудок, разбудив блудный порок. Да и учительница немецкого языка, была не против этой оргии. Сама, по доброй воле, пришла в казарму. Вид кружевных панталон и белых, трясущихся ляжек немки свело Жюльена с ума. Воспитанники Пажеского коропуса, будущее Российской Империи, с усердием, достойным боле благородной цели, попирали ее по очереди, с юношеской искренностью и пылом, пока не явился дежурный офицер.


Из Пажеского корпуса отчислили всех участников варварского, языческого действа. Многие, правда, благодаря ходатайству самого Государя, через год восстановились и сделали блестящую карьеру на службе Царю и Отечеству. Но Расстегаеву, отчего-то, не простили разнузданного разврата в священных стенах пажеского корпуса. И ему пришлось вступить рядовым в гвардейский полк. Потом унтер офицером служил в Финляндии и даже отличился в бою: спас от пули командира, полковника, графа Задувайло. Смыл позор юности и поставил героическую точку в той истории.
- Что, простите? – не поняла Адэлаида Кузьминишна.
- Это пассаты! Здесь, в этой части Индийского океана, в эту пору господствуют пассаты и выпадает максимальное количество осадков.
- О! Вы ведаете про все причуды Индийского океана?
- Я смотрел все фильмы с вашим участием. И всегда восхищался вашей игрой. И не только игрой…
- Ах, оставьте, поручик. Довольно! Полноте вам уподобляться толпе. Я устала слышать одно и тоже. Давайте лучше о пассатах поговорим.
- Пассат – это неприятный ветер, перманентно дующий между тропиками круглый год. – покорился кокетливому капризу актрисы поручик, - В Северном полушарии с северо-востока, а в южном…
- Ха-ха-ха-ха…. Я пошутила, не надо о пассатах. – рассмеялась Пещерская.
- Тогда, может быть о муссонах? – оживился поручик.
- О Массонах? О. нет! Довольно, глупыш. Мы в океане! Волшебная ночь посреди водной бездны…. Отчего у вас такое смешное имя – Жюльен?
Он почувствовал, как рука актрисы, как бы случайно, коснулась его руки. Он жадно ухватился за нее, словно утопающий за соломинку. Тогда он еще не знал, что очень скоро ему наяву понадобится волшебная, спасительная соломинка. Он заговорил торопливо и страстно:
- О! Мой папА очень любил жюльен из каплунов. О! Как чудесно, что, с подобной плотской страстью, не любил он хрен. Представляете: как бы сегодня звучало мое имя? Я влюбился в вас по уши после фильмы «Тысяча и одна ночь». Я утонул в ваших глазах и погиб….
- Ну вот! Опять! Ну было уже все это, поручик. Было!  Было! Было все это! Как банально, однообразно, наиграно и пошло! Как в дешевом кино! – застонала актриса, трагически воздев руки к небесам - Вы давно плаваете?
«Плавает говно! А мы – ходим!» - промелькнула в голове у Расстегаева старая морская мудрость, но он не стал ее цитировать. Но восторженные уста его уже глаголили стихами.
Мчимся. Колеса могучей машины
Роют волнистое лоно пучины
Парус надулся. Берег исчез
Наедине мы с морскими волнами
Только что чайка вьется над нами
Белая, рея меж вод и небес
Нужды нет. Близко ль далеко до брега.
В сердце к нему приготовлена нега
Вижу Фетиду: мне жребий благой.
Емлет она из лозоревой урны
Завтра увижу я башни Ливурны
Завтра увижу Элизий земной

- О! Вы любите поэзию? – брови царицы кино в преувеличенном удивлении взметнулись ко лбу и скрылись в глубоких браздах морщин.
- Страстно, и бескорыстно! – пылко вскликнул поручик, целуя кончики пальцев княгини.
- Так почитайте, что-нибудь из своего.
- Так вот же я прочитал…
- Ха-ха-ха-йо-хо-хо…. Шалунишка! – театрально рассмеялась актриса, откинув голову назад, - Эта поэза, если вы не знаете - плод гениального ума Евгения Абрамовича Баратынского! Его удивительное, предсмертное стихотворение «Пироскаф». Негоже вам присваивать авторство гения! Вы – игрец, однако. Ой! Что вы… Несносный! Ну, Поручик…. О! Безумный! Уф! Пустите, не надо, - слабо, неискренне, и скорее, из дамского, ложного этикета, прошептала она, почувствовав проворную, дрожащую от нетерпения, руку молодого офицера, словно тать, дерзко проникшую под тюрнюр. Губы их внезапно, бесконтрольно слились в страстном, юном, неуправляемом, неистовом поцелуе. Поручик сильным, ловким движением, рывком поднял с кресел дородную княгиню, и споро развернул, словно избушку на курьих ножках, к себе задом. Закинул на голову гениальной актрисе накрахмаленные юбки, спустил кружевные панталоны. Из долины любви повеяло кислым Раем. Он с трудом достал свой восставший, срамной, яшмовый, детородный Приап и…


- Что-о-о-о-о? Ах вы! Это что за… Хамы! Да вы что тут… - раздался вдруг громовым раскатом хриплый голос откуда-то сверху, словно с затянутых тучами небес. Сверкнула молния, осветив на секунду искаженный праведным гневом лик, морду, харю, обрамленную седыми бакенбардами, князя Пещерского. Поручик Расстегаев запоздало почувствовал, как старческая, жилистая, проворная десница, грубо схватила его за шиворот и рывком, бесцеремонно, швырнула тело офицера на палубу. Поручик, в спущенных штанах, беспомощно споткнулся о канат, чертыхаясь, плюхнулся всей своей ладной плотью на дощатое покрытие, словно смачный матросский плевок.
- Это не то, что вы подумали! – воскликнул Расстегаев, натягивая портки, пытался подняться с палубы. Княгиня смущенно, оправляла оскверненные похотью ризы. Точным, мощным ударом сапога в подбородок морского блудодея, генерал вновь опрокинул поручика на палубу.


- Сука такая, говнявая! Говно засратое! Вот тебе! На-кося, говно пердяшное! Выкуси! О ясуми насай! Кия! Саёнара! На тебе! Получи, сволочь узкоглазая! Так, сука, в 1904 годе в Порт-Артуре я мочил вас, косоглазых япошек! – тяжело дыша, приговаривал генерал, кружа, словно хромой вихрь, вокруг поверженного врага, нанося ему ножные удары сапогами по почкам и по многострадальному, погрязшему в пороке блуда, паху. Затем он схватил обмякшее тело офицера и прислонил к фальшборту.
- Ха-ха-ха! Сейчас ты отправишься кормить белых акул! Говнюк пердовый!
О! Поручик в то же мгновение, с ужасом представил себе страшную длинно плавниковую океаническую акулу, опасную серую, голодную тигровую, свирепую белую акулу, стаями бороздящих Индийский океан, беспощадного синекольчатого осьминога, смертельную тридактну, ядовитых медуз… Он знал об опасностях Индийского океана не понаслышке. В прошлом годе у берегов Танзании на его глазах серая акула съела боцмана Допекайло, решившего на спор, на бутылку рома, поплавать в водах Индийского океана. Проспорил в тот раз боцман. Но священный долг пари не вернул. Не смог.
- Умоляю, ваше высочество…. высокопреосвященство…. Я боле не буду…. – просипел поручик, пытаясь, ставшими ватными руками, ослабить шейный захват.
- Евгений Карлович! Не надо! Будьте милосердны, как Христос! Возлюбите врага своего! Отпустите его! Он не хотел…. – заломив руки, как гитана, вскричала княгиня, церемонно преклонив пред ним колено, как пред штандартом, на воинской присяге.


- Ах! Что вы говорите? Он не хотел? – удивленно воскликнул князь. – Какая досада! Извините, ради Бога. Неувязочка вышла….  Я ошибся! Мне показалось…. Я возлюбил его уже, как самого себя! Он же – не хотел! Но позвольте: А, скажите на милость, кто же тогда - хотел? Я – что ли - хотел? – князь надавил на горло поручику, отчего тот изогнулся, как цирковой гимнаст. Тело его безвольной макарониной повисло над пучиной океана.
- Евгений Карлович! Помилуйте! Он же утонет! Ну, хотите: я вам сделаю феллацио! Как вы любите! – простонала Адэлаида Кузьминишна, закрыв лицо руками, как ее героиня в нашумевшем фильме «Чио-Чио-Сан».
- Заткнитесь вы, еб...я сучка! – прохрипел генерал, и с неестественным, гортанным кличем: «Говно не тонет!» толчком безумным отправил офицера в последний поход, в Индийский океан. «Пей-де-ра-а-а-а-а-ст!» только и успел прокричать во время короткого стремительного полета поручик корпуса корабельных инженер-механиков флота Жюльен Расстегаев, курчавый молодой человек, с аккуратными, щегольскими усиками, и очаровательной родинкой, похожей на индийский тилак, на лбу. Князь, склонившись за фальшборт, проводил взглядом летящую тушку офицера, беспорядочно размахивающего руками и ногами, словно пьяный ярморочный Петрушка.


2.
«Говно не тонет!» - разносился по Вселенной яростный рокот из взбешенной гортани беспощадного Князя Пещерского. Это были последние слова, которые слышал на лету поручик Жюльен Расстегаев, прежде чем волны Индийского океана поглотили его тело. Однако холодная вода в одно мгновение привела его в чувство, и отважный офицер, согласно инструкции, собравшись с силами молодого организма, стал изо всей силы грести руками, ногами, плечами, афедроном и даже головой, в сторону, прочь от судна, дабы его не затянуло инерцией под гребной винт. Расстегаев вынырнул, с победным криком воина-гладиатора, выдохнул оставшийся воздух, и огляделся. Черный силуэт «Святой Мессалины», мерцавший тусклыми огнями, уже казался недосягаемым призраком.
- Помогите! – крикнул зачем-то поручик. Крик получился тихим и жалобным, как блеяние жертвенного ягненка.
Кричать было бесполезно. Огоньки корабля спокойно удалялись от него с устрашающей скоростью. Вместе с ними исчезала и последняя надежда на спасение. Конечно, его никто не хватится до утра. Поищут, поищут, да и успокоятся. Найдут в его каюте спрятанный ящик Рейнвейна, недопитую бутылку, стоящую на рундуке, и напишут в судовом журнале: «Поручик корпуса корабельных инженер-механиков Черноморского флота Жюльен Расстегаев упал с кормы за борт, в Индийском океане, у берегов острова Сокотра, (находящегося под Британским протекторатом), будучи в нетрезвом положении, мертвецки, в жопу пьяным»


Расстегаев немного успокоился, насколько это психологическое понятие вообще уместно употребить для описания человека посреди бушующего океана. В конце-концов, это закон Кармы, думал Жюльен, и его следует принимать со смирением. Поручик, для начала, провел беглую рекогносцировку. Итак: «Святая Мессалина» шла мимо Сокотры, которая оставалась слева от нее. До него не менее пяти миль. Следовательно, надо плыть перпендикулярно направлению исчезнувшего во мраке судна. Поручик, энергично работая руками и ногами, саженьками поплыл в сторону спасительного острова. Шторм, тем не менее, крепчал. Капли дождя хлестали по глазам. Погода, явно была не на стороне поручика.
Но, к счастью, океанские волны совсем не такие злобные, подлые, мелкие, истеричные, как в морях. И уж совсем не такие бешеные и пенные, как любил изображать их на своих картинах художник Айвазовский. Будучи огромными, страшными и высокими, они все же не буйные, сумасшедшие безумцы, а медленные, сытые великаны. Они то возникают над тобой, словно горы, вознося тебя на свои вершины, то медленно спускают тебя с покатого склона горы. Они не накрывают тебя с головой, а просто качают, как равного им младенца.


Акулы? Да, это возможно. Они могут почувствовать кровь человеческую. Но в шторм они уходят в глубину.  Да и осьминоги тоже, поди, спят. Но что это?
Неожиданно Расстегаев почувствовал долгожданные, желанные, любимые и наконец-то непреодолимые позывы естественного свойства. Очевидно это случилось от пережитого потрясения об палубу «Святой Мессалины». «Ну, где! Где вы были? Где вы были, когда я страдал без Вас от боли и одиночества, в каюте запершись?» - в яростном отчаянии простонал обвинения позывам Расстегаев. Он почувствовал, как несдерживаемая, горячая вязкая масса фекалий, вулканической лавой, наполняет его промокшие рейтузы.
«Говно не тонет!» билась в мозгу мысль навязчивым громовым гласом князя Пещерского. «Вот! Вот оно – спасение!» - возрадовался поручик, словно Архимед в своей легендарной ванне. Теперь-то он точно доплывет, нет, не доплывет, а именно - «дойдет» до острова Сокотра! Он почувствовал, как его корма, переполненная горячими фекалиями, стала всплывать на поверхность, норовя взлететь, вознести его грешное тело в небеса, нарушив равновесие тайной Вселенной океана. Он перевернулся на спину. Стало намного легче. Он словно бы сидел на плавучей подушке, загребая руками, словно веслами.

Поручик, сконцентрировался, напрягся, и углубился в тенета своей памяти, пытаясь вспомнить уроки копрологии, которые преподавали юным слушателям на первом курсе Пажеского корпуса, и которые он с великим рачением систематизировал и хранил в анналах своего Сознания. Его Учитель, наставник, светило отечественной копрологии Феофликт Карпович Блудов, был копрологом, что называется: от Бога. Автор десятка книг, сотни статей, исследований, он был признанным авторитетом и в мировой копрологии. Его именем названы улицы в Лондоне, Риме, Калуге и Нижнем Новгороде.
Несмотря на то, что предмет, на первый взгляд, казался неинтересным и ненужным, профессор Блудов умудрялся сделать свои лекции интересными, содержательными, загадочными и живыми спектаклями. Он приносил на уроки уникальные образцы фекалий, коих в его коллекции было немало. (Там были фекалии Фомы Аквинского, Заратуштры, Франциска Ассизского, маркизы да Помпадур, Надежды Ивановны Нарышкиной, Жанны Д, Арк, Папы Бенедикта второго, Джордано Бруно, Моисея, Елены Прекрасной, Клеопатры, Ломоносова, Ахилла, Жозефины-Луизы Бальби-графини де Платен, Иезекииля, Гомера, Кюхельбекера, Лопе де Вега, Афанасия Никитина и самого профессора Блудова)

Он сумел разбудить в мальчишках живой интерес к познанию загадочной Капро-Вселенной.
Воспитанник пажеского корпуса Жюльен Расстегаев был не самый прилежный студент. Но лекции профессора Блудова он никогда не пропускал. Он пропускал их только через себя. Часто они с профессором Блудовым, оставались после занятий, чтобы закрепить знания. Однажды они даже тайком вместе поели говна, после практических, лабораторных занятий по капрофагии.


Однокурсники посмеивались над усердием Расстегаева в этой дисциплине и называли его презрительно: «Говновед». «Ну, зачем тебе это, Жюльенушка? Как ты применишь на практике эти ценные знания в своей жизни?» спрашивала его на сеновале любимая красавица, воспитанница Института Благородных Девиц, Аннушка Долгоудова, наслушавшись его рассказов о эзотерических тайнах капрологии. Но Вселенная подсказывала Расстегаеву, что эти знания ему всенепременнейше пригодятся и, возможно, даже спасут жизнь в трудную минуту. И эта минута наступила.
***


Сейчас, плывя («идя») по Индийскому океану по собачески, в штанах, полных вязкого, твердого, смрадного говна, поручик Чпоков пытался вспомнить и упорядочить те факты, которые он познал на лекциях. Сегодня они могут спасти ему жизнь! Перед его глазами возникли его аккуратные записи конспекта по капрологии.
Итак, что мы имеем: Фекалии человека, это - содержимое дистального отдела толстой кишки, выделяемое при дефекации. Состоят из 1\3 остатков пищи, 1\3 остатков отделяемого органа пищеварения, и 1\3 микробов и вирусов, 95% из которых мертвы.
Химических состав фекальных масс (на 0,5. кг) : Азот – 02 г. Вода – 48-200 мл. Жиры – до 10 г.
Калий – 7-12 мэкв. Копропрофирин – 200-300 мкг. Натрий 1-5 мэкв. Уробилин – до 280 г.


На каждый грамм сухой массы говна приходится порядка 100 млн. архей (Археи – особая группа древнейших микроорганизмов, которые населяют «экстремальные ниши, в которых отсутствует кислород) миллиона колоноцитов – эпителиальных клеток дрожжей, и других грибов. Одним взрослым человеком за год выделяется около 500 кг фекалий. Ого! Полтонны! Есть еще один повод для гордости! Эх! Еще бы научиться использовать это богатство для спасения утопающих! Или - в качестве энергоносителя! Чтобы улететь к Звездам!


Далее: Говно - это трехфазная коллоидная система: у него одновременно три фазы: твердая, жидкая и гаообразная. Плавучесть – обусловлено его плотностью. Мезоморфная масса говна заполняется газовыми. В воде постепенно пузырьки вытесняются, и говно вскоре может затонуть! При запорах, когда всасывание воды усилено, вес суточного кала уменьшается. Но в соленой, морской воде говно размоется и плавучесть исчезнет уже через пять часов.


«Вот! Вот что сейчас имеет значение!!!!» - не сдержав эмоций, воскликнул Расстегаев в восторге от свойств своей памяти, и от того - давнего, необъяснимого, юношеского, страстного влечения к древней науке - копрологии. Давеча он пережил долгих, мучительных, четыре дня запора! Значит мезоморфная масса в его штанах имеет сейчас наивысшую плавучесть. Надо успеть за пять часов доплыть до Сокотры. Говно поможет некоторое время, хотя бы в течение пяти часов, экономить силы. Поручик Расстегаев зачем-то поплевал на мокрые ладони и с неистовой страстью заработал руками и ногами. Теперь он твердо знал: Он достигнет спасительной, земли Сокотры!


Светало. Шторм стихал. Горы волн уменьшались, превращаясь в холмы и возвышенности. Ночной сумрак рассеивался и таял на глазах. Поручик корпуса корабельных инженер-механиков Черноморского флота Жюльен Расстегаев, молодой человек, с мокрыми, курчавыми волосами, и аккуратными, щегольскими усиками, с очаровательной родинкой, похожей на индийский тилак, на лбу громко расплакался от счастья, когда, оказавшись на вершине высокой волны, увидел вдали темную, неровную, гористую полоску земли, освещенную слабой, мерцающей полоской пробуждающегося рассвета. «Спасибо! Спасибо тебе, говно! Слався, во веки веков запор!» - шептали его посиневшие от холода уста. Он вдруг четко осознал, что наконец-то разгадал главную загадку Мироздания.

ЭПИЛОГ

- Так вы сериозно полагаете, что этот ваш бедолага Расстегаев все-таки доплыл до острова Сокотра, благодаря своему сомнительному «спасительному кругу»? – глядя из-под очков на странного посетителя, спросил редактор отдела беллетристики журнала «Русская мысль» Аристарх Платонович Сухостоев, откладывая рукопись и закуривая регалию.
- Я так не считаю: я это знаю наверняка, – ответил, сидящий напротив редактора элегантный мужчина, сорока лет, одетый в строгий, изящный сюртук модного покроя, - Поверьте, у меня на это есть достаточные основания. Поручик Жюльен Расстегаев добрался вплавь до южного берега острова Сокотра и прожил на, изолированном от цивилизованного мира, острове три томительных года.
- Простите, вы у кого шили сюртук? – вежливо перебил посетителя Сухостоев, бережно потрогав мануфактуру сюртука.
- В мастерской фабриканта Николая Ивановича Норденштрема. Комплект стоит 250 рублей. Владимирский прошпект дом четыре. Он – швед. У него, кстати, император приобретает военную форму на заказ и великий князь Сергей Александрович. Мы порой там пересекаемся. Коронационное платье для Александры Федоровны, это тоже он шил. Так вот. Корабли на Сокотру заходят редко. Туристам там нечего предложить. Он принял ислам, чтобы хотя бы немного ассимилироваться. Без этого ему пришлось бы совсем трудно. Женился поручик на юной островитянке, семитской крови. Родил двух чудных мальчиков. А два года назад вернулся в Россию на фрегате «Князь Пещерский». Здесь, в Санктъ-Петербурге он женился на вдове князя Пещерского, Адэлаиде Кузьминишне. Защитил докторскую диссертацию по теме «Актуальные аспекты эффективного использования отходов жизнедеятельности человека в народном хозяйстве России». Кстати, изобретенные и запатентованные им спасательные жилеты, с фекальными наполнителями, до сих пор успешно используются на многих военных кораблях Российскаго Императорского морского флота. Кстати. У берегов острова Сокотра на изнуренного поручика напала гигантская тигровая акула  и схватила офицера за афедрон, полный феодальных масс. Буквально через три секунды мертва туша огромного хищника болталось на волнах рядом с перепуганным пловцом. Для акул ф екали являются смертельным ядом. Сегодня фекалии с успехом  используются рыбаками Сокотра для ловли акул.


- Невероятно. Просто невероятно! Все это, конечно же, интересно, занятно, увлекательно, но уж больно похоже на сказку! Читатель просто не поверит нам! То есть – вам! – Сухостоев развел в недоумении руками. – Вот ежели бы какие-то, хотя бы, косвенные доказательства…
- Ха-ха-ха-ха…. - расхохотался мужчина, одобрительно захлопав в ладоши, - Браво! Брависсимо! Да что же тут невероятного, Аристарх Платонович? Это же обычная жизнь в самых лучших ее проявлениях! Удача сопутствует идущим, плывущим, бегущим, срущим, гребущим, загребущим! Ха-ха-ха-ха! Доказательства, говорите? Извольте! Позвольте представиться: Ваш покорный слуга: доктор капрологии, профессор Санктъ-Петербургскаго Университета, граф Жюльен Макаронович Расстегаев! Собственной персоной. - Он красивым, театральным движением головы, откинул непокорную, курчавую прядь со лба, наклонился близко к лицу редактора, демонстрируя родинку на лбу, - Вот тот самый природный тилак, о котором вы изволили читать в описании образа главного героя. А вот, ежели желаете – пашпорт могу продемонстрировать. Извольте! Можете взглянуть! Читайте вот тут: «Выдан на острове Сокотра! Протекторат Британской Империи»
Маленькие, слезящиеся глаза Аристарха Платоновича Сухостоева, под толстыми стеклами пенсне, округлились, норовя выпасть из орбит, делая его лицо похожим на морду вареного омуля.